Наджип Наккаш: «С министерства культуры трудно получить деньги, они никогда не торопятся»

Каллиграф Наджип Наккаш в этом году оказался единственным художником, номинированным на государственную премию имени Габдуллы Тукая и получившим ее Фото: Ирина Ерохина

«НИКАКИХ ИНТРИГ НЕ БЫЛО, ВОЗМОЖНО, ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО СРЕДИ ХУДОЖНИКОВ Я БЫЛ ОДИН»

— Наджип абый, не секрет, что каждый год вокруг имен лауреатов государственной премии имени Тукая разворачивается очень серьезная общественная дискуссия...

— То, что меня собираются выдвинуть на Тукаевскую премию, даже не догадывался. Люди меня знали, но нужно было, чтобы и наверху заметили. В последние годы я вел большую выставочную работу. Например, в редакции газеты «Шәһри Казан» выставил порядка 70 работ. Туда приходили и депутат Госсовета Разиль Валеев, и председатель союза писателей Рафис Курбан. И они сказали, что этот художник достоин Тукаевской премии. Даже спрашивали, почему его ученику Попову (Владимир Попов — лауреат премии им. Тукая 2014 года — прим. ред.) дали, а Наджипу — нет.

После этого в сентябре Зуфар Фуатович (Зуфар Гимаев — председатель союза художников РТ — прим. ред.) собрал правление, меня единогласно выдвинули на премию. У нас ведь сейчас два союза художников, есть еще филиал московского. Меня тоже туда звали, но я решил остаться в татарстанском. Так вот это было в сентябре, а в ноябре Гимаев мне сообщил, что я выдвинут от имени союза художников. Сам я даже не знал, что номинировали на премию.

— И началась борьба? Или не было никаких подковерных интриг?

— Никаких интриг не было, возможно, из-за того, что среди художников я был один. Писателей же много. Почти десяток кандидатов набирался. Да, там были дизайнеры, которые оформляли Болгар (премию им. Тукая-2016 вручили также коллективу авторов за создание художественно-пространственной экспозиционной инсталляции «Болгарская цивилизация. Дорога длиною в тысячелетия» — прим. ред.), но в том, что они точно получат премию, никто не сомневался. Ведь тот, кто их толкал, — очень сильный и влиятельный в республике человек.

Премию мне дали за цикл, который включал стихи Габдуллы Тукая и состоит из 25 вещей. Я делал ляуху (картина, панно — прим. ред.) для театра. Писал арабской вязью. Туда включил произведения Тукая. Кроме того, для мечети деревни Шангальчи Нижнекамского района делал узоры. Все внутренние и внешние узоры я сам сделал вместе с художниками Мусиными. А началось все с нижнекамской мечети. Я делал для них эскизы. Потом в Лениногорске работал. В общем, получил премию за дизайн мечетей и цикл стихов Тукая.

— На что потратили премию — полмиллиона рублей?

— Я их еще не получил. С министерства культуры трудно получить деньги, они никогда не торопятся. Бывает, свою работу им продаешь, так деньги приходится ждать два-три месяца. Но, слава Богу, я не нуждающийся. Пока здоровье есть, продолжаю трудиться. А так хочу отдать деньги сыну, чтобы он поменял машину, обновил ее, что называется. Она уже порядком устарела, а это ведь наш общий семейный автомобиль.

«Премию мне дали за цикл, который включал стихи Габдуллы Тукая и состоит из 25 вещей» Фото: Ирина Ерохина

«Я СМЕЮСЬ НАД ТАКИМИ ХУДОЖНИКАМИ, КОТОРЫЕ ГОВОРЯТ, ЧТО БЕРУТ КИСТЬ И ЧУВСТВУЮТ, КАК АЛЛАХ ВЕДЕТ РУКУ»

— Это не похоже на поступок творческого человека — взять и пустить премию на приземленное дело. Ведь художник дружит с вдохновением, которое ему посылает сам Аллах. Вы это чувствуете?

— Все это фантазии, пускание дыма в глаза. Я смеюсь над такими художниками, которые говорят, что берут кисть и чувствуют, как Аллах ведет руку. Якобы ильхам (вдохновение) приходит. Этого ничего нет, я в это я не верю, ведет рука. В Аллаха верю, начинаю с молитвой «Бисмилля», а во всякие предрассудки... Ты просто творишь свое произведение, анализируешь, представляешь, как оно будет выглядеть.

— А как же омовение, намаз. Попросить у Всевышнего благословения на начало работы?

— Нет, какого-то ритуального действа не совершаю. Я не человек, исполняющий предписания религии, я очень свободный человек, хоть и знаю Коран. Его читаю, знаю наизусть много молитв, но не набожный, не религиозный человек. Я человек искусства, не религии. Но ислам уважаю, его пропагандирую, так как это религия наших предков, она сыграла большую роль в сохранении языка, обычаев. Очень уважительно отношусь.

Но намаза не совершаю. Только один раз в жизни встал на намаз — это было в Иране. Участвовал там в конференции, которая пришлась на месяц Рамазан. Там утром на сухур приносят в номер пищу и вечером на разговение — ифтар. Сама атмосфера подталкивала к тому, чтобы поститься — держать уразу и читать намаз. А так нет, что скрывать-то.

— Между тем все ваши творения имеют религиозную окраску. Это ляухи — художественные панно с изречениями из Корана, шамаили, несущие, кроме всего прочего, функцию ограждения от воздействия злых сил... Даже тугры когда-то использовали как амулеты.

— Тугры (персональный знак, содержащий имя и титул, — прим. ред.) — это совсем новый жанр в татарском изобразительном искусстве. Их начали делать в XIII–XIV веках для турецких султанов, крымско-татарских ханов. Я в таком стиле очень много тугр исполнил. Имеет хорошее содержательное значение. Одна из таких — это тугра моего учителя, известного художника, скульптора Баки Урманче.

— Вы зародили новый вид тугр — татарских. Ведь раньше все писали по-арабски, а в ваших туграх тексты на родном языке.

— Да, это так. Они написаны по-татарски, но арабской вязью. Все тугры выполняю в едином стиле. Разница там небольшая.

— Когда начали делать тугры?

— Это интересная история. Действительно, у татар тугр вовсе не было. Есть печати Шигабутдина Марджани, у Каюма Насыри была своя печать. Я, кстати, исследовал хранившиеся в Национальном музее печати известных купцов, собранные коллекционером. Там хранится около 1 700 изделий, относящихся к татарам и финно-уграм. Большую часть изделий, касающуюся братских народов, при советской власти продали Финляндии. Другие вещи тоже увезли в Москву, а потом вернули как-то обратно.

Жанр тугры я возродил. Как-то писал свое имя — НӘҖИП, и буква Җ оказалась похожей на голову птицы. Продолжил, написал ИСМАГИЛ, получилось похоже на летящего голубя. Сперва сделал для себя, потом начал делать для других. Начал делать для поэтов. На настоящее время я сделал порядка 2 тысяч тугр. Для писателей делал бесплатно. Первые тугры были на стекле, бумаге.

«Тугры — это совсем новый жанр в татарском изобразительном искусстве. Одна из таких — это тугра моего учителя, известного художника, скульптора Баки Урманче» Фото: Ирина Ерохина

НЕ ТОЛЬКО ТУГРЫ

— Вы еще и мастер шамаилей.

— Да, я еще делаю шамаили. У нас в домах стараются вешать такие вещи. Это из Корана, «Аят аль-Курси». Трон Аллаха. Есть аяты, имеющие охранительную функцию. Я начал с «Аят аль-Курси». Людям понравилось. Начали у меня просить, мол, нужны шамаили. Я и писал. Когда жил в общежитии, к нам в комнату заходил один студент, Рафис, очень хороший парень. Приносил шамаили. Я с них очень много списал. Он оформлял в свое время книги Хатыпа Гусмана, Джамиля Зайнуллина, но потом не продолжил это дело, а я решил заниматься этим.

— Как вы начали писать шамаили? Брали за основу древние образцы?

— Древние шамаили тоже изучал. У нас ведь есть древнее наследие, идущее с Востока. Хаттаты (каллиграфы) из Турции, Ирана. В первую очередь Иран — это страна с самой богатой цивилизацией. В VIII веке они принимают ислам. И у персов язык на 50 процентов становится арабским. Арабский пласт у них широко выражен. У них развито украшение книг, миниатюр. Это никогда не прекращалось, их государство никогда не было оккупировано. Турки — то же самое. Создали сильную цивилизацию. В XVI веке Сулейман Великолепный завоевывает пол-Европы. Строят красивые мечети, здания. Влияние этих стран на нас, татар, было очень сильным...

— Вы в эти странах были?

— Я в Турции был один раз, в Анкаре. Участвовал в международной ярмарке ручных поделок в 2006 году. А в 2001 году был в Тегеране, столице Исламской Республики Иран. Там каждый год проводят выставку Корана. Собираются переводчики Корана на разные языки и хаттаты, умеющие красиво писать. Все расходы берет на себя правительство Ирана — дорожные расходы, проживание в шикарных пятизвездочных отелях. Я там восхитился мощи, красоте Ирана и возможности проведения таких культурных мероприятий. Мероприятия, проходящие у нас, по сравнению с ними как гора с холмом.

«Вот родословный герб известного хирург, главного врача 18-й больницы Рустама Бакирова. Правда, придуманный мною» Фото: Ирина Ерохина

— Вы автор знаменитых казанских часов на улице Баумана.

— Да, я был автором часового табло. На них написаны стихотворные строки Габдуллы Тукая. По мотивам его стихотворений сделаны три скульптурных композиции — «Фатыма и Соловей». «Маленький музыкант» и «Пара лошадей». Вместо цифр написаны слова — числительные на татарском языке. На татарском языке числительные состоят из одного или двух слов. Их очень кратко можно объединить в круглую композицию. От одного до двенадцати. Это, наверное, единственные в мире часы, в которых вместо цифр написаны числительные.

— А чем еще занимаетесь?

— Вот родословная. Я ее составил в архиве. И в государственном архиве редких документов в Москве. Здесь 13 поколений, мой отец Файзрахман, я сам и мои сыновья, четыре внука. Все это документально. Все по линии моего отца. Они были служивыми крестьянами. Вот родословная известного хирурга, он сам не знал, что его прадеды были мурзами и владельцами земель.

— Сами роетесь в архивах?

— Раньше сам, это ведь интересно. Смотришь метрики. Там графы о рождении, женитьбе, смерти. Эти документы собирались с 1829 года сперва в Оренбургском магометанском собрании, потом — в Уфе. Их очень грамотно заполняли в двух-трех экземплярах. Один оставался в деревне, другой отправляли в уезд, третий — в духовное управление. Так как я умею читать по-арабски, мне это легко давалось. Бывают интересные открытия. Кто-то вышел из семьи мулл, кто-то — мурза.

Вот я проверил предков жены. Ее родители были учителями. И дед был учителем, а вот до них были муллами. Они говорили, что не мишаре, а оказалось, есть мишарские корни. Часть из них переехали из Сергачского уезда в нынешний Алькеевский район. Село Камка. А потом один из предков по имени Мустафа переехал в Казань. Учился в Закабанном медресе, и его ставят муэдзином Апанаевской мечети. Он там проработал 33 года. А другой сын уехал в село Битаман Высокогорского района, и там его назначили имамом.

«Да, я был автором часового табло.Это, наверное, единственные в мире часы, в которых вместо цифр написаны числительные» Фото: Анастасия Шагабутдинова

«СЕЙЧАС НА КЛАДБИЩАХ СТОИТ ПОРЯДКА 15 - 20 КАМНЕЙ, ИЗГОТОВЛЕННЫХ МНОЮ»

— Тугры, шамаили, другие вещи — что это для вас?

— Это дает моральное и материальное удовлетворение. Каллиграфия позволяет заработать деньги, так как есть заказы. Работы востребованы. На различные юбилеи делаю тугры, личные и семейные. Делаю также могильные камни. В течении трех лет по заказу «Алмаз-Холдинга» делал надписи на ювелирных изделиях. Сейчас они продаются в магазинах «Алмаз-Холдинга». Они и до меня выпускали, но делали это с ошибками. Я их исправил. Мне давали задание, как сделать, и я выполнял его. На могильные камни я делаю эскизы. Тонким маркером. Я спрашиваю, камень у вас какого размера? После того как они обрежут его в натуральную величину, делаю эскиз. Многие каменщики не знают арабского языка и делают ошибки. Поэтому я делаю эскиз в натуральную величину. И получается очень красиво. На граните, мраморе, змеевике и других камнях. Сейчас на кладбищах стоит порядка 15 - 20 камней, изготовленных мною.

— Для каллиграфии вы используете аутентичные материалы — камыш или гусиные перья?

— Нет, только современные. Вот англичане выпускают хорошие перья, нержавеющие. По заказу Саудовской Аравии делают итальянцы. Сейчас стали выпускать хорошие перья японцы и корейцы. Вильнюс с давних времен выпускает шрифтовое перо металлическое — оно вообще чудесное. Если научишься его держать... Пишет как камышовое. Кстати, камышовое перо очень ценится в Иране, даже по следу на бумаге определяют, кто писал. Там видно, где-то чернил больше, где-то — меньше. Есть след от камыша. Это считается высшим пилотажем. Я так еще не могу. У нас, у татар, другие требования. Свой менталитет.

— А тушь тоже покупаете в магазине или сами делаете?

— Нет, в те времена просто материалов не было. Делали из чего попало. Брали дубовые листья, с древности чернила изготавливались из так называемых чернильных орешков (галлов) — наростов на листьях или побегах дуба. Кипятят, добавляют туда золу из печи. Чернила получаются красивыми. Я много видел таких работ, но они линяют, хватает ненадолго.

— Каждый может быть каллиграфом или это талант от Бога?

— Каждый может писать, научиться, с технической стороны это несложно, но для того, чтобы стать настоящим каллиграфом, нужен талант. Нужно уметь рисовать, нужен вкус, видение, фантазия. После того как это собрано вместе, получается настоящий хаттат-каллиграф.

«Каждый может писать, научиться, с технической стороны это несложно, но для того, чтобы стать настоящим каллиграфом, нужен талант» Фото: Ирина Ерохина

«ОСНОВЫ КАЛЛИГРАФИИ Я ВЗЯЛ У БАКИ УРМАНЧЕ»

— Значит, все-таки нужен талант. Расскажите, откуда он у вас, простого деревенского паренька?

— Я родился в Мамадышском районе, селе Усали. Говорят, что способности передаются по наследству. Вот у музыкантов, певцов дети тоже продолжают дела своих родителей. Например, у гармонистов, как правило, и родители были гармонистами или хорошо играли на музыкальном инструменте. А все мои предки были балта остасы (плотниками). Плотник значит художник. Если ему дать профильное образование, он запросто станет художником. Чего только они не делают! У настоящего специалиста есть взаимосвязь между глазом и руками. Мой отец, участник войны, был большим мастером. Когда он пришел с фронта, его поставили завклубом. Все оформление он делал своими руками. Он еще работал заведующим фермы. Стенды с показателями делал сам. Братишка моего отца также обладал художественными способностями. Моя сестренка тоже хорошо рисует. Она работала в детском саду и все сама оформляла. Мой братишка Анвар, живущий в деревне, также рисует. Я сам с пятого класса делал стенгазеты. Работал художником в клубе райцентра. Потом в родной деревне 7 лет был учителем рисования.

— То есть художественного образования у вас нет?

— Совершенно верно. После этого уехал в Казань, поступил в КГУ на факультет татарской филологии. Получил специальность по языку и литературе. Мой научный руководитель — профессор Хатып Гусман. Он ценил мои способности, я изучал арабский язык, меня взяли в расположенный по соседству Институт языка литературы и искусств. Там я проработал 32 года, выпустил 4 книги — по татарской прозе, рукописям, напечатанным татарским книгам XIX века. Сейчас не работаю, на пенсии, свободный художник. Я изучал древнеперсидскую литературу, арабскую. Этот багаж помог мне профессионально заниматься каллиграфией. В 1991 году увидел свет журнал «Мирас», во время перестройки возрождался ислам, нужны были люди, умеющие писать аяты Корана, ко мне стали обращаться из татарских газет, журналов, альбомов .

— А где вы научились каллиграфии?

— Основы каллиграфии я взял у Баки Урманче, взял у него три-четыре урока. Когда я учился на четвертом курсе, Хатып Гусман договорился с Урманче через университет, который заплатил ему за уроки. Баки ага был всесторонне развитой личностью. В 10 лет его привозят в Казань, отдают в медресе «Мухаммадия». Там он обучился каллиграфии. Он ведь был репрессирован, поэтому ему запретили жить в Москве, Казани, Урманче был вынужден скитаться по Средней Азии. Там продолжал заниматься каллиграфией. Хорошо знал персидскую литературу, стихи. У него было богатая библиотека. У Урманче осталось 10 шамаилей, которые я изучил, некоторые скопировал. Вот у такого великого человека мне довелось научиться каллиграфии. Вообще, освоить ее можно только у мастеров. Сперва сам точишь перо, потом набираешься опыта и лишь после этого сам можешь творить.

«Я ДРУЖУ С КОНКУРЕНТАМИ»

— На сегодняшний день есть ли у вас конкуренты?

— Да, соперники у меня есть, даже сильные. Например, Рустам Насыбулов. Он четыре года обучался в Турции, в Стамбуле, у устаза. Там наставник идет по цепочке. Он единственный здесь человек, окончивший эту школу. Есть профессиональный художник Ришат Салахутдинов — очень талантливый мастер, хорошо работает, украшает мечети. Даже на север ездил, в Сургуте мечеть оформлял. Также чистопольскую мечеть очень красиво оформил.

— Судя по вашему тону, они не являются вашими оппонентами?

— Нет, я дружу с конкурентами, даже помогаю им, нахожу заказы. Бывает полно работы. Я вынужден иногда отказывать людям и говорю, что такие парни есть. Попросили приехать в Иран, но у меня не было времени, да и желания. Я отправил Ришата Салахутдинова. Мы общаемся, помогаю им. Я хорошо знаю Коран, у меня есть словарь по Корану в алфавитном порядке. Я его взял у одного крымского татарина, который преподавал в Российском исламском институте, поменял с другой книгой, в которой рассказывалось об истории крымских татар. Этот словарь мне очень помогает, например, увижу в рукописях аят из Корана, но там не написано, какой аят. А по этому словарю определяю. Ученые, зная, что у меня есть такой словарь, часто обращаются.

— А с исламскими деятелями общаетесь?

— Да. Общаюсь, с заместителем муфтия РТ Рустамом Батровым, например. В прошлом году он проводил акцию «Шамаиль моей семьи», и я там участвовал, был членом жюри. И сам вне конкурса выставил две своих работы. Одну из них забрали для кабинета министров.

— Пошли ли ваши дети по стопам отца?

— У меня трое сыновей. Младший, Назым, ходил в художественную школу, пару лет учился на кафедре декоративно-прикладного искусства в «кульке». Когда он поступил, там начали обучать керамике. Он научился живописи, рисунку. Мы хотели поступать в КИСИ на архитектуру, он даже на подготовительные курсы ходил, но сдавать вступительные экзамены не решился, так как для этого нужны были деньги. В ту пору у меня их не было. Поэтому Назым поступил в институт культуры. Потом как-то позвонили из КИСИ и говорят, что у них открывается отделение инженеров-архитекторов, а мой сын ходил к ним на подготовительные курсы, поэтому они могут взять его без экзаменов. После этого Назым перевелся. Закончил, хорошо защитил диплом. Ему предложили поступить в аспирантуру. Он также участвовал в творческом конкурсе в Москве и получил Гран-при за проект. Пытался устроиться в проектные конторы, а там предлагают 12 -13 тысяч рублей в месяц. В результате устроился в одну дизайнерскую контору, сейчас там трудится ведущим дизайнером.

Остальные дети далеки от искусства, но рисовать умеют. Один сын занимается леттерингом (графический рисунок начертаний букв и знаков, составляющих единую стилистическую и композиционную систему, набор символов определенного размера и рисунка, другими словами, это разработка новых шрифтов под конкретный фирменный стиль или шрифтовую композицию — прим. ред.), красиво пишет английские слова. Моя супруга — фармацевт.

— И традиционный, банальный вопрос. Если у вас планы на будущее?

— Конечно есть. Но творческим планам мешают заказы. Очень много заказывают: тугры, шамаили, надгробные камни... Все это пользуется бешеным спросом. У меня есть мечта — произведение Шаяхзады Бабича «Исемнәр бакчасы» оформить. Это был сильный романтик, умер очень молодым. Свою оду он посвятил 41 женскому имени. Можно как тугру сделать арабской вязью и кириллицей. Кроме того, работы Гаяза Исхаки, Ризаэтдина Фахретдина, Шигабутдина Марджани мечтаю разукрасить. Создать монументальный цикл. Ну если Господь не заберет меня к себе раньше времени.