ТЕРРОР И ИСЛАМ — РАЗНЫЕ ЯВЛЕНИЯ, НО ОНИ ТЕСНО СВЯЗАНЫ

То властвую я, как хозяин, над мыслью своей,
То мысль моя держит в тисках меня, как западня; 

То, словно Иосиф, чарую своей красотой,
То, словно Иакова, скорби одела броня; 

То, словно Иов, терпелив я, покорен и тих,
То полог терпенья сжигает страстей головня; 

То вера благая внушает смирение мне,
То мною владеет безверья и блуда возня; 

То лев я свирепый, волк алчущий, злая змея,
То общий любимец, подобье прохладного дня; 

То мерзок и дерзок, несносен и тягостен я,
То голос мой нежен и радует сердце, звеня; 

Вот облик познавших: они то чисты и светлы,
То грязью позора клеймит их порока ступня. 

Джалалетдин Руми

В мире не проходит форума без декларации о необходимости бороться с терроризмом. Вот и в Уфе на саммите ШОС повторили те же, теперь уже традиционные слова. В этом вопросе разногласия между Западом и Востоком, США и мусульманскими странами отступают на второй план — мировое содружество проявляет редкую солидарность перед лицом всеобщей угрозы. Политики пытаются сгладить тяжелое впечатление от связки терроризма с мусульманами, выбирают примирительный тон, утверждая, что религия и террор несовместимы, но в это давно уже никто не верит. Ясно, что боевики готовятся из мусульман, часто базируются в мечетях, исламисты распространяют в интернете не только проповеди об истинном исламе, но и выставляют картины казней своих жертв. Пожар войны охватил весь исламский мир. Он докатился до благополучного Туниса, в Нигерии взрывы прогремели прямо в мечети в месяц Рамадан. Не проходит дня, чтобы где-то не взорвалась бомба, и организаторами неизменно оказываются мусульмане.

 

Нередко беды арабского мира объясняют происками американцев. Трудно отрицать злокозненность американских спецслужб, но разве американцы заставляют мусульман стрелять в мусульман в священный месяц Рамадан?! Это делают правоверные мусульмане, придерживающиеся всех предписанных столпов ислама. Если 15 - 20 лет назад можно было говорить о демонизации ислама западными СМИ, то сегодня реальность в лице «Исламского государства» или «Боко харам» перешагнула всякую фантазию журналистов.

Террор и ислам — разные явления, но они тесно связаны. О миролюбии религии можно рассуждать в силу умения интерпретировать Коран в благоприятном свете, но в нем точно так же можно найти воинственные заявления, что и делают исламисты. Разным людям Коран дает разные ответы. Если ислам не имеет ничего общего с терроризмом, тогда почему боевики и шахиды рекрутируются из числа шакирдов, мусульманских женщин, неофитов? Практика радикальных организаций нам говорит о наличии социальной базы именно в исламской среде. Одними фразами о миролюбии мусульман здесь не отделаться, организаторы терактов — это тоже правоверные мусульмане. После этих слов анонимные комментаторы и «тролли» немедленно отреагируют примерно в таких выражениях: «Террористы не могут быть истинными мусульманами. В исламе запрещено мусульманам убивать мусульман», «Террористы нарушили исламские заповеди», «Террористы представляют различные секты» и т. д. К сожалению, террористы, если они произнесли шахадат «Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник его», становятся такими же мусульманами, как и все остальные. Не существует другого критерия для определения правоверности мусульманина. К тому же террористы, в отличие от «светских», не практикующих мусульман, добросовестно держат уразу, пять раз в день молятся, многие совершили хадж, носят мусульманскую одежду и даже чалму. Террористы — истинные чалмоносцы в отличие от многих из нас, критикующих их как неверных.

Мечеть в Саудовской Аравии после терракта 

Трудно смириться с мыслью, что те, кто организовал взрывы в мечети, и те, кто погиб во время молитвы, — одинаково правоверные мусульмане. Совесть протестует. Шахиды убеждены в избрании ими прямого пути в рай, мы же хотели бы их видеть в аду, но не нам дано определять, кто попадет в рай, а кто — в ад, это дело самого Господа и только его. Шахадат — единственный критерий для различения мусульманина и немусульманина, правоверного и неправоверного. Любые дополнительные критерии: носить чалму или ходить с непокрытой головой, показывать «прелести» или не показывать, носить бороду или не носить, пить пиво или не пить — толкают на опасную стезю, на которой любая община мусульман по «дополнительным» критериям начнет навязывать другим свои нормы поведения. Они для распространения «истинного» ислама создадут партии и боевые отряды и доведут дело не просто до абсурда, до вселенской трагедии, что, собственно, и происходит.

Исламский мир не может похвалиться ни одним научным открытием, ни одним изобретением, там не производят ничего путного, кроме сухофруктов и блестящих безделушек. Исламские страны не умеют даже копировать чужие изобретения, как это делают «азиатские тигры». В исламе не осталось ничего созидательного, он стал религией разрушения или запретов: европейскую одежду не носить, есть только халяль, самостоятельно думать не разрешено — для этого существуют имамы, все западное — харам, кроме мобильников, компьютеров, дорогих автомобилей, самолетов и интернета.

Зато отряды мусульман научились разрушать памятники мировой культуры. Почему же сахабы пророка Мухаммеда не разрушили те же памятники как языческое наследие? Они, видимо, еще не были истинными мусульманами. Антигуманность исламизма стала трендом, дикость возведена в добродетель. Ислам стал предельно аморальным. Мусульмане «Боко харам» ради торжества ислама готовы изнасиловать девочек, посещающих школу. Ислам оказался по ту сторону Добра и Зла. Он уже не свет (НУР), зовущий к добру. Даже исламские университеты стали очагами средневековой схоластики. Арабский язык из символа праведности превратился в орудие распространения радикализма. Через арабский язык мы не можем получить никаких новых знаний, а только самые дикие нравы под видом правоверности. За непонятными цитатами из Корана или хадисов прячется истинное лицо современного ислама — нетерпимость к другой вере, другому мнению. Похоже, Аллах сам себе объявил войну. Нам остается надеяться, что эта эпидемия не докатится до наших мечетей.

Массовая казнь христиан в Ливии 

ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА ТАКОВА, ЧТО ЛЮБУЮ ГЕГЕМОНИЮ ПРЕСЛЕДУЕТ ОТВЕТНАЯ РЕАКЦИЯ

«Гораздо легче выиграть войну, чем мир».

Жорж Клемансо

Каждая эпоха имела свою основную ось противостояния. Первая мировая война положила конец эре колониализма. Мирсаид Султан-Галиев с концепцией «исламского социализма» стал идеологом третьего мира, он содействовал разрушению империй, тогда ислам еще был в первых рядах за освобождение порабощенных народов. ХХ век отмечен появлением на месте империй целой группы национальных государств и федеративных образований. Однако империализм не исчез с лица земли, он приобрел иные черты. Советский федерализм превратился в отпетый тоталитаризм со сталинскими безумствами. В Германии другой параноик Гитлер завел самую культурную страну в исторический тупик. Вторая мировая война положила конец нацизму.

Третья мировая война в силу реальной угрозы самоуничтожения человечества в атомном апокалипсисе не состоялась, но вместо нее возникло жесткое противостояние Запада и соцлагеря. Холодная война завершилась падением коммунизма как идеологии и политического строя. В итоге началась эпоха доминирования США с идеей глобализации и навязывания либеральной демократии. Ответная реакция на американскую гегемонию не заставила себя долго ждать — появилось антиглобалистское движение. Природа человека такова, что любую гегемонию преследует ответная реакция. Аллергия на авторитарную власть универсальна и неистребима.

В мире всегда существовали протестные движения в виде оппозиционных партий, «зеленых», панков, разного рода диссидентов, профсоюзного движения, троцкистов, анархистов, маоистов. При этом они имели свою идеологию, даже в случае террористических организаций, например, в Северной Ирландии или Стране Басков. Сегодня исламская оболочка терроризма — это не идеология, это всего лишь форма кристаллизации антагонизма. Причем антагонизм проходит не между Западом и исламским миром, он повсюду — он в каждом из нас. Кому-то не нравятся американские ценности, кому-то — ассимиляционные процессы в языке и культуре, бизнесмены недовольны сетевыми супермаркетами, приводящими к разорению многие местные магазины, российские политики недовольны давлением доллара на финансовую систему страны и т. д. и т. п.

Чем сильнее давление гегемона, тем радикальнее ответная реакция. Так, Афганистан до начала 70-х, т. е. до тех пор, пока страна не стала объектом борьбы сверхдержав, был одним из самых терпимых мусульманских обществ с давней светской традицией: Кабул был известен как город с яркой культурной и политической жизнью. Парадокс заключается в том, что возвышение «Талибана» было не выражением традиционной культуры, а «регрессом» к фундаментализму, который произошел из-за давления СССР, а затем США. Взрастить фундаментализм помогли вместе с США также Пакистан и Саудовская Аравия. Причину появления исламского фундаментализма нужно искать не только в мусульманской среде, но и во вмешательстве гегемонов в жизнь других народов.

Войны в ХХI веке приобрели специфические формы: кибератаки, разоблачения деятельности спецслужб в интернете, локальные символические вооруженные столкновения и, конечно же, физический и психологический террор. Кульминацией противостояния американскому глобализму стало разрушение 11 сентября башен-близнецов всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Ужас на людей навели не сами самолеты (атаку на Пентагон никто не помнит), а рухнувшие «близнецы». Они были символом мировой гегемонии США и вдруг на глазах у всего мира превратились в гору мусора, похоронив тысячи людей. Обнаружилась уязвимость иерархически структурированных систем. Чем более единообразна и централизована власть, тем более она уязвима. Она уже в себе содержит внутренний разлом, в который врываются силы сопротивления.

Далеко не все в мире пришли в ужас от картины разрушения «близнецов», кто-то про себя порадовался: «Отомстили! Так им и надо!» Символическая стратегия террористов рассчитана на молчаливое согласие недовольных всевластием Америки. Многие мусульмане — противники терроризма, но при этом терпимо относятся к радикалам. Помню, когда я написал статьи о евроисламе, то на меня зашикали со всех сторон: «Ты раскалываешь единство мусульман! Одумайся!» Даже самые уважаемые и вполне интеллигентные люди меня убеждали, что, мол, ислам един, они не замечали, что есть сунниты и шииты, ханафиты и маликиты. А куда девать ваххабитов и салафитов?

Муфтий меня как-то упрекал за то, что не хожу на пятничную молитву. Но я не могу стоять в одном ряду с фундаменталистами, которые чувствуют себя хозяевами в мечети. Лучше я поработаю за компьютером в одиночестве со своим евроисламом. Пророк говорил, что весь мир — мечеть. Мой компьютер — моя мечеть. Мой гибадат, мое служение в изучении истории татар и донесении до людей правды о наших предках. В Татарстане один популярный проповедник договорился до того, что, мол, поклонение могилам предков — харам, признак склонности к язычеству. Ходить вокруг черного камня в Мекке — не язычество, а ставить камни на могилы родителей — великий грех? Я должен с этим мириться и забыть своего отца и мать? Что же, я всю жизнь учился, чтобы выслушивать тупые проповеди?! С радикальным исламом не может быть компромисса, даже ради мнимого единства мусульманской уммы.

По мне грех, когда кладбища оказываются заброшенными. Сотрудники Института истории регулярно выезжают в районы республики и видят, что камни с могил исчезают с каждым годом, кладбища оказываются заброшенными, надмогильные камни идут на хозяйственные постройки. Смерть любой деревни начинается с исчезновения школы, затем перестают следить за кладбищем, забывают своих предков и историю деревни, вслед за этим перестают работать и спиваются, несмотря на проповеди имамов. Если традицией арабов было хоронить умерших в пустыне, то это их дело, ислам здесь ни при чем, это лишь различия в этнических традициях. У татар другие традиции, чего нельзя забывать. Перед поездкой в хадж надо посетить могилы родителей и у них получить благословение.

После терракта в Йемене 

ТЕРРОРИСТЫ НЕ РАБОТАЮТ ПО КОНТРАКТУ, А ВЫПОЛНЯЮТ СВЯЩЕННЫЙ ДОЛГ

«Те, кто делает мирную революцию невозможной, делают насильственную революцию неизбежной».

Джон Фицджеральд Кеннеди

Террористический акт приобретает смысл только в одном случае, если он находит сочувствие и отклик в душах людей, если он востребован. В ином случае он всего лишь единичный акт, случайность, что-то вроде разрушительного природного явления, как тайфун. Терроризм рассчитывает на отклик средств массовой информации. Подключение СМИ к освещению терактов составляет важную часть события. Любой теракт, даже тот, который произошел под боком, без телевидения не производит впечатления. А в СМИ он приобретает угрожающий характер. Ужасает не смерть людей, на дорогах их погибает многократно больше, теракт вскрывает уязвимость существующей политики, открывается пустота бездны за ширмой политического спектакля. И тогда наступает панический страх.

Растиражированный террор, создавая всеобщий страх в общественном сознании, подталкивает власть к ответным мерам, к возмездию: «Никто не уйдет от ответственности! Всех замочим!» Возмездие становится оправданием всеобщей слежки, антидемократических законов, ужесточения режима власти. Неясно, где оно остановится, какие еще либеральные ценности окажутся растоптанными: свобода слова, свобода перемещения, неприкосновенность личной жизни. Либеральная глобализация превращается в свою противоположность: полицейскую глобализацию, тотальный контроль, прослушивание, видеонаблюдение всех и вся, даже друзей и союзников. Ирония заключается в том, что террор, опирающийся на фундаментализм, ведет к переоценке либеральных ценностей правящей элитой в сторону того же фундаментализма, ибо современные государства на террор могут отвечать только ужесточением силы, как в свое время большевики на «белый террор» отвечали «красным террором». Система во имя безопасности принимается терроризировать свое общество и тем самым оказывает услугу международному терроризму.

 

Террор не имеет идеологии, а потому он вдвойне и втройне опасен. С идеологией можно бороться с помощью пропаганды, террор же ничего не предлагает взамен существующей системы, он хочет эту систему разрушить без какой-либо альтернативы. На переднем фронте антиглобализма оказался ислам, ставший источником радикализации сознания, поставщиком боевиков и шахидов. Ислам в этом плане очень удобен в силу примитивности его арабской версии. Дикий ислам — это не идеология, а форма протеста в чистом виде. Отсталость не нацелена на изменение мира, она направлена на то, чтобы сделать мир более радикальным с помощью жертвоприношения. Шахиды приносят в жертву самого себя ради спасения мира от американского шайтана. Тут нет ни мысли, ни идеи, а лишь противостояние мировой гегемонии. Это противостояние не в виде борьбы одной силы с другой силой или одной идеологии с другой, борьба перенесена в символическое поле, где мировой силе противопоставлено самопожертвование. Гегемон может отвечать на сопротивление только силой или в форме soft power, но не может пойти на самопожертвование. Видимое мировое могущество не может ничего противопоставить ничтожной, но символической смерти нескольких индивидов.

Террористы сумели соединить религиозный фундаментализм с современными достижениями передовых стран для атак на эти же страны. «Аль-Каида» использовала преимущества свободного рынка для финансирования своих боевых отрядов, террористы умело используют интернет для вербовки новых членов, они пользуются техническими новинками или знаниями в сфере изготовления бомб, при этом ведут жизнь обычного обывателя, а потому трудно отличимы от остальных граждан. До совершения теракта мало кто из соседей, товарищей по работе или учебе, друзей подозревают в террористе жестокие наклонности, а потому теракт шокирует окружающих своей неожиданностью.

Для террористов понятие смерти несет совершенно иной смысл, чем для нас. Они, идя на жертву, выбирают вечную жизнь. Это своего рода обнуление понятия смерти. В отличие от государственных организаций террористы работают не по контракту, они выполняют священный долг. Выполнение этого долга надежно защищено от предательства и коррупции любого вида. В акте самоубийства нет ничего личного, никакого «героизма», это коллективное и сакральное действо, совершаемое во имя Аллаха: «Аллах ахбар!»

 

РЕЛИГИЯ ДАВНО СТАЛА ЧАСТЬЮ СФЕРЫ УСЛУГ

«Генералы всегда готовятся к прошлой войне».

Уинстон Черчилль

В отличие от времен холодной войны, когда были известны противостоящие лагеря, сегодня «мировая война» проходит между терроризмом и остальным человечеством вне административных границ. Суверенность не спасает от терроризма. Уничтожение центров подготовки боевиков в отдельных странах не устраняет общей угрозы терроризма. Поэтому войну террору объявили все страны, что напоминает крестовые походы. Жертвой этих походов станет дикая версия ислама, как до этого был коммунизм, а до того — нацизм и империализм. Но поможет ли борьба с исламом искоренить терроризм как явление, ведь его главный источник заключен в навязывании гегемонами во главе с США своих ценностей и своей воли мировому сообществу?

Радикализация ислама опасна не только для мира, но и для самой религии как веры, ибо при этом в нем исчезает творческий потенциал, ислам уже не вдохновляет на получение знаний, не мотивирует творческий труд. Ислам с каждым днем утрачивает свое божественное начало. Вера и религия далеко не тождественны. Для большинства наших имамов важно, чтобы мусульмане посещали мечеть, вопросы веры их мало интересуют, они организаторы ритуалов. В принципе, верить можно, сидя дома, молиться можно, не отходя от компьютера. Как класть поклоны — это не вопрос веры, а вопрос традиций.

Религия давно стала частью сферы услуг и, как любой агент экономики, подчиняется рыночным отношениям. Конечно, нельзя ставить на одну доску религиозных деятелей, предлагающих ритуальные услуги, и, например, похоронное бюро, тем более проституцию. Они сугубо разные услуги, с иной моральной направленностью и разными задачами, но тем не менее это услуги — даже хадж превратили в бизнес. Среди многочисленных муфтиятов идет борьба за сферы влияния не на идейной основе, не по вопросам веры, а за контроль над прибыльными территориями. Любая конкуренция неизбежно ведет к укрупнению «бизнеса», а потому мечети определяются со своими «боссами», тем более государственные органы обеспокоены радикализацией мусульманских рядов и требуют внутреннего согласия уммы и их централизации.

«Следует терпимо относиться ко всем религиям, ибо каждый человек должен попасть на небеса своим путем».

Эпиктет

Ислам прежде никогда не был столь агрессивным, как сегодня. Пока в арабских странах стояли цели освобождения от колониального ига, перехода на современные рельсы экономического развития, ислам был востребован со своей мобилизующей функцией. Но экономическое отставание от Запада поставило ислам перед выбором: реформа или загнивание. Мусульмане не нашли в себе силы для реформирования религии, а западные страны были заинтересованы в превращении бывших колоний в сырьевые придатки развитых государств. Результат оказался плачевным.

Татары, в отличие от арабов и иранцев, реформацию прошли вместе с появлением капиталистических отношений в России в ХIХ веке. Татарам надо было конкурировать на российском и азиатском рынках, что вынудило искать знания в Европе. Джадидизм показал выдающиеся результаты, ибо продолжил не арабские, а свои собственные исторические традиции. Он был не просто культурным и политическим движением, но и богоискательством: богословская мысль татар конца ХIХ — начала ХХ веков — вершина исламской мысли Нового времени. Татарские мыслители были настоящим духовным источником высокой культуры, открытости, терпимости, соединения светских и религиозных начал. Это тот урок, из которого надо исходить, когда мы говорим о традиционном исламе. Для нас традиционный ислам — это не ханафитский мазхаб, привнесенный из Азии в Средние века, а джадидизм, благодаря которому татарский народ стал современной нацией. Основная заслуга джадидизма не в порождении нового течения, а в отказе от любых мазхабов в пользу светского законодательства и признания плюрализма в религии. Джадидизм успешно соединил европейские ценности и знания с татарскими традициями, сняв всякое противостояние Востока и Запада. Джадидизм исключает любую радикализацию ислама.

Исламский мир спасет не надуманное единообразие ислама, а возвращение в лоно национальных интересов, что будет противодействовать как глобализации, так и исламскому фундаментализму. Сегодня в исламском мире нет другой силы, кроме национальных традиций, способных реально противостоять экстремизму. Каждый народ найдет ответ на свои проблемы, опираясь на собственную историю, будучи терпимым к другому мнению и будучи открытым к нововведениям. Все остальное от шайтана.

Сочилась желчь шафранного тумана.
Был стоптан стыд, притуплена любовь...
Стихала боль. Дрожала зыбко бровь.
Плыл горизонт. Глаз видел четко, пьяно.

Был в свитках туч на небе явлен вновь
Грозящий стих закатного Корана...
И был наш день — одна большая рана,
И вечер стал — запекшаяся кровь.

В тупой тоске мы отвратили лица.
В пустых сердцах звучало глухо: «Нет!»
И, застонав, как раненая львица,

Вдоль по камням влача кровавый след,
Ты на руках ползла от места боя,
С древком в боку, от боли долго воя...

Максимилиан Волошин. Август, 1909

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции