ПОЧЕМУ У НАС ДРУГАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ?

Люблю я грусть твоих просторов,
Мой милый край, святая Русь.
Судьбы унылых приговоров
Я не боюсь и не стыжусь.

И все твои пути мне милы,
И пусть грозит безумный путь
И тьмой, и холодом могилы,
Я не хочу с него свернуть.

Не заклинаю духа злого,
И, как молитву наизусть,
Твержу все те ж четыре слова:
«Какой простор! Какая грусть!»

Федор Сологуб. Гимны Родине. 8 апреля 1903

Россия с Петра I подражала Европе, была с ней связана династически и культурно, Петербург отстроили в итальянском классическом стиле в противовес азиатской Москве, но страна так и не стала европейским государством. Политики и публицисты любят подчеркивать особый характер России, напирают на специфику российской цивилизации, но не могут объяснить, что это такое. Если специфика связана с православием, то куда девать ислам и другие религии? С гордостью твердят об огромных просторах, но это не цивилизационный признак. Можно было бы указать на евразийский характер, но тогда надо признать равенство всех культур, с чем не согласятся резвые патриоты. Особый путь России, который, по словам Тютчева, умом не понять и аршином не измерить, — что это? Куда это? Зачем в него верить? А может это тупик?

Европоцентризм глубоко проник в наше сознание. Даже те, кто ругает Запад, мыслят по-европейски, придерживаясь формальной логики и пытаясь все измерить аршином. А может, действительно, к России не применимы общеевропейские критерии, тогда какова ее особая логика? Если в России другая цивилизация, то собственно какая? А существует ли в принципе неевропейская логика? Нам трудно рассуждать без силлогизмов Аристотеля, вне геометрии Евклида и системы координат Декарта, мы следуем выводам Коперника и утверждаем, что Земля вращается вокруг Солнца, хотя наши глаза нам говорят о другом, а вся лексика пронизана выражениями, прямо противоположными: утром солнце «встает», ночью оно «садится» и на небосводе появляются звезды. Живем мы по Птолемею.

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ СТИХИЙНОСТЬ

«Здравый смысл говорит нам о том, что Земля плоская».
Альберт Эйнштейн

Мы, получившие классическое образование, предпочитаем устойчивые совершенные формы, пришедшие из Древней Греции и Древнего Рима. Наши вкусы и эталоны взяты оттуда. Эпоха Ренессанса развила до немыслимых высот древнюю культуру, она стала не просто образцовой, но и священной для всякого цивилизованного человека. Мы любую красоту соизмеряем с античными образцами и эпохой Ренессанса.

Древняя Греция — это не только Аристотель, Сократ, Платон, она замечательна разномыслием, породившем богатство философии и научных достижений. Демокрит, Гераклит, Архимед не вписываются в стандартное видение античного образа. Они рассматривали не твердые устойчивые тела, совершенство вертикальных линий, а потоки атомов, течение воды, движущиеся механизмы. Они изучали модели становления и неоднородности в противоположность устойчивому, вечному, тождественному, постоянному. «Все течет», — утверждал Гераклит. Их интересовали не параллельные линии и потоки, а криволинейные объекты, отклонения, формирующие спирали и турбулентности на наклонной плоскости. Они изучали превращения небольших скоплений (стай) атомов в крупные турбулентные множества, не твердые неподвижные вещи, а вещи-потоки. Это движение не от устойчивой сущности к вытекающим из нее свойствам, а от проблемы к происшествиям, обуславливающим и разрешающим ее. У них присутствуют любые виды деформаций, трансформаций, переходов к пределу, действий, где каждая фигура обозначает некое «событие», а вовсе не абстрактную сущность, не решение теорем, а изучение проблем, метаморфоз явлений. В этой науке нет ничего классического, скорее, отход от стремления выстраивать пирамиды, в ней стремление уловить характер бурной разрушительной стихии.

ПРЕОДОЛЕНИЕ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИЕРАРХИЧНОСТИ

Европейская цивилизация строилась, опираясь на достижения античности, — геометрическая вертикаль, незыблемая и величественная в своей строгости. На вершине иерархии, упирающейся в небо, восседает божество — Господь, фараон, жрец, король, Папа Римский, президент. В Средние века Европа жила, ощетинившись неприступными крепостями и феодальными замками. Между замками сновало в поисках поживы множество банд, далеко не похожих на благородных стрелков Робина Гуда. Вместе с укреплением королевской власти, банды на время исчезали, но вновь и вновь появлялись, ибо в природе человека заложена страсть порождать новые хищные стаи, будь-то для охоты, для войны, для борьбы за власть. Этот процесс не остановить, как не остановить саму жизнь.

...Блатная бражка, люд фартовый,
Кого на лажу не купить,
Умейте фрайера любого
За жабры иль хомут схватить,
Шмель, полный бабок, закосить
И с ним во что бы то ни стало,
Устроив шухер, понт разбить,
Чтоб не скривить в петле хлебало.

...

Принц, тот, кто шьется с блатарями,
Хоть у него в калгане мало,
Пусть земко стремит за
Не то в петле скривит хлебало.

Франсуа Вийон. Баллада на цветном жаргоне.

Современная цивилизация появилась как способ преодоления Средневековья. Поэтому сегодняшний день, будь-то Европа или другой континент, сравнивают со Средневековьем. Это отправная нулевая точка современной истории. Ни революции, ни мировые войны, ни другие события сами по себе не могут служить координатами отсчета. Так или иначе, нужно смотреть на изменения экономических отношений, государственных структур и ментальности по сравнению со Средневековьем — это дает нам ответ на вопрос: застряли мы в Средневековье со своими мазхабами или уже начали отсчет Нового времени.

Западный взгляд на другие народы, особенно в американской форме, откровенно высокомерен. Их считают стоящими на более низкой ступени развития. Им как бы надо дорасти до Европы. Сюда же относится и Россия, откуда европейцам всегда исходила угроза, вначале в образе Атиллы и Бату-хана, затем казаков, дошедших до Парижа, а в ХХ веке — от коммунистов. Конечно, были и готы, и викинги, да и германские племена были не подарком, но все они со временем ассимилировали и стали частью общей системы. Другое дело — татары с номадической ментальностью.

НЕТ КРЕПОСТНЫМ СТЕНАМ

Гунны и татаро-монголы не отличались такой же жестокостью, как викинги, ориентированные на тотальный разбой, но они несли с собой другую угрозу — переустройство системы, они с собой несли турбулентность, поток массы-энергии, разрушительной для государственных пирамид, они ломали шлюзы между государствами, перемешивали народы, уравнивали культуры и религии.

Татары в принципе не признавали крепостных стен, ведь, по их представлениям, мир должен был быть без границ, иначе татарские орды теряли свое преимущество: скорость и мобильность, благодаря которым они и могли побеждать. Татаро-монгольское нашествие разрушало властные пирамиды, создавало свободное пространство для обмена товарами, идеями и культурой. Открытость татарской культуры создала торговое пространство не только по всей Евразии, но и самые тесные отношения Золотой Орды с Европой через генуэзские и венецианские колонии на черноморском побережье. Европу пугала не столько жестокость татар (в то время жестокость считалась доблестью), сколько веротерпимость, ведь они не признавали верховенства Папы Римского. Номадическая культура и мышление слишком отличались от вертикально выстроенной иерархии властных и религиозных отношений европейских государств. Именно в этом виделась угроза.

Особенность европейского мышления заключается в том, что оно для каждого находит свое место, свою роль в жизни: по рождению, семейному воспитанию, образованию. Каждый выполняет свой долг перед государством, Господом, хозяином, родителями, семьей и детьми. Поведение европейца расписано по бою часов на Ратуше. Он встает, молится, завтракает яичницей с беконом и запивает кофе с молоком. Идет на работу, а вечером — в паб и за кружкой пива обсуждает последние городские новости, победу любимой футбольной команды. Его жизнь построена по прусской системе абсолютной бюрократии: за прилежание и обучение новым навыкам всегда гарантировано повышение по работе. При этом пастор из общины объясняет, почему добропорядочным прихожанам надо быть послушными божьими агнцами с тем, чтобы не оказаться в зубах серого волка, и почему разрушителям божественных пирамид — татарам — был объявлен крестовый поход Папой Иннокентием IV в 1234 г. Добропорядочные прихожане до последнего времени в молитвах просили Господа спасти от татар — исчадий ада.

Городские жители строили государственные пирамиды, а кочевые народы (степняки, торговцы, искатели приключений) их разрушали, но не потому, что они были по природе воинственными разрушителями, а в силу иной организации жизни. Только на первый взгляд кажется, что степная культура — это «машина войны». На самом деле, это разрушение преград для проявления человеческой энергии, соединение разнородных культур в едином потоке. У номадов нет крепостничества как социального института. Вопросы организации в отсутствии земледелия и привязки человека к конкретной территории решаются без иерархических пирамид.

ЦЕЛОСТНОСТЬ ХАОСА

Известный британский историк Лорд Актон (Джон Эдвард Далберг) говорил: «Ткань человеческих судеб ткется плотно, без пропусков; потому что в обществе, как и в природе, структура непрерывна...» Образ ткани, на первый взгляд, выигрышный символ, и он в определенном смысле плодотворен, но он не отражает турбулентные процессы, которые разрушают спокойное течение потока событий. У ткани существует система координат и каждая нить тянется в строго линейном направлении вдоль или поперек. Там нити не путаются, все строго, системно, симметрично. Но поток событий может стать водоворотом, где нет ламинарного течения. В этом случае нет строгой декартовой системы координат, а разрушительный поток готов снести все береговые постройки. Такую энергию можно обуздать только с помощью номадической культуры, и тут применим образ войлока. В отличие от ткани, в войлоке нет стройной структуры, но сохраняется целостность и функциональность. Шерсть в войлоке взята как будто из хаоса и скатана в полезный предмет: юрту, обувь, попону, ковер. Одна отдельная ниточка шерсти цепляется за другую, а та — за следующую, создавая целостность, но ее нельзя выстроить в линейную цепочку, как в случае с тканью, там нет четкой системы координат, к чему мы привыкли в рамках эвклидовой геометрии и классической механики.

Благодаря скорости и мобильности татары быстро собирали людскую энергию в нужном месте и в нужное время и добивались успеха. Это не варварство, не дикость, это другой, не римский, а евразийский путь развития. Такой путь не стоит ниже на эволюционной ступени, его нельзя назвать нецивилизованностью, это другой способ сборки человека, орудий труда, пространства, это превращение энергетических всплесков-сингулярностей в цепную реакцию. Если Европа благодаря Просвещению шла через классическое образование, выстроив целую систему первоклассных университетов, то евразийское, номадическое мышление шло через передачу знаний с помощью навыков. Для этого собирали, порой насильно, чаще добровольно, людей знания, ремесленников, зодчих и т.д. в большие города или даже просто держали в обозах в городах на колесах при передвижении на большие расстояния в бескрайних степях.

И впредь тебе стараться надо,
Не быть кочующим номадом.
Слов торопящееся стадо
Гони Поэзии оградам!

Давид Бурлюк. Книжная оседлость


Продолжение следует.