Рашид Мусин: роковое стечение обстоятельств

Рашид Мусин

ТОНКОСТИ АППАРАТНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

«Работа в аппарате Казанского горкома партии заключалась в основном в организации различных совещаний, конференций, пленумов, а также в подготовке справок, докладов, выступлений, — рассказывает Феликс Кушаев, много лет проработавший при Рашиде Мусине сначала инструктором, потом заведующим общим отделом горкома. — Если документ готовился для первого секретаря, то происходило это вот как: через заведующего отделом давался срок, уточнялись детали. Подходил срок — сдавал материал заведующему, заведующий просмотрел и передает ему. Проходит несколько дней, материал возвращается, не проходит. А чем конкретно он не устроил — нет ни пометок, ни замечаний. Опять работаешь, уточняешь, корректируешь, ездишь снова по объектам — и второй раз сдаешь. Теперь он уже уточняет на полях, что хотелось бы видеть еще, что надо доработать. Дорабатываешь, для этого закрываешься, больше ничем не занимаешься, людей не принимаешь. Наконец, документ готов по третьему разу. Случалось, что и по четвертому, и по пятому. До этого работа вся велась через заведующего отделом, а на последней стадии он сам уже приглашает и говорит: «Вот ты мне это и это уточни, раскрой. Это ведь будет звучать на пленуме или совещании руководителей города». В такой подготовке информации, аналитики, прочих документов и была его специфика руководства. Он был очень дотошный, до тонкостей, особенно на последней стадии...»

Обычно через 3 - 4 года такой бумажной работы Мусин присматривался к человеку и если находил его достойным, то потом происходило его выдвижение из аппарата Казанского горкома в секретари парткома предприятия или иного хозяйствующего субъекта. Он мог выдвинуть человека и в секретари райкома, и в райисполком.

И даже в редакторы новоиспеченной городской вечерней газеты, как это произошло с одним из заместителей заведующего отделом горкома партии.

Муж Эльмиры Мусиной Евгений Нефедьев показывает первый номер «Вечерней Казани», который редактор Гаврилов принес к Мусиным домой

«ЗА НАШУ «ВЕЧЕРКУ!»

В 1979 году Казань должна была стать миллионным городом и приобрести две полагающиеся для советского мегаполиса привилегии — метро и городскую вечернюю газету. Мусин, первый секретарь горкома потенциального миллионника, как-то вернувшись с работы, сказал дома жене, довольно потирая руки: «Мы хорошего парня нашли — будем ставить редактором». Так новую газету «Вечерняя Казань» с его подачи возглавил Андрей Гаврилов, 37-летний профессиональный журналист и опытнейший к тому времени комсомольский и партийный работник.

В семье Мусиных хорошо помнят, как счастливый, но зверски замерзший редактор прямо к ним на квартиру принес первый номер газеты. Через пару часов должны были пробить куранты, возвещая о наступлении Нового, 1979, года. Через пару часов в Казани сменится не только дата, но и эпоха в жизни местной прессы. При столь удачном выборе редактора, его проницательной кадровой политике и прочем журналистском мастерстве, казанской «Вечерке» вскоре суждено было стать одним из самых популярных изданий не только в республике, но даже и в Российской Федерации (по данным «Википедии», она четырежды признавалась самым тиражным региональным изданием России — прим. ред.). Действительно, в лучшие гавриловские годы тираж газеты доходил почти до четверти миллиона экземпляров при ее исключительно казанском ареале.

За новогодним столом тогда собралась вся многочисленная семья, и на правах старшего Рашид Мусинович налил всем присутствующим по стопочке и обратился к Гаврилову: «Ну, Андрей Петрович, давай за Новый год, и с почином тебя и твоих журналистов!» Это был первый в истории тост «За нашу «Вечерку!». Как ни отнекивался гость, пригубить все-таки пришлось: причин было с лихвой. Кроме всего прочего, за темными окнами лютовал почти 50-градусный мороз, какого в Казани до той памятной ночи не было. Даже от газеты, вокруг которой сгрудились любопытствующие, от ее центрального первополосного фото, казалось, тоже исходила эта ужасающая стужа. Леденящая и одновременно заставляющая собраться как перед решающим прыжком. При этом снимок получился очень торжественным, нарядным, как и полагается при праздничном оформлении номера.

Кстати, вторую преференцию советского мегаполиса с миллионным населением — метрополитен — тоже начал первым реализовывать Рашид Мусинович Мусин, сначала как первый секретарь Казанского горкома, а потом уже и как руководитель всей республики.

Слева направо: первый секретарь Татарского обкома КПСС Рашид Мусин, начальник НГДУ «Джалильнефть» Шафагат Тахаутдинов, генеральный директор ПО «Татнефть» Аклим Мухаметзянов

«В ДЕЛО ОН ВГРЫЗАЛСЯ ЗУБАМИ»

18 июля 1968 года в Казани был открыт филиал Московского энергетического института (КФ МЭИ). Форель Тинчурин, возглавлявший КФ МЭИ (сегодня он называется Казанским энергоуниверситетом) с 1976 по 1994 год, всегда считал, что вопросам развития энергетики города, республики Мусин уделял неослабевающее внимание во все годы своей работы. «Благодаря его инициативе и настойчивости электростанции Татарстана с каменного угля и мазута одна за другой были переведены на газовое топливо. Это был новаторский шаг, опередивший на многие годы мировую практику. Законным детищем Рашида Мусиновича стал Казанский энергоинститут: он первым поднял вопрос о необходимости создания в республике своей кузницы энергетических кадров и добился воплощения этой идеи в жизнь. Я примерно знаю, каких затрат нервов, душевных, физических сил в результате хождений по многочисленным московским инстанциям стоило это ему».

Легендарный директор казанской кондитерской фабрики «Заря» Зураб Хубулава, автор не менее легендарного торта «Татарстан», на страницах газеты «Республика Татарстан» вспоминал, как оказался в Казани и как ему на первых порах здесь пришлось. «Я рад, что судьба свела меня с Мусиным. А случилось это так. В декабре 1966 года в Воронежском технологическом институте объявился представитель Казани — приехал за толковым молодым специалистом для столицы Татарии, где затевалась кондитерская фабрика. Я согласился сразу. Помню, 7 января был приглашен к Мусину, первому секретарю горкома. Принял он меня приветливо, расспросил про житье-бытье, кратко обрисовал задачи и надежды, возлагаемые на меня по их решению. 11 января представили меня коллективу фабрики. 13-го звонит Котов, второй секретарь горкома, спрашивает: «Когда собираетесь пускать котельную?» Через два дня звонок уже от Мусина: «Когда планируете ввести в строй первую очередь мощностей?» Помилуйте, стройка ведь только за нулевой цикл едва перешла! А 30 января специальное бюро горкома, содержание которого можно свести к вопросу: «Товарищ Хубулава, что мы с вами должны сделать, чтобы фабрика «Заря» через полгода выдала первую продукцию?» К чему это я? К тому, что Рашид Мусинович, начав новое крупное дело — как правило, очередной объект жизнеобеспечения населения, — вгрызался в него зубами, предельно мобилизуя силы подчиненных на достижение цели в самые сжатые сроки».

Рашид Мусин, Алексей Косыгин, Фикрят Табеев в Казани

ФЕРМОПИЛЫ ПО-КАЗАНСКИ

По направлению к будущему жилому массиву Горки было не просто бездорожьем. Громадные холмы, почти вертикальные впадины в земле напрочь преграждали путь на городскую окраину любому виду транспорта. Как туда доставлять стройматериалы и оборудование? Местные Фермопилы, да и только...

Бюджетных денег на дороги не предвиделось. Как, впрочем, и на необходимые масштабы строительства. По крайней мере, на ближайшую перспективу. А горожане, огромная масса людей, ютилась и задыхалась в бараках, трущобах, общагах, коммуналках. Жилье нужно было позарез, причем нужно было немедленно. В неимоверных количествах. Если хотите, жилищный вопрос грозил превратиться в вопрос политический, так что от политической воли городского руководства и в первую очередь от его лидера зависело решение этой проблемы.

И Мусин его находит. Он решает воспользоваться ресурсами... гражданской обороны. В те годы практиковался призыв граждан на учения по ГО. На определенный период рабочих, специалистов отрывали от работы, ну и просиживали они сутками в противогазах, маялись от безделья, дожидаясь «дембеля». Но это было в плане, и план этот был, в общем-то, оправдан: безопасность страны! На это и средства, и людские ресурсы были бюджетом предусмотрены. Другое дело, как они использовались. И Мусин решил: чем «козла» забивать, пусть это будут учения, вроде как имитирующие некое военно-дорожное строительство. Нет, учения были вполне штатными, только вводные на них несколько изменились. И вот эти «гражданские войска» были брошены на узкую горловину проблемы — на создание коммуникаций между районом Горки и основными городскими магистралями. Немыслимые по крутизне холмы подверглись «наезду» могучей техники, и появилось «Танковое кольцо» — дорожная развязка, которая была стратегически важна для начала строительства мощнейшего жилого комплекса.

А как началось какое-то экономическое движение, так потихоньку начали появляться и средства, и, как следствие, все остальное. Процесс пошел, начали расти первые пятиэтажки. Да, они были неказисты и на вид, и в отношении планировки, комфорта, но для людей из бараков это были прежде всего свои квартиры, то есть хоромы. Мечта всей жизни!

Рашид Мусин пообещал сельчанам, что больше не заберет у них ни зернышка

НОУ-ХАУ ПО-МУСИНСКИ

Мало кто знает, но скоростную железную дорогу, напрямую соединившую в дни Универсиады центральный казанский железнодорожный вокзал с сегодняшним аэропортом, первым затеял еще Мусин, когда при нем началось строительство этого самого аэропорта за чертой границ столицы республики. Действительно, а как было оптимально организовать доставку техники, строительных, горюче-смазочных материалов на новую, довольно удаленную от города и его объектов индустрии важнейшую стройплощадку? И Мусин выдал это оптимальное решение. А к Универсиаде подзабытую колею взяли за основу для создания скоростной современной «железки».

Кстати, выбор площадки для нового аэропорта тоже происходил необычно. Как-то в один из своих редких выходных городской партийный лидер вышел на полчасика прогуляться по улице Горького, где тогда жил. И пропал. Час нет его, два, три... Домашние забили тревогу. Мобильной связи тогда еще не было. А Рашида Мусиновича, оказывается, прямо на улице приметили «заинтересованные лица», пригласили к себе в машину и поехали на место «решать вопрос». А как же без Мусина?

О выходных. В основном это были «министерские дни». Повседневная работа не оставляла ни руководителю города, в котором были сосредоточены сразу несколько мощных предприятий авиапрома, ни союзным министрам, которые тоже были с ним связаны, другого времени для встреч и консультаций. Вот и повелось, что в выходные в Казань к Мусину чередой подлетали руководители московских ведомств — министерств, разного рода главков...

Слева направо: директор Казанского авиационного завода им. Горбунова Виталий Копылов, министр обороны СССР Андрей Гречко, первый секретарь Татарского обкома КПСС Фикрят Табеев, первый секретарь Казанского горкома КПСС Рашид Мусин

МИРНОЕ СРАЖЕНИЕ С БОЛОТОМ

В одном из комментариев к предыдущим публикациям кто-то из читателей посетовал: сменили такое красивое название улицы — Мирная — на фамилию «какого-то чиновника». Насчет красоты названия можно и согласиться, а вот насчет преимуществ собственного угла над прозябанием в коммуналках и трущобах оппоненту переименования могут доходчиво объяснить десятки тысяч новоселов, въехавших при «чиновнике» Мусине в отдельные квартиры на обширной пустынной, ранее заболоченной территории, сегодня в просторечии именуемой «Кварталами», а официально — Ново-Савиновским районом Казани. Первым из кварталов был 39-й, и начался он с пары классических панельных хрущевок, расположенных именно здесь, на этой улице, переименованной благодарным городом в память о человеке, можно сказать, на свой страх и риск затеявшем это «великое переселение» нуждающегося казанского народа. А рядом есть еще одна улица «имени чиновника». Фамилия его — Бондаренко. Александр Иванович был самым «долгосрочным» председателем Казанского горисполкома, бессменно руководившем им около 20 лет. Львиная доля из них пришлась на сотрудничество с Мусиным, 18 лет руководившем Казанским горкомом. По иерархии тех времен — шефом Бондаренко. «Дуэт у них был хороший, — вспоминает Кушаев. — На совещаниях, заседаниях, на ходу, на лету: только Рашид Мусинович скажет — Бондаренко развивает, дополняет, уточняет, корректирует. Все в духе полного понимания и поддержки. Очень удачное сочетание было этих руководителей. В любое время дня и ночи. Они и соседями по дому были — сначала на улице Горького, потом переехали на Большую Красную. Хорошие у них отношения были, добрые. И соседские. Любой вопрос или в городе какой-нибудь непорядок заметил первым Мусин — тут же снимает трубку: «Александр Иванович, надо бы меры принять». И тот тут же реагирует, а он тоже головастый, умный человек и руководитель был».

Александр Иванович в редкие выходные по-соседски заглядывал иногда к Мусину домой. В эти часы их любимым занятием было смотреть с высоты обрывистого левого берега Казанки на противоположный, где шло неудержимое наступление сначала пяти-, а потом уже и девятиэтажных жилых корпусов на унылую болотину. В такие моменты эти двое напоминали командиров, рассматривающих развитие наступления своих «войск» на карте сражения. Впрочем, так оно и было, за исключением военной формы и мирного характера их планов.

Николай Калашников, работавший в те годы начальником Главтатстроя, в одном из своих газетных выступлений сказал, что тесный деловой контакт с Мусиным у него установился со строительства первых же для него в Казани и пригороде объектов: школы в Песчаных Ковалях, тепличного комбината «Майский», жилья в городе... «Возглавляя Главтатстрой, за многие годы общения с ним я распознал, мне кажется, достаточно глубоко этого человека — широту души его, деятельную доброту, недюжинный организаторский талант. Не открою секрета, сказав, что к нам, строителям, Рашид Мусинович питал особую симпатию, ведь столько было построено при нем! Голубой мечтой его было приступить к массовому сносу трущоб. Но, к сожалению, ни средств, ни сил не хватало — нас непрерывно бросали на многочисленные стратегические объекты «оборонки», промышленности... Важнейшими стройками тогда были такие заводы, как «Оргсинтез», СК имени Кирова, «Тасма», не говоря уж про казанский авиапром... Я не знаю, когда он спал-отдыхал: его хватало на все, откуда столько энергии бралось! Вспомните, именно в те годы строители достигли рекордной отметки по вводу в Казани жилья — более 400 тысяч квадратных метров за год. Конечно, это пришло не вдруг. Рашид Мусинович строжайшим образом спрашивал за ввод каждого «квадрата», на дню несколько раз справлялся, как идут дела на том или ином объекте...»

Телеграмма Леонида Брежнева с поздравлением Рашиду Мусину Документ из Центрального государственного архива историко-политической документации РТ (ЦГА ИПО РТ)
(нажмите, чтобы увеличить)

РОКОВАЯ СТОРОНА МЕДАЛИ

Когда Мусина избрали первым секретарем Татарского обкома партии, он, как и положено, немедленно вылетел в Москву на представление генеральному секретарю ЦК КПСС. Леонид Брежнев уже тогда был серьезно болен, что не было секретом ни для его союзников, ни для оппонентов, ни для всей страны. Поэтому новоявленный лидер Татарской Республики терялся в догадках: как-то все это будет происходить? И был крайне удивлен, когда глава СССР проявил вполне ясный ум, цепкую память (подводила только дикция) и изрядную осведомленность в делах одной из многочисленных союзных автономий. После необходимых вопросов, наставлений и инструкций генсек вдруг напомнил новому «первому» о том участке вверенной ему Татарской Республики, где недавно открыли дополнительные нефтяные залежи: «Сверлить нужно здесь!» Мусин еще долго и весело вспоминал эту брежневскую нефтяную терминологию — вообще-то скважины не сверлят, а бурят. Тем не менее, приехав на место, они с недавно назначенным из начальников цехов в начальники НГДУ «Джалильнефть» молодым и перспективным Шафагатом Тахаутдиновым убедились в правоте Ильича...

Производство сельхозпродукции — Мусин понимал, насколько важен этот участок. И надо же было такому случиться, что первые два года его руководства республикой выдались катастрофически неурожайными. Он страшно по этому поводу переживал. Он не вылезал из командировок в сельские районы республики, спас от поголовного вырезания весь республиканский скот. Его автомобиль был всегда «укомплектован» резиновыми сапогами. А в 1982 году Татария собрала какой-то немыслимый урожай. Он гордый ходил. В какой-то степени эйфория — это тоже плохо. В нашем случае эта обратная сторона медали стала для лидера республики роковой.

Профессор, доктор химических наук, заслуженный деятель науки РТ Е. Нефедьев (крайний слева) демонстрирует Р. Минниханову и А. Чубайсу свою новейшую разработку из области импортозамещения – саморегулирующийся гибкий нагреватель на базе отечественного герметика

«В последние его дни я много гулял с ним на даче, — рассказывает Евгений Нефедьев, муж младшей дочери Мусина Эльмиры Рашидовны. — У меня была овчарка, он ее поначалу не принимал, но потом они стали большими друзьями. И когда я выводил Нея на прогулку, Рашид Мусинович стал к нам присоединяться. Последнее время вечерами он приезжал с работы на дачу очень расстроенным, даже подавленным. И против правила — никогда не откровенничать с родными о своих делах — он 30 сентября 1982 года рассказал, что Соломенцев (Михаил Сергеевич — в то время председатель Совета министров РСФСР — прим. ред.) в беседе с ним потребовал от республики дополнительной сдачи зерна. А Татария вроде бы сдала уже что положено, но Соломенцев настаивал, требовал от него залезть в закрома и сдать еще зерна, даже фуражного. Я до сих пор помню его лицо: «Как же я могу отдать? Я обещал председателям колхозов больше не брать ничего. Ни зернышка. Потому что они просили оставить меня хотя бы то, что осталось». Чем закончилось дело — отдали - не отдали — я не знаю, потому что через день он умер».

ЕГО ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

Умер Мусин у себя, на обкомовской даче в Боровом Матюшино. А накануне он почувствовал себя совсем плохо прямо в обкомовском лифте. И потому, против обыкновения, на вопрос секретарши даже признался, что у него жжет в груди: наверное, неважно с сердцем. «Так, может быть, вы не поедете?» Мусин собирался в Чистополь на юбилей первого секретаря райкома Григория Полющенко. «Нет, он такой человек, что я должен лично поздравить его с юбилеем и проводить на пенсию». И в Чистополь все-таки полетел.

«Мы с семей в это время были на даче, — вспоминает Евгений Сергеевич. — И по закону подлости у меня как раз в тот день закончился отпуск. Это была пятница. А в субботу утром я должен был в городе вести занятия в институте. Я звоню декану и говорю: „Слушай, я не могу по семейным обстоятельствам (у жены назавтра был юбилей). Может быть, с понедельника начнем?» «Нет! Дисциплина, давай приезжай». Рашида Мусиновича привезли вечером, я увидел его, и помню дословно, что сказал Эльмире: «Глаз не спускай, ему плохо». У меня своей машины не было, и я уехал с дачи на автобусе».

Те самые очки, которые Мусин надевал в последний день

Мусин, как обычно, старался не подавать вида о недомогании, бодрился. Он в то время готовился к пленуму обкома, который должен был состояться через неделю. Поэтому вечером, расхаживая по дому, по обыкновению гремел: «Эльмира, где мой доклад? Где мои очки?» И, видимо, посидел-таки над докладом, потому что наутро на столе обнаружилось и то, и другое. Все так, как он оставил. Утром Рашид Мусинович вообще собирался с соседями идти за грибами. Так что ближе к ночи все вроде бы шло нормально, но Евгений Сергеевич постоянно звонил на дачу: «Как отец?»

«Папа пошел спать наверх, на второй этаж, — рассказывает Эльмира Рашидовна. — Диван, на котором он лег, стоял прямо возле батареи. И надо же было ему лечь головой к этой батарее! А в эту ночь впервые дал мороз хороший. А не дай бог, первый секретарь замерзнет — и тепла не пожалели. Прямо какое-то роковое стечение обстоятельств. Наутро я нарочно встала пораньше. Где-то около пяти поднялась. Но это уже случилось. Врачи сказали: инфаркт...»

Прощаться с безвременно ушедшим руководителем республики к театру оперы и балета имени Мусы Джалиля, где проходила гражданская панихида, пришла половина Казани. Кто-то даже припомнил проводы «отца народов». Конечно, обошлось без давки, но в центре города в тот день перемещаться было очень и очень трудно. Люди толпами добирались на площадь Свободы даже издалека, из тех самых спальных районов, автором и исполнителем которых совсем недавно был тот, кто сейчас покоился в фойе театра и которому эти полгорода были обязаны как минимум приличной крышей над головой...

Фото Олега Маковского и из семейного архива Мусиных