Артем Хохорин: «Если бы я сказал, что мы вернемся в 90-е, мне надо было бы писать рапорт»

Артем Хохорин: «Соседние регионы экономически более слабые, и там народ обнищал быстрее, чем в Татарстане, поэтому они сюда едут и совершают преступления»

«ТО КОЛИЧЕСТВО ПОЛИЦИИ, КОТОРОЕ БЫЛО ВО ВРЕМЯ УНИВЕРСИАДЫ, И ДОЛЖНО БЫТЬ»

— Артем Валерьевич, на фоне кризиса всегда традиционно растет преступность. Отмечена ли такая тенденция в этом году в Татарстане? Какие преступления преобладают?

— К ответу на ваш вопрос подойду с другой стороны. Цифры так или иначе связаны с тем, в каких условиях сегодня работают органы внутренних дел.

Во-первых, число сообщений и заявлений граждан, которые мы рассматриваем, ежегодно растет: за 11 месяцев 2014 года была почти 641 тысяча, за 11 месяцев 2015-го — около 684 тысяч. То есть граждане и верят, что их проблема решится, и правосознание их улучшается. Но увеличение числа обращений влечет за собой нагрузку на наших сотрудников. А штатная численность МВД уменьшилась. Приведу цифры: 2005 год — 23 742, 2011 год — 21 222, 2014 год — 18 549, 2015 год — 16 872.

— Такое уменьшение, наверное, чрезмерно?

— Я уже не раз говорил, что то количество полиции, которое было в Казани в период проведения Универсиады, должно быть всегда. Чтобы люди и гости города чувствовали себя комфортно и спокойно, чтобы любое заявление максимально быстро рассматривалось.

— И сколько полиции было во время Универсиады?

— Дополнительно было из соседних регионов еще 24 тысячи сотрудников. А сегодня у нас всего, повторю, 16,9 тысячи.

— Какова же динамика по преступности?

— Последние 10 и даже 20 лет она была отрицательная, а в этом году (интервью состоялось в конце 2015 года — прим. ред.) мы столкнулись с тем, что преступность пошла в рост — зарегистрировано более 47,5 тысяч преступлений. По их количеству на 100 тысяч населения в нашей республике поспокойнее, чем в среднем по России. Что касается ПФО, то меньше преступности, чем у нас, в Марий Эл, Мордовии, Чувашии, Нижнем Новгороде, Пензе, Саратове и Ульяновске. А обычно мы были вторыми-третьими среди тех регионов в округе, где меньше всего преступности.

— Насколько можно доверять этим цифрам? Все ли заявления регистрируются?

— Все процедуры с каждым годом все сильнее контролируются как нами в рамках внутриведомственного контроля, так и со стороны контролирующих органов, в первую очередь прокуратуры.

Более того, уже несколько лет Татарстан и еще некоторые регионы России — в эксперименте по внедрению государственной автоматизированной системы правовой статистики по линии генпрокуратуры, которая с 2011 года стала держателем госстатистики по уголовным преступлениям. Работа параллельно в двух системах — федеральной внутриминистерской и экспериментальной прокурорской — объем усилий увеличивает в два раза. Но цифры статистики сегодня абсолютно соответствуют реальности (отдельные случаи могут быть, я их не исключаю). И раньше, еще в период работы министром Асгата Ахметовича Сафарова, наш подход был таким: статистика должна быть максимально прозрачной, а сегодня она вдвойне прозрачна.

«МНОГИЕ ПОШЛИ ВОРОВАТЬ»

— Тогда в чем основные причины роста преступности?

— В первую очередь это связано с экономическими причинами. Как вы знаете, многие работают на каких-то шабашках, подработках, а возможности для этого уменьшились. При этом большая часть населения — со смещенным уровнем правосознания. И судимых у нас много, сюда и амнистию надо добавить, и общую либерализацию уголовного законодательства. Поэтому многие пошли воровать. Общий рост преступлений связан как раз с увеличением числа краж: если общий рост преступлений — порядка 6 тысяч, то кражи дали 2,5 тысячи (рост — 15,4 процента).

Вторым из самых распространенных видов преступлений стало мошенничество самых разнообразных видов, в том числе экономические мошенничества, но больше всего общеуголовных. Самое тривиальное — это когда звонят и говорят, что ваш сын попал в ДТП, и просят перечислить или передать кому-либо деньги. Как правило, это звонят заключенные из колоний. Сегодня пошел огромный вал обманутых при попытке что-то купить через интернет, особенно по сайту Avito. К примеру, за сутки двух людей обманули при покупке автомобилей — в Лениногорске на 295 тысяч рублей, в Казани — на 90 тысяч. Деньги ушли на анонимные счета. Обманывают и при покупке щенков, и техники для сада. Активизировались так называемые цыганки, которые ходят по домам под видом социальных работников или «специалистов» по снятию порчи.

Каждую неделю появляются новые способы мошенничества, ущерб большой. А люди, к сожалению, остаются доверчивыми, несмотря на то что наши сотрудники обходят квартиры и предупреждают их о возможных мошенниках. Особенно это касается пенсионеров и женщин. Доходит до смешного: участковый был вчера, а сегодня бабушку обманули, и она говорит: «Да, сынки, я помню, что приходил участковый, но вот я поверила». Надо понимать, что мошенники — хорошие психологи.

— Отдельная головная боль, наверное, киберпреступления?

— Сектор IT развивается, и мы им серьезно занимаемся: выделили специальную группу сотрудников, в ближайшее время проведем научно-практическую конференцию с приглашением ведущих IT-специалистов из наших вузов и компаний, из Москвы, обсудим с ними тактику дальнейшей нашей работы в этом секторе. Яркий пример IT-мошенничества — списание со счетов ФГУП «ГТО» министерства по делам молодежи и спорту РТ более 30 миллионов рублей. А все потому, что бухгалтер использовала ключ на ноутбуке, который был в интернете, программа оказалась зараженной. В итоге со счетов ГТО списали деньги на пять различных транзакций. Одну из них мы перехватили в Набережных Челнах, в результате чего смогли задержать и злоумышленника — уже в Твери.

Мы сегодня понимаем, что существует некая, я бы сказал, организованная форма преступности, которая занимается именно заражением через интернет программного обеспечения работающих клиент-банков с последующим списанием средств со счетов. Одно-два таких преступления в неделю.

Еще один вид преступлений — заражение банковских карт, когда люди получают кредит. К сожалению, невнимательно читают условия договора, не пытаются получить даже бесплатное антивирусное программное обеспечение. Когда подключают услугу «Мобильный банк», телефон заражается соответствующей программой, с их счета крадутся средства. В день по 5 - 7 таких заявлений мы получаем. Мы уже и работу с банками проводим, и дистанционно работаем, но народ просто не дочитывает условия договора, где говорится об условиях безопасности. Доходит до того, что уже через интернет продают информацию о зараженных картах. Мы выявили один такой сайт. То есть один преступник продает другому потенциальному преступнику сведения, чтобы тот мог воровать деньги. Только на одном этом сайте указаны данные 123 карт! Мы будем этих людей находить и говорить им, что эта карта и их телефон заражены.

— Выходит, интернет — это опасная штука!

— Интернет — это опасная штука. Сегодня без установки антивирусного программного обеспечения опасно покупать что-либо в интернете через свои мобильные устройства. Мы регистрируем до 20 - 30 таких преступлений в сутки! Представляете, какой объем?

— Какая раскрываемость таких IT-преступлений?

— Не могу сказать, что раскрываем все. Дело новое. И ущерб, как вы понимаете, не 10 - 20 тысяч рублей, а суммы достаточно серьезные.

— Кто встает на криминальный путь: люди, потерявшие работу, или рецидивисты активизируются?

— Абсолютно разные категории. Звонки по телефону, как правило, идут из колоний. Но мы видим, что уже формируется группа освободившихся из колонии, которые и на свободе продолжают заниматься мошенничеством по телефону.

За последние годы жители нашей республики нажили некую «кубышку» и привыкли жить в спокойной среде, поскольку мы активно боремся с преступностью. Сегодня я говорю другое: друзья, ситуация изменилась — будут тащить все что ни попадя, поэтому давайте внимательнее относиться к вопросам защиты собственности, охраны предприятий и т. п. А сегодня доходит до того, что компании, работая в публичном пространстве, большие суммы хранят просто в тумбочке, при этом дверь можно вышибить плечом.

ЛУЧШИЙ ПОКАЗАТЕЛЬ РАСКРЫВАЕМОСТИ ЗА 10 ЛЕТ

— Количество тяжких преступлений — грабежей, разбоев — тоже увеличилось?

— У нас достаточно стабильный высокий уровень раскрываемости тяжких преступлений. Я имею в виду убийства, тяжкий вред здоровью, изнасилования, грабежи, разбои, квартирные кражи. Здесь роста нет. Мы работаем с привлечением специалистов центрального аппарата МВД по РТ, аппаратов УВД крупных городов — Казани, Челнов.

— Кризис на этих видах преступлений не сказался?

— Он сказался бы, если бы мы этим плотно не занимались. Мы видим, что формируются группы — как наши, так и из других регионов, и в этом году часть из них мы уже привлекли к ответственности. Даже было задержано несколько групп с Украины — мошенников, воров, поставщиков оружия из региона вооруженного конфликта. Появились цыгане, которые катаются из одного региона в другой, просто жители других регионов. Надо понимать, что соседние регионы экономически более слабые, там народ обнищал быстрее, чем в Татарстане, поэтому они сюда едут и совершают преступления. И заправочные станции, и дальнобойщики от них страдают. Например, в Чистопольском и Бугульминском районах группа грузин недавно совершила серию краж.

Динамика такая: в прошлом году нераскрытыми остались 54 разбоя, а на сегодня — 26. Все разбои, убийства находятся на моем личном контроле. Роста нет: в 2005 году разбоев было 970, сегодня их 251; грабежей было 8 тысяч, сегодня — 1,2 тысячи; краж из квартир было 5 тысяч, стало 685. Это же говорит о том, что на улице стало спокойнее, потому что раскрываемость этих преступлений растет. По угонам и кражам автомобилей тоже идет сокращение количества преступлений процентов на 10. Здесь раскрываемость такова: 82,7 процента — по угонам, более 40 процентов — по кражам. Понимая, что эти виды преступлений наиболее болезненные, приходится держать ресурсы.

— Какова сегодня раскрываемость преступлений в целом?

— Показатели по годам скачут. В этом году средняя по республике раскрываемость преступлений возросла до 55 процентов, расследовано почти 24,3 тысячи преступлений. Это лучший показатель за последние 10 лет. Если брать Приволжский федеральный округ, то наши показатели чуть ниже, чем у некоторых соседей, но, повторю, мы уже годами работаем в условиях абсолютной чистоты статистики, поэтому показатель общей раскрываемости преступлений не может быть высоким, что, в принципе, соответствует европейским и мировым нормам. Мы не стремимся к 100-процентной раскрываемости, понимая, что все преступления раскрыть просто невозможно.

Заметно лучше, чем в среднем по стране, мы сработали по тяжким и особо тяжким преступлениям — их раскрываемость достигла 63,9 процента (расследовано около 5,6 тысячи преступлений), по России — 53,9 процента, ПФО — 58,3 процента. Мы лучше стали выявлять латентные виды преступлений — взять, например, фиктивную постановку на учет иностранных граждан и незаконную регистрацию лиц без гражданства: с 18 до 588. Это, кстати, новый вид преступлений, и мы активно по нему начали работать с конца прошлого года.

Отдельный вопрос — причинение легкого вреда здоровью, побои, другими словами, бытовое насилие. Третий год подряд я жестко ставлю задачу в первую очередь участковым, чтобы из анализа жалоб населения выявляли постоянные семейно-бытовые конфликты и «тяжелые» семьи ставили на учет. Сейчас на учете у нас состоят 7,5 тысячи семейных дебоширов, а общее количество профилактируемых лиц возросло с 20 тысяч в 2012 году до 57 тысяч в 2015-м. Мы понимаем, что это дополнительная нагрузка, ведь эти семьи каждые три месяца надо проверять, работать с ними. Но, во-первых, эта часть населения попадает под контроль участковых, во-вторых, когда идут жалобы населения по поводу так называемого семейного и подъездного насилия, мы знаем, с кем работать. Это не самоцель — кого-то засадить, но оценка работы идет по соотношению количества жалоб и раскрытых бытовых правонарушений: если жалоб много, а раскрытых преступлений мало, то, извините, вы не работаете. Поэтому этот вид правонарушений тоже дал рост — порядка 700 единиц.

— Экспертиза вам помогает в раскрытии преступлений?

— Конечно! По ДНК мы даже своеобразный рекорд поставили. В трагичной ситуации, когда в Казани упал «Боинг», надо было быстро идентифицировать останки, и еще никто в стране так быстро не делал эту процедуру, как удалось нам. Правда, наши сотрудницы буквально ночевали на работе, были на казарменном режиме. Технология определения ДНК непростая, в несколько этапов, нельзя перейти к следующим этапам, не завершив первые. Но мы нашли вариант, как убыстрить процедуру.

ДНК-лаборатория нашего экспертно-криминалистического центра хорошо оснащена, она и дальше будет оснащаться. Там работают лучшие специалисты. Анализ ДНК очень помогает в раскрытии преступлений. Если бы в стране у всех в принудительном порядке брали при рождении отпечатки пальцев и образцы ДНК, то раскрываемость преступлений была бы совсем другой. Но закон сегодня позволяет делать это только в определенных случаях.

ОБМАНУТЫЕ ДОЛЬЩИКИ: «БЫСТРО НЕ ПОЛУЧИТСЯ»

— С вопросами обратились обманутые дольщики ряда фирм — «Альянс-Строй», «Свей», «Фон». Как идет расследование по возбужденным в отношении собственников делам?

— Дела по дольщикам, как и по финансовым пирамидам, очень долго расследуются, потому что очень много потерпевших, каких-то внутренних связей, идет поиск денег. Когда ко мне на прием приходят эти обездоленные, жалко их, откровенно говоря, и я рад бы им помочь. Уже все, что можно, арестовано, хотим найти еще, но сразу предупреждаю: быстро не получится. Просят вернуть вложенные деньги, но только суд решит, кому и сколько возвращать.

— Почему вообще государство должно им помогать, если они сами сознательно пошли на риск?

— Да, дольщики, заключая договор долевого строительства, идут на риск. Они, вкладывая деньги, изначально понимают, что покупают не готовую квартиру, но она будет дешевле на стадии строительства. Не думаю, что на Западе государство бралось бы достраивать эти дома. А у нас государство доброе в этой части, делает свое дело.

— Да, виновных наказать надо, но государство не обязано достраивать дома за счет бюджета...

— По компании «Защита» виновных уже посадили, а пострадавшие до сих пор ходят на протестные акции против этого решения суда, потому что не хотят доплачивать за продолжение строительства. А где вы сегодня видели за 4 тысячи рублей стоимость квадратного метра жилья?! Но наш президент в подобных спорных ситуациях призывает конфликт в корне гасить, чтобы не доводить до открытого противостояния, до заведения уголовного дела. Почему так получилось со «Свеем» и «Фоном»? Да потому что до последнего ждали, чтобы достроили дома. Посадить никогда не поздно, но пока застройщик строит, пока с помощью власти пытается довести дело до конца, наверное, для дольщиков этот вариант предпочтительнее.

«КАКОЙ ОН РОБИН ГУД?! ОН ХЛАДНОКРОВНО ПРОСТРЕЛИЛ НАПАРНИКА»

— Как вы считаете, почему некоторые люди создают из экс-инкассатора Игоря Богаченко образ современного Робин Гуда?

— Это ненормальное явление. Какой он Робин Гуд?! Он хладнокровно прострелил своего напарника, к этому преступлению готовился, бросил жену. Он захотел быстро достичь красивой жизни, набрал кредитов. Это западная кредитная модель, когда люди набирают много потребительских кредитов, сами залезают в эту «петлю», а потом становятся перед фактом, что надо платить. Жить-то хочется на том же уровне, а зарплаты, даже такой высокой, как у инкассаторов, уже не хватает. Вот и идут на преступление.

Мы думали, что он либо сбежит в другую страну, например в Молдавию, либо его порешат сообщники. И тогда деньги мы не нашли бы. Но молодцы и оперативники-зеленодольцы, и сотрудники центрального аппарата МВД хорошо сработали. Мы шли по его следу с отставанием часа на два, но в марийских лесах, которые «Хохорин знает лично», как вы написали, скрыться преступникам не удалось.

— Где, на ваш взгляд, пропавшие деньги, ведь несколько миллионов рублей так и не найдено?

— Мы их не нашли. Возможно, где-то припрятал. Он же все бегом делал — трасса, зима... Места, где спрятал деньги, он показал, а часть закладок, возможно, смыло. Часть — отдал долг, и человек уже купил машину.

— Для вас это было серьезное преступление?

— Дело чести такие преступления раскрывать. Хотя есть резонансные преступления, которые мы не сумели раскрыть. К примеру, сколько лет не могли раскрыть убийство семьи Ахмадеева. Наконец, в этом году размотали это дело. А дело Сопатова до сих пор не раскрыли, как и нападение на женщин в районе Глубокого и Лебяжьего озер. Но мы все равно не остановимся, такие дела у нас остаются на особом контроле.

— К вопросу о делах чести. Не раз спортивные фанаты критиковали работу МВД по РТ во время проведения в Казани матчей. Считаете, жесткие методы работы оправдывают себя в подобных случаях? (Андрей)

— Во-первых, был судебный процесс, который определил, что предпринятые нами меры были абсолютно в рамках закона. Разве простое население должно страдать от действий спортивных фанатов?

— Но последний раз с фанатами «Спартака» вы обошлись без скандала...

— А они уже поняли, что спуска не будет. На встрече с мэром с их стороны были попытки попросить послабления, но мы им сказали, что этого не будет. Файеры некоторые пронесли, но за это были наказаны по итогам встречи: пятерых фанатов суд оштрафовал на 9 тысяч рублей и вынес запрет посещать матчи в течение года. Сегодня российское законодательство позволяет принимать такое решение.

«Есть резонансные преступления, которые мы не сумели раскрыть... Но мы все равно не остановимся, такие дела у нас остаются на особом контроле»

«КОНВЕЙЕР ПО ЛИКВИДАЦИИ ОПГ НЕ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ»

— Как вы считаете, ОПГ — это прошлый этап или наше настоящее? Наверное, они просто видоизменились и применяют новые формы «отъема» денег? Какую профилактику проводите? (Фарит Шакиров).

— С точки зрения уголовно-правовой статистики ОПГ звучит так: преступления, совершенные в составе организованной преступной группы, — это квалифицирующий признак. Собралась, допустим, банда из трех-четырех человек, например, в Чистопольском районе. Они грабили одиноких пенсионеров в сельской местности, предполагая, что у всех есть какие-то сбережения на похороны. Это, по определению уголовного права, «организованная преступная группа», хотя и не в том понимании ОПГ и ОПС, к которому мы с вами привыкли в период так называемого казанского феномена.

Тем не менее эти преступные группы мы учитываем, потому что их преступления, во-первых, всегда резонансные, во-вторых, это мастерство оперативника и следователя в доказательстве того, что это действительно была группа, был умысел, распределение ролей. И тогда члены этой группы получат более серьезные сроки.

Лет 15 - 20 назад в некотором смысле было проще: если мы знали, что это преступники, их задерживали «по подозрению» и дальше уже ориентировались на их показания. Сегодня такого нет. Нельзя задержать человека без серьезных, документально подтвержденных оснований, которые будут детально изучены судом. Вы же знаете, бывают случаи, когда реальных преступников выпускают на свободу, оправдав «по формальным признакам». Малейшая небрежность или упущение в ходе расследования будут всегда трактоваться в пользу подозреваемого, это закон.

Сегодня, зная группу, мы садимся ей на хвост и долго, скрупулезно все выясняем, документируем, собираем доказательства и стараемся взять с поличным. При этом задействован ресурс высококвалифицированных оперативников. Но их ведь не тысячи! Поэтому мы немного ограничены в своих возможностях. Роста тяжких преступлений нет благодаря мастерству сотрудников, но в силу того, что мы порой работаем на грани своих возможностей, не факт, что роста не будет и на следующий год.

— По всем прогнозам, экономический кризис будет только нарастать. Не грозит ли нам возврат в криминальную обстановку 90-х годов? Сможете справиться с валом преступлений?

— Если бы я как министр внутренних дел сказал, что мы вернемся в ситуацию 90-х годов, мне надо было бы написать рапорт об отставке. Конечно, мы не допустим возврата в 90-е. Да, мы работаем в напряженном режиме, но милиция начала 90-х и полиция середины 2010-х годов — это совсем разные организации с точки зрения профессионализма, оснащенности и методик работы. Это позволяет нам раскрывать преступления эффективнее. Например, похищение от «Тандема» в прошлом году и т. п. Это позволит нам и впредь сдерживать рост преступности.

— Сегодня молодежь совсем другая. Вы анализируете эту среду? Там нет тенденции к сколачиванию новых ОПГ?

— Тенденция есть. Свято место пусто не бывает. Даже поговорка есть: мафия бессмертна, а сыск вечен. Организованная преступность тоже видоизменяется. Есть часть тех, кого не посадили, и они успели уйти в экономику, часть — новые подрастают, которые голодные до быстрой наживы. Поэтому и наш конвейер по ликвидации ОПГ не останавливается, каждый год мы их привлекаем к ответственности.

Статистика такая: за 5 лет разобщено 46 преступных группировок и банд, 84 преступления квалифицированы по статьям «Бандитизм» (статья 209) и «Организация преступного сообщества» (статья 210), в общей сложности срок лишения свободы 426 лидеров и активных участников ОПГ — более 3 тысяч лет, 5 лидеров получили пожизненное заключение. И эта работа постоянно продолжается: одни ОПГ доводятся до суда, по другим материал нарабатывается.

За 11 месяцев 2015 года в Татарстане выявлено 6 фактов бандитизма, 26 фактов создания преступного сообщества. Выявление таких преступлений — это результат кропотливой работы по документированию деяний преступных банд и сообществ. Мы сохранили методику, выработанную в конце 90-х годов, сохранили костяк специалистов и подразделение.

— Поговаривают, что «Тукаевские» — это «неприкасаемое» казанское ОПГ: за все эти годы ни одной посадки, одни легализовавшиеся бизнесмены, вхожие во властные структуры. Это так? (А. Ш.)

— Как раз «Тукаевские» были одними из первых, кого начали сажать, и в этом году их сажали так же, как и других. Только за последние три года за совершение различных преступлений к уголовной ответственности привлечены 34 участника данной группировки, половина из них приговорены к реальным срокам лишения свободы.

Но действительно кто-то легализовался в обычный бизнес и отошел от преступной деятельности. Но тот, кто внимательно следит за судебными процессами, видит, что часть преступников привлекаются сегодня за старые дела, ранее не раскрытые, и то, что часть преступников легализовалась, от наказания их не спасает. Часть группировок привлекается за свежие дела — за разбои, убийства, крышевание бизнеса и т. д. У нас даже есть уникальные дела. К примеру, возьмем тему алкоголя. Я не уверен, что в России есть хоть одно дело по алкоголю, возбужденное по 210-й статье («Организация преступного сообщества»). У нас по одному только последнему делу совместно со следственным комитетом уже изъято порядка 70 тонн алкоголя, задержано очень много людей. И в игорном бизнесе такого количества дел по 210-й тоже ни у кого нет. По 210-й пошли и банды, которые занимались автоподставами, и так называемые черные риелторы, и по похищению нефти в Нижнекамске. И сейчас они есть в работе.

«БЫТЬ ЩУКОЙ, ЧТОБЫ КАРАСЬ НЕ ДРЕМАЛ»

— Всех взбудоражило дело в отношении сотрудников пенсионного фонда по РТ. И вдруг оказалось, что суммы ущерба такие незначительные. Почему так получилось?

— Сумма ущерба будет определена в суде. Бывает так, что при входе дела в суд — одна сумма ущерба, а после судебных разбирательств она изменяется в ту или иную сторону. Это нормальная практика, и в этом нет ничего необычного. И случаи оправдания бывают. У нас состязательный характер судебного процесса.

— Почему руководитель пенсионного фонда проходит только как свидетель?

— Дело расследуется, и все еще может измениться — и суммы ущерба, и состав фигурантов.

— Прокурор РТ Илдус Нафиков в интервью «БИЗНЕС Оnline» сказал, что производная у оргпреступности и терроризма одна — коррупция. Вы согласны? Так, может быть, с ней и надо бороться, бросив все силы? (Матвей)

— На борьбе с коррупцией сосредоточены достаточно серьезные силы МВД: и управление экономической безопасности и противодействия коррупции, и все профильные отделы этого управления: по алкоголю, по нефтяному сектору, по бюджету и т. д. У них борьба с коррупцией — задача номер один. Разве тот факт, что на 30 процентов больше выявлено преступлений коррупционной направленности, не говорит о том, что мы активно работаем? По взяткам за 11 месяцев 2015 года выявлено 417 преступлений, в прошлом году за такой же период — 247.

— Среди какой категории должностных лиц выявлены эти факты? Наверное, это больше так называемая бытовая коррупция — доктора, преподаватели, а не чиновники?

— Во-первых, коррупционера выявить не так просто: чем у человека, занимающего пост, больше возможностей, тем он меньше работает своими руками. Во-вторых, сложно эти факты задокументировать, поскольку сегодня многие вещи воспринимаются как провокация взятки. Если раньше, зная, что данный человек — коррупционер, в ходе оперативно-разыскных мероприятий взятку мог давать чуть ли не сам милиционер, то сегодня все это намного сложнее.

Но и в этом году есть много серьезных дел, и размер взятки увеличивается — сегодня в среднем она составляет 30 тысяч рублей. К примеру, в Агрызе бывший глава и руководитель комитета земельных и имущественных отношений привлечены к ответственности за махинации по отоплению района. Привлекаются и заместители глав, и руководящие работники исполкомов, например, в Челнах. На днях задержание было в Челнах, где заведующая наркодиспансером выдавала справки о том, что наркоманы не стоят на учете, дело еще расследуется. Уже состоялся приговор по делу о взятке руководителя департамента зонирования доступа исполнительной дирекции спортивных проектов.

Еще пример — в Нижнекамске взяли за взятку адвоката, которая обслуживала ОПГ. Это вообще красивая операция была! Нам даже пришлось на время уволить своего оперативника — я подписал официальный приказ. Он был премирован как лучший сотрудник уголовного розыска, так специально эту номинацию из награждения убрали. При передаче денег отдали заверенную копию приказа. Естественно, свой приказ я потом отменил, на работе сотрудника восстановил, премию ему вручил...

Я перед своими сотрудниками ставлю задачу раскрытия в первую очередь серьезных дел. Понятно, что всех коррупционеров не выловишь, но задача наших сотрудников — быть щукой, чтобы карась не дремал.

— Почему до сих пор процветают «обнальные фирмы»? Ведь ни для кого не секрет, что неучтенная наличка способствует серым зарплатам, уходу от налогов, взяткам и другим коррупционным проявлениям. (Сигизмунд Парамонович)

— В этом направлении работают три структуры: налоговая инспекция, УБЭП МВД и следственный комитет. В законе нет статьи за «обнал», поэтому «обнальные» фирмы привлекаются, как правило, за неуплату налогов, за незаконное возмещение НДС (мошенничество, статья 159) или за незаконную банковскую деятельность, когда создают ряд фиктивных компаний и перечисляют деньги. Сегодня самая распространенная схема такая: создается некоторое количество компаний, где якобы работники получают зарплату на карточки, и с них деньги снимаются как зарплата.

«В СЕМЬЕ НЕ БЕЗ УРОДА...»

— Такой распространенный ранее вид, как крышевание бизнеса, сегодня есть?

— Конечно, элементы такого еще остались, но не в таких масштабах, как в 90-е годы.

— Как вы прокомментируете расхожую фразу, что вместо бандитов крышеванием занялись силовики?

— Что такое крыша? Бандитская крыша — это когда люди, занимающиеся бизнесом, платят дань преступникам. А что вы вкладываете в понятие «силовая крыша»?

— К примеру, когда бизнесмены платят силовикам за то, чтобы проверки обходили их стороной. Мы же видели это на примере «Адмирале»: доступ к его проверкам по некоторым признакам был закрыт силовиками.

— «Адмирал», игорный бизнес... Но это же единичные случаи. Наверное, неправильно говорить, что бандитская крыша ушла, а ее место заняла силовая. Да, отдельные факты такие есть. Вы же общаетесь с бизнесменами, вы знаете таких, кто платит за крышу?

— Массово, конечно, нет такого. Речь идет о специфических бизнесах — рынках и т. п.

— В семье не без урода, но для этого у нас есть и подразделение собственной безопасности, и следственный комитет, и ФСБ, которые активно работают. Но понятно, что, когда полицейский что-то сделал, этот факт обществом воспринимается очень остро, потому что это «оборотень». Но полицейские — это плоды нашего же общества. Из общей нашей штатной численности в 16,8 тысячи человек 70 в этом году привлечены к уголовной ответственности. Это же даже до полпроцента не дотягивает!

Конечно, каждый случай — это вопиющий факт. Это плохо, люди за это привлекаются к ответственности, их увольняем. В целом в 2015 году с учетом этих 70 по отрицательным мотивам уволили 135 сотрудников. У нас разговор короткий: если провинился — на увольнение.

«НАДО БЫТЬ ИДИОТОМ, ЧТОБЫ ПОСЛЕ «ДАЛЬНЕГО» ТАК СЕБЯ ВЕСТИ!»

— Артем Валерьевич, вы возглавляете МВД по РТ с апреля 2012 года. Что изменилось с вашим приходом?

— Я же пришел не на пустое место, не в разваленное МВД. Ведомство хорошо работало. Профессионализм наших сотрудников растет ежегодно, появляются новые методики, тактика, техника. И при Асгате Ахметовиче было бы точно так же. Может быть, только векторы развития были бы немного разными, потому что у каждого руководителя свое видение. Да, жестче стали относиться к соблюдению процедур и нарушениям, но этого требует время. Изменения есть, но не революционные.

— Как вам далось решение вернуться в Казань после работы в центральном аппарате МРД РФ? Или приказы не обсуждают? (Дамир)

— Мы же люди в погонах — сказали, что надо работать на другом участке, значит, надо.

— Наверное, на волне «Дальнего» возвращаться в Казань не хотелось?

— Отвечу коротко. Родина сказала: надо. Значит, надо. Родина — я имею в виду Татарстан...

— Так вы человек Москвы или Татарстана?

— Я человек Москвы и Татарстана. Начальник у меня — министр внутренних дел Российской Федерации, а с республикой мы взаимодействуем.

— Получается, что Москва скажет, то вы и выполняете?

— При чем тут «что Москва скажет»? Мы работаем по закону.

— Является ли вашей целью как руководителя искоренение практики пыток в органах внутренних дел? Если да, то что для этого делается? (Исхаков Искандер, Николай, Ирина)

— Я против пыток! Это же дураку понятно, что так делать нельзя... Напомню мою реакцию, когда в Актаныше после массовой драки в кафе в отдел доставили 10 человек. Правильно доставили, но зачем-то потом одного избили. Когда мы установили, что такой факт действительно был, я отдал под суд заместителя начальника полиции района. Это к вопросу о персональной ответственности руководителей. Надо быть идиотом, чтобы после «Дальнего» так себя вести! А самое главное — зачем?! Кроме как профессиональной деформацией я объяснить это не могу.

Профилактическая работа проводится, и она разноплановая, в том числе в 2012 году мы везде поставили видеокамеры. Кстати, и потому, что «Дальний» спровоцировал со стороны задержанных и ложные обвинения в адрес сотрудников полиции в том, что их якобы избивали.

— Видеокамеры где стоят? Наверное, при желании можно найти помещение без камер...

— Видеокамеры стоят на входе в здание, в холл, в дежурную часть, в отделы, в коридорах, в комнате приема заявителей, в комнате разбора с доставленными, в камерах содержания задержанных. Всегда можно посмотреть, в каком состоянии человека доставили в отдел, в каком состоянии он оттуда вышел. Архив видеозаписи хранится 30 дней. И уже много фактов, когда мы с помощью видеозаписи спасали своих сотрудников от наговора.

— Наверное, столько видеокамер — это большие деньги?

— Но мы вынуждены были пойти на эту меру. Это была моя личная инициатива, а республика дала на это деньги. Ни в одном регионе России такого нет. Плюс к видеокамерам мы сделали комнаты заявителей, где в нормальных условиях происходит прием заявлений от пострадавших. Все картинки с видеокамер выведены в том числе и ко мне в кабинет. Сегодня идет процесс оборудования внутренними и внешними видеорегистраторами автомобилей. Был случай, когда пьяный задержанный бился головой о машину, а потом сказал, что его избили полицейские. Возбудили уголовное дело, но записи видеорегистратора помогли разобраться в ситуации.

— В Грузии комнаты для допросов сделаны из прозрачных стекол, чтобы видно было, что происходит. У нас такое возможно? (Михаил Иванов)

— А кто сказал, что у грузин все хорошо стало? Я не уверен, что там люди скажут, что им стало лучше.

«Работа в Татарстане, конечно, потяжелее. Я бы даже сказал, потяжелее, чем было в Москве»

«О ЧЕМ МЕЧТАЮ? ВЫСПАТЬСЯ...»

— Вы три года работали министром внутренних дел в Марий Эл. Какая там обстановка в плане правопорядка? Какие задачи стояли перед вами, удалось ли их выполнить? (Эдуард Шайдуллин)

— У меня очень хорошие воспоминания о том периоде. Была возможность на маленькой площадке обкатать свое видение татарстанского опыта. Что-то пришлось трансформировать, потому что и ментальность, и экономика другие. Когда я туда пришел, столкнулся с тем, чего в Татарстане уже не было. Группировки там и асфальт делили, и весь мелкий бизнес. И первое, чем мы начали заниматься, — это группировками, стали их сажать.

И я там опыт приобрел, который уже в Татарстане применил, трансформировав под большие объемы. Каждый регион имеет свою специфику. В целом от Марий Эл очень положительное впечатление, у меня там много друзей осталось. Работа в Татарстане, конечно, потяжелее. Я бы даже сказал, потяжелее, чем было в Москве. Татарстан — один из регионов России, чья работа вся на виду.

— О чем вы мечтаете?

— Выспаться.

— Сколько часов длится ваш рабочий день?

— Меньше 12 не бывает.

— Выходные у вас бывают?

— Практически не бывают.

— А в профессии мечта есть?

— Большой мечты нет. А стремление улучшить работу — это есть.

— У вас большая семья и при этом очень напряженный график работы, вам удается уделить им внимание, особенно дочке? Как вы проводите время вместе? (Ольга)

— К сожалению, внимание семье удается уделять только в перерывах работы. Но семья меня понимает.

— На хобби время, конечно, тоже не остается?

— Почти нет. Хобби — гулять по лесу.

— Какие пожелания «БИЗНЕС Online»?

— Пожелание — работать больше над объективностью. Я не говорю, что вы всегда необъективны, но иногда бывает. Хотя команда у вас собралась профессиональная, и в поле конкурентной среды вы достаточно быстро вырвались вперед и в Татарстане, и в России. У вас хорошие аналитики и высокая оперативность. Но я предостерег бы вас от «желтизны», куда вас порой заносит. Во всем остальном — очень профессиональная команда.

Окончание следует.