Габдельфат Сафин: «У каждого человека свой голос, свой стиль. Это дано от Бога. Я нигде не учился. Может, было бы и хорошо, если учился бы»Фото: Сергей Елагин

«ВСЕ 7 МИЛЛИОНОВ ТАТАР — ПЕВЦЫ»

— Габдельфат, в следующем году вы будете отмечать четверть века творческой деятельности. Поэтому хочется спросить: согласны ли вы с тем, что нынешнее состояние татарской эстрады плачевно? Поют все кому не лень, говорят, число артистов уже дошло до 700...

— Я думаю, что не 700, а все 7 миллионов татар — певцы. Любой из них может записать песню и выпустить ее в эфир. Наш народ очень музыкальный. Вот я смотрю канал «Майдан», каждый человек может петь. Приодень его, выпусти на сцену — он споет! Например, в нашей деревне на 40 дворов половина населения достойна выступать на телевидении. Главное — это не голос, а душа. Придет время — все 7 миллионов обязательно запоют.

— Если родного языка не забудут...

— Песня в этом и помогает. Творчество способствует развитию человека. Вот мой отец (ему 94 года) такие стихи пишет, занимается творчеством. И так во всех аулах можно встретить пишущих стихи дяденек и тетенек.

— А вы песни на стихи отца исполняете?

— Нет, песни на его стихи я не исполнял, но читал их на сцене.

— Говорят, что сейчас среди зрителей на ваших концертах в основном люди пожилого возраста. Молодежь не приходит, это правда?

— Молодежи все меньше и меньше. Гастрольная деятельность, я так думаю, вскоре также уменьшится. Смотрят теперь по интернету, слушают по интернету, телефон в руках. Можно на концерт и не ходить. Вот когда приезжаешь в Сибирь, там в зале люди нашего поколения, молодые просто языка не понимают, а раз не понимают, то и не ходят. Им российская эстрада ближе.

— Но залы пока заполняются?

— Да ходят, наше поколение смотрит. 30-летние и 40-летние еще приходят, но думаю, что гастрольная деятельность со временем будет убывать. Даже то, что количество исполнителей увеличивается, этому способствует. Это так, но все же у каждого времени есть свои певцы, хорошие певцы, но их не так много. На российской эстраде сейчас все еще лидеры Григорий Лепс, Стас Михайлов, Филипп Киркоров...

— В то же время этих исполнителей ругают, считают попсой...

— Ну каждый певец занимает свою нишу.

«ИНОГДА МНЕ ХОЧЕТСЯ ВЕРНУТЬСЯ ОБРАТНО В СОЦИАЛИЗМ»

— Расскажите, а петь вы начали с детства? Говорят, что все, кто родился в Арском районе, очень музыкальны.

— О том, что я родился в Арском районе, наверное, многие хорошо знают. Появился я на свет в октябре 1962 года. Окончил Кырлаевскую школу. Это в пяти верстах от моей родной деревни. С четвертого класса на прицепе трактора ДТ нас возили на учебу. Зимой на сани стелили солому, но из-за того, что холодно, мы бежали все пять верст за повозкой. Это было хорошей школой, закалило нас. Сейчас же детей из дома забирают и на автобусе везут. Какая большая разница...

— Это хорошо или плохо?

— Иногда мне хочется вернуться обратно в социализм. Хоть и говорят, что нельзя с завистью смотреть в прошлое. Мы все прошли: и социализм, и переходный период, сейчас при капитализме живем. Выжили в 90-е. За то, что мы благополучно дожили до сегодняшнего дня, я благодарен Всевышнему Аллаху. Говорю это искренне. Мой нынешний возраст — самый замечательный, потому что сейчас видны плоды моих трудов, нет гонок за чем-либо. Когда душа хочет петь, тогда и пою. Не мучаю себя, не насилую себя, отправляясь куда-то на «чес». Работаю только тогда, когда вдохновение переполняет меня. Дети выросли, сейчас сами шевелятся. Издательская работа идет. Хвала Аллаху, там все сейчас поставлено, работает четко, но... контролировать надо.

— Ваш путь на сцену был тернист, сначала вы поступили в Казанский инженерно-строительный институт. Какая связь между стройкой и песней?

— Я горжусь тем, что закончил КИСИ. Строительство — совершенно другая отрасль. Оно дало мне для развития многое. Там была военная кафедра, я получил звание старшего лейтенанта, принял присягу. Учиться было тяжело, конечно, один сопромат чего стоит, научный коммунизм, философия. Хотя я учился не очень хорошо: двойки, тройки, четверки... А вот по высшей математике и научному коммунизму одни пятерки были. Сейчас я знаю, что такое строительство. У меня есть бригада по возведению одноэтажных домов.

— А как пришли к эстраде?

— Я окончил вуз. Когда учился, тяга к строительству была, а как начал работать, уже стало не так интересно. Меня поставили мастером, потом я перешел в обувное объединение «Спартак». Там назначили старшим мастером строительного цеха. Оттуда я, говоря по правде, сбежал на гастроли с фольклорным ансамблем «Сорнай». Это был очень популярный в селах коллектив. На работе я сперва пробовал отпроситься, но мне категорически отказали. Я начальник — взял и уехал. Хотя тогда существовала 33-я статья Трудового кодекса («Расторжение трудового договора по инициативе администрации»прим. ред.). Это меня не испугало. Летом уехал, народ валом валил на наши концерты. Это было время художественной самодеятельности. К моему приезду оказалось, что меня уволили с работы. Спасибо, что не по статье.

Зато с этих гастролей я приехал женатым человеком. Познакомились с Рузилей, поженились. Создав семью, я ради квартиры пошел работать в Горгаз. Очень быстро там дали четырехкомнатную кооперативную квартиру. В день, когда получил ордер, пришел к Ильхаму Шакирову в филармонию. Такое стремление было. Внутри страх, я легендарного певца никогда вживую не видел. Кроме того, у меня не было музыкального образования. А в филармонии тогда большинство работало с дипломом консерватории, исключение — это те, кто окончил музыкальное училище, буквально пара человек. Это было в 1992 - 1993-х годах, когда началась свобода. Вообще, я был первый в истории филармонии артист без профильного образования. Параллельно Фирзар Муртазин и Салават ездили со своими коллективами. После года работы я тоже ушел в свободное плавание. Создал свою группу, купил инструменты, создал базу.

— А ноты вы знаете?

— Нет, нотной грамоте не обучен. Мне напевают мелодию, по ней определяю, нравится или нет. Потому что тот, кто напевает, и сам не знает нот (смеется). От неожиданных людей получаешь неожиданные песни.

— На музыкальных инструментах играете?

— Да, на гармони и баяне.

— А мелодии не пишете?

— Нет.

«Несколько раз Дину на «Созвездие-Йолдызлык» номинировали, но гран-при давали другим. Я, увидев, ее пригласил к себе в группу, она два года выступала» «Несколько раз Дину на «Созвездие-Йолдызлык» номинировали, но Гран-при давали другим. Я пригласил ее к себе в группу, она два года выступала» Фото из личного архива Дины Гариповой

«ЧЕЛОВЕКА НЕЛЬЗЯ ЧЕМУ-ЛИБО НАУЧИТЬ, ЕСЛИ У НЕГО НЕТ ТАЛАНТА»

— Ваш голос узнаваем. А на заре выступлений не пытались петь как любимый артист?

— Нет. У каждого человека свой голос, свой стиль. Это дано от Бога. Я нигде не учился. Может, было бы и хорошо, если учился бы. Но у меня есть убеждение, что человека нельзя чему-либо научить, если у него нет таланта. Например, где есть факультеты поэтов? Их нет, а сколько песен исполняется. Кто учил, например, Роберта Миннуллина? Или Тукая? Он ведь нигде не учился, никакого звания нет. И певцы так же — только природный дар. Если голос не природный, то он искусственный. Вот Дина Гарипова — какой у нее голос! Когда она выступала в моей группе, мы называли ее Зыкина. Не по имени, а именно Зыкина. За чудесный голос.

— Это помогло ей выигрывать конкурсы?

— Несколько раз Дину на «Созвездие-Йолдызлык» номинировали, но Гран-при давали другим. Я пригласил ее к себе в группу, она два года выступала. Смотрю, через год она появилась на Первом канале — поет...

— А почему ее здесь не замечали?

— Она ведь скромница по своему характеру. Чтобы пробиться, нужно с людьми разговаривать на их языке...

Получается, что первые шаги в профессии она сделала именно у вас?

— Да, начала петь в моей группе. Я ее впервые увидел на «Созвездии». Тогда ей 16 лет, наверное, было. Хоть она и не выиграла, я именно ее выбрал. Голос у нее отличался от остальных. Потом Дина ушла от меня, в Зеленодольске занималась с детьми, продолжала брать уроки вокала у педагога. У нее Богом данный голос, поэтому не пришлось пять лет учиться в консерватории. Доказательство этому — победа в шоу «Голос».

«Смотрят теперь по интернету, слушают по интернету, телефон в руках. Можно на концерт и не ходить. Вот когда приезжаешь в Сибирь, там в зале люди нашего поколения, молодые просто языка не понимают»Фото: Сергей Елагин

«УДАРЯЯ ПО СТОЛУ, НЕ ПОДНИМЕШЬ ТИРАЖИ, ВРЕМЯ ДИКТУЕТ СВОИ ЗАКОНЫ»

— С песнями все ясно, это ваше, а вот зачем газету начали издавать? Как известно, в настоящее время «Акчарлак» является самым многотиражным татарским изданием. В чем секрет успеха?

— Когда даешь интервью, не все туда умещается, остаются невысказанными мысли. Я потом журналистам начал говорить, чтобы вопросы написали, и стал досконально готовить ответ, хорошо подумав. Это показалось мне интересным. Потом Рузиля Мухаметова, работавшая в газете «Сабантуй», как-то сказала, что мои ответы до такой степени совершенны, что даже орфографических ошибок нет. Как написал, так и вышло. Она меня подтолкнула заниматься журналистикой, значит, есть талант. Татарский язык и литературу я на пятерки сдавал, сочинения очень хорошо писал. Газета появилась для того, чтобы свои мысли мог выразить.

Я интуитивно чувствую, когда журналисты работают, понимая того, что хочет народ. Не только я, но и Рузиля Сафина — моя супруга, без нее никак. Главным редактором надо было ставить того человека, который тебя понимает, а кто тебя понимает? Тот, кто живет с тобой. Но если бы у нее не было дара журналиста, то ее бы нельзя было поставить в газету. В молодости она писала, причем неплохо. Мы вдвоем стали выпускать газету. Один раз в месяц, тогда журналистов еще не было.

Помню, в Сорочьих Горах, когда еще моста не было, ходили паромы, автобус утонул. Одна женщина выжила, остальные погибли. И мы с Рузилей на пароме переправились на другой берег, нашли ее, взяли интервью. До сих пор помню. Потом через год с Алмазом Гимадиевым стали работать, сперва он был ответственным секретарем, сейчас главный редактор. Он о нас все знает, как родственник стал, ну и Рузиля Мухаметова к нам перешла, вот так стали выпускать раз газету в неделю. Удивительно, но мы сразу тираж набрали. Это только божья помощь. Хотя и изданий много. Вот, например, «Ирек мәйданы», Раиф Усманов — очень хороший издатель. В татарском медиапространстве равных ему нет.

— А у вас тираж какой?

— Летом тираж составляет 35 тысяч. К лету уменьшается, зимой опять возрастает до 40 тысяч.

— Газета прибыль приносит?

— Если человек чем-то занимается искренне, что называется, от души, все это будет приносить прибыль. Любое деяние. У нас в том числе. В газете работают отборные люди, мы их любим, журналисты же, в свою очередь, любят народ.

— На встрече Фарида Мухаметшина с представителями СМИ ваша супруга Рузиля Сафина рассказала, что вы выпускаете одну из успешных татарских газет, а премии вроде «Золотого пера» и гранты достаются лишь государственным изданиям, которые бы давно исчезли без помощи извне.

— Она правду сказала, это так. К нам отношение другое, но все же мы не ропщем, не хотим побираться. Чем больше даешь человеку денег, тем он меньше трудится. Система неправильно работает. Нужно ведь старательному фермеру помогать прежде всего. В медиа то же самое должно быть. Если издание успешное, значит, оно людям пользы приносит больше. Кого много читают, тем тоже надо помогать.

— Но государственным изданиям нелегко, почта, например, цены загибает...

— Эти же факторы и к нашим изданиям относятся. Это нам трудно, государственные СМИ неплохо живут. Говорят ведь, что если ребенок живет безмятежно, то перестает работать. А те дети, которые преодолевали трудности, ставили цели перед собой, добились в жизни чего-то.

— Вы сказали, что на концерты мало ходит молодежи, потому что языка она не знает. Не будет ли такого с читателями газет?

— Я это говорил про гастроли за пределами Татарстана, в республике же положение нормальное. У газеты одна особенность: ее начинают читать в основном с возрастом. Но будет ли современная молодежь, старея, приобщаться к газете — этого я не знаю. Они уже сейчас привыкли всю информацию искать в телефоне. Факт, но через какое-то время и для телевидения, и для газет, и для издательств наступят трудные времена. От этого никуда не деться.

— Вы имеете в виду национальные медиаресурсы?

— Не только национальные, в общем. Сейчас интернет все окутал. Это очевидно. Ударяя по столу, не поднимешь тиражи, время диктует свои законы.

«Если певец хочет быть певцом, то он не должен только на этом быть сосредоточенным. И устаешь, и надоедает, в результате песня выходит не от души. Все превращается в автомат. По песне нужно соскучиться» «Если певец хочет быть певцом, то он не должен быть сосредоточен только на этом. И устаешь, и надоедает, в результате песня выходит не от души. Все превращается в автомат. По песне нужно соскучиться» Фото из личного архива Габдельфата Сафина

«СУДЬБА ТАТАР ТРАГИЧНА, ПОЭТОМУ У НАС В ПЕСНЯХ И ЕСТЬ МОҢ»

— Народ вас знает еще и как автора телевизионной передачи. На ТНВ вы рассказывали о забытых артистах, их трагической судьбе. Это тоже была попытка поменять вид деятельности?

— Я эту программу делал на свои деньги и приносил на ТНВ уже готовую передачу. Она была мне нужна, так как хотел показать любимых героев, близких мне по духу людей. Кое-кого не смог осветить, но в то же время не хотелось распыляться.

— Да, там была, например, интересная передача про Тахира Якупова, известного певца, умершего в нищете, продававшего семечки в конце жизни...

— Про этого человека можно фильм снимать. Тогда были живы его друзья, учителя, я собрал воспоминания, аналогично с другими героями по той же самой схеме действовал. Сценарист Искандар Сираджи — очень талантливый человек, мы вместе работали.

— Не хотели в интернете свой канал открыть? Ведь сейчас такая возможность есть.

— Нет, все объять невозможно.

— Этот проект коммерческую прибыль не принес, наверное?

— Ведь я за счет собственных средств делал. Но остался очень довольным тем, что показал народу любимцев. Цикл состоял из порядка десятка программ. Кое-что не успел сделать, например, про Хайдара Бигичева, мецената Асхата Галимзянова — про этого человека фильм можно снимать, он свою жизнь посвятил помощи сиротам. Думаю, его место в раю. Не зря Минтимер Шарипович ему при жизни памятник поставил.

— Ну так попросите денег, сделайте фильм!

— Это не мой стиль, ходить, что-то просить, побираться... Годами можно так ходить. Я лучше сам сделаю и получу от этого удовлетворение. Мне все равно не дадут.

— Сейчас таких героев уже и нет. Вот раньше были люди с трагической судьбой, жизненным опытом: воевали, сидели в тюрьме, были в плену и так далее...

— Согласен, судьба татар была трагична, поэтому у нас в песнях и есть моң (непереводимое дословно татарское слово, означающее одновременно грусть, тоску, печаль, кручину, мелодию, напев, гармонию, задушевность, лиризмприм. ред.). Трудности и порождают моң, а если человек будет беззаботно жить, то его нет. Сейчас нет таких ярких личностей. Он умирает — и о нем сразу же забывают. А вот раньше были личности, вот это личности... Сююмбике, Тукай не рождаются, к сожалению. Старшее поколение, жившее при Брежневе, ничего, кроме дом — работа — дом, и не знали, не видели. Чтобы стимулировать творчество, нужен какой-то перелом в жизни, стресс. А сейчас же наша нация живет при другом виде стресса — страхе. Все живут сегодняшним днем, все боятся, что будет завтра, а раньше люди были уверены в будущем. Помню, моя мама говорила, что войны точно не будет, потому что Брежнев ее не допустит, мол, он ездит по разным странам, договаривается. Для них лишь бы не было войны, а остальное само собой получится.

«НАМ ПЕСНЯ СТРОИТЬ... ПОМОГАЕТ»

— Вы упомянули о своей строительной компании, расскажите об этом.

— Если певец хочет быть певцом, то он не должен быть сосредоточен только на этом. И устаешь, и надоедает, в результате песня выходит не от души. Все превращается в автомат. По песне нужно соскучиться. Газета — тоже. Пока она устраивает, но приходит время, надо там менять что-то. Если все идет по накатанной, это не есть хорошо. Я и сам такой человек, не живу по привычке. Меняюсь, туда-сюда пытаюсь приткнуться, но только туда, где я что-то умею, не буду же я создавать медицинский центр. Строительство мне знакомо, но это не компания, а, скажем так, бригада. Для меня это как хобби.

«Все живут сегодняшним днем, все боятся, что будет завтра, а раньше люди были уверены в будущем»Фото: Сергей Елагин

— Небоскребы не строите?

— Нет, только одноэтажные дома. Я знаю, что нужно человеку, людям не хочется по лестницам подниматься, да и лишняя площадь зачем? Народу нужно 100 квадратных метров. Это самое нормальное и семейной паре, и даже если двое детей есть. Я рассчитал, что такая площадь вполне достаточна. Мы ведь там не живем, а приезжаем лишь переночевать. Проснулся, дела сделал, вернулся домой.

— Бригаду контролируете сами? Составляете ли сметы, проверяете ли выполнение работ или кому-то перепоручили это дело?

— Проект мой, а остальное прораб выполняет.

— А свой дом сами построили?

— Нет, строительная фирма строила. Это были те времена, когда шабашников найти было трудно. Узбеков не было, таджиков не было, татар не было — все татары в колхозах работали. Долго строили, это сейчас дом можно за два месяца возвести. Но проект мой.

«СЕМЬЯ — ЭТО МИНИ-ГОСУДАРСТВО»

— Что думаете о татарских традициях, сохраняются ли они?

— Недавно в одну казанскую мечеть зашел, смотрю, там вовсю свадьба идет, музыка, кричат в микрофон, поют. Это мне не совсем понравилось. Я никах своей дочери Адили провел дома. Ты ее отдаешь замуж, поэтому она должна из отчего дома уходить. А как еще по-другому?

Внуки есть уже? Вообще, сколько у вас детей, удалось ли их в татарском духе вырастить?

— Внуков нет, дочь недавно замуж вышла, сын Зульфат еще учится в вузе. Что касается национального образования, то они выросли в таком духе, дома мы на татарском языке разговариваем, даже русские слова не добавляем в свою речь. Как-то все само собой получилось. Видимо, это идет по наследству. Они оба окончили русскую школу, хорошо учились. Кто-то мучается, заставляет своих детей разговаривать на родном языке, бьет по столу, а у нас все естественно было.

«В дальних регионах страны, думаю, язык исчезнет со временем, сейчас самое важное — сохранить его в нашей республике»Фото: Сергей Елагин

— А у нашей нации будущее есть?

— В дальних регионах страны, думаю, язык исчезнет со временем, сейчас самое важное — сохранить его в нашей республике, на других ведь мы не можем повлиять... Хотя многое делается и для других регионов.

— Не только за пределами Татарстана, но и в республике приходилось наблюдать такую картину, когда подростки между собой общаются по-русски, хоть и знают родную речь, а что будет с их потомками?

— Да, проблема есть, но у нее имеется и другая сторона. Сейчас деревенская молодежь после окончания школы приезжает в город и по-русски чисто разговаривает. Нашему же поколению пришлось тяжелее. Незнание русского языка препятствовало учебе в институте, работе. В идеале татарская молодежь должна оба языка знать в совершенстве. Я не против этого. Думаю, в деревнях язык сохранится. Даже если закроют национальные школы, язык невозможно убить. Ведь начало всего в семье. Семья — это мини-государство. Как там поставлено, так и будет. Если у 7 миллионов татар в семье будут говорить на родном языке, он не исчезнет никогда. По-моему, влияния школы здесь мало, если в кровь заложена любовь к своей нации, то, думаю, мы останемся. Возможно, скоро школы на английский перейдут, это ведь не значит, что татары дома на english станут разговаривать.