В декабре 1937 года на торжественном собрании в честь 20-летия ЧК-ОГПУ-НКВД Анастас Микоян произнес знаменитое: «Учитесь у товарища Ежова, как он учился и учится у товарища Сталина. Славно поработал НКВД за это время!» Да, к этому времени были расстреляны по политическим мотивам более 680 тыс. человек. Этот период советской истории называют «ежовщиной». А началась она в Казани...
Николай Ежов |
ДЬЯВОЛЬСКАЯ ПЬЕСА ПОД НАЗВАНИЕМ «ЕЖОВЩИНА»
Не будем оскорблять ад сравнением его со сталинскими застенками и лагерями. В преисподней все по-честному: воздается каждому сообразно грехам его. А во время Большого террора в СССР, по утверждению Артема Кречетникова из «Русской службы Би-би-си», на 1 «верного ленинца» пришлись около 100 простых людей. Если в другие периоды приговаривали к смерти примерно каждого 20-го из арестованных, а остальные направлялись в ГУЛАГ, то во время Большого террора (1937 - 1938) — почти каждого второго. Из 799 455 человек, казненных с 1921 по 1953 год «за политику», 681 692 человек расстреляли в 1937 - 1938 годах. Кроме того, около 115 тыс. человек «скончались, находясь под следствием», а проще — под пытками. Среди них был, например, маршал Василий Блюхер, своей пули не дождавшийся. Жесточайшие пытки и избиения подследственных приняли массовый характер именно в 1937 году. Для сравнения: в самодержавной России с 1825 по 1905 год было вынесено 625 смертных приговоров, из которых приведен в исполнение был 191. В ходе подавления революции 1905 - 1907 годов повесили и расстреляли около 2200 человек.
В 1936 - 1938 годах «дирижировал» дьявольской большевистской пьесой под названием «Ежовщина» Николай Ежов, нарком внутренних дел. Но историки полагают, что не он был ее автором и его подтолкнули к «пульту» и всучили дирижерскую палочку, которую позже в своих воспоминаниях Никита Хрущев окрестил «дубиной». Итак, кто вы и откуда, славный большевик Ежов Николай Иванович?
Алексей Павлюков, один из главных биографов сталинского наркома, автор книги «Ежов. Биография», пишет, что «в советский период никакие исследования, посвященные ему, были невозможны — большую часть времени его имя вообще находилось под запретом». Основная сложность работы Павлюкова над монографией заключалась в том, что даже после горбачевской перестройки значительная часть документов, касающихся деятельности Ежова на посту наркома внутренних дел СССР, по-прежнему остается не рассекреченной, что явно несправедливо, учитывая ту роль, которую он сыграл в истории нашего государства.
Что же все-таки удалось рассекретить биографу?
НАСТОЯЩИЙ БОЛЬШЕВИК ДОЛЖЕН БЫТЬ НЕГРАМОТНЫМ
О детстве и юности Николая Ивановича Ежова известно немногое, и это обстоятельство способствовало возникновению разного рода слухов и домыслов. Утверждалось, например, что, рано осиротев, он воспитывался в семье известного революционера, или что его отец работал дворником у одного из петербургских домовладельцев, а юный Коля Ежов был известным на всю округу хулиганом («Любимым занятием его было истязать животных и гоняться за малолетними детишками, чтобы причинить им какой-либо вред. Дети, и маленькие, и постарше, бросались врассыпную при его появлении»).
Ежов утверждал, что родился в 1895 году в Петербурге в семье рабочего-литейщика |
Однако наибольший вклад в искажение собственных биографических данных внес сам Ежов, в результате чего многие факты, относящиеся к раннему периоду его жизни, изменились до неузнаваемости. В своих анкетах и автобиографиях Ежов утверждал, что родился в 1895 году в Петербурге в семье рабочего-литейщика. При новой власти, установившейся в стране в 1917 году, факт рождения в «городе трех революций» (как называли тогда Петербург-Петроград) к тому же в пролетарской семье открывал дополнительные возможности для служебного роста. Поэтому неудивительно, что свою биографию Ежов решил подправить именно в этой части. На самом же деле, хотя родился он действительно в 1895 году, однако вовсе не в Петербурге (туда он переехал позднее) и не в семье рабочего.
Его отец Иван Ежов, уроженец села Волхонщино Тульской губернии, проходил военную службу в музыкантской команде 111-го пехотного полка, стоявшего в литовском городе Ковно. Отслужив положенный срок, он остался там же на сверхсрочную и женился на прислуге капельмейстера, литовке по национальности. После выхода в отставку переехал с соседнюю Сувалкскую губернию и устроился на работу в земскую стражу — так в польских землях, входивших в состав Российской империи, называлась полиция. Николай Ежов родился 22 апреля (1 мая) 1895 года в селе Вейверы Мариампольского уезда Сувалкской губернии (ныне Литва). Из четырех родившихся в семье детей выжили помимо самого Ежова еще двое: его старшая сестра Евдокия и младший брат Иван.
Ребенком он рос довольно хилым, что, впрочем, неудивительно: мать была женщиной болезненной, нервной, страдала малокровием; отец много пил — при такой наследственности на хорошее здоровье рассчитывать не приходилось. Когда подошел срок, родители отдали сына в школу. Продолжительность обучения составляла три года, но Ежов, по его словам, окончил лишь один класс. «Лично меня, — утверждал он в одной из автобиографий, — школьная учеба тяготила, и я всеми способами от нее увиливал». В 1923 году, когда писались эти строки, такое признание не только не компрометировало их автора, но напротив, свидетельствовало в его пользу, ведь, в отличие от какого-нибудь «гнилого интеллигента», настоящий большевик и должен был познавать окружающую действительность не по учебникам, забивающим голову разным ненужным хламом, а в гуще самой жизни. Однако на самом деле Ежов, похоже, проучился все положенные три года. О том, что он окончил школу, упоминал впоследствии его брат, кроме того, Ежов по части грамотности выгодно отличался от многих своих сверстников.
ПОРТНОЙ С КЛЕЩАМИ В РУКАХ
В 1906 году семья перебирается в столицу. О годах жизни в Петербурге Ежов в своей автобиографии, написанной в 1923 году, рассказывал так: «С 11 лет отдан был в ученье к портному, родственнику. Через два года (или даже меньше — не помню) по личному настоянию при содействии отца ушел от портного и поступил в ученье в слесарно-механическую мастерскую. До 1914 года работал на многих заводах Петрограда, в том числе и Путиловском».
В своем очерке «Николай Иванович Ежов — сын нужды и борьбы», написанном в начале 1938 года, но так никогда и не опубликованном, известный советский писатель Александр Фадеев (автор знаменитого романа «Молодая гвардия», председатель союза писателей СССР — прим. ред.) рассказал о том, как проходило становление характера будущего видного деятеля большевистской партии, а тогда 14-летнего паренька: «Это был маленький чернявый подросток с лицом открытым и упрямым, с внезапной мальчишеской улыбкой и точными движениями маленьких рук. По условиям тогдашнего заводского обучения, мастер как-то, осердясь, не то толкнул, не то ударил Николая Ежова. Николай схватил клещи, и по мгновенно изменившемуся выражению его лица мастер понял, что надо бежать. Распустив фалды пиджака, вобрав голову в плечи, мастер бежал по цеху, а за ним с клещами в руках, гневно подрагивая тонкими ноздрями, бежал маленький Николай Ежов. За такие дела полагалось бы уволить ученика с завода. Но мастер был человек широких воззрений, дрался не со зла, а больше по привычке. Характер ученика ему понравился. Кроме того, ученик был способным в усвоении материала. И Ежова помиловали».
В своей автобиографии Ежов не случайно упомянул Путиловский завод |
В своей автобиографии Ежов не случайно упомянул Путиловский завод. Его рабочие сыграли важную роль во всех трех русских революциях. Само слово «путиловец» стало синонимом революционера, и после захвата власти большевиками работа на таком прославленном предприятии была, конечно, очень выигрышным эпизодом в биографии любого партийного или советского функционера. Однако на самом деле никаких достоверных свидетельств того, что Ежов действительно работал на Путиловском или каком-либо другом заводе Петербурга, не существует, а в воспоминаниях брата и племянника о его юношеских годах фигурирует лишь одна освоенная им профессия — портной. По их рассказам выходит, что первые примерно пять лет пребывания в Петербурге Ежов обучался и выполнял, как это было тогда принято, роль домашней прислуги у хозяина мастерской. Так что рассказ Фадеева о 14-летнем Ежове, гоняющемся с клещами в руках за мастером заводского обучения, можно, судя по всему, отнести к жанру художественной, а не документальной литературы.
В Петербурге он пробыл до 1913 или до 1914 года, а затем уехал из города. Учитывая предрасположенность Ежова к туберкулезу, от которого он пытался излечиться в последующие годы, можно предположить, что петербургский климат был не очень подходящим для его здоровья, и он просто решил вернуться на родину отца, в Тульскую губернию. Погостив у родственников, Ежов отправился на поиски работы в Прибалтику и даже побывал за границей. Снова вернувшись в родные края, возможно, Ежов так и остался бы там, если бы не начавшаяся в 1914 году Первая мировая война.
ДОБРОВОЛЕЦ ЦАРСКОЙ АРМИИ
«Во время войны, — снова привирает Ежов в автобиографии, — возвратился я обратно в Питер и поступил на работу на Путиловский завод, но через некоторое время (через какое, не помню) попал в число «неблагонадежных», был снят с учета [то есть лишен брони, предоставляемой рабочим оборонных предприятий] и отправлен в армию».
В вышедшей в 1937 году небольшой книжечке «Великая социалистическая революция в СССР» будущий корифей советской исторической науки Исаак Минц, рассказывая о революционном прошлом членов тогдашнего Политбюро ЦК ВКП(б), посвятил несколько строк и Ежову, в частности, периоду его службы в царской армии. Минц писал: «Уволенный с завода в числе нескольких сот путиловцев за борьбу против империалистической войны Ежов был направлен в запасной батальон. Путиловцы в батальоне организовали забастовку — не вышли на занятия и уговорили остальных солдат остаться в казарме. Батальон немедленно расформировали, а зачинщиков забастовки бросили в военно-каторжную тюрьму, в штрафной батальон. Боясь отправки на фронт революционно настроенных солдат, офицеры перевели их в нестроевую команду. Среди переведенных оказалось человек 30 путиловских рабочих. Они организовали выступление солдат против командиров, которое чуть не окончилось убийством начальника команды. В 1916 году в команду приехал начальник артиллерийских мастерских. Ему нужны были токаря и слесаря. Вместе с другими рабочими взяли и Ежова». Стараниями Минца перед читателем представал образ убежденного противника царского режима, одного из тех, кто в нелегкой борьбе с самодержавием готовил грядущую победу пролетарской революции.
На самом деле, утверждает Алексей Павлюков в своей книге «Ежов. Биография», призывался Ежов не из Петербурга, а из села Волхонщино Крапивенского уезда Тульской губернии. Здесь родился и жил до ухода на военную службу его отец, и сюда же, к родственникам по отцовской линии, Ежов переехал после того, как вынужден был в связи с началом войны прервать свои странствия по прибалтийским землям.
Будучи опытным советским историком, Исаак Минц правильно понимал свою задачу и писал не о том, что было, а о том, что должно было быть. А на самом деле обстояло так, что, в отличие от своих сверстников, Ежов не был мобилизован, а отправился служить добровольцем (или, как тогда еще говорили, охотником).
Из приказа по 76-му запасному пехотному батальону (Тула) от 16 июня 1915 года: «Прибывшего от Крапивенского уездного воинского начальника охотника Николая Ежова... зачислить в списки батальона в 11 роту и на все виды довольствия с 15 сего июня».
И везде, в тех частях, где Ежов проходил службу, против его фамилии в списках личного состава всегда указывалось — доброволец. Что интересно, в той среде, к которой он принадлежал, сколь-нибудь заметных патриотических настроений не наблюдалось, и добровольцы среди солдат практически не встречались. Так что на весь Крапивенский уезд «охотников» оказалось всего трое, среди которых был и Ежов.
Всего лишь две недели на передовой, жизнь в окопах, ночные марш-броски, обстрелы весьма неблагоприятно отразились на здоровье Ежова... и он заболел |
НА ГЕРМАНСКОМ ФРОНТЕ — ПЕРЕМЕНЫ
Служба добровольца Ежова не сложилась. Или наоборот? Словом, всего лишь две недели на передовой, жизнь в окопах, ночные марш-броски, обстрелы весьма неблагоприятно отразились на его здоровье... и он заболел. Приказом по полку от 14 августа 1915 года вместе с несколькими другими заболевшими его отправляют в госпиталь. И очень вовремя, поскольку в ходе начавшихся тяжелых боев полк потерял убитыми, ранеными и пропавшими без вести свыше тысячи человек, в том числе 16-я рота, куда был зачислен Ежов, — 50 человек.
После 14 августа 1915 года следы Ежова на некоторое время теряются. Летом 1916 года он обнаруживается уже в нестроевой команде при штабе Двинского военного округа в Витебске. Нестроевая команда представляла собой своего рода распределительный пункт для тех солдат, которых врачебные комиссии признали непригодными к строевой службе. Отсюда их отправляли во временные командировки или на постоянную работу в тыловые части и подразделения округа (госпитали, хлебопекарни, склады, мастерские и т. д.). Дошла очередь и до Ежова, и в начале июня 1916 года его в составе группы из 135 человек направляют в находящуюся здесь же в Витебске 5-ю подвижную починочную мастерскую. Она занималась ремонтом артиллерийского вооружения.
В мастерской Ежова ни к какой серьезной работе не приставили, а определили в группу, называвшуюся «рядовые для хозяйственных надобностей». Первые полгода он исполнял эти надобности главным образом в нарядах, заступая чуть ли не через день то дневальным, то в караул. Но, наконец, ему нашли более подходящее применение. В отличие от большинства сослуживцев, Ежов считался грамотным (это специально отмечалось в документах части), и, когда в канцелярии мастерской освободилось место писаря, взяли его. Прошло немного времени, и «за отлично-усердную службу при хорошем поведении» ему присваивается звание старшего писаря среднего оклада. (Позднее, стесняясь этой своей писарской должности, малоподходящей для большевика с пролетарским прошлым, Ежов укажет в анкете, что работал в 5-й мастерской сначала мастеровым, а затем старшим мастеровым). Тем временем за воротами казармы происходили события, к которым трудно было остаться равнодушным.
Витебск |
ЕЖОВ СТАНОВИТСЯ БОЛЬШЕВИКОМ
Падение самодержавия было встречено в Витебске, как и во всей стране, с воодушевлением. В ночь на 5 марта 1917 года власть в городе перешла в руки общественного комитета, куда вошли представители от всех основных социальных групп населения. Были приняты решения о разоружении полиции, аресте некоторых должностных лиц прежней администрации, о создании народной милиции и т. д. За сравнительно короткое время официально оформились и развернули бурную деятельность всевозможные партии и движения. 18 марта в газетах было помещено объявление организационного комитета Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП).
Знакомство Ежова с местными большевиками произошло, судя по всему, в начале апреля 1917 года. 3 апреля в помещении городского театра состоялся один из первых общегородских митингов, на котором, в частности, выступил вернувшийся из сибирской ссылки большевик Борис Давыдович Пинсон — бывший витебский рабочий-печатник (Борис Пинсон в декабре 1923 и январе 1924 года возглавлял Татарский обком ВКП(б) — прим. ред.). После выступления его окружили на улице человек 15 молодых рабочих и солдат. Они предложили собраться и поподробнее поговорить на интересующие их темы. «Помнится, что среди этих товарищей были... и солдаты починочной мастерской Баранов, Рабкин, Ежов», — вспоминал впоследствии Пинсон. Простые и ясные лозунги большевиков пришлись Ежову по душе, и некоторое время спустя, утвердившись в правильности своего выбора, он принимает решение вступить в созданную ими организацию.
Борис Пинсон |
При упоминании о витебском периоде жизни Ежова стоит привести отрывок из письма, которое он несколько лет спустя прислал своему партийному наставнику Пинсону. Вспоминая об участии в деятельности витебской парторганизации, Ежов писал: «Ты помнишь, верно, нашу совместную работу в Витебске в 1917 году?.. Я припоминаю свою работу в пятой артиллерийской мастерской, припоминаю технику распространения «Правды», сбор денежных средств и т. д. Каждое большевистское слово воспринималось тогда как нечто незыблемое, святое... Как-то ты ко мне подошел и от имени комитета похвалил мою деятельность — в тот момент я был на «десятом небе». С удовольствием припоминаю, как по поручению комитета я наладил связь с заключенными нашими товарищами... Но больше всего мне запомнился Великий Октябрьский переворот и наша встреча в первом штабе. Ты, заметив меня, быстро подошел и, пожав мне руку, несколько раз крепко поцеловал. Этого мгновения, великого и счастливого, я никогда не забуду».
Приведенный фрагмент письма содержит важные детали, позволяющие понять особенности психологического склада его автора. По-видимому, Ежов не особенно высоко оценивал свои способности и возможности. Наверное, и маленький рост (157 см) тоже не прибавлял ему уверенности в себе. Поэтому привлечение к участию в каком-нибудь важном и ответственном деле воспринималось им как огромное доверие, которое нужно оправдать во что бы то ни стало. Такое отношение к порученному делу способствовало постепенному развитию у Ежова своего рода исполнительского фанатизма, о чем свидетельствует характеристика, которую много лет спустя дал ему один из его непосредственных руководителей Иван Москвин. «Я не знаю, — говорил он, — более идеального работника, чем Ежов. Вернее не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным — он все сделает. У Ежова есть только один, правда, существенный недостаток: он не умеет останавливаться. Иногда существуют такие ситуации, когда невозможно что-то сделать, надо остановиться. Ежов не останавливается. И иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить...»
Похоже, что фанатичная исполнительность Ежова и объясняет во многом, почему именно на нем и остановился сталинский выбор, когда диктатору потребовался человек, готовый безоговорочно выполнять любые его поручения. И Ежов в очередной и последний раз сумел тогда оправдать оказанное ему «доверие».
В апреле 1919 года Ежов был призван в Красную армию |
«ГЕРОЙ-КРАСНОАРМЕЕЦ»
В апреле 1919 года Ежов был призван в Красную армию. В официальной биографии Ежова его деятельность в первые годы советской власти описывается так: «Принимал активное участие в Октябрьской революции и Гражданской войне... был военным комиссаром ряда красноармейских частей». Александр Фадеев, работая над уже упоминавшимся очерком «Николай Иванович Ежов — сын нужды и борьбы», такими скупыми сведениями довольствоваться, конечно, не мог и взялся дополнить их описанием ратных подвигов Ежова на Восточном фронте. Для начала писатель решил дать портретно-психологическую характеристику своего героя: «Очень еще юный чернявый парень с густыми черными бровями: мечтательное выражение глаз при сильной складке губ, лицо одухотворенное, волевое... В бою не проявлял никаких черт показного героизма. Героизм его был так же прост и естественен, как он сам». Красноармейская часть, куда Ежова назначили комиссаром, входила, по словам Фадеева, в состав Южной группы войск, которой командовал прославленный полководец Гражданской войны Михаил Фрунзе. И вот однажды...
«Дивизия, в которой он служил комиссаром, штурмовала важный стратегический пункт — деревню Иващенково. Противник сосредоточил в ней отборные части. Много раз деревня переходила из рук в руки. Ежов несколько дней не выходил из боев. В последней решающей атаке под сильным пулеметным и артиллерийским огнем противника Ежов был ранен тремя осколками, один из которых пробил ему челюсть. Деревня была взята красными. Тяжелое ранение надолго вывело Ежова из строя. На всю жизнь у него сохранился шрам правее подбородка. Но этот человек не мог долго жить в бездействии...».
В этом очерке действительности соответствует только описание внешнего вида Ежова в ту пору. Все остальное — плод богатого воображения то ли автора, то ли самого Ежова, поскольку боевые эпизоды у деревни Иващенково пересказаны, судя по всему, с его слов. В реальной жизни, однако, все было намного проще, поскольку в Красной армии Ежов служил исключительно в тыловых частях и ни в каких боях участия никогда не принимал.
Военная служба складывалась у него таким образом. Пришел заказ на пополнение для Красного запасного электротехнического батальона, дислоцированного в Саратове. Затребованное количество людей почти уже набрали, нужен был еще один человек. Предложили Ежову. Он согласился.
Перед отъездом Ежов зашел на местный базар прикупить продуктов, благо сослуживцы, провожая, собрали ему в дорогу немного денег. Попутчики же Ежова оказались без копейки, но, как вспоминал впоследствии один из них, Ежов не стал жадничать и разделил купленное на всех. По тем временам и тем обстоятельствам (у Ежова начиналась цинга, и свежие продукты были ему крайне необходимы) это был, конечно, поступок.
Казань |
ПОЛИТРУК-ПУТИЛОВЕЦ
10 мая 1919 года на очередном общем партийном собрании Ежов был включен в состав батальонной парторганизации. На этом же собрании было рассмотрено предложение военного комиссара Приволжского военного округа об учреждении в ротах и командах должности политических руководителей (политруков). Предполагалось, в частности, что они будут ежедневно по одному часу заниматься политграмотой с красноармейцами своего подразделения. Из 20 кандидатур выбрали 11 политруков, одним из которых стал Ежов. По-видимому, были приняты во внимание его работа на знаменитом своими революционными традициями Путиловском заводе, о чем он наверняка сообщил новым товарищам по партии, и дореволюционный партстаж.
С момента появления Ежова в батальоне прошло не так уж много времени, но он уже успел завоевать авторитет в парторганизации, и, когда в начале мая 1919 года проводились довыборы президиума партийной ячейки взамен убывших коммунистов, кандидатура Ежова получила наибольшее число голосов — 36 из 48. На состоявшемся на следующий день заседании президиума он был избран его председателем. Между тем, оставаясь еще де-факто в составе электротехнического батальона, и сам Ежов, и значительная часть его сослуживцев де-юре числилась уже в списках другой части. Именовалась она 2-й базой радиотелеграфных формирований, и в ее составе Ежову предстояло провести два года — весь оставшийся срок его военной службы.
Создание радиобаз началось в конце 1918 года. Приказом Реввоенсовета республики от 22 ноября 1918 года для скорейшего формирования радиотелеграфных частей и более рационального использования радиотелеграфного имущества, оставшегося после войны, было предписано приступить к созданию баз радиотелеграфных формирований.
1-я радиобаза была создана во Владимире зимой 1919 года. 2-я база начала создаваться в мае в Саратове. В начале июня 1919 года команда формирования полевых радиостанций, где служил Ежов, была зачислена в штат радиобазы в качестве 1-й роты дивизиона формирований. А тем временем обстановка на театрах военных действий оставалась сложной и противоречивой. На Восточном фронте Красная армия, громя Колчака, стремительно продвигалась к Уралу, на Южном — сама отступала под ударами Деникина. 3 июля Саратовская губерния была объявлена на осадном положении. 2-й радиобазе было приказано передислоцироваться в Арзамас. Предполагалось личный состав и имущество перевезти по Волге в Нижний Новгород, а оттуда доставить к месту назначения железнодорожным путем. 31 июля 1919 года, погрузившись на пароход и две баржи, радиобаза отправилась в путь. Однако в это время посланные в Арзамас квартирьеры установили, что в городе, переполненном частями и подразделениями Восточного фронта, в распоряжение радиобазы могли быть выделены лишь несколько помещений казарменного типа. Лицам командного состава и семейным военнослужащим жить было негде — снять в городе частную квартиру было практически невозможно. Срочно оповестили руководство в Москве, и приказ радиобазе был изменен. Конечным пунктом маршрута была теперь определена Казань, к которой небольшой караван из трех судов в это время как раз и приближался.
Продолжение следует.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 9
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.