«НИКТО НЕ ДУМАЕТ, ЧТОБЫ СОЗИДАТЬ, РАБОТАТЬ»

— Юрий Васильевич, в этом году в состав России вошли два новых субъекта — Крым и Севастополь. Понятно, что теперь туда будут вливать много денег. Чем же тогда другим регионам будет выделяться?

— Я бы все-таки линию жлобства по отношению к нашим новым субъектам не культивировал, я против этого. Что бы мы ни говорили, но для такой большой страны, как Россия, это не те деньги, которые нас обвалят. Ежегодно утечка капитала — минимум 30 - 50 миллиардов долларов, в этом году планируется 70 - 100 миллиардов. У нас убита промышленность, мы не можем обеспечить экономическую самостоятельность 75 субъектов РФ, то есть они дотационные. Вопрос не в том, что Крым отбирает, а в том, что мы развалили экономику и убили регионы, я уже не говорю о 2 триллионах рублей официально имеющихся у регионов долгов. Поэтому ясно, что если к 2 триллионам долгов добавится 100 миллиардов из-за Крыма, то это явно не тот вопрос, который задает ситуация. Кстати, не забудьте и про 800 миллиардов долларов госдолга. Экономический удар по регионам задается не Крымом, а неправильной экономической политикой федерального центра.

— У дотационных регионов есть ли свой потенциал, который они могли бы реализовывать, не оглядываясь на помощь федерального центра?

— Мне кажется, вопрос ставится неправильно. Конечно, желательно, чтобы губернатор был умница, формировал мощную команду, мы должны стремиться к этому, искать лучших людей и готовить их. Но на самом деле нельзя отрывать регионы от федерального центра, как и муниципальные районы. Одна из трагических ошибок развала СССР и формирования нового федеративного государства заключается в том, что мы все разделили по трем уровням управления: муниципальный, региональный и федеральный. Разделив по самым благим побуждениям, мы в итоге пришли к тому, что у нас федеральный центр все сбрасывает на субъекты и районы, царствует и ни на что не обращает внимания, хотя забирает основную часть налогов, а потом спрашивает: «Почему это у вас там так плохо, никто не работает что ли? Какие-то вы тунеядцы». А если взять муниципальные образования, где 95 процентов дотационных, а у 80 процентов вообще нет бюджета, то есть место для бюджета есть, а денег там в казне нет, то тогда возникает ситуация, когда все отделились, федеральный центр олимпиады проводит, футбольные чемпионаты, а за экономику по сути не отвечает. Таким образом, слабость регионов определяется отсутствием у федерального центра мощных позитивных программ, сшивающих субъекты, районы и в конечном счете всю страну.

Простой пример — скажем, история с моногородами. В 2009 году во время первой волны кризиса всплыла тема — насчитали 330 моногородов, а у нас в стране чуть более тысячи городов, то есть треть всех городов — моногорода. Спасайся кто может! В итоге вместо того, чтобы создать мощную централизованную структуру, которая стала бы для этих 330 городов вырабатывать действительно инвестиционно-стратегические проекты, федеральный центр в 330 городов разослал суровые правительственные телеграммы, в которых потребовал через полгода прислать КИПы — комплексно-инвестиционные планы. А эти города часто по 5 - 10 тысяч, пусть даже 50 тысяч человек населения, где мэр занимается в основном канализацией, у него казна пустая, потому что стоит градообразующее предприятие, отсюда и проблема моногородов. То есть перепрофилирование моногородов — это жутко сложная задача мирового уровня, и ее смогут решить только несколько сотен собранных при правительстве РФ правильных человек.

Как же иначе? Только федеральный центр может решить эту задачу, потому что у него колоссальные доходы от нефти, колоссальные налоги, и он может взять и отделить одну тысячную часть от всех доходов, сконцентрировать проектно-разработческий и управленческий ресурс и всерьез взяться за перепрофилирование моногородов, то есть организовывать восстановление имеющихся предприятий или строительство новых.

Такой сложнейшей работой всегда у нас и в мире занимались элитные структуры, условно говоря, Сталин, Берия и сталинские наркомы, они создавали эти моногорода. А теперь каждому мэру с дырявой канализацией предлагают стать за полгода Сталиным, Берией и всеми сталинскими наркомами вместе. То есть перед нами главная проблема нашего времени — отказ федерального центра от того, что должен и может делать только он. Сбросил на «низы», а затем сидят с мудрым видом федеральные правительственные мужи и разглагольствуют: «Вот этот город прислал неплохой проект, да. А этот — не очень...» И что? Прошло пять лет, только денег минимум две сотни миллиардов растратили, а никакого принципиального сдвига в ситуации не создали.

Перепрофилирование моногородов — это жутко сложная задача мирового уровня (на фото вид на Набережные Челны и завод КАМАЗ)
Перепрофилирование моногородов — это жутко сложная задача мирового уровня (на фото вид на Набережные Челны и завод КАМАЗ)

— На одной из пресс-конференций один министерский чиновник поднимал проблему моногородов и рассказывал, что они решили сократить их число, а какие-то города и вовсе закрыть. Это выход?

— Нет. В 2009 году, когда эта тема появилась, то у нас министр регионального развития с высокой трибуны Госдумы при обсуждении этой проблемы сказал, что нам надо переселять людей туда, где есть рабочие места. Поразительные слова, поскольку у любого здорового человека сразу возникают два вопроса. Первый: а где это у нас есть рабочие места? Что-то есть в Москве, но тогда во время кризиса даже из столицы минимум 700 тысяч человек обратно в регионы выехало, спад. А министр регионального развития предлагает переселить куда-то. Марс? Венера? Второй вопрос еще смешнее — а сколько это будет стоить. А ведь это минимум несколько годовых бюджетов, то есть неподъемные цифры. Это просто означает, что вся страна 10 лет будет работать на переселение туда, где есть рабочие места, то есть на Марс и Венеру. Все, прекращаем есть, пить, а будем всех переселять туда, где есть рабочие места. Если бы подобное на уроке экономики или географии сказал 10-класник, то все бы смеялись и показывали на него пальцем. Поэтому все эти манипуляции с городами, все эти конкурсы, а теперь еще и сокращение списка моногородов — не более чем махинации для того, чтобы ничего не делая, снять с себя ответственность. Телеграммы разослали, а в ответ ничего не прислали. Игорь Шувалов так и сказал через год, после рассылки телеграмм: «Да они же ничего прислать не могут!» Не могут. И не должны. А зачем рассылали?

В очередную нынешнюю волну кризиса решили устрожить критерии отбора в моногорода — давайте с 330 до 100 доведем. Это все махинации, которые не решают вопрос, а перебрасывают все на муниципально-региональный уровень, либо ведут всякие игры со списками.

Есть сильные губернаторы, есть слабые, но в условиях, когда федеральный центр бросил страну, занимается чем-то «великим» и ни за что по сути не отвечает, то вопрос не в субъектах. При этом забирают около 60 процентов всех доходов в федеральный бюджет.

— Так может налоговая политика неверная?

— Страх не в том, что много забирают, а в том, что забираемое не претворяют в то, что должен делать федеральный центр. Пусть центр 70 процентов заберет, но он должен вернуть жизнеспособными проектами для тех же 330 моногородов. Пусть 10 моногородов, например, за пять лет переведет в новую ситуацию с появлением новых достойных рабочих мест, когда в город вдыхается новая жизнь. Проблема не в том, что федеральный центр берет деньги, а в том, что он эти деньги не отрабатывает. В стране есть одна проблема — никто не думает, чтобы созидать, работать. Все распределяют, хитрят, из 330 городов сделаем 100, из 100 — 130 и так далее — с утра до вечера. И нынешний чиновник в итоге — самая страшная профессия, потому что у него не остается ни времени, ни сил.

ГОРОДКИ ДЕМОГРАФИЧЕСКОГО БУДУЩЕГО ДЛЯ МНОГОДЕТНЫХ СЕМЕЙ

— В одном из своих проектов вы пишете о создании тысячи новых городов. «Неспособность политиков мыслить городами» — ваши слова. Зачем нам новые города, если мы не можем со старыми разобраться?

— Конечно, речь идет не о новых городах в чистом поле или в тайге. У нас по всей России чуть больше тысячи городов. Поэтому речь идет про обновление существующих городов, про то, что новые города — это обозначение, что внутри каждого города мы должны делать пусть маленький, но принципиально новый город. Своего рода плацдарм для постепенной модернизации затем всего города.

Конкретный пример с предлагаемыми нами городками демографического будущего, которые нужны для решения вопроса о бесплатном выделении инфраструктурно оборудованных земельных участков многодетным семьям. Например, в Волгодонске большой массив земли по решению местной власти вырисовывается как раз на границе города. В формальном плане это действительно будет новый город или, правильнее, городок — там сейчас ничего не застроено. Но смысл не в том, что мы один раз построим некий наисовременнейший город. Нет. Мы будем по-другому прокладывать инженерно-коммунальные сети, мы будем сразу закладывать социально-культурную инфраструктуру, думать о лучших учителях и врачах, о кадрах для нового города — то есть отрабатывать проектирование и строительство таких новых модельных городков, которые затем станут факторами модернизации и развития старых городов и районов, то есть выступят городками развития. Люди на этом городке будут овладевать новым подходом к инженерно-коммунальной модернизации, строительной технологии — как строить дешевле, лучше, качественнее. А главное, как правильнее организовывать жизнедеятельность, достигать наивысшего качества жизни. В этом плане эти городки выступают факторами модернизации и развития всего старого города.

— Почему был выбран Волгодонск?

— Так получилось, что на инициативу нашего института откликнулась Тамара Евгеньевна Лекарева — член родительского комитета Волгодонска. Она вместе с комитетом уже организовала народную инициативу, где нам стало понятно, с кем работать. Затем уже вместе с родительским комитетом обратились к мэру города и главе района. Пусть не сразу, но мэр города понял, откликнулся, а мэр района с готовностью присоединился, теперь идет совместный диалог и работа.

— Город, который вы создаете, предназначен только для многодетных семей?

— Уже сейчас понятно, что многодетные семьи будут составлять 35 процентов от всего городка. В самом Волгодонске 630 тех, кто встал на очередь, в районе до 500 — уже получается больше тысячи. Также просматриваются бюджетники, льготники. Как средство привлечения инвестиций, существенная часть — 20 процентов — коммерческое жилье, то есть для продажи. Там же создается богатая инфраструктура, богатая культурно-образовательная среда, в которую с огромным удовольствием вольются те люди, которые имеют возможность оплатить участки и жилье.

— Как многодетные семьи будут получать там жилье? Какие дома вы будете строить?

— По решению руководства страны многодетные семьи в России имеют право на бесплатное получение земельного участка, инфраструктурно оборудованного. Это значит, что должны быть подведены дороги и все было бы на участке готово: грубо говоря, вот розетка — подключай электричество, сюда труба — подключай газ, канализацию, свет. Дальше только дом строй. Другое дело, что на подавляющем большинстве участков сегодня в стране, к сожалению, ничего этого нет, но это прямое нарушение решения руководства страны и непосредственно «майских» указов президента. Это все бесплатно.

— Участок бесплатно. А где многодетной семье заработать на строительство дома?

— Помимо помощи родственников, это материнский капитал на третьего ребенка — на сегодня это уже более 400 тысяч рублей, весомо. Но есть два базовых главных момента — мы, прежде всего, обязаны организовывать достойную занятость, то есть глава семьи должен иметь возможность самому заработать на этот дом, и сам дом должен быть не только элитным в плане качественным, но и сверхдешевым — все это возможно. Мы сейчас рассматриваем дом 80 квадратных метров за миллион рублей, но он будет «растущим», то есть при возможности пристроят еще 30 квадратных метров. 80 квадратных метров, по сути, это качественный элитный современный дом. Все это сегодня возможно.

Еще в советское время существовали программы выделения стройматериалов, прежде всего дерева по льготным ценам, за полцены. Если правильно вести расчеты по оптовым поставкам, тоже будет снижение цены по сайдингу, полам и так далее. Это должна быть государственная программа и деятельность жилищно-строительных кооперативов многодетных семей, то есть мы должны не зарабатывать на этом строительстве, а, не ломая экономику, делать доступное жилье для многодетных семей.

Главное — возможность заработать главам семей. Это фундаментальный момент, потому что в городке демографического будущего надо думать о будущем — дети вырастают. Например, в Волгодонске мы собираемся поселить в новый городок демографического будущего 630 семей. Допустим, у них по трое детей — 5, 10 и 15 лет. Тому, кому 15 лет, уже через пять лет надо зарабатывать, тому, кому 10 лет, — через 10. Мы должны проектировать волны занятости, потому что условно сегодня работают 630 пап, а через пять лет появится еще 630 рабочих рук. В этом основной момент. Когда говорят о том, где брать деньги, забывают, что власть не делает главного — не предоставляет возможность зарабатывать своим честным профессиональным трудом. Дальше мы выходим к основной проблеме: если нет новой индустриализации, если нет массовых новых рабочих мест, то о чем мы говорим? А этого, опять же, без федерального центра не сделать. В лучшем случае, как в Калужской области, это будет отверточная индустриализация, а она невыгодна, потому что капитал утекает туда, где основное материнское производство, где конструкторы, инженеры, маркетинг, бренд, где работают создатели технологий. Расхваленный Volkswagen в Калуге — это обрубок Volkswagen, основная его прибыль не в Калуге, а в Берлине. Мы должны свои заводы строить на своих собственных технологиях, то есть восстановить технологический суверенитет, чтобы все пошло на благо людей. Без федерального центра тут не обойтись. Мы приходим к новой индустриализации как к обязательному элементу и в вопросе о том, как расселить людей, где взять деньги на дом.

— Вы сказали, что городок демографического будущего — это один из вариантов нового города. Какие могут быть еще?

— Самое простое — разные академгородки и наукограды. Напомню, именно Советский Союз — родина академгородков. Второй тип — под кластеры промышленного развития — промгородки, здесь они очень подойдут под перепрофилирование моногородов. Третий тип — городки, которые задают возможность для расселения ветхого и аварийного жилья. Когда говорят о расселении, то и сам термин лукавый — дело же не в том, чтобы расселять людей, надо еще и что-то построить, чтобы было куда расселять. Значит опять возникает вопрос: где будем строить? Либо мы идем по устоявшимся решениям с хрущобами и многоэтажками, либо мы идем по линии малоэтажного домостроения, так называемой ландшафтно-усадебной урбанизации.

«В ИННОПОЛИСЕ ПОКА НЕТ ГЛАВНОГО — НЕТ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИХ ИДЕЙ»

— В Татарстане строят Иннополис. Идея жизнеспособна? Поедут ли туда профессионалы со всей страны?

— Эта идея вне всяких сомнений жизнеспособна, хотя бы потому, что она не только на Татарстан, но и на группу регионов. Один такой они вытянут. Но что будет в итоге? Какую продукцию там будут создавать? Проблема связана с тем, что это так же, как советуют, наши горе-министры: «Открывайте, как у Артамонова, свой Volkswagen. 85 фольксвагенов не откроешь. И нужно ли их открывать, если они вытягивают общественные богатства из региона? Поэтому в Иннополисе пока нет главного — нет технологических идей, как и в Сколково. Думают, что если собрать вместе, в одно офисное поселение предприимчивых «головастиков» и бизнес, то что-то заработает, но это сказки, так не бывает. Бывает что-то полезное от конкретной идеи в форме проекта. В основе всегда личность, всегда сначала должен быть генеральный конструктор. Когда говорят, что мы создадим условия, и все будет процветать, это не просто глупая, но и вредная идея. Мы как страна, чтобы запускать новую индустриализацию, делать интересные городки, должны задать следующий шаг технологического развития мирового уровня. Мы должны через наше конкурентное преимущество — фундаментальную науку — задать горизонты на завтра и послезавтра, сказать, что будет завтра, а нашу талантливую молодежь направить на эти технологии со всей промышленной системой. Вместо этого берут и говорят: «Давайте сделаем Сколково, туда приедут иностранные профессора, они умные». Не бывает, чтобы появилось что-то из непонятно чего. Как один средневековый алхимик, умирая, в отчаянии написал, что золото можно делать только из золота. Так это про нас. Эти дурацкие завиральные фантазии, что надо создать условия для инвестиций, а кто-то придет и все за нас сделает, вместо того, чтобы говорить, что мы должны сделать. На мой взгляд, это самая вредная идея, которая умертвляет страну из года в год. Мы должны предлагать конкретные решения. Когда я говорю про тысячу новых городов, имея в виду обновление существующих, я готов по каждому городу давать конкретные решения уже сейчас. Каждый город уникален. Нужно предметно и персонально отвечать за что-то. Также у нас есть ясное понимание про сам метод городков развития на всю тысячу городов. А из самих условий ничего не бывает.

«МЫ ДОЛЖНЫ МЫСЛИТЬ ГОРОДАМИ»

— Вернемся к вопросу усадебной урбанизации. Недавно ЛДПР внесла законопроект про гектар земли для усадьбы. Эта идея отвечает вашим взглядам?

— Здесь опять забубенистные слова о хорошем. Я продвигаю альтернативную мегаполисной ландшафтно-усадебную малоэтажную урбанизацию, потому что мы должны мыслить городами и делать города — новые малоэтажные города. А что с гектаром от ЛДПР? Допустим, мне или вам дали гектар, я уже не обсуждаю, что где-то в тайге, а пусть даже в хорошем месте. Но что мы с ним будем делать? У нас даже времени до него доехать не будет. Это всего лишь популистские безответственные меры. То есть гектар сможет работать исключительно в системе новых городов и нового расселения. Пусть у нас на этом гектаре будет заниматься 2 процента населения, но чем? Может, какие-то новые системы непрерывного сельского хозяйства: тут у нас гуси пасутся, тут утки, а тут растет горох, и все в единой системе и процветает. Давайте. Но кто этим займется? Нужны технологии. Тогда нужен не абстрактный гектар, а, допустим, гектар пермакультуры. Тогда опять в Москве должен быть головой центр, расписывать кадры и спрашивать: «Ребята, кто хочет бросить все и посвятить этому всю жизнь? Мы вам даем гектар, руководство, помогаем семенами и так далее». Тогда понятно. А что с просто гектаром делать?

По сути, идею ЛДПР мы уже реализовываем. Когда Советский Союз распадался, то была идея все взять и поделить, в которой упрекали Советский Союз, а в итоге наши младореформаторы-псевдорыночники ее реализовали, потому что все земли поделили на паи. Мы все это прошли. Где «сладкая» земля около больших городов, около дорог, буржуи и спекулянты все эти «гектары» давно скупили. И сегодня ты уже не можешь земли нормально купить — спекулятивные цены. Получается, раздали гектар? Раздали. И даже не по гектару, а по 100 гектаров. А дальше к председателю колхоза и крестьянам приходил барыга и говорил: «Давай я тебе за 100 гектаров дам три тысячи рублей». А крестьянину, у которого зарплаты нет, это счастье. Поэтому возникает вопрос: зачем нужны безответственные вещи?

Ведь проблема совсем в другом. Повторю еще раз: в стране чуть ли не религиозный отказ от созидания. Я говорю это, а мне даже стыдно произносить, настолько это кажется очевидным и банальным. Но это не осознается! Но если посмотреть на любую ситуацию, то мы ведь и в самом деле ничего не создаем! Мы даже и не собираемся создавать. Мы только думаем, как мы обманем Запад, как уйдем от санкций, как продадим еще нефти, как на нее что-то еще купим. Но мы не собираемся ничего сами создавать!

Нам жизненно нужна новая индустриализация и возвращение населения к полноценному достойному труду с достойной зарплатой. И тут главное — инфраструктура. В 1995 году мне посчастливилось побывать в фермерском хозяйстве в центре Германии. Тогда уже 10 лет везде писали, стыдя наши колхозы и совхозы, что в Германии, мол, три фермера 70 коров содержат, а 70 русских Ванек не могут и трех коров содержать. Я посмотрел. Да, содержат. Первое, что обращает на себя внимание, — во дворе стоит Mercedes. Мне сказали, что такой автомобиль в Германии есть у двух категорий граждан — у банкиров и у крестьян. Я сразу представил нашего мужика из Кировской области и как у него Mercedes стоит. Дальше человек выходит утром, в белых перчатках, садится в свой трактор, который похож на Mercedes, и едет на работу по асфальтированной дороге. Проезжает метров 300 - 400 к кооперативному складу. Там уже сидят человек 20, расфасовывают, распределяют и на электрокарах подвозят. И вот этот фермер паркуется и смотрит в небо. Он еще до этого на компьютере заявку сделал — условно 200 кг семян пшеницы. Ему все это сгрузили, и он едет дальше к коровам. Коровам только что привезли «зеленку», скошенную кем-то другим. Фермер задумчиво потрогает, как травка по транспортеру идет, дальше выходит — уже 12, поработал, устал. Садится и едет домой. Реально двух-трех фермеров обслуживает 200 - 300 человек через кооперативы, создаваемую инфраструктуру, через тех, кто дороги делает, через тех, кто лоббирует законы о «мерседесах» для крестьян и так далее. Получается, что этот крестьянин в 100 раз более вооружен, инфраструктурно вооружен, чем наш. Представьте себе, что у вас, как журналиста, 10 корректоров, два сценариста, пять концептологов, целый институт — «фабрика мысли» — по разработке идей, которая бы советовала, какие наиболее острые и провокационные вопросы задавать и так далее. И наоборот, есть человек, которому никто не помогает, он один ходит по Москве, никто материал не принимает. И тот, и другой — журналист. Но второй журналист — это наш крестьянин, а первый — это их фермер. Поэтому вместо создания мощной структуры поддержки, инфраструктурной обеспеченности крестьянина, многодетной семьи и любого созидательного начала в нашей стране, идет болтовня и абстрактные идеи — всем по гектару. Вот пусть Жириновский берет гектар на Таймыре, надо ему там выделить, и едет работать. Так из Думы его не выгонишь. Для себя он, вероятно, только в Думе хочет гектар получить.

Есть еще один негативный момент — в инфраструктурной разрухе и неоснащенности выплывают последователи Владимира Мегре — автора, писателя, придумавшего мифическую Анастасию, которая обнаженная бегает по сибирской тайге, живет вместе с волками. У него идея родовых угодий — на этом гектаре мы должны посадить кедр, облагородить землю. На самом деле с внешней точки зрения идея хорошая — надо сажать кедры. Лучше кедры, чем сорняки.

Но сегодня после идеологии Мегре существует много поселений, куда матери с детьми приезжают, какие-то землянки роют, шалаши строят, на уровне 1943 года в Сталинграде они пытаются что-то организовывать, живут этой идеологией. Вопрос: это нормально? Наверное, есть какие-то люди, которые так могут жить. Но в целом это отказ от городской современной жизни, потому что государство не создает инфраструктуры и новые города. То есть это означает, что и Мегре, и ЛДПР — они все действуют в ситуации, когда государство и далее не собирается созидать, строить наисовременнейшие города и инфраструктуру для достойной жизни людей. Вот суть.

Вообще, свой дом сегодня — это как минимальное право дышать воздухом. Экономически это не составляет проблем. Я все время говорю про телевизор — у одного дома висит плазма за 250 тысяч, а у другого — за 4 тысячи телевизор. То же самое с домом. Особняк в 4 этажа с охранниками не можешь позволить, и слава богу, но качественный дом за минимальные деньги при правильной государственной организации не должно и не может быть проблемой, тем более в нашей стране. Но вместо этого одни собираются гектар раздавать, другие зовут в землянки. Но это и есть отказ от культуры, отказ от цивилизации, от нашей истории. С нашей мощнейшей промышленностью, созданием подводных лодок мы не можем наклепать дома. С моей точки зрения, это позор. Это показывает убогость тех, кто отвечает в стране за жилищное строительство, позор власти в целом.

Я в 2003 году с Александром Кривовым написал книгу «Дом в России» про ландшафтно-усадебную урбанизацию (ввел этот термин и продвигаю его), про то, что Россия может и должна стать малоэтажной, оставаясь городской, а каждый житель России получить возможность стать «помещиком». Нам намекнули, что, может, даже президент пойдет с такой идеей на выборы. Мы гордые и счастливые. Но не получилось, никто не пошел. Книгу с обещанным тиражом 200 тысяч издали в 5 тысяч экземпляров. В 2005 году я смотрю телевизор, выступает третье лицо в государстве и говорит, что мы должны делать ставку на малоэтажное домостроение. А я думаю: «Вот как мы дали! Человек уже в нашей вере!» А потом он говорит слова, от которых я чуть не упал со стула.

Оказывается, почему малоэтажное строительство? Потому что, по мысли высшего государственного мужа, государство может не вмешиваться в этот процесс, сэкономить деньги, а люди будут как-то сами строить. Топором в лесу рубить, строгать, народ созывать. То есть вместо того, чтобы государство создало центр, который выработает типовые три-четыре модели домов для страны, чтобы государство создало индустрию сверхкачественного и сверхдешевого малоэтажного домостроения, чтобы государство разобралось с землей, которая не обрабатывается, госмуж говорит, что малоэтажка — это хорошо, потому что государству можно не вмешиваться, не тратиться на это.

Разбирайтесь мол, сами. ЛДПР, Мегре, государственный деятель — у всех них на деле нет желания создавать. Они верят либо в какие-то чудеса, либо откровенно говорят, что мы не будем ничего делать, а вы приходите и голосуйте за нас.

«ДАЛЬНИЙ ВОСТОК ДОЛЖЕН СТАТЬ ПРИОРИТЕТНЫМ МАКРОРЕГИОНОМ»

— Ни для кого не секрет, что малые города, а тем более деревни, сейчас вымирают. Все оттуда бегут если не в Москву, то в другие крупные города. По вашему мнению, как можно остановить этот процесс?

— Только поднимая малые города, восстанавливая производство, создавая престижные авангардные индустрии для молодежи. И это должен делать федеральный центр.

— Вы говорите про города. А как же деревни, рабочие поселки?

— На Руси единицей расселения всегда был не город и деревня, а то, что сегодня называют районом. В Древней Руси это называлось погостом, то есть куда князь приезжал погостить, собирая дань. Погост — это базовая целостная единица. Проблема деревень с этим связана. Деревни во многом вымирают, потому что умирают малые города, не за что цепляться. Одно дело, когда есть город, есть маршруты к деревне, тогда можно жить. А когда малый город проседает, оттуда бегут в большой, а из деревни сначала в малый, а потом тоже в большой. Потому деревня — это вопрос опорной сети малых городов. Если начнем их поддерживать, целенаправленно под каждый город разрабатывать свой проект в системе единой индустриализации, то мы изменим мощность потока, когда все бегут, чтобы не остаться дураком. Когда бегут тотально — это значит, что место не предназначено для жизни.

Но есть еще один важный момент — вопрос, связанный с государственно-культурной политикой. Я уже 10 лет пишу, что Дальний Восток должен стать приоритетным макрорегионом. Слава богу, в послании к Федеральному собранию наш президент в декабре прошлого года сказал, что Дальний Восток — это приоритет на XXI век. Это то, что я продвигал — новую восточную политику. Я считаю, что это принципиальный момент. Мы должны поднимать статус мест. Если говорим, что в этих дырах жить невозможно, то люди даже в шикарных условиях не будут жить.

— Почему именно этот регион?

— По очень простой причине. Центр мира сегодня сдвинулся в Северо-Восточную Азию — по объему валового продукта, по обороту и так далее. А мы в этом регионе находимся своей самой неразвитой частью, тем более оттуда больше всего бежит народ. У нас получается, что чем восточнее, тем неперспективнее. А мы, наоборот, должны делать там форпост российского развития, иначе мы в конечном счете просто потерям эти территории геостратегическим, военным или экономическим путем. Когда люди считают, что территория — отстой, то в какой-то момент приходят люди, которые живут рядом и так не считают. Второй момент — колоссальное движение 300 лет на восток. Это уже инстинкт русских. Приамурью 150 лет, потому что только в XIX веке осваивали, строили города. Это регион, в котором мы показываем, кто мы есть. Не бывает так, что Москва вся почищена, помыта и пахнет хорошими духами, а по всей стране разруха, а в Новороссии еще и люди гибнут. Дальний Восток — регион вызова русскому народу. Этот регион сегодня самый центровой во всей мировой системе, где мы должны не количеством (1,5 миллиарда китайцев мы не переплюнем населением), а культурой, русской душой и духом. Главная сила русских — это любовь и широта души. Этим надо выигрывать. А мы чем выигрываем? На «Экспо» в Шанхае в 2010 году Россия сделала павильон, где главный герой Незнайка. Китайцы перевели как «маленький невежда». Незнайка — это, конечно, для русских хороший герой, но я бы не сказал, что он национальный символ. И вот получается, что главный герой русских на всемирном «Экспо» в Китае, где демонстрируют все свои достижения, возможности все страны мира, — «маленький невежда».

Мы должны геокультурно, спокойно восстановить свой статус в мире через действия на Дальнем Востоке, сформировать подъем региона.

— Мы должны и федеральный центр туда перенести?

— Я считаю, что надо его перенести на Дальний Восток в Амурскую область, в 30 - 40 км от космодрома «Восточный». Только тогда, уверен, мы сами и все на Земле поймут и увидят, что Россия восстановилась. Но в любом случае центр страны должен быть перенесен за Урал. Омск, Новосибирск, Новокузнецк, Красноярск... Сегодня мы видим, особенно после Олимпиады видно, Сочи, Москва, Санкт-Петербург — это не просто европейская часть России, это крайний Запад. Столицу надо переносить за Урал по массе причин: из-за часовых поясов, нам надо собрать новую элиту, развивать наш Дальний Восток и Сибирь. Дальний Восток геополитически — регион номер один. Второй — Сибирь и Центральная Азия. Это вопрос нашего выживания. Если мы не будем там царствовать и процветать, у России нет будущего. Нас тут запрут, потихоньку разделят и укокошат в этой замечательной, пока еще внешне процветающей Москве.

«В ДЕМОГРАФИИ У НАС САМАЯ БОЛЬШАЯ ПРОБЛЕМА — МУЖИКИ»

— В недавнем вашем интервью вы говорили, что вскоре Россия вымрет, идет тренд на умирание. Между тем чиновники постоянно докладывают, что рождаемость повысилась. Что нам с этим делать? Как переломить тренд на позднее деторождение?

— Только резким повышением рождаемости. Поскольку люди не свиноматки, то речь идет о многодетных семьях. Только культом семьи, культом многодетной и многопоколенной семьи, в том числе через расселение. Когда говорят, что на Кавказе повышенная рождаемость, потому что там ислам, то это не так. Главное в том, что люди живут большими семьями. Только многодетная семья с типом проживания квартира плюс дом. Нет ничего в этом фантастического. Нам надо в 7 раз (сумасшедшая задача, но мы обязаны ее выполнить) увеличить количество многодетных семей. И уже к 2035 году, иначе вымрем как народ.

— Как это сделать?

— Очень просто — повысить статус многодетных семей, сделать их новой элитой России.

— Какой толк от статуса, если никто и детей заводить не хочет?

— Толк колоссальный, поскольку тогда многодетность — это не просто дополнительные сложности, а, наоборот, возможности и всеобщий почет и уважение. А в демографии у нас самая большая проблема — мужики. Женщины к демографии не имеют никакого отношения. Каждая нормальная женщина, если есть нормальный мужчина и нормальные условия, и троих, и четверых родит, если еще и государство поддержит, и пропаганда идет. Проблема номер один — проблема мужиков. Мы потеряли мужчин в стране.

«МУЖИКОВ НИКТО НЕ НАПРЯГАЕТ»

— Куда они пропали?

— Они пропали не численно. До 30 лет количество мальчиков у нас больше, чем девочек, поскольку при рождении рождается их в соотношении примерно 105 на 100. Но большинство вырастает в неполной семье, это маменькины сынки, вырастают в идеологии унисекс, потребительства, а не ответственности. Ведь мужик должен быть немного простоватый, прямоватый, целеустремленный — и за родину умереть, и за семью постоять. Так устроена жизнь. А женщина должна украшать, показывать свои эмоции, свой нрав, «пилить» и прочее. А мужчина должен быть опорой.

Есть же наш выдающийся национальный архетип: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?» Рябина — женщина, а дуб во всех его смыслах — это и есть мужик. Их мы потеряли. Это огромная, колоссальная проблема в стране.

— Когда это произошло?

— Началось в 60-е годы. Кризис семьи, демографии, образования, когда из школ исчезли учителя-мужчины. Это проблема номер один. Поэтому необходимо военно-патриотическое воспитание, максимальное сохранение мужественности любой ценой, в том числе пропагандой против глупой эмансипации. Нужна колоссальная культурная программа, чтобы спасти страну от наличия таких лиц мужского пола, которые не мужчины.

— В таком случае это потребует слишком много времени. Куда нам сейчас спрятаться от западных ценностей?

— Эта программа недолговременная. На самом деле результата можно достичь очень быстро. Берем молодежь, начинаем серьезную индустриализацию, ставим дальневосточные проекты, более того Украина, война, нужна мобилизация. Мы и так довели армию до года, так давайте что ли до полугода доведем или курортного месяца в Ялте. Я не говорю, что армия все излечит. Но мужчина после армии все равно был другим по зрелости. Поэтому надо вернуть призыв в армию на два года, нужно жесткую армию по физической подготовке. Главное — боеготовность.

Все, о чем мы говорили, и про новую индустриализацию — это все про мужиков. Мужик должен отвечать за профессиональную эффективность. Еще одним элементом развала мужика была позднесоветская армия, когда началась дедовщина. С 70-х годов стали беречь боеприпасы. Но какая мотопехота, если человек не стреляет? Со снижением боевой подготовки в армии стало расти безделье и дедовщина, а матери стали думать, как отмазывать сыновей от армии. Мужик — это профессионализм, мужик должен показывать достижения, не важно, спорт, армия, инженерное дело и так далее. Его надо напрягать.

В 2008 году было 40 лет статье выдающегося советского демографа Урланиса, которая вышла в «Литературной газете» — «Берегите мужчин». Это было в 60-е годы, когда уже стало понятно, что что-то не так. Он написал, что есть женские консультации, а надо и мужские делать. Мужчинами, мол, тоже надо заниматься, и в целом надо мужчин начинать беречь. Статья в те годы произвела эффект разорвавшейся бомбы. Но когда меня «Литературная газета» в честь 40-летия выхода той статьи попросила написать свое отношение к ней, то я свою статью назвал прямо противоположным образом — «Прекратите беречь мужчин». Мужик — это расходный материал эволюции. Кто такой офицер? Ему сказали «Вперед!», а он должен идти и умирать. Он может 25 лет лежать на диване в армии, но его поднимают по тревоге — и на поле боя. Он не может сказать: «Я боюсь, там стреляют». Ты офицер, ты должен идти и умирать.

То есть мужчина, мужик ценен не тем, что он сохраняется. Казалось бы, парадокс. А все наоборот, если мы его сохраняем, бережем, дуем на него, что делают мамы в неполных семьях. Никого не обвинишь. Она не плохая мама, она переживает. Ребенок родился, а она уже хочет отмазать его от армии, которая будет через 18 лет, и начинает его так воспитывать. А к мальчику для его же пользы надо с самого раннего возраста предъявлять требования. На самом деле вопрос заново появления мужиков простой — надо всех мужиков напрячь, начиная с тех же вузов, где должна быть учеба. Не учишься — иди работать. Если человек не сдает экзамены, его тащат, но зачем это нужно? Должно быть отношение, что мужики должны прокладывать дорогу. Оказывается, что когда их не берегут, тогда и появляется вдруг мужественность мужчины, и много, а когда берегут, получается трагедия размужчинивания. Эта трагедия проявляется и в статистике. Есть термин «сверхсмертность молодых мужчин». Что это значит? Если взять европейскую смертность и привести ее к нулю, то с 25 до 40 лет у российских мужчин наблюдается горб смертности в отношение к европейской. Казалось бы, самый цветущий возраст, а мужчины мрут в пять раз больше, чем в Европе. Водка, несчастные случаи, самоубийства — вот поводы. Самострелы такие. Возникает вопрос: что с этим делать? Но причины гораздо глубже — их просто не напрягают. Дальше как Высоцкий пел в фильме «Вертикаль»: «Но нет, никто не гибнет зря, так лучше, чем от водки и от простуд. Другие придут, сменив уют на риск и непомерный труд, пройдут тобой не пройденый маршрут». На самом деле у мужика выбор простой — погибнуть от водки и простуд или от военного дела или тяжелой работы. Парадокс в том, когда военное дело и тяжелая работа, то они живут дольше. Эта тема предельно фундаментальная.

— Если напрягать мужчин, то через сколько лет появятся наконец настоящие мужики?

— Через полгода. Иногда даже в шутку хочется создать такую необычную партию «Каждой женщине — по мужчине». Девчонки в этой ситуации активны, всего добиваются, так и разрыв растет, потому что девушки начинают выполнять мужские функции и роли, сами себя кормят. А мужиков никто не напрягает.

Это надо сделать быстро. Это не вопрос шутливого разговора, а трагедия. Я наблюдаю в Москве, что 30 процентов молодых женщин находятся в сумасшедшем состоянии семейной неопределенности. Почему? Очень большое количество женщин к 32 годам уже не верит, что у них будет постоянная семья. В 30 лет они сами себя хоронят. Это серьезная социальная категория. Большинство приезжих, квартиру не купишь, со съемной квартирой непонятно. Люди подвешены в воздухе. А когда они начинают считать свои жизненные сценарии, то приходят к выводу: пусть будет хотя бы ребенок и пусть даже без отца. Начинается неполная семья с одним ребенком, а нам для полного воспроизводства нужны 2,5 на одну женщину, а у нас один ребенок — ребенок-император, как говорят китайцы. Эта модель начинает тиражироваться. А кого обвинить? Никто как бы не виноват. Это происходит сегодня, завтра, а мы как страна, конечно, растворяемся и исчезаем. В России коэффициент рождаемости 1,6, а в Москве — 1,2. Это общая проблема, а ее никто не обсуждает. Вместо того, чтобы по центральному государственному телевидению вести постоянные дискуссии, никто не занимается фундаментальным вопросом страны. Я про полгода говорю ответственно, проблему можно решить быстро, если появится осознание у Путина, чиновников, у тех же Михалкова, у Пугачевой и всех остальных.

— Все же говорят, что сначала надо встать на ноги, а потом уже о семье думать.

— Нужно создавать специальные медийные конструкции, которые начинаются культивироваться и тиражироваться. Черт знает, что такое встать на ноги, тем более в нашей жизни. Во-вторых, возраст рождения сейчас резко сдвигается, 24 - 25 лет — средний возраст первых рождений. А когда человек встает на ноги, у него пропадает всякий интерес, более того, он становится слишком умным. Для демографии надо, чтобы люди были как бы глупыми — в хорошем смысле. Как говорят демографы, первого ребенка вообще не надо стимулировать — он появляется сам.

Это как с армией была дискуссия про повышение призывного возраста до 23 лет. Мне понравился ответ одного генерала: «А кто у меня погибать будет?» Его спрашивают: «В каком смысле?» Он отвечает: «Когда 18 лет, то он дурак, я ему крикну «За Родину!», и он побежит. А когда ему 23 или 25, он уже умный, скажет, что не имеете права, побегу на врага, а меня убить же могут. С кем я воевать буду?»

В этом смысле первый ребенок — это как идти в атаку, для этого нужно благородное неведение, как бы глупость, иначе будешь умным и без детей 100 лет. Это определенная система, которую надо соблюдать, чтобы первые дети появлялись без лишних философий. Когда первый появился, ты можешь что-то говорить про второго, третьего. Ты хоть ребенка видел и представляешь, что такое роды. А пока не родишь, как узнаешь? Пока ты не стал отцом, как ты можешь рассуждать? Это колоссальный вопрос, который надо пробивать и продвигать. Мы сделали проект федерального закона о статусе многодетной семьи. Я считаю, что такие семьи должны стать элитой. А дальше через городки демографического будущего, оплату труда матерей, у которой трое и более детей и др. решать главный вопрос страны — демографический. Нужно, чтобы было колоссальное народное движение, иначе вымрем и все.