Сегодня в «Углу» — очередной премьерный показ спектакля «Единственный берег» Сегодня в «Углу» — очередной премьерный показ спектакля «Единственный берег» Фото: ©Юлия Калинина, предоставлено фондом «Живой город»

«ПОБЕДА ЗАВОЕВАНА ПОКА НА ТЕРРИТОРИИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО СООБЩЕСТВА»

Сегодня в «Углу» — очередной премьерный показ спектакля «Единственный берег» по текстам Юрия Клавдиева в постановке Романа Феодори. Первые премьеры собрали аншлаги, но как пойдет дело дальше, решится именно сегодня, когда в театр придет обыкновенный зритель, не завсегдатай премьер, не свой в доску товарищ-друг-брат, не студент театрального училища, не педагог, а простой человек, желающий приятно и, возможно, с некоторой пользой провести время.

Если в чем и упрекают теперь недоброжелатели фонд «Живой город» и театральное пространство «Угол», так в одноразовости проектов. Недавно на совещании в минкульте один из руководителей казанских театров высказался — впрочем, скорее заботливо и беззлобно, чем с вызовом, — в том духе, что собрать народ на одно представление каждый сможет, а вот попробуй они ежевечерне заполнять свой небольшой зал, тогда, мол, посмотрим. Что ж, если абстрагироваться от довольно низкой заполняемости в собственном театре директора, его замечание выглядит обоснованным. Поставив частное театральное предприятие (слово «коллектив» здесь в силу отсутствия труппы и минимального штата вряд ли уместно) в один ряд с государственными театральными учреждениями, мы вне сомнений увидим, что по показателям посещаемости, заполняемости и проката спектаклей «Угол» им уступает.

Но справедливо ли само сравнение частного проектного театра с государственными? Ведь миссия «Живого города» — развивать аудиторию, экспериментировать в области театрального языка, заполнять своего рода информационный вакуум, расширять границы современного искусства. «Угол» — поисковый театр, массовость не их удел. Задача-минимум за пару лет достигнута — театральная общественность города активизировалась, стали во множестве возникать совместные с фондом проекты, «Угол» распахнул свои двери практически любой инициативе, на каждом мероприятии аншлаг, о постановках и других мероприятиях пишут ведущие театральные критики обеих столиц. «Живой город» сотрудничает с лучшими в России кураторами театральных проектов: Олегом Лоевским, Еленой Ковальской, Романом Должанским и многими другими. Есть результаты — спектакли отсматривают эксперты «Золотой маски», их приглашают на другие фестивали.

И все же количество лабораторий, читок, лекций, спектаклей «Угла» пока не позволяет перейти в новое качество. Победа завоевана на территории профессионального сообщества: аншлаги обеспечивают студенты и педагоги театральных учебных заведений, журналисты, актеры казанских театров, музыканты, литераторы. Словом, на сегодня «Живой город» скорее вещь в себе, нежели широко известный в городе социокультурный институт, каким, несомненно, может со временем стать. Зритель с улицы пока еще редкий в театре гость, таксисты о новом театре не слышали, большая часть мероприятий проводится на безвозмездной основе — не со студентов же брать деньги за билеты. А зарабатывать нужно, государственные субсидии покрывают лишь часть расходов, учредителям часто приходится вкладываться самим...

Инна Яркова Инна Яркова Фото: «БИЗНЕС Online»

«УГЛУ» НАСУЩНО НЕОБХОДИМ БЫЛ СПЕКТАКЛЬ ОДНОВРЕМЕННО И КАССОВЫЙ, И С ГРОМКИМИ ИМЕНАМИ СОЗДАТЕЛЕЙ»

Сложности эти руководство фонда понимает. Если в начале своего пути директор «Живого города» Инна Яркова честно пыталась создать театр нерепертуарной модели, то со временем и опытом пришло понимание необходимости синтеза поискового театра с прокатным. И дело, конечно, не в стремлении заработать (разве на театре заработаешь), но в самой идее тотального театра, которой Яркову «заразил» Лоевский. Театр должен быть везде и всюду, а значит, нужен и зритель. Новый зритель. При нашей последней встрече Инна с неподдельной радостью рассказывала о случайных прохожих, завернувших в арку на перекрестке улиц Тукая и Парижской Коммуны, которые затем приходят в «Угол» на спектакли. Они спрашивают: а что здесь такое? Театр? Правда? И можно что-то посмотреть? «Углу» пока тяжело, но это тяжесть бремени. Уже довольно скоро театр выйдет на прокатные мощности, сопоставимые с иными государственными коллективами города и республики. Не по абсолютным, конечно, показателям, в процентном соотношении. Все к этому идет. А кто и что будет ставить?

Первой репертуарной ласточкой, если не считать за таковую не самый удачный новогодний спектакль для детей «Что такое волшебство?» Юлии Захаровой, стала постановка Дмитрия Волкострелова «Карина и Дрон» по пьесе Павла Пряжко. Это сложный спектакль и понятию кассовости не только не отвечает, но, скорее, противоречит. Так и должно быть. Современное искусство в Казани еще только ищет свою аудиторию. Впрочем, со спектаклями Волкострелова «горят» и театры Москвы/Петербурга, да и не для того они ставятся.

Сцена из спектакля «Карина и Дрон» Сцена из спектакля «Карина и Дрон» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Углу» насущно необходим был спектакль одновременно и кассовый, и с громкими именами создателей, и чтоб не дай бог не снизить планку художественного вкуса, высоко поднятую пусть и по другому поводу Волкостреловым. Как набивают себе на плечах готическим шрифтом на латыни закомплексованные качки, удача любит сильных. После лаборатории в Свияжске живогородцы подружились с одним из самых опытных в своем поколении театростроителей и ярким режиссером Феодори, сделавшим классный эскиз по свеженаписанным текстам Клавдиева специально для «Свияжск-АРТели». Оставалось принять решение о переносе, договориться с режиссером, с актерами и руководством казанского тюза — и вперед! Но это писать легко — «и вперед!», а на деле все вылилось в несколько месяцев переговоров: крайняя занятость Феодори не позволяла подступиться к работе ранее второй половины сентября. Вызывает уважение тот рабочий настрой и интерес к проекту, с которым режиссер приступил к работе. К тому же почти на безвозмездной основе: дружба и общее с Ярковой школярство в школе театрального лидера Елены Ковальской иногда дороже обычных гонораров.

С тюзовскими актерами Феодори работалось легко. Постановщик-то не просто молодой талантливый режиссер, но и брат по тюзовской крови, единомышленник, выведший в лидеры детского театра страны красноярский тюз. Родство актерской игры и режиссуры очень чувствовалось в эскизе. В спектакле оно приобрело законченные черты. Ведь если нет взаимопонимания на площадке, а работать надо было быстро, дело не сладится.

Дмитрий Волкострелов Дмитрий Волкострелов Фото: «БИЗНЕС Online»

«Я МОГУ СМЕСТИ ИХ ДЕРЕВНЮ ОДНИМ ПИНКОМ. Я МОГУ УНЕСТИ ОТ ЭТИХ БЕРЕГОВ ВСЮ РЫБУ...»

«Единственный берег: три текста для исполнения» — один из самых сильных и проникновенных текстов Клавдиева, а возможно, один из самых сильных текстов современной русской драматургии. Чтобы утвердиться в последнем положении, необходимо некоторое время, но у меня почему-то сомнений нет. Юрий прожил почти месяц на острове, успел перезнакомиться со всеми достопримечательностями, включая некоторых местных жителей, вдосталь насладиться знаменитой свияжской хреновухой и не менее знаменитой ухой. Собрал-записал-заслушал все сказания и мифы, все островные легенды, плюнул-растер-отбросил и выдумал свои. Написал три текста, три сказа по своей метафорической мощи и красоте языка вполне сопоставимые с прозой Лескова, Бажова, Платонова. Феодори заботливо разрезал тексты на куски и сделал режиссерский монтаж их. Возможно, этот вариант и станет каноническим, и через энное количество лет его будут изучать в школах. Режиссер придал им действенность и интригу. В спектакле они зазвучали мощнее, чем по прочтению.

Первая часть — «Звезды» — монолог юродивого богатыря, прибившегося к монастырю и рискнувшему отомстить «братишкам и товарищам» за поруганную честь отца-настоятеля и монахов. Но не сюжет движет действие, а сказ, слово, аккуратно подхваченное и умноженное актерским трудом Анатолия Малыхина, создавшего одну из самых сильных и запоминающихся работ. В отличие от эскизного показа, актер собрался и успокоился, нашел применение своим рукам — они у него словно сами рассказывают некую историю, жестикуляция содержательна и работает на объем образа. Малыхин, как собственно и остальные актеры, в небольшом пространстве «Угла» искал верную тональность, интонацию, дистанцию с сидящими на расстоянии вытянутой руки зрителями. Как правило, находили, но это тот момент, который не отточишь на репетициях: пришел зритель, и все становится по-другому, иначе. Это сложно — работать в камерном пространстве, наверняка спектакль по мере прокатной судьбы будет расти, немного меняться, уточняться в деталях.

Сцена из спектакля «Единственный берег» Сцена из спектакля «Единственный берег» Фото: ©Юлия Калинина, предоставлено фондом «Живой город»

Вторую часть «Реки» поведала опытная Елена Калаганова, умеющая работать на полутонах, постепенно развивать действие, с запасом сил выходить на кульминацию. «Река» — в известной мере рамочная история, призванная прослоить, зацементировать две другие, имеющая, впрочем, и собственное художественное значение. Она, эта история, довольно предсказуема: монолог Реки, сначала негодующей на мировой порядок, а потом приходящей к прозрению и гармонии с миром, содержит избыток прописных истин. Но как же красиво это написано! Например, так:

«Я — река. Я теку. И буду долго еще течь, гораздо дольше, чем проживут на моих берегах эти люди, что смотрят сейчас в меня пристально и нежно, как в глаза сморозившей глупость любимой.

Я могу смести их деревню одним пинком. Я могу унести от этих берегов всю рыбу. Я могу просто раскопать пару подземных потоков и понизить свою температуру на несколько градусов, начисто выморив всю рыбу, насекомых и водоплавающих птиц.

Я много чего могу. Но я не стану этого делать.

Потому, что интуитивно чувствую, что то, что течет во мне, как-то связано с тем смыслом, который мне придают эти люди своей смешной возней на моих берегах.

Если я останусь одна на всем белом свете, зачем же мне тогда течь?

Если я останусь одна на всем белом свете, зачем же мне быть?

Если я останусь одна на всем белом свете, зачем же мне белый свет?

Поэтому все остается так, как есть: остров лежит там, где ему положено, мы встречаемся возле него со старшей сестрой, она молчаливо выслушивает мои жалобы, а я...

А я жалуюсь с каждым годом все меньше».

Сцена из спектакля «Единственный берег» Сцена из спектакля «Единственный берег» Фото: ©Юлия Калинина, предоставлено фондом «Живой город»

Калаганова проделала колоссальную работу. Честно говоря, в эскизе она была чересчур сентиментальна, выдавливала из зрителя слезу, шла легким путем отточенных, принадлежащих большой актрисе, но все же штампов. В спектакле исполнительница сразу взяла верный тон и остраненно, но от этого и глубже, раздвигая границы темы, рассказала о страхах, волнениях, чувствах своей героини.

Третью часть — собственно, «Единственный берег», сказ о странной любви, возникшей между степным орлом и лошадью, — режиссер поручил молодым актерам Ильнуру Гарифуллину, Алексею Егоршину и Эльмире Рашитовой (Мать-Природа). Любовь орла, любящего раздвигать крыльями траву, и лошади, мечтающей взлететь, ни орлиный, ни лошадиный народ снести не могут и изгоняют их, запрещают быть вместе:

«И они рванулись с мест со всей силой своей глубокой и странной любви.

Если бы дело было где-нибудь в другом месте, возможно, на этом бы и кончилась моя сказка. Но наше место — остров, хоть и очень большой, а на острове у нас один-единственный берег. Орел облетел его с одной стороны, а лошадь быстро обежала со своей. И они встретились там, на другой стороне.

Там, где не было ни зверей, ни птиц, ни народа. А была там одна лишь Мать-Природа, которая, в отличие от зверей, куда более милосердна».

Сцена из спектакля «Единственный берег» Сцена из спектакля «Единственный берег» Фото: ©Юлия Калинина, предоставлено фондом «Живой город»

«СПЕКТАКЛЬ, ЕСЛИ ЕГО ПРИМЕТ ЗРИТЕЛЬ, МОЖЕТ УПРОЧИТЬ РЕПЕРТУАРНЫЕ ПОЗИЦИИ «ЖИВОГО ГОРОДА»

Для режиссера эта работа, также как и для актеров, и для «Живого города», стала экспериментальной. Малая форма не его конек, Феодори привык к театральным полотнам, крупным мазкам, многоактным пьесам. Но все когда-то меняется. В главном же он остался верен себе. Феодори — режиссер, для которого поиск формы является отправной точкой создания спектакля, поэтому актерская полифония вместо монологов автора, перекомпоновка текста. В небольшом, камерном пространстве «Угла» он нашел наиболее адекватную форму спектакля, используя эстетику театра кукол (здесь хоть и нет кукол, но принцип взаимодействия актеров с предметным миром спектакля кукольный) и прием сторителлинга. Простой стол актеры застилают голубой скатертью (Река), насыпают поверх мешок зерна (Остров), гребень становится крепостной стеной, рюмки — маковками церквей, гвозди, которыми приколотили к кресту Юродивого, превращаются в церковные кресты, кирпич хлеба, накрытый книжкой, — в дом, а дымящийся окурок становится его трубой. Предметы появляются на планшете постепенно, по мере развития действия. Самодельными, плетенными из проволоки на наших глазах крестами снабжает церкви Юродивый богатырь после того, как мы узнаем о его трагическом финале. Мать-Природа накрывает хлеб книгой под слова о собственном милосердии и мудрости. Влюбленных орла и лошадь играют молодые красивые актеры, что порождает дополнительные коннотации и смыслы, обретающие особую актуальность в нашей все более и более радикально-охранительной действительности. Это важно, ведь спектакль как единый текст прежде всего о праве человека ли, зверя ли, реки ли, звезд ли быть не такими, как все, он о праве на инаковость, в том числе любви.

Спектакль, если его примет зритель, может упрочить репертуарные позиции «Живого города». Стоит также иметь в виду, что кассовый успех любого спектакля обеспечивает повторное его посещение зрителем. Это закон театрального маркетинга. Зритель должен спектакль полюбить. В случае с «Единственным берегом» Клавдиева и Феодори это может случиться. А дальше уже забота живогородцов и угольников — закрепить успех и сделать так, чтобы зрители «Единственного берега» пришли на «Карину и Дрона», на другие экспериментальные и традиционные постановки, которые появятся в скором времени. Я же все сказал!

Нияз Игламов