Рашид Галямов:

- А почему Вы сентября-октября боитесь?

 

Александр Таркаев:

- Ну, народ придет с дач, с рыбалок...

 

Рашид Галямов:

- И будет кушать свои запасы! Только этого боитесь?

 

Александр Таркаев:

- Нет. Не только того, что кончатся запасы. На самом деле, я думаю, что уровень безработицы существенно вырастет, ее просто нельзя будет скрывать. Да и потом просто у нас холодная страна. Нам тяжелее жить с осени и в зиму. Еще с советских времен, если вы помните, у нас были специальные пленумы и заседания, которые назывались "О подготовке к зиме". Это особенность жизни в России – зима требует специальной подготовки. И если к ней не готовиться, то хорошего не жди.

 

КАРТИНА МАСЛОМ…

Рустам Курчаков:

- Сначала об идее создать площадку для обсуждения проблем кризиса. Хочу напомнить наш собственный опыт конца 80-х – середины 90-х, когда экономика переживала системный кризис, и решались задачи перехода к рынку. У нас в Татарии тогда активно взаимодействовали 5 - 6 "площадок", которые разрабатывали альтернативные программы, из них 2 - 3 признавались официально, участвовали в конкурсах. На этой основе формировались рабочие группы, где толковые "аппаратчики" (тогда их было немало) вместе с учеными и практиками готовили решения. По сути тогда и родилась "модель Татарстана". Половина присутствующих хорошо это помнит, т.к. сами участвовали в этой работе. Многие регионы России приезжали в Татарстан за опытом. Что потом стало с этими наработками – это тема отдельного разговора, но к середине 90-х "мозговые штабы" заглохли. Применительно к сегодняшним задачам, важный урок, на мой взгляд, состоит в том, что такие "площадки" должны соединять слово и дело, а не просто обеспечивать интеллектуальный обмен. В обществе и так накопилось много отрицательной энергии, и если не направить ее на созидательную работу, она станет разрушительной силой. В начале 90-х мы это уже проходили: критики и самобичевания было много, но настоящего покаяния, без которого нет и созидания, не произошло.

О причинах кризиса. На днях один из руководителей аппарата российского премьера признал: мы еще до конца не поняли причин этого кризиса… Здесь важно то, что человек сидит на потоке информации, он знает, что говорит, и это отражает общую картину. Та же мысль звучит в выступлениях президента Медведева… Ситуация напоминает знаменитую фразу Юрия Андропова: "Мы еще плохо знаем общество, в котором живем и работаем". Потом страна узнала о себе так много плохого, что от огорчения развалилась. В чем тут дело? Любой человек с жизненным опытом может задать себе вопрос и разобраться – насколько за последние 20 - 25 лет изменились мы сами (наши жизненные цели, ценности и устремления), и насколько изменились основы нашего общества, – именно основы, а не вывески? Не получается ли по известной формуле Жванецкого, которой уже четверть века: "Граждане воруют – страна богатеет, в драке не выручат – в войне победят"?

Могут спросить, почему же нет научной картины кризиса, объективного анализа его причин, прогнозов? Дело в том, что у экономики, как живого организма, изменился предмет и метод. Экономика материальных благ исчерпала свои задачи. В основном эта задача была решена еще лет 100 назад, а сейчас налицо все признаки "перезревшего" общества и "ярмарки тщеславия". Формула нынешней жизни тоже хорошо известна: "хотели как лучше, но соблазнились красивой жизнью (об этом стыдливо умалчивают) – и получилось как всегда".

А наука, как социальный институт, по-прежнему обслуживает старую модель. По логике этой модели она превратилась в производительную силу, утратила свою познавательную функцию, и, конечно, в своих массовых проявлениях стала обыкновенным бизнесом, даже "шабашкой". Недавно мы с Александром Никитичем сидели на одном научном совете, где обсуждались механизмы распределения грантов, госзаказа по науке, – при этом ни слова о самой тематике, о том, какие же задачи ставятся перед учеными. Что хотели, то и получили – с наукой картина такая.

 

ВАУЧЕР СТАЛ "ВИРУСОМ" ФИКТИВНОГО КАПИТАЛА

Это не значит, что нет, на самом деле, теориЙ, концепциЙ кризиса. Потому что наука, слава Богу, живет не институтами, она живет людьми, честными исследователями. Можно назвать группу Григорьева, Кобякова, Хазина и других, которые еще в 2001- 2003 годах выпустили серьезные работы с прогнозом глобального кризиса. С ними работает С. Егишянц, который, кстати, в своих обзорах прекрасно справляется с недостатками и хитростями американской и российской статистики. Недавно появилась книга нобелевского лауреата Пола Кругмана. Есть много так называемых самоучек, которые разбираются получше иных профессоров, то есть имеют свои позиции определенные и стоят на почве реальной жизни. И поэтому здесь я бы на погоны вообще не смотрел. Короче, среди мутной волны книжек типа "как заработать на кризисе" вполне достаточно серьезных исследований. Более того, осенью 2007 года в некоторых российских изданиях ("Известиях" и других) появился прогноз дефолта в 2008 году, причем, не государственного, как в 1998 году, а корпоративного. Другое дело – кем они востребованы? "Вы просите песен? – Их есть у меня!"

Понимание причин кризиса зависит от масштаба восприятия и от точки… вернее, от "кочки зрения", которую вы избрали (право на точку зрения еще надо заработать). В общении с практическими бизнесменами выяснилось, что деление на "живых и мертвых" происходит при ответе на вопрос: "хотел бы ты после кризиса вернуться в старую экономику, вести свой бизнес по старым правилам?".

Самая популярная кочка зрения – мы имеем дело с кризисом виртуальных финансов: лопнул пузырь, который надувался последние 10 лет, а основы были заложены в период рейганомики. В нашей стране такой основой стали ваучерная приватизация, беззалоговые аукционы и т.п. Теперь уже ясно, что наш ваучер стал "вирусом" фиктивного капитала, "токсичным" активом "от Чубайса". На западе эту болезнь называют "финансиализация", "экономика казино" и т.п.

Финансовые кризисы проходят быстро, отсюда надежды на быстрое восстановление. При этом забывают, что пузырь еще не сдулся даже наполовину. Поэтому более осторожные прогнозируют несколько волн кризиса, – и где гарантии, что очередная волна не опрокинет?

"Экономика казино" – естественный результат американской модели финансового рынка. Она быстро завоевала и Европу, хотя Германия неожиданно оказала сопротивление, и теперь вопрос – удастся ли доллару одолеть евро? Хозяева этой модели собрали огромную власть и богатство, и на них работают те три фигуры, которых назвал Александр Никитич, - финансисты, управленцы из сферы виртуального капитала.

 

Александр Таркаев:

- Это человек, который, может быть, управляет реальным сектором, но глядя на него только как на объект продажи. Управляет, как объектом продажи. Как только он начинает смотреть на это с точки зрения продажи, он становится тем, о ком я говорил…

 

ЛЮДИ С ГЛАЗАМИ КАРМАННЫХ ВОРОВ

Рустам Курчаков:

- Всегда есть грань, когда человек выбирает, остается он, говоря по-русски, производственником, то есть производит что-то конкретно-полезное, – или делает деньги из ничего. Любой человек в бизнесе проходит через это – разделение на игроков и собственников. Собственник в смысле – ответственный человек, который перед Богом и людьми отвечает за то имущество, богатство, которое ему досталось. Но в нынешней системе места для них уже не остается, попробуйте вести честный бизнес, без дураков… И есть игроки – "плейбои", это сейчас распространенный тип… Когда с ними общаешься… Как японцы говорят, сравнивая самурайские времена и нынешние: появилось много людей с глазами карманных воров. Их амбиции связаны с тем, что они владеют самыми современными, супертехнологиями финансовыми. Они применяют новейший математический аппарат, кучу всяких запредельных вещей, чуть ли там не с духами общаются. Но всегда критерий – игрок или собственник? Плейбой, плей-ман – или все-таки ответственный человек? Оглянитесь просто на своих знакомых – много ли найдется людей, которые производят что-то практически полезное?

Вторая точка зрения более научная, "нео-марксистская", она вбирает в себя первую, но смотрит шире и объясняет глубже – это кризис финансово-олигархического капитализма. Здесь уже временнОй масштаб – примерно 100 лет. В России эта модель сложилась к 1998 году, и тот кризис был пороговым. Этот взгляд полезен для понимания экономических корней коррупции и приемов ее выкорчевывания. Тут ясно, что никакими законами за ней уже не угнаться. Этот взгляд проясняет противоречие между интересами общества и олигархической кучки. Ключевой вопрос – насколько сильно государство, на какую базу опирается и чьи интересы обслуживает? Для нас это, может быть, последнее испытание государства на прочность.

 

У АМЕРИКАНСКОЙ КУПЮРЫ СОРВАЛО КРЫШУ

Третья точка зрения – взглянуть вообще на модель старой экономики, нацеленной на производство материальных благ, то есть на обеспечение материальных условий жизни человека – есть, пить, одеваться, иметь жилище… Тогда мы берем отрезок в 300 – 400 лет. И здесь возникает интересный критерий – когда был узаконен, принят и реально начал работать ссудный процент. То есть возникла долговая экономика, появился тот механизм, который со страшной силой движет научно-технический прогресс. Появляются бумажные деньги и ценные бумаги, которые все отношения превращают в долговые. А в основе все равно лежит процент, лихва, излишек. То есть возможность присвоения "излишков того, что создано не твоими руками", выражаясь языком Писаний.

Экономика как наука появилась тогда, когда уже победило рациональное мировоззрение, поэтому она не способна вполне охватить, объять это явление. Слезы вдов и сирот как бы остаются за скобками. А Писания дают очень четкие представления, они матрицу дают для того, чтобы это все разграничить. Излишек того, что не создано твоими руками, – этого как раз требует механизм долговой экономики, и мы сейчас находимся на пике этого процесса. И если взять однодолларовую американскую купюру, там изображение пирамиды, у которой сорвало крышу, и мы как раз в этом процессе…

 

Реплика:

- В верхушке…

 

Рустам Курчаков:

- Мы-то, слава Богу, не в верхушке, мы внизу. А хозяева жизни, они находятся в верхушке. И там как раз рулят вот эти три типа, которых назвал Александр Никитич Таркаев.

 

Александр Таркаев:

- У нас они получили огромное распространение.

 

Рустам Курчаков:

- Кризис обозначил переходный период к новой экономике. А в новой экономике, там уже другие ценности будут… Вы сами выбираете их для себя. К слову, физики уже объяснили, что исследователь влияет на результаты эксперимента.

 

Павел Сигал:

- Это только в микромире, а в макро не влияет… Впрочем, я не экономист, я физик.

 

Рустам Курчаков:

- Я тоже не экономист. Потому что экономика кончилась примерно 30 лет назад.

 

20 ГОДОВЫХ ЭКОНОМИК МИРА

Павел Сигал:

- Я постараюсь высказать сугубо свое мнение. Поскольку думаю, что как раз на таких "круглых столах" интересно наше мнение, как специалистов.

Причины финансово-экономического кризиса – тут я согласен с той точкой зрения, которую изложил Александр Никитич Таркаев, она считается общепринятой. Я вот могу привести цифры, которые были опубликованы в газете "Известия" в декабре прошлого года, эти цифры меня поразили. Мы говорим деривативы, финансовый инструмент, но мы не понимаем масштабов. Так вот, за последние 20 лет финансовых деривативов, не обеспеченных ничем, было выпущено на сумму в полторы тысячи триллионов долларов. Это 20 годовых экономик мира! То есть был просто произведен процесс, который в любой стране привел к тотальному обвалу всех финансовых институтов и, соответственно, за ними и экономических. Так что причина кризиса как раз именно в той модели экономики, которая была.

 

"ОСТРОВ СТАБИЛЬНОСТИ"

Что до того, как долго продлится кризис, – я не совсем согласен с Александром Никитичем, который сказал, что кризис закончился. Я считаю, что, по крайней мере, в России он не закончился. Поскольку он у нас является не только финансовым, но и экономическим, и он продолжается. Если не нарастает, то движется такими же темпами.

По тем данным, которые стекаются к нам из разных городов России, со 180 городов, видно, что идет перманентное сокращение производства, остановка предприятий… Эти данные охватывают практически всю Западную Сибирь, Урал, европейскую часть. Начальная фаза была в ноябре – в декабре. И даже раньше, реально кризис в России раньше начался, просто мы его не ощущали. Тем более что нам еще рассказывали, что у нас остров стабильности, и вообще кризиса в России нет.

В кабмине РТ в октябре прошлого года я проводил координационный совет, обсуждали для правительства России меры по преодолению кризиса. А потом мне сказали: Павел Абрамович, поосторожнее с термином "кризис"…

Поэтому я думаю, что два–три года такая фаза будет продолжаться, потому что я пока не вижу, по крайней мере, в России каких-то предпосылок, экономических, политических и других, которые бы изменили ситуацию.

Хотел бы назвать еще одну цифру. Александр Никитич говорил – плохо, если нефть будет стоить сто долларов. Так вот мне нефтяники, очень серьезные люди, говорили, что когда нефть перестала падать и достигла 50–60 долларов, многие товарищи наверху сказали: все, нам теперь хватит, больше уже ничего не надо. Так что, на самом деле, плохо уже 50–60, поскольку замазывает ситуацию.

 

ОПАСНОСТЬ И ШАНС

Главные итоги и главные события первой половины 2009-го года – я бы тут сосредоточился на России. Я все-таки надеюсь, у нас осознали, что финансовый кризис перешел в глобальный экономический в России, и так быстро и легко это не кончится, мы не останемся в стороне.

Задел ли кризис ваш бизнес – задел, не критично, но достаточно серьезно. Но я тут подхожу по известному китайскому выражению, когда кризис обозначается двумя иероглифами – опасность и шанс. Думаю, что выживут те экономики и те бизнесмены, которые будут стремиться уменьшить опасность и использовать шанс.

Как вы оцениваете антикризисные меры правительств РФ и РТ – ну, я бы тут конкретизировал. Антикризисные меры в сфере финансов, в сфере спасения банковской системы, они были классически, в общем-то, правильные. Но тут хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Если бы над госбанками, которые получили триллионы, был осуществлен жесткий контроль, они бы деньги не кинули на валютный рынок, хотя Греф отнекивается, а, по крайней мере, хоть принудительным порядком, довели бы их до региональных банков, и оттуда хоть часть попала бы в экономику. Этого не произошло, поэтому эффект этой меры, правильной, в общем, был незначительным.