Дмитрий Давыдов, TGT: «Мы хороним 60 процентов нефти для нас и наших детей навсегда»

Дмитрий Давыдов: «Моя роль как руководителя технологического центра — поставка компании новых прогрессивных технологий — как аппаратуры, так и программного обеспечения» Фото: Ирина Ерохина

«НАС СТАВИЛ НА НОГИ ПРОФЕССОР НЕПРИМЕРОВ»

— Дмитрий Александрович, компания TGT Oil and Gas Services международная и работает в основном на Ближнем Востоке. Неужели она когда-то действительно родилась в Казани?

— Это так. В конце 90-х годов двое выпускников Казанского государственного университета Георгий Васильев и Артур Асланян организовали небольшую фирму по предоставлению геофизических услуг для наших региональных нефтяных компаний. Я к ним присоединился через два года, в 2000-м, еще будучи аспирантом. Тогда в КГУ был накоплен огромный опыт по разработке методов диагностики и оптимизации нефтяных скважин. Идеи действительно были очень хорошие, уже в то время имевшие и научное, и практическое подтверждение. Нас ставил на ноги профессор Николай Николаевич Непримеров. К сожалению, недавно на 96-м году он ушел из жизни. Именно его представления, как и что должно выглядеть, мы в течение долгих лет старались реализовать. Ученикам Непримерова Асланяну и Васильеву было всего лет по 25, когда они стали выходить с предложениями на нефтяные компании.

— Что конкретно они предлагали?

— Провести диагностику скважин, чтобы они начали давать больше нефти. После разбуривания месторождения первая нефть идет самотеком, а потом ей начинают всячески помогать выходить наверх. Например, с помощью закачки воды. В конце жизни месторождения черного золота добывают очень мало, хотя на глубине его еще достаточно. В среднем мы добываем около 30 - 40 процентов от имеющихся запасов углеводородов.

— Вы говорите про Россию?

— Так происходит по всему миру. Просто где-то чуть лучше, где-то чуть хуже в зависимости от специфики. Мы стараемся помочь недропользователям извлечь еще хотя бы чуть-чуть нефти.

— Каким образом?

— Во-первых, это оптимизация разработки месторождений. Второе — выявление различных их неисправностей: проявившихся негерметичностей, течей, потенциально опасной коррозии и т. д. Одним словом, наша задача — показать, на что еще можно обратить внимание, а на что уже бесполезно. Конечно, к ним относились с недоверием: «Что эти пацаны реального могут предложить?» Да, они работали с «Татнефтью», с «Ульяновскнефтью». Но это были отдельно взятые «кусочные» работы. А им, естественно, хотелось занимать больше территорий и рынка. Но ситуация в стране, которая становилась на коммерческие рельсы, в целом была не очень стабильной, и работа в близлежащих регионах шла тяжело: и медленно, и денег мало. В то время как большая компания может сделать работу и ждать платежа полгода или год, маленькой это не под силу.

«Мы купили землю в Приволжском районе. Реконструировали здания, переоборудовали их, переместили производство, организовали офис, исследовательские лаборатории» Фото: Ирина Ерохина

«НАШИ ОФИСЫ ЕСТЬ ВЕЗДЕ, КРОМЕ АНТАРКТИДЫ И АВСТРАЛИИ»

— Иначе говоря, с самого начала работа не очень заладилась?

— Все всегда понимали, что основная нефть лежит в Персидском заливе. Поэтому вчерашние студенты, едва успевшие окончить аспирантуру, в 2002 году буквально купили туристические путевки и уехали в страны Ближнего Востока. Что и говорить: это была идея на грани авантюризма. Но Артуру Михайловичу и Георгию Валентиновичу все удалось. Я время от времени туда приезжал, но основную работу они, конечно, сделали вдвоем. В частности, добились первого контракта с крупной нефтяной компанией Petroleum Development Oman в Омане: каким-то образом доказали, что им можно верить, выполнили работу и получили первые более-менее приличные деньги. С этого момента началось развитие компании: Оман, Арабские Эмираты и так далее шаг за шагом. То, что мы сейчас имеем — это результат упорного труда на протяжении почти 13 лет.

— Но как им это удалось?

— Дело продвигалось исключительно на их личной энергии. Они очень верили в то, что технология верная. Мне и самому с трудом верится, что они смогли с нуля вырастить компанию международного уровня. В этом действительно есть некая уникальность... Никто никогда не даст вам сразу большой контракт. Вот и мы сначала на пилотной скважине показали, что наши технологии работают.

— Вы помогли добыть больше нефти?

— Нет, тогда по нашим рекомендациям были выполнены работы по ремонту скважин, их настройке. И заказчик получил эффект там, где другие методы не были столь результативны. Вообще, у нас часто получается решать задачи там, где другие не могут гарантировать успех. Это наше основное преимущество. Нам повсеместно приходится работать со сложными скважинами.

«Я считаю, что качество продукции или услуг все-таки очень сильно зависит от того, в каких условиях они создаются» Фото: Ирина Ерохина

— Кто ваши клиенты?

— Практически все крупные компании. В России мы сейчас работаем с «Газпромнефтью», компанией «Новатэк», «Газпромом», «Роснефтью», «Лукойлом» и т. д. За рубежом нашими услугами пользуются Shell, Petronas, Total, Petrofac, Saudi Aramco, ADNOC, Chevron, Qatar Petroleum, ConocoPhillips и другие. Мы можем с гордостью сказать: все наши исследования мы проводим на той аппаратуре, которую сами же и разработали. Все программное обеспечение и технологии создаются здесь, в Казани, и рассылаются по всему миру. Это не импортозамещение, а, наоборот, экспорт наших технологий за рубеж.

— Выходит, ваша компания почти сразу стала международной?

— Спустя 6 лет после создания. Сейчас офисы у нас находятся в 15 странах мира: практически на всех континентах, кроме Антарктиды и Австралии. Мы работаем в США и Канаде, на Ближнем Востоке — это Арабские Эмираты, Оман. Саудовская Аравия, Катар, Кувейт, даже Ирак. Есть представительство в Африке — в Нигерии, в Юго-Восточной Азии — в Малайзии. Это огромное количество месторождений. Мы выполняли работы в том числе на Приразломном месторождении, которое было разбурено в Северном Ледовитом океане. То есть сейчас мы в полной мере международная компания.

— И в каждой стране присутствия необходимо открывать филиал?

— Да. Клиенты не любят, чтобы мы работали удаленно, по телефону, а к ним приезжали только время от времени с докладами. Им нужно, чтобы мы всегда были доступны. Поэтому нам приходится организовывать офисы в непосредственной близости от них.

«В НАШ СУПЕРКОМПЬЮТЕР СТЕКАЮТСЯ ДАННЫЕ СО ВСЕГО МИРА»

— Ваш подход принципиально отличается от других?

— Мы нашли нишу, которая была недостаточно развита как за рубежом, так и у нас, и, что называется, сели на этого конька. Что такое скважина? По сути, это несколько металлических труб, вставленных одна в другую. На определенной глубине сделаны отверстия — как раз напротив нефтяного пласта. Это перфорация, через которую нефть поступает в скважину. Большинство геофизиков, исследующих скважины, могут определить только то, что творится непосредственно внутри центральной железной трубы. А наша технология, и это ее принципиальное отличие, позволяет сказать, что происходит за ней — в пласте, где и идет основной процесс добычи.

Например, чтобы узнать, какая температура за стеной, мы можем приложить руку. Если стена теплая, значит, с той стороны тепло. Второй метод — послушать. У нас есть так называемые шумомеры. Это акустические приборы: как будто ухо прикладываешь и слушаешь. Известно, что если вода течет, она шумит. Основываясь на этих методах, мы проводим диагностику. Конечно, ни термометр, ни микрофон мы не изобретали. Они прекрасно работают уже много лет. Наша сила в том, что мы сумели довести технологию до такого уровня, когда она приносит хороший результат. Одним словом, мы добились успеха, и это хорошо известно на рынке.

— Ваша технология запатентована?

— Ключевые технологии запатентованы: и аппаратура, и способы ее применения в нефтегазовой отрасли. Первая — это шумометрия. Она наш лидер, в том числе в продажах. Вторая технология — термометрия. Она отнюдь не сводится к тому, чтобы засунуть градусник в скважину. Мы по температуре во многих случаях можем сказать не только то, течет ли жидкость за колонной, но и сколько ее течет, и иногда даже какой.

Вообще, у нас очень сильно развито математическое моделирование. Мы пишем софты для анализа данных, в том числе так называемые симуляторы-модели: как тепло распространяется в пласте, в скважинах и т. д. И третий метод: мы можем определять, насколько скважина исправна, герметична, нет ли там ржавчин, коррозий и тому подобного. Мы разработали приборы, которые позволяют оценить качество трубы второго-третьего уровня, так называемые второй и третий барьеры в скважине. А магнитно-импульсные дефектоскопы позволяют это сделать даже через несколько труб. Все данные обрабатываются на собственном программном обеспечении — массив данных огромен, и для ускорения процесса выдачи результата мы используем параллельные вычисления. У нас здесь, в технологическом центре, стоит суперкомпьютер для таких вычислений. К нам стекаются данные со всего мира. Мы их обсчитываем и отправляем обратно. По удачному стечению обстоятельств в Казани огромное количество вузов и профессоров, которые помогают нам решать эти проблемы.

«Мы принимаем людей на работу. Они растут, и мы отправляем их во временные командировки за рубеж, после чего многие из них получают приглашение поработать в каком-то из наших офисов. И не обязательно в Персидском заливе» Фото: Ирина Ерохина

— Вероятно, вы в первую очередь сотрудничаете с КНИТУ-КХТИ?

— Нет. Как-то так сложилось, что с КХТИ мы не работаем. В первую очередь это Казанский университет, сейчас КФУ, где наша компания когда-то и зародилась. Мы, кстати, очень любим работать со студентами и на ежегодной основе организуем студенческую научно-практическую конференцию.

«НЕФТЯНКА ДНО НАЩУПАЛА, НО ОТ НЕГО ЕЩЕ НЕ ОТТОЛКНУЛАСЬ»

— Рост вашей компании был стремительным?

— В 2004 году штат TGT не превышал двух десятков человек. Но с получением первых контрактов за рубежом численность сотрудников и обороты компании стали расти ежегодно в два раза, на 70 - 100 процентов. Этот рост замедлился в кризис 2008 года. В 2015 и 2016 годах ситуация повторилась: мы уже не могли наращивать объемы продаж. Интересно, что количество скважин, которые мы исследовали, увеличилось, то есть объем работ не снизился, просто цены на рынках падали. Но зато у нас все люди были заняты. И в целом TGT не потеряла связь с клиентами.

В кризис клиенты — нефтедобывающие компании — начинают поджиматься по деньгам. Цена нефти падает, и они уже заказывают меньше услуг. Как следствие во многих компаниях нашего профиля, например той же Schlumberger, были сокращены десятки тысяч людей по всему миру. Мы это пережили менее драматично.

— Но сокращения все-равно были?

— Небольшие: мы продержались. Но кризис еще не прошел. Он, как любят говорить в нашем правительстве, зафиксировался. Дно мы нащупали, но от него еще не оттолкнулись — плавно идем вдоль него. В таком состоянии находится вся нефтяная промышленность. Думаю, что в ближайшие год-два на рынке возникнет своего рода бум и мы сумеем им воспользоваться. Ведь если мы дома долго не делаем косметический ремонт, не чиним краны и т. д., через два года накапливается столько поломок, что нам приходится решаться чуть ли не на капитальный ремонт с заменой труб, мебели и т. д. Здесь то же самое: если не уделять достаточно внимания обслуживанию и ремонту скважин, они приходят в негодность.

«В одной из огромных лабораторий мы испытываем приборы в реальных конструкциях скважин. Скважина — это, по сути, несколько металлических труб, вставленных одна в другую» Фото: Ирина Ерохина

«МЫ ХОРОНИМ 60 ПРОЦЕНТОВ НЕФТИ ДЛЯ НАС И НАШИХ ДЕТЕЙ НАВСЕГДА»

— Когда нефтедобывающие компании прибегают к вашим услугам?

— На практике нас более активно привлекают на поздней стадии разработки, когда уже появились проблемы: месторождение истощилось и нефть не того качества. Компания несет большие энергозатраты, чтобы ее добыть, и себестоимость черного золота растет. Конечно же, мы хотим, чтобы они это делали как можно быстрее. Срок, в течение которого месторождение дает нефть, можно увеличить, если думать об этом заранее. Кроме этого, есть так называемое понятие планового — раз в один-три года — мониторинга действующего фонда скважин. Такой подход позволяет на раннем этапе выявить проблемы, связанные с целостностью конструкции каждой конкретной скважины.

— И насколько можно увеличить срок нефтеотдачи?

— В «Татнефти» есть опытный участок, на котором было доказано: если правильно эксплуатировать скважину, можно добыть в 1,5 - 2 раза больше нефти. Но общий рецепт дать невозможно, месторождения очень разные. Кстати, коэффициент извлечения нефти у «Татнефти», где разработка ведется более-менее грамотно, выше среднего — около 50 процентов. А увеличить по технологии Непримерова можно до 70 - 80, а иногда и 90 процентов. Пока же получается, что мы хороним 60 процентов нефти для нас и наших детей навсегда.

— А как же предсказания о том, что нефть кончается? Или мы просто пока не обладаем всеми методами добычи?

— Нефть истощается, но ее хватит еще и на нашу жизнь, и на жизнь наших детей. Вообще, истощение месторождений или их неполная выработка — это степень нашего непонимания, как правильно извлекать нефть. Но никто и не знает, как извлечь ее полностью.

— Этого пока никому не удавалось?

— Бывает, в силу природных условий нефть так удачно лежит, что естественным образом поднимается и ее удобно извлечь. Одно из месторождений на Кавказе, например, было зажато между горами, поэтому нефть из нескольких скважин удалось добыть практически полностью.

«Я люблю этим заниматься. У меня и образование соответствующее — физфак КГУ» Фото: Ирина Ерохина

«ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ — ЭТО САМОЕ БОЛЬШОЕ КОЛИЧЕСТВО КЛИЕНТОВ И САМЫЕ БОЛЬШИЕ ОБОРОТЫ»

— Первый контракт был для вас настолько значимым, что вы даже перенесли штаб-квартиру в Арабские Эмираты?

— Речь не шла о сверхприбыли. Асланян и Васильев рассказывали, что, заключив контракт, они обрадовались, а потом поняли, что это намного ниже рыночной цены. Тем не менее договоренности пришлось исполнять. Этот контракт в любом случае был выгодным для российской компании, хотя и не позволял работать с зарубежными специалистами, открывать офисы.

— Потому что вы не могли обеспечить соответствующий уровень зарплат?

— Да. Уже набравшись опыта, они изучили рынок качественно: каковы расценки на подобные исследования, сколько стоят специалисты за рубежом, и стали выставлять более реальную плату за свои услуги.

— С какого годового оборота вы начинали и какой он у вас сейчас?

— К сожалению, информация о точных оборотах является конфиденциальной. Такова политика компании. Могу лишь сказать, что в 2005 году это мог быть 1 миллион долларов, а после получения контрактов — уже десятки миллионов долларов. Очень надеемся, что сохраним эту динамику. Мы еще находимся на стадии роста, потолка насыщения не достигли.

— Как вы можете охарактеризовать рынок, на котором работаете?

— Что в России, что за рубежом он высококонкурентный. На нем работают огромные мировые корпорации с миллиардными оборотами — Schlumberger, Halliburton, Baker Hughes, Weatherford. Например, история компании Schlumberger насчитывает 100 лет. И это мультипрофильные корпорации: они покрывают весь спектр услуг на нефтяном рынке, начиная с бурения, заканчивая геофизикой и так называемым консервированием скважин. У нас же он очень узкий: геофизика во время разработки месторождений и исследование скважин. Но на этом маленьком сегменте рынка мы составляем им вполне адекватную конкуренцию. Очень часто клиенты предпочитают даже наши технологии, а не Schlumberger, потому что эту работу мы делаем лучше в силу того, что у нас все заточено именно на это.

«Сейчас офисы у нас находятся в 15 странах мира: практически на всех континентах, кроме Антарктиды и Австралии» Фото: Ирина Ерохина

— Все российские компании за рубежом ведут себя, вероятно, схоже?

— Обычно отечественные компании, выходя на международный рынок, сильно демпингуют. Рабочая сила в России дешевая, уровень жизни не очень высокий. Соответственно, людям можно платить мало. У нас другая идеология. Мы стараемся держать цены на уровне конкурентов. Берем тем, что качество нашей технологии все-таки выше.

— Штаб-квартира у вас по-прежнему находится в ОАЭ?

— Да. Потому что самое большое количество клиентов и самые большие обороты — это Персидский залив. Вообще, у нас есть офисы в пяти странах: Объединенных Арабских Эмиратах (Дубаи, Абу Даби), Омане, Кувейте, Катаре, Саудовской Аравии. Саудовская Аравия — один из крупнейших производителей нефти. Мы активно разрабатываем этот рынок.

— Он для вас перспективный?

— Очень! Мы пытаемся пробиться на рынок Саудии уже на протяжении нескольких лет. Компания, которая разрабатывает нефть в этой стране, создала вокруг себя жесткую конкуренцию. С ней работают только самые высокотехнологичные компании, зарекомендовавшие себя с наилучшей стороны. Для этого мы скважина за скважиной проводим пилотные работы.

— Иначе говоря, есть свои особенности ведения бизнеса?

— Рынок что в России, что за рубежом очень схож. Везде присутствует инертность, бюрократия. Просто где-то ее больше, где-то — меньше. Многое зависит от того, насколько нефтедобывающая компания поверит в успешность и эффективность технологии и насколько работающие в ней специалисты открыты для нового.

«Нас ставил на ноги профессор Николай Николаевич Непримеров (на фото справа). Именно его представления, как и что должно выглядеть, мы в течение долгих лет старались реализовать» Фото: kpfu.ru

— И, не вникая, не скажут просто: «Нет, и все»?

— Да. Они должны, во-первых, понять, что мы не какие-то сказки рассказываем: методы у нас действительно прогрессивные и научно обоснованные. Не всегда получается с первого раза встретить тех, кто бы в нас поверил и стал продвигать уже внутри компании. Но там, где удается найти единомышленников, продажи идут эффективно.

— То есть человеческий фактор все-таки имеет место быть?

— Безусловно — везде.

— А с недобросовестной конкуренцией сталкиваться не приходилось?

— Случается. Например, и у нас в России, и в целом в мире очень распространено такое поведение: посмотреть, что это за такой хороший прибор и эффективные технологии. Посмотрели: вроде бы ничего сложного. Давайте сделаем такой же. Сделать, например, такой же шумомер, либо другой прибор или технологию тяжело, потому что мы их разрабатываем и совершенствуем на протяжении 10 лет. По проторенной дорожке идти легче, но все-равно требуется время. В результате за короткий срок удается создать аналог, который существенно недотягивает до оригинала.

— Такие компании создают вам проблемы?

— Создают — из-за того что пытаются продать сервис худшего качества, выдавая его за то же самое, но за гораздо меньшие деньги. И тут уже приходится доказывать клиенту, что у нас аппаратура оригинальная: мы ее сами разработали, вот наши патенты. А все остальное это либо подделка, либо какая-то недоработка. Кроме того, мы сталкиваемся с тем, что возникают локальные компании, которые используют китайскую аппаратуру. Самое интересное, что ее истоки лежат у нас, в России. У нас же на протяжении всего советского периода была гигантская школа геофизики. Остались хорошие специалисты, как и наработки по аппаратуре и технологиям. Они-то и поступают обходным путем на рынки.

«Группа людей, включая наших учредителей, потратила на разработку дизайна не один месяц» Фото: Ирина Ерохина

«ПРЕЗИДЕНТ МИННИХАНОВ СЧИТАЕТ НАС БРЕНДОМ»

— А на родине, в Татарстане, про вас вообще знают?

— У нас хорошие отношения с президентом Рустамом Миннихановым. Он нас ценит и ставит в пример на различных встречах с предприятиями, в том числе с «Татнефтью». Рустам Нургалиевич считает, что мы не только образец малого бизнеса, который сумел подняться на международный уровень, но еще и некий бренд для республики.

— С «Татнефтью», кстати, вы продолжаете сотрудничать?

— Для нас, компании, у которой татарстанские корни, сотрудничество с Татнефтью — одна из стратегически важных целей, и мы уже продолжительное время над ней работаем. В свое время у нас было несколько идей к «Татнефти». Пытались даже создавать совместное предприятие, чтобы внедрить на ее месторождениях наши методы, но оно так и не было создано.

— Почему? Ваши методы в республике уже известны или они тут просто не работают?

— Применительно к геофизике, а в Татарстане она вообще очень развита, нельзя сказать, что этот метод эффективный, а этот — нет. Чем больше мы узнаем о скважине, тем более правильную диагностику можем сделать. Это как на приеме у врача. Если доктор вам просто в глаза посмотрел, это одна диагностика: наверно, почки больные, глаза желтые. Если послушал, уже может сказать: ага, болит сердце. А если будут сделаны УЗИ, МРТ, взят анализ крови, это уже совсем другой уровень. Основной поставщик услуг для «Татнефти» — «ТНГ Групп». Фактически это наш прямой конкурент, и свои услуги он предлагает в более низком ценовом сегменте. У него давно поставленная база, аппаратура, машины. Все это создавалось многие десятки лет. Это же огромные капиталовложения.

— То есть у вас нет никаких шансов?

— Мы несколько раз проводили для «Татнефти» презентационные работы по диагностике скважин, чтобы продемонстрировать наши возможности. Мы даем лучший результат в плане диагностики, но наши цены высоки. Это была основная проблема, из-за которой мы никак не могли договориться.

— А опустить цены вы можете?

— Нам это невыгодно. Мы стремимся держать качество. Например, зарплаты у нас выше российских рыночных, так как мы привлекаем лучших специалистов. Тем не менее сейчас мы пытаемся это сделать уже не в соперничестве, а в сотрудничестве с «ТНГ Групп» — выработать совместное решение на компромиссных условиях и с приемлемой ценой. Очень надеемся, что нам это удастся.

— То есть «Татнефти» вы интересны?

— Ей интересны обе наши области: и оптимизация месторождений, и диагностика скважин. Все месторождения «Татнефти» очень сильно истощены, это практически конечный этап разработки. И подвижки уже есть. В начале этого года было решено отдать нам несколько скважин уже по коммерческой стоимости. То есть это будет полноценная работа по оценке технического состояния скважин.

— В свое время вы даже предлагали доразработку старейшего бавлинского месторождения...

— Да, такой проект был. Может быть, мы тогда, в 2006 году, и договорились бы, когда «Татнефти» было невыгодно разрабатывать это месторождение имеющимися у нее технологиями, так как нефть еще не так дорого стоила. Когда же нефть подорожала, компании безо всяких ремонтов стало выгодно эксплуатировать это месторождение, и она отказалась от наших услуг. Сейчас, когда цена барреля снова упала, возможно, мы вернемся к этому разговору.

«Готового специалиста по нашей тематике на рынке найти тяжело. У нас все-таки достаточно сложная специфика. Поэтому наши сотрудники очень ценятся» Фото: Ирина Ерохина

«С ГОРДОСТЬЮ ПОКАЗЫВАЕТ ШИЛЬДИК «СДЕЛАНО В РОССИИ»

— Кто сейчас находится у руля компании?

— Ядро TGT — это те же Васильев, Асланян и Рустем Хамитов — еще один из основателей компании, который присоединился к ним чуть позже, в Дубае. Он, кстати, тоже выпускник Казанского университета.

— Хамитов — известная в соседней Башкирии фамилия...

— Это простое совпадение. Ни родственников, ни знакомых в правительственных или нефтяных кругах Республики Башкортостан у нас не было и нет.

— Они же и учредители?

— Эти данные мы не раскрываем.

— Присутствие Асланяна и Васильева в штаб-квартире по-прежнему необходимо?

— Вообще, Васильев ведет этот бизнес из Казани. Он вместе с семьей живет здесь. Хотя, конечно, постоянно находится в разъездах. А Асланян как в свое время уехал с женой и детьми, так и продолжает оставаться за рубежом. Тем не менее он гражданин и патриот России. Всегда с гордостью показывает шильдик на наших приборах, на котором написано «Сделано в России».

— Учитывая международное базирование, как вы решаете вопрос с кадрами?

— Что в США, что в Англии и Норвегии, а мы там проводим работы в Северном море, проще брать на работу местных специалистов. Им формально легче устроиться на работу: не надо получать рабочую визу, что в большинстве случаев затруднительно. Кроме того, к иностранцам на местах все-равно возникает какое-то недоверие. Поэтому локальные сотрудники более эффективны для продаж. К тому же им не надо решать проблемы с жильем и перемещать семью. А вот в странах Персидского залива сложности другого рода. Например, в Омане в иностранной компании обязательно должно быть 70 процентов локальных сотрудников. Это требование государства.

«Перед тем как заняться организацией этой территории, мы много поездили. У нас есть такая возможность, поскольку офисы раскиданы по всему миру» Фото: Ирина Ерохина

— Тем самым они заботятся о занятости своих граждан?

— Да. Это некий заградительный барьер. В свое время очень многим иностранным специалистам из-за этого пришлось уехать из этой страны. В самом Омане тогда даже упала нефтедобыча.

— А местный персонал набрать не проблематично?

— Люди-то есть. Но специалистов такого уровня, к сожалению, нет. Мы тоже столкнулись с этим, пришлось обучать. А вообще у нас по всему миру работает очень много россиян. Наш технологический центр — своего рода кузница кадров. Мы принимаем людей на работу. Они растут, и мы отправляем их во временные командировки за рубеж, после чего многие из них получают приглашение поработать в каком-то из наших офисов. И не обязательно в Персидском заливе. Готового специалиста по нашей тематике на рынке найти тяжело. У нас все-таки достаточно сложная специфика, поэтому наши сотрудники очень ценятся.

— Вероятно, конкуренты переманивают у вас людей?

— Это естественная ротация кадров. Есть и обратное: многие переходят на работу к нам. Мы считаем себя одной из топовых специализированных фирм в своей области. А вообще мировая кузница кадров для всей индустрии — это компания Schlumberger. Там очень хорошая школа подготовки специалистов.

«Рустам Нургалиевич считает, что мы не только образец малого бизнеса, который сумел подняться на международный уровень, но еще и некий бренд для республики» Фото: «БИЗНЕС Online»

«МЫ БЫ ОЧЕНЬ ХОТЕЛИ ВЕРНУТЬСЯ В РОССИЮ»

— Какое место в ваших планах занимает российский рынок?

— Мы бы очень хотели вернуться в Россию. Наша страна — один из крупнейших мировых производителей как нефти, так и газа.

— Какая у вас сейчас на нем доля?

— Откровенно говоря, она просто ничтожна. Но пару лет назад мы начали активно развивать российские продажи.

— На рынке РФ, вероятно, засилье иностранцев?

— В последнее время и особенно в связи с санкциями их доля падает. В основном очень хорошо развиты российские компании. Но учитывая, что наши технологии современны и очень востребованы, мы уверены, что будем очень эффективно отвоевывать свой кусок пирога. В ближайшие два-три года, я думаю, мы способны выйти на третье-четвертое место. В промысловой геофизике, особенно работая на месторождениях на поздней стадии разработки, мы способны достичь хороших успехов.

— Какие российские регионы представляют для вас наибольший интерес?

— Это Западная и Восточная Сибирь и, конечно же, Татарстан и Башкирия. Уже второй год мы активно работаем на Сахалине.

— Чего ждете от этого года? Или с учетом кризиса стоит задача хотя бы удержаться на прежних позициях?

— Конечно, кризис вносит поправки в стратегические планы. Удержаться на прежних позициях было целью предыдущего года, а в этом году рост на 20 - 30 процентов мы должны обеспечить.

— Какой бы вы хотели видеть свою компанию через 10 лет?

— Планы у нас очень амбициозные. Надеемся, что наше имя будет в одном ряду со столпами мировой индустрии. Или, по крайней мере, мы к нему приблизимся. За 10 лет это сделать вполне реально.

«Приходится доказывать клиенту, что у нас аппаратура оригинальная: мы ее сами разработали, вот наши патенты. А все остальное — это либо подделка, либо какая-то недоработка» Фото: Ирина Ерохина

«ЭТО МЕСТО, ГДЕ ДЕНЬГИ ПРЕОБРАЗУЮТСЯ В ТЕХНОЛОГИИ»

— У вас международная компания, а лично вы работаете в Казани, возглавляете технологический центр. Не обидно, что вам поручили именно этот фронт работ?

— Не то чтобы поручили: я люблю этим заниматься. У меня и образование соответствующее: физфак КГУ. Моя роль в компании как руководителя технологического центра — поставка компании новых прогрессивных технологий: как аппаратуры, так и программного обеспечения. Технологический центр — это место, где деньги преобразуются в новые технологии, которые потом приносят прибыль.

— А в целом у вас сколько сотрудников?

— По миру около 300, 130 из них работают в технологическом центре в Казани. По меркам Schlumberger у нас небольшая компания.

— Сколько обычно времени проходит от идеи до ее реализации?

— В среднем технология требует двух-трех лет разработки, начиная от концепции и заканчивая испытаниями «в поле» — на месторождениях, получении результата и внедрении в серию.

«К сожалению, сегодня электронная промышленность у нас не так развита. По крайней мере, элементная база почти полностью отсутствует. Поэтому, например, микросхемы приходится закупать за границей. Зато все остальное мы производим здесь» Фото: Ирина Ерохина

— В ваших приборах используются импортные комплектующие?

— К сожалению, сегодня электронная промышленность у нас не так развита. По крайней мере, элементная база почти полностью отсутствует. Поэтому, например, микросхемы приходится закупать за границей. Зато все остальное мы производим здесь.

— Ваша компания еще и резидент «Сколково». В чем заключался ваш интерес или это вам сделали предложение?

— Поскольку они предлагают финансирование, это был наш интерес. В результате это оказалось взаимовыгодное сотрудничество. В России много желающих участвовать в «Сколково», но далеко не все организации способны доводить свои проекты до коммерческого продукта. В этом плане мы инновационный центр очень устраиваем. Мы реализуем с ними уже второй грант. Первый проект был связан с разработкой магнито-импульсного дефектоскопа. Этот прибор уже доказал свою эффективность и активно используется по всему миру. А сейчас занимаемся шумометрией. Вообще, это очень полезное начинание, потому что помогает развиваться компаниям, находящимся на начальном этапе развития.

«Вообще у нас очень сильно развито математическое моделирование. Мы пишем софты для анализа данных, в том числе так называемые симуляторы-модели: как тепло распространяется в пласте, в скважинах и т. д.» Фото: Ирина Ерохина

«СДЕЛАЙТЕ ЗА СВОЙ СЧЕТ, А МЫ ПОТОМ КОГДА-НИБУДЬ ОТДАДИМ»

— Изначально вы хотели строить технологический центр в «Смарт Сити Казань»...

— Действительно, года четыре назад у нас возникла необходимость расширить наши производственные мощности и собрать весь коллектив в одном месте. В то время производство у нас было в одном месте, часть коллектива сидела в одном офисе, часть — в другом. Об эффективной работе не было и речи. Мы стали искать, где в Казани можно приобрести землю или готовое здание. В то время как раз на слуху был нашумевший проект «Смарт Сити». Нас хорошо приняли: «С удовольствием будем развиваться вместе», — обещали привилегии по проведению коммуникаций.

— Вы там, кажется, 5 гектаров должны были занять?

— Точной цифру я уже не помню, но территории там действительно были большие. Мы разработали проект, утвердили. Ждем, когда появятся коммуникации. А их все нет и нет. В конце концов нам сказали: «Вы пока за свой счет сделайте, а мы потом когда-нибудь что-нибудь вам отдадим». Это абсолютно неразумно. Только за проведение электричества с нас требовали баснословную сумму, это же удаленный и еще не обустроенный район. Поэтому мы отказались и купили землю в Приволжском районе. Реконструировали здания, переоборудовали их, переместили производство, организовали офис, исследовательские лаборатории. Например, в одной из огромных лабораторий мы испытываем приборы в реальных конструкциях скважин. Два здания А и Д у нас уже функционируют. В этом году надеемся запустить соседнее офисное здание Б, сейчас ведем внутреннюю отделку. Скоро переместим сюда последнюю группу людей из IT-парка, где они долгое время находились. Здесь у нас всего лишь 70 соток, но нас устраивает. Есть куда развиваться. Мы планируем построить еще одно здание и даже организовать своего рода технопарк, предоставляя наши мощности и уникальные лаборатории другим организациям.

«Надеюсь, что нашим сотрудникам здесь комфортно. Есть и где перекусить, и где пообщаться» Фото: Ирина Ерохина

— Дизайн вашего офиса приятно удивляет: это и видеоинструктаж на входе, и то, как распланировано пространство, и зеленые зоны. Откуда все это взято?

— Я считаю, что качество продукции или услуг все-таки очень сильно зависит от того, в каких условиях они создаются. Откуда мы это все подсмотрели? Часть идей наши собственные. Кроме того, перед тем как заняться организацией этой территории, мы много поездили. У нас есть такая возможность, поскольку офисы раскиданы по всему миру. Были и в других компаниях. Позаимствовали отовсюду. Группа людей, включая наших учредителей, потратила на разработку дизайна не один месяц.

— Они участвуют даже в таких вопросах?!

— Как раз этому они уделяют большое внимание. Надеюсь, что нашим сотрудникам здесь комфортно. Есть и где перекусить, и где пообщаться и т. д. Мы вообще пытаемся развить как офисную, так и производственную культуру. Почему-то принято считать, что на производстве невозможно поддерживать чистоту, потому что тут летит стружка, там — масло. Это неправда. Бардак не где-то, а у нас в головах.

— Как, кстати, вы отдыхаете от работы?

— Я люблю спорт. Особенно зимние виды. Это беговые и горные лыжи и вообще активный отдых. Общаюсь с друзьями. Они, кстати, к нефтяной тематике не имеют никакого отношения: это друзья с детства, со студенчества. Я ценю людей за то, что с ними интересно.

— И традиционный вопрос «БИЗНЕС Online»: ваши три секрета успешного бизнеса?

— Первый секрет — это люди и все, что с ними связано. Именно человеческие черты определяют, будем мы успешными или нет. Во-вторых, это целеустремленность. Мало знать свою цель, надо еще понимать, как до нее дойти. Ну и третье — это, наверно, все-таки удача.