«Но никто не хочет и думать о том, пока «Титаник» плывет...»
(«Наутилус Помпилиус»)

ГОРЯЧАЯ «ДВАДЦАТКА»

Итоги саммита G20 в Брисбене (ноябрь, 2014) не только у нас, но и за рубежом освещались в основном в эмоционально-пропагандистском ключе, на фоне украинского конфликта и войны санкций, которая развернулась за полгода до саммита. Кроме того, многие комментаторы отметили небывалую закрытость прошедшей встречи по сравнению с предыдущими. Судя по всему, ключевые переговоры и заседания, как общие, так и по группам интересов, проходили за закрытыми дверями и дали мало информации для журналистов. Поэтому внимание публики было привлечено в основном к театральным жестам и репликам политиков, их расстановке во время заседаний и фотосессий. Особо педалировалась тема скандальных попыток устроить Владимиру Путину обструкцию и его досрочного отъезда из Брисбена. Поэтому подлинный смысл этой встречи проясняется в более широком контексте.

По мере разворачивания глобального кризиса именно «двадцатка» (G20) стала ведущим официальным форматом для координации межгосударственных отношений, тестирования и сглаживания возникающих конфликтов. На долю этих 20 стран приходится 90% процентов мирового ВВП, 80% мировой торговли и две трети населения мира. Изначально она создавалась как рабочая группа (официальное название «Группа двадцати министров финансов и управляющих центробанками») для ведения переговоров семерки развитых стран с развивающимися странами по экономическим и финансовым проблемам, возникающим в ходе кризиса.

Начиная с 2008 года, когда кризис явно обострился, встречи «двадцатки» стали проводиться на высшем уровне — с участием глав государств. А в последние годы на встречах фактически стали обсуждаться и ключевые военно-политические конфликты, хотя и без формального включения в повестку. В 2013 году на встрече доминировала тема Сирии, а в 2014 — Украина. Получается, что рабочая группа-20 постепенно стала оттеснять с оперативной арены старые институты регулирования международных проблем — ООН, ОБСЕ и др. Пока это только тенденция, но не стоит забывать, что согласно закону перемен, поднимающиеся волны перемен рано или поздно сносят или обновляют всю систему старых институтов.

НЕСОСТОЯВШАЯСЯ РЕФОРМА МВФ

Одновременно обострилась борьба за влияние на действующие институты валютно-финансового регулирования. Поэтому ключевой темой прошлогодней встречи была реформа МВФ. Она и была озвучена Путиным, поддержана лидерами БРИКС, но в итоге саботирована США и семеркой развитых стран.

Вопрос о реформе МВФ был поставлен еще на саммите 2009 года, а в 2010 году проект реформы был утвержден руководством МВФ (еще при Доминике Стросс-Кане) и предусматривал увеличение доли развивающихся стран на 6% квот. Пересмотр квот означал бы уменьшение влияния США и повышение роли Китая, России, Индии и Бразилии — Китай должен был стать третьим по значимости держателем акций фонда, а Россия, Индия и Бразилия — войти в десятку главных акционеров. При этом Китай уже сейчас предоставляет развивающимся странам такой объем кредитных средств, который сопоставим с кредитами МВФ и МБРР.

Однако после того как Стросс-Кана «ушли», а американский сенат уже четыре года тянет с ратификацией проекта, перспективы реформы становятся все более туманными. В этих условиях страны БРИКС выдвинули альтернативный проект. Еще накануне предыдущего саммита в Петербурге в 2013 году было принято решение о создании «Пула валютных резервов» и «Банка стран БРИКС», которые должны начать работу в 2015 году. А на прошедшем саммите в Брисбене лидеры стран БРИКС в совместном заявлении выразили «разочарование и серьезную озабоченность в связи с невыполнением реформ МВФ и влиянием этого фактора на легитимность фонда и доверие к нему».

Развитие глобального кризиса показывает, что и развитые, и развивающиеся страны волей-неволей сидят в одной лодке, но «гребут» и разгребают свои экономические, а особенно финансовые проблемы — в противофазе, а часто и вразнобой. Так что вялому экономическому росту развитых стран все больше угрожает замедление темпов в развивающихся экономиках, а те, в свою очередь, страдают от бегства капиталов с развивающихся рынков. При этом у руля и на носу этой лодки, как всегда, расположились капитаны западных экономик, а недовольные положением гребцы все настойчивее требуют своей доли и роли в управлении мировыми финансами.

ПРОВАЛ ВАЛЮТНОГО И ФИНАНСОВОГО ТЫЛА В СТРАНЕ

Понятно, что положение российского лидера в такой компании двойственное: надо или с капитанами договариваться, или поднимать бунт гребцов, или то и другое вместе. А поручить это больше некому, потому что «правильных пацанов», надежных, хотя бы в собственном тылу, не осталось.

Достаточно вспомнить предыдущий саммит в Петербурге (сентябрь 2013). Представителем президента РФ по связям с лидерами государств-участников тогда выступила Ксения Юдаева, глава экспертного управления при президенте, которая сразу после саммита заняла пост первого зама Эльвиры Набиуллиной в Центробанке. Министр финансов Антон Силуанов на том саммите заявил, что «создаваемый БРИКС пул валютных резервов призван поддержать национальные валюты стран объединения, однако российскому рублю такая поддержка не нужна». Рубль к тому времени, с начала 2013 года, ослаб на 7 - 8%, а в других странах БРИКС, в ЮАР и Индии, валюта ослабла на 20%, в Бразилии на 16%. Наш министр заверил коллег, что курс рубля находится под контролем Центробанка в рамках установленного валютного коридора. Знать бы министру, в какой коридор загонят рубль действия Центробанка России!

После Брисбена получилось еще хуже: неловкие и непрофессиональные действия ЦБ, который вместо осмысленного регулирования курса рубля, кредитных потоков и стимулирования реальной экономики, занимался «таргетированием инфляции» — детская забава по сказочным инструкциям МВФ (кому интересно — легко найти в интернете). В результате не только обвальная девальвация рубля, но и дискредитация озвученного курса на переход от расчетов в долларах к национальным валютам — рублю, юаню и т.д., подрыв авторитета не только перед «партнерами-соперниками», но и в своем кругу — перед союзниками по евразийской интеграции.

Итак, промежуточные итоги пока таковы:

  • встреча «двадцатки» в Брисбене обозначила очевидный раскол между семеркой стран во главе с США и странами группы БРИКС, роль политического лидера которой взял на себя президент России, вместе со всеми вытекающими отсюда политическими, экономическими и финансовыми рисками;
  • неспособность «двадцатки» найти компромиссные способы решить объективные валютно-финансовые противоречия, обостряющиеся по ходу кризиса между развитыми и развивающимися экономиками, подталкивает США и их союзников к применению средств валютной, финансовой и ценовой войны с целью ослабления противника и принуждения его к согласию на своих условиях. При этом российская валютно-финансовая система становится наиболее уязвимым звеном и мишенью №1. По сути, первым открытым актом финансовой войны стал организованный кризис Кипрских банков в марте 2013 года, который фактически ударил по расчетным центрам, офшорам и депозитам российской финансовой власти и показал методы предстоящей экспроприации частных капиталов российского происхождения;
  • проявляются также признаки раскола внутри наднациональных финансовых элит по поводу путей и способов выхода из глобального кризиса (вариант сохранения долларовой системы и предотвращения ее системного краха или вариант демонтажа существующей системы с переходом к системе региональных финансовых центров и валют). В этих условиях для укрепления экономической и финансовой самостоятельности страны, защиты ее национальных интересов необходимо единство государственной и финансовой власти, с четким определением и соподчинением приоритетов: «интересы государства — интересы народного хозяйства — интересы олигархов». Только на основе внятно проводимой госфинансовой политики, ориентированной на укрепление народного хозяйства, возможна продуктивная «деофшоризация», амнистия капиталов, бюджетная и налоговая оптимизация и т.д. Баланс интересов на базе самодостаточного хозяйства;
  • налицо явное несоответствие между решаемыми задачами и вызовами, стоящими перед страной, на уровне глобальной валютно-финансовой системы и действиями финансовых властей — ЦБ и минфина. Явное расхождение заявленных стратегий и методов их исполнения. Кадры решили все.

Поэтому промежуточная оценка («удовлетворительно») на самом деле отражает крайне противоречивые и контрастные результаты. А «неуд» означал бы поражение в финансовой войне. Вместо системного ответа на вызовы с применением самого современного финансового оружия массового поражения приходится, как в старом анекдоте, применять самые незамысловатые приемы: «Хоть синяк мне и поставили, но сервиз я им, все же, разбил».

САНКЦИИ ДЕКОРАТИВНЫЕ И РЕАЛЬНЫЕ

Получилось по нарастающей. Поначалу санкции, объявленные Западом против России, были больше психологическими, персональными и направлены на ближайшее личное окружение Путина. Это как второе издание «списка Магнитского» — скорее, взбодрило, чем напугало, особенно на фоне ощущения собственной правоты.

Затем последовали экономические санкции по секторам экономики. Самое чувствительное — отсечение от долгосрочных западных кредитов. Они бьют в самое больное место — необеспеченность экономики длинными деньгами и накопленная корпоративная задолженность — это наследственная болезнь. Ответные санкции — запрет продуктового импорта из Европы — скорее, результат политического куража, чем трезвого хозяйственного расчета. Но все это не заставило бы в корне пересмотреть существующую модель экономической жизни — так или иначе подобного масштаба трудности уже проходили в 2008 - 2009 годах, в режиме кризиса, а не санкций.

Настоящие санкции пришли вслед за падением нефтяных цен. В начале года нефть марки Brent стоила дороже 107 долл./бар., к середине года она подорожала до 115, а в декабре опустилась до 60 долл./бар. и ниже. К концу года биржевой рынок был психологически готов к уровню 40 долларов, а министр энергетики Саудовской Аравии сделал агрессивное заявление, что королевство готово к цене 20 долл./бар. и не планирует сокращать добычу.

В данном случае неважно, стал ли обвал цен результатом спецоперации или сработала «невидимая рука рынка». В обстановке кризиса и войны на товарных, валютных и финансовых фронтах на первый план выходят уже внеэкономические факторы, которые превращают естественно-рыночные рычаги в «силовые протезы», которые направлены против конкурента, ставшего противником.

Анализ фундаментальных факторов, скорее, говорит о том, что цены на сырьевые товары упали всерьез и надолго. Хотя пока преобладают конъюнктурные расчеты на то, что лопнет «сланцевый пузырь» в США или очередное военное обострение на Ближнем Востоке приведет к отскоку цен вверх. Так или нет, но это безосновательные надежды, далекие от системного понимания проблемы, расчет на то, что «война все спишет» и т.п. Они отражают неготовность и нежелание освоить адекватный формат оценки реалий — формат антикризисного управления, когда, не оставляя надежду на лучшее, все же детально просчитывают худший вариант. Поэтому минфин, пересчитывая бюджет на 2015 год, пока только догоняет и не успевает за падающими ценами на нефть.

Настораживает и то, что наши крупные нефтегазовые корпорации, в том числе государственные, фактически проспали «сланцевую революцию», считая ее блефом, очередным «пузырем» и т.п. Формально, скорее всего, это так и есть. Но за внешней видимостью технологических и финансовых манипуляций, судя по всему, не разглядели главного. Когда государство собирает корпорации нефтяного сектора в общий проект, стимулирует взрывной рост добычи, невзирая на плановую убыточность или условную рентабельность, и в результате в нужное время и в нужном месте добивается результата, оказывая давление на глобальный рынок нефти. Пусть даже потом половина мелких компаний обанкротится — итоговый результат покроет издержки. Но тогда это не совсем блеф, а сверхновое финансово-технологическое оружие, которое вам пока не снилось. Большевистские методы решения экономических задач, как видно, перекочевали на Запад. Еще одна форма утечки мозгов.

ТРАНСФОРМАЦИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ — В КАКУЮ СТОРОНУ?

Осознание этой новой реальности, которая обусловлена не столько санкциями, сколько объективными сдвигами в структуре глобального рынка, придет позже и заставит пересмотреть привычную модель экономического роста. Когда не на словах, а на деле обнажится простая хозяйственная истина — ничего-то мы сами не производим для самих себя, а почти во всем зависим от экспорта углеводородов и импорта всего остального — от технологий до деликатесов и зубочисток.

Следующим шагом должно прийти понимание, что действующая система управления по своей внутренней природе просто не способна выйти из колеи старой модели и привычного алгоритма действий. Потому что она никак не связана с реальной практикой организации хозяйственной жизни, а разговаривает и мыслит на языке симулякров — «привлечение инвестиций», «инновационная активность», «национальные проекты», «импортозамещение» и т.д.

Успели появиться в нашем хозяйстве и отдельные обнадеживающие примеры, их пока, естественно, немного. Быстро отреагировали на санкции некоторые производства в пищевой промышленности. Отечественные производители масла и сыров, после падения объемов в 2013 году, за 10 месяцев прошлого года обеспечили прирост производства сливочного масла почти на 20%, а сыров — на 14%. О качестве продукции речь пока не идет.

Гендиректор «Татнефти», подводя итоги года и оценивая перспективы, сказал, что один из сценариев развития компании в 2015 году просчитан исходя из цены нефти на уровне 40 долл./бар. При этом компания не собирается урезать свою программу развития и социальные обязательства. «Татнефть» в основном ориентируется на отечественных производителей оборудования, а значительная часть нефти перерабатывается в республике.

Управленческая реакция на санкции — пока на 3 с минусом. Такую оценку обычно «натягивают» студенту, когда ясно, что знания предмета у него нет, но слова произносит правильные.

Рустам Курчаков, обозреватель

Продолжение следует.

Читайте также: