Несколько лет по ночам за ним регулярно присылали наряд НКВД, чтобы доставить прямо к Сталину. Они запирались вдвоем, из-за дверей часами не было слышно ни звука. Молчаливую компанию кремлевскому Хозяину составлял выдающийся оперный певец, бывший священнослужитель Казанской епархии Максим Михайлов. «БИЗНЕС Online» предлагает некоторые подробности очередной загадки вождя народов, день рождения которого приходится на 21 декабря.
Портрет Максима Михайлова
СТАЛИН — МИХАЙЛОВУ: «МОЖЕТ, НАС ВДВОЕМ И НЕ АРЕСТУЮТ»
«Известно, что Сталин был не чужд искусству и литературе, — пишет в своем очерке «Казанский протодьякон — друг Сталина» известный казанский историк Булат Султанбеков. — Не будем вдаваться в давний спор, была ли это искренняя любовь или политический расчет. Аргументы, подтверждающие и ту, и другую точки зрения, известны. Но в театры он ходил и знал их возможности в достаточной степени. Особую заботу проявлял о МХАТе и Большом, часто удостаивая их своим посещением. Считал их символами советского искусства «сталинской эпохи». На полюбившихся постановках появлялся неоднократно... После одного из правительственных концертов в Кремле, сопровождавшегося обильным застольем (это была новая форма общения элиты с искусством, введенная советскими лидерами, невозможно представить, чтобы у царя во время застолья пели, например, Шаляпин или Собинов), Максима Михайлова пригласили сесть за один стол с вождем. Это произошло сразу после исполнения им двух народных песен. Сталин поднял бокал и провозгласил тост за новые могучие голоса Большого. Смущенный певец простодушно осведомился у Сталина, знает ли тот, что он, Михайлов, бывший казанский дьякон, и в Гражданскую не у Буденного служил... Сидевший неподалеку Семен Михайлович вполне серьезно, не поняв юмора, подтвердил, что «уж точно у себя в Первой Конной такого голоса не слышал», а то бы обязательно запомнил. Возникла напряженная пауза. Эпизод рассказываю со слов московского приятеля, отец которого «прослужил» в хоре Большого около 40 лет. Он похож на часть закулисного фольклора, но не исключено, что так и было. Михайлов лукаво добавил, что может «подвести» этим т. Сталина, да и НКВД, где сейчас начальником работает Ежов, очевидно, помнящий еще по Казани его как дьякона, будет недоволен (Николай Иванович Ежов (1895 - 1940) — генеральный комиссар госбезопасности (1937 - 1941) один из главных организаторов массовых репрессий 1937 - 1938 годов, также известных как «Большой террор». В 1940 году расстрелян по обвинению в подготовке антисоветского государственного переворота — прим. ред.). Шутка была принята, и вождь, поддержав ее, рассмеявшись, сказал, что ему все известно, а уж с НКВД он сам объяснится, и, заговорщически подмигнув, добавил, что, может, обоих вместе и не заберут...» Так началась их странная дружба.
Лауреат двух Сталинских премий Максим Михайлов
МОЛЧАНИЕ ПЕВЦА КАК МЕСМЕРИЧЕСКИЙ СЕАНС?
Немецкий врач и астролог эпохи Просвещения Фридрих Месмер в свое время выдал теорию, согласно которой люди выделяют особого рода магнитную энергию, или флюиды, которые позволяют им устанавливать телепатическую связь друг с другом. Эти флюиды можно использовать и в лечебных целях. Но наберемся терпения и вернемся к недавней нашей действительности... Рассказывает Александр Ведерников (Александр Филиппович Ведерников — артист оперы (бас), родился 23 декабря 1927 года, солист Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова (ныне Мариинский театр), Государственного академического Большого театра, народный артист СССР, лауреат Государственной премии СССР — прим. ред.): «Было известно, что Михайлов был любимым певцом Иосифа Виссарионовича Сталина. Это давало ему большую свободу в поведении. Он мог высказать любому свои претензии и пожелания». Тему продолжает Владимир Маторин (Владимир Анатольевич Маторин — артист оперы (бас), родился 2 мая 1948 года, солист Государственного академического Большого театра, народный артист России — прим. ред.): «Сталин очень любил пение и приглашал Максима Дормидонтовича. Сюжет был неожиданный. В два часа ночи приезжали нквдэшники за ним, забирали, Сталин молча приглашал его за стол, там было накрыто, и, покуривая — тот и другой курили — Максим Дормидонтович пил водку, а Иосиф Виссарионович пил вино. После двух-трех часов молчаливого сидения Сталин ему говорил: «Ну, спасибо, Максим, снял ты с меня эту проблему, мне стало легче».
«Об этом ходило много слухов, — Булат Султанбеков предлагает несколько иные подробности происходившего, но суть его практически одна, и небольшие расхождения, скорее, подтверждают достоверность этой малопонятной истории. — Впрочем, рассказывали весьма сдержанно и неконкретно. При жизни вождя всякие упоминания о личных делах и привязанностях не только его самого, но и других вождей были весьма чреваты... О многом из своих взаимоотношений со Сталиным певец рассказывал дирижеру Кондрашину (Кирилл Петрович Кондрашин (1914 - 1981) — советский оперный и симфонический дирижер, педагог, народный артист СССР, лауреат двух Сталинских и Государственной премии РСФСР имени Глинки — прим. ред.), доверяя ему больше, чем кому-либо, и зная, что дальше это никуда не пойдет. И только после ухода из жизни и Сталина, и Михайлова дирижер получил моральное право рассказать об этой загадочной дружбе. Именно дружбе, а не отношениях слуги и хозяина. Вот как это выглядело по рассказам Максима Дормидонтовича.
Иосиф Сталин — друг певца Михайлова
В характере Михайлова были действительно странные черты, необъяснимые с точки зрения преуспевающего советского деятеля культуры, многие из которых «ловили момент» и осыпались затем орденами, квартирами, дачами, автомашинами, званиями, бесплатными поездками с женами за рубеж для лечения... Так, он долгое время категорически отказывался получать квартиру в центре Москвы, на улице Горького, где жила новая элита. В Кунцеве до войны у него был домик, при нем сад и живность на попечении супруги. Единственное, что отличало его скромное жилье, — правительственный телефон. Иногда по ночам раздавался знакомый глуховатый голос: «Максим, за тобой выехали!» В Кремле его провожали в один из кабинетов (по рассказам Михайлова, приходилось спускаться по ступенькам вниз), где уже ждал Сталин. На столе стояла бутылка «Хванчкары»... Сидели несколько часов, больше молчали, иногда перебрасываясь малозначащими фразами... Бутылка не всегда осушалась до конца. Кончалась встреча традиционной фразой: «Ну, Максим, хорошо посидели, спасибо. Тебя сейчас отвезут домой».
Такие встречи, судя по различным источникам, повторялись до середины 1951 года. Можно себе представить, как бы использовал подобные отношения честолюбивый и корыстолюбивый человек. Кондрашин подчеркивает: Михайлов ни о чем Сталина не просил. Ни за себя, ни за приятелей, ни за родню. Объяснял с подкупающей простотой: «Не такие у меня взаимоотношения, чтобы выпрашивать». Странно это для нас, привыкших к совершенно иному. Так или иначе, эти взаимоотношения не имели никаких последствий для певца. Но почему же именно к нему так тянуло человека, только от упоминания имени которого вздрагивала не только подведомственная ему страна, но и, по крайней мере, полмира? И который никогда и ничего не делал просто так? В общем, кто же такой и откуда — бас-профундо с фамилией Михайлов?
Семья Михайловых
«ОТ ИМЕНИ ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ»
«Родился Максим Дормидонтович в деревне Кольцовке в Чувашии в очень-очень бедной семье, — документальный фильм „Максим Михайлов. Русский бас“ недавно демонстрировал телеканал „Культура“. — Пять братьев. Маленькому Максиму отец сказал: „Давай, учись. У тебя есть голос, ищи свой путь в жизни“. Максим сначала пел в крестьянском хоре, в школьном хоре в селе, а потом уже в Казани пел в монастырском хоре. Настолько хорошо пел, что его определили на курсы. Началась Первая мировая война, и, чтобы сохранить голос, ему посоветовали принять духовный сан, чтобы не забрили в солдаты, просто чтобы человек с таким талантом не погиб на фронте. Конечно, это был большой риск — для человека, который мечтал о сцене, о театре, и — принять духовный сан. Потому что в дореволюционные времена ни один театр не взял бы к себе попа-расстригу. Он долгое время служил, и в хорошей акустике православных храмов рос его голос. Его забрала певческая культура, которая пришла к нам вместе с христианством из Византии, классическая, округлого пения, благородного, и он как бы вошел в ту жизнь, в тот образ, который был присущ для него от рождения».
«Еще до революции Казанская епархия славилась певческими голосами, — читаем в очерке «Казанский протодьякон — друг Сталина». — Особой популярностью пользовались хоры архиерейский, Казанского женского монастыря и лучший в Поволжье хор под управлением Морева... Незадолго до революции началось восхождение к славе учащегося миссионерских курсов в Спасском монастыре уроженца села Кольцовки Казанской губернии Максима Михайлова. Еще во время обучения на курсах, когда в сослужении участвовал Михайлов, в монастырский собор приходили сотни людей ради его голоса. После «рукоположения во диаконы» он недолго служил в сельской церкви, а в 1918 году лихолетье Гражданской войны забросило его в Сибирь. Могучий бас и богатырская внешность молодого дьякона сделали его весьма популярным в Сибири и на Дальнем Востоке. После разгрома антибольшевистских сил на востоке Михайлов не ушел в эмиграцию... Осенью 1922 года он снова в Казани в качестве протодьякона Воскресенской церкви. С его приездом возобновляется хоровая традиция... Вообще 1923 - 1924 годы для церковно-хорового пения в Казани были временем расцвета. В 1924 году здесь побывал знаменитый композитор и регент Чесноков (Павел Григорьевич Чесноков (1877 - 1944) — русский композитор, хоровой дирижер, автор широко исполняемых духовных композиций — прим. ред.), давший несколько концертов в Богоявленской и Воскресенской церквах. Здесь он и встретился с Максимом Михайловым, о котором был наслышан еще в Москве от самого Патриарха Тихона (в миру Василий Иванович Беллавин (1865 - 1925) — патриарх Московский и всея Руси с 21 ноября (4 декабря) 1917 года по 7 апреля 1925 года — прим. ред.). Могучий талант и широкая натура протодьякона требовали, конечно, иных масштабов. Не совсем гладко складывались и его отношения со здешним церковным начальством, не было хорошей квартиры, ущемляли при «дележе» церковной кружки и т. п. Когда Чесноков от имени патриарха предложил Михайлову место в Москве, согласие охотно было дано. По приезде в Москву казанец был сразу же принят Тихоном и получил назначение протодьяконом в одну из самых почитаемых москвичами церквей — храм Василия Кесарийского, что на Тверской». Позднее он пел, служил в Елоховской церкви, в Храме Христа Спасителя еще до его разрушения.
ВСТРЕЧА С ГОРЬКИМ НА ТВЕРСКОЙ И «ВДОЛЬ ПО ПИТЕРСКОЙ»
Однажды Максим Дормидонтович, идя в Москве по Тверской улице, будучи пока еще служителем церкви и даже в рясе священника, напевал песню «Вдоль по Питерской». И вдруг его останавливает человек и говорит: «Здравствуйте, когда же мы услышим вас на сцене? Когда вы будете петь для всех, а не для ограниченного круга людей?» Этим человеком был Максим Горький. «А я смогу?» «Вы сможете». Эта встреча явилась судьбоносной. Горький заинтересовался голосом Максима Михайлова и попросил Луначарского (Анатолий Васильевич Луначарский (1875 - 1933) — российский революционер, советский государственный деятель, писатель, переводчик, публицист, критик, искусствовед, с октября 1917 года по сентябрь 1929-го — первый нарком просвещения РСФСР. Академик АН СССР — прим. ред.) обратить внимание на молодого талантливого певца. Понимая, что для театра певец еще не созрел, народный комиссар рекомендовал Михайлова в Радиокомитет.
Однажды на одну из служб пришли люди, которые стали внимательно его слушать и даже проверять его голос по камертону. Это были сотрудники Радиокомитета. Через некоторое время его туда пригласили на прослушивание. И он спел «Варяжского гостя». Он был священником и выглядел именно так — с вьющимися до плеч волосами, в рясе. Конечно, для него, человека несветского, но внутренне желавшего сцены, театра, было тяжело сделать выбор — в нем происходила чудовищная внутренняя борьба. Тем не менее Михайлов решил стать светским певцом, покинуть церковь и петь в Радиокомитете. И он нашел в себе силы для этого, постригся.
Его бас-профундо — это самый низкий бас — произвел большое впечатление, и через год его приглашают на прослушивание в Большой театр. Максим Дормидонтович сильно испугался, потом так переживал о результатах, что после прослушивания не появлялся в театре несколько дней. Голованов (Николай Семенович Голованов (1891 - 1953) — российский, советский дирижер, хормейстер, пианист, композитор, педагог; в 1919 - 1928 и 1930 - 1936 — дирижер, в 1948 - 1953 — главный дирижер Большого театра, народный артист СССР, лауреат четырех Сталинских премий первой степени — прим. ред.) сказал: «Почему вы не являетесь в театр? Вы приняты в труппу, у вас уже идет зарплата, а вы не приходите». Вот таким образом в 1932 году, а Максиму Дормидонтовичу было уже 39 лет, он появляется на сцене Большого театра.
Сергей Иванович Зимин (в начале XX века — меценат, создатель Частной оперы Зимина, с 1925 года он работал консультантом в Большом театре) после одного из спектаклей подошел к Максиму Дормидонтовичу и сказал: «А ведь если бы вы ко мне пришли в труппу петь, когда я был хозяином своего театра, я бы вас не принял. Не рискнул. Потому что грех большой — взять в театр священника, но сейчас другие времена. И я счастлив, что вы поете на этой сцене».
Большой театр СССР, 1930-е годы
СВОЙ СРЕДИ СВОИХ
«Каждый великий артист, а Максим Дормидонтович был таким, неповторим. Он стал выдающимся певцом Большого театра, одним из лучших исполнителей партий Сусанина, Кончака, Гремина, народных песен, — продолжает очерк профессор Султанбеков. — Особенностью его было и то, что он никогда не участвовал ни в каких закулисных интригах, которыми также богат этот великий коллектив».
Народная артистка СССР Ирина Масленникова особо подчеркивает, что у Михайлова «никаких вычурностей не было. У него просто был свой прекрасный голос. И прекрасная человеческая душа». Александр Ведерников: «Когда он приходил на концерт, вытаскивал ноты, то обычно спрашивал у конферансье: «Ну как тут, какая сегодня у нас публика?» Ему говорят: «У нас сегодня хорошая публика, интеллигентная, ученые, инженеры» «Ну тогда поем «Варяжского гостя». На следующий концерт он приходил и спрашивал: «А какая сегодня у нас публика?» «Да, публика здесь, знаете, разношерстная — в основном рабочие». «Ага! Рабочие... Ну тогда споем «Варяжского гостя».
В годы Великой Отечественной войны Максим Михайлович часто выезжал на фронт, пел и в госпиталях, а после Победы по всей стране вдохновлял людей на трудовые подвиги. Любая песня в исполнении Максима Михайлова становилась народной. Александр Ведерников: «Он неподражаемо пел такие замечательные эпические песни, как „Утес“, „Славное море — священный Байкал“. Это звучало у него совершенно бесподобно, мощно, до такой степени убедительно, что верилось до конца в те вещи, которые он исполнял». В 1940 году ему присваивают звание народного артиста СССР. В 1941 и 1942 годах он становится лауреатом двух Сталинских премий первой степени. По всей стране его любят приглашать на различные пусковые объекты, его любят слушать не только строгие любители классики, но и простые рабочие люди, считая его своим.
«Один из самых ярких наших дирижеров Кирилл Кондрашин, очень тепло вспоминая певца, особенно подчеркивал его высочайшие нравственные качества, оберегавшие от придворных склок. Он с юмором пишет и о том, что бывший дьякон с богатейшими вокальными данными легко исполнял труднейшие оперные партии, на которых нередко «спотыкались» рафинированные воспитанники консерватории, но не всегда мог совладать с мощью своего голоса на репетиции. Поэтому, продолжал дирижер, «его нужно было сначала утомить, после чего он пел не крича, и получались великолепные варианты. Устав, он всегда подкреплял себя тем, что из шикарного шевиотового костюма доставал соленый огурец, закусывал и снова начинал голосить. Души он был необыкновенной».
Кадр из документального фильма «Максим Михайлов. Русский бас»
ОГУРЧИКИ И ПРОЧЕЕ «ДЛЯ ГУСТОТЫ ГОЛОСА»
Как человек тактичный, дирижер умалчивает о том, что предшествовало огурцу «для густоты» голоса, так это искони называлось у басов. А вот в одном из своих телеинтервью Петр Глубокий, тоже выдающийся оперный бас, народный артист СССР, был несколько конкретнее: «Я был приглашен на фестиваль, который проходил на ВДНХ. Там был зал, где проводились концерты. Работник этого салона перед моим выходом на сцену подошел ко мне и спросил: «Вам сто грамм налить?» Я говорю: «Да что вы, как можно!» «А вот Максим Дормидонтович перед концертом всегда выпивал сто грамм и заедал огурчиком».
«Впрочем, Максим Дормидонтович, как вспоминают знавшие его, ни в духовном сане, ни в светском не злоупотреблял этим средством и сохранил свой „божий дар“ — голос — до самого конца земной юдоли, воспоследовавшей на 78-м году жизни, — завершает очерк о Михайлове Булат Султанбеков. — Невозможно объяснить простой логикой подобную привязанность Сталина. Аналогов ей, кажется, не было. Может быть, дело в том, что вождю, привыкшему к угодничеству своего окружения, политическим интригам и подсиживанию друг друга, корыстолюбию некоторых „верных ленинцев-сталинцев“, становящемуся все более болезненно подозрительным, нравилось и успокаивало общение с нравственно чистым и бескорыстным человеком, сохранившим религиозные основы морали и поведения. Впрочем, это одна из загадок человеческой психики, не поддающихся однозначному объяснению». Снова теория доктора Месмера? Или надо просто вспомнить, что Сталин был не только тираном?
Подготовил Михаил Бирин
Фото: кадры из документального фильма «Максим Михайлов. Русский бас»
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 6
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.