ОХОТА НА «СМЕРТНИКА В ШАПОЧКЕ», ИЛИ ЧТО БЫВАЕТ, КОГДА ВСТРЕЧАЮТСЯ ДВЕ РОССИИ — СТОЛИЧНАЯ И ОСТАЛЬНАЯ

Уроженец Башкортостана Андрей (Ильяс) Никитин стал «медийным персонажем» минувшей недели не по своей воле. Однако мало кому «нечаянная слава» могла так испортить жизнь, как этому 39-летнему дальнобойщику из Нижневартовска, который в понедельник, 3 апреля, ехал в петербургском метро в вагоне, взорвавшемся в 14:40 на перегоне «Сенная площадь» — «Технологический институт». За считаные минуты до взрыва Никитин вышел из злополучного вагона на станции «Сенная площадь» и направился к эскалатору. Как впоследствии рассказал дальнобойщик «БИЗНЕС Online», сильный хлопок где-то в глубине метро он услышал, когда уже поднимался наверх. А еще через час-другой фотографии самого Ильяса, снятые с камер наблюдения, наводнили рунет — как предполагаемого террориста, заложившего СВУ в петербургском метро. Виной всему — мусульманская одежда Никитина, в которой он передвигался по Северной столице.

«Мужчина был в глухой одежде ярко-синего цвета, как будто ритуальный костюм, — вспоминала в тот же день в интервью СМИ петербургский адвокат Марина Козлова, ставшая невольной свидетельницей теракта. — Высокая шапка без орнаментов, раза в два выше обычной тюбетейки, тоже синего цвета, как один комплект. Он прямо держал спину, никуда не торопился. Он был роста около 185 сантиметров, по крайней мере, выше остальных прохожих».

У страха, как известно, глаза велики: образ Никитина, наложившийся на чудовищный теракт в Питере, очень сильно демонизировали. Конечно же, он был одет не в «ритуальный костюм», а просто в длинное пальто, на голове же у него красовалась тюбетейка — вроде тех, в которых нередко увидишь людей на улицах Казани или Уфы, или же тех, которыми бойко торгуют в сувенирных лавках практически по всему Поволжью. Однако многие жители Петербурга и Москвы в силу давно сложившегося столичного «европоцентризма» благополучно забывают, что в России живет более 190 народов и у каждого из них — свое понятие о повседневной одежде. Глобализация и прогресс вместе со штампованными джинсами и лабутенами проникли еще не во все «медвежьи углы» нашей необъятной родины. Видимо, поэтому, когда лицом к лицу встречаются две России — столичная и остальная, они в страхе отшатываются друг от друга.

Об Ильясе Никитине известно, что по отцу он русский, по маме же — татарин. Родился в Башкортостане, окончил Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, воевал в Чечне, в запас уволился в звании капитана. Вернувшись с войны, принял ислам, после чего взял себе новое имя Ильяс. На протяжении последних лет работал вахтовым методом в Нижневартовске в компании АО «Самотлорнефтепромхим». То есть жил обычной жизнью, входя в те приблизительно 10 тыс. «русских мусульман», которые, согласно оценкам экспертов, живут в настоящее время в РФ. Однако апрельская поездка в Питер чуть не перечеркнула его жизнь.

О злоключениях Никитина после теракта СМИ сообщали подробно, смакуя каждую деталь (журналисты называли его не только по имени, но и почему-то использовали словосочетания вроде «псевдосмертник в шапочке»): о том, как, узнав о подозрениях в свой адрес, мусульманин сам пришел в петербургскую полицию, дал объяснения и был отпущен; о том, как в Москве, куда Никитин переместился из Питера, его допросили еще дважды, а пассажиры авиарейса, летящего до Оренбурга, отказались находиться в одном самолете с человеком, которого ославили террористом, и как работодатель нижневартовского дальнобойщика, узнав о его злоключениях и якобы переговорив с явившимися в офис представителями регионального СКР и МВД, вдруг вознамерился его уволить.

В этом месте «медийность» немного помогла Ильясу. На сайте change.org разместили петицию с требованием к СКР Нижневартовска вернуть Никитину доброе имя (на момент публикации ее подписали уже более 5 тыс. человек из необходимых 7,5 тысяч). Одновременно минобороны, под знаменами которого когда-то служил мусульманин, сообщило, что готово его трудоустроить в случае увольнения. «В настоящее время в кулуарах минобороны обсуждается возможность приглашения Никитина обратно на службу в ВДВ, — говорилось в военном телеграм-канале. — Нюанс в том, что он уволился как раз потому, что глубоко уверовал и не захотел больше брать в руки оружия. Не исключено, что ему будет предложено работать в должности помощника командира объединения по работе с верующими военнослужащими исламского вероисповедания. Это должность гражданского персонала и не предусматривает возвращения в кадровый офицерский состав».

Свою роль сыграло и вмешательство казанского адвоката Руслана Нагиева, к которому, видимо, зная его репутацию защитника мусульман, Ильяс обратился сам. Как рассказал «БИЗНЕС Online» Нагиев, Никитин у своего работодателя на хорошем счету, поэтому нет никаких оснований его увольнять. Но если бы возникли сложности, то адвокат готов был вступиться за своего подзащитного в суде. Все эти факторы совокупно — петиция, заявление МО и участие профессионального юриста — и выправили «кривую» судьбы нижневартовского дальнобойщика.

«Я СТОЯЛ В ТРЕХ-ЧЕТЫРЕХ МЕТРАХ ОТ БУДУЩЕГО ЭПИЦЕНТРА ВЗРЫВА»

«БИЗНЕС Online» пообщался с Ильясом Никитиным, когда в его злоключениях, как мы надеемся, уже можно было поставить точку.

— Ильяс, то, что вы пережили, коротко и емко характеризуется одним словом: дискриминация. Как вы думаете, почему это стало возможно?

— Давайте посмотрим на то, насколько избирательно освещают СМИ происходящие в стране и в мире теракты. Если совершивший преступление — родом из исламского региона, то как его журналисты назовут? Мусульманином. Но когда это делает человек из немусульманского региона, то все как бы забывают о его вероисповедании или отношении к какой-либо конфессии. Это просто не озвучивается. Христианин ли, старовер... Не говорят ведь, что молодой человек по имени Александр или Сергей, христианин по вероисповеданию, расстрелял своих одноклассников и убил учителя. Но если преступник является этническим мусульманином, это всячески будет подчеркиваться журналистами. Вы же сами понимаете, что это присутствует. Журналисты не хотят менять свой лексикон, когда освещают теракты и чрезвычайные происшествия. Что же говорить об остальных людях? Люди смотрят телевизор и заимствуют этот журналистский лексикон.

— Вам и прежде приходилось сталкиваться с негативным отношением к себе из-за того, что вы носите исламскую одежду?

— С сильным негативом до этого я не сталкивался. Бывает, что смотрели внимательно... Это дело случая. Но с поисками виновного в петербургском теракте вышло все как обычно. Ведь не говорили, что это кто-то другой мог сделать. Сразу начали говорить об «исламской версии».

— А у вас нет ощущения, что люди в Питере или в Москве просто не знают, как выглядят их соотечественники из других регионов, что в столицах как-то забывают, что в большой России живет почти две сотни других народов, что у них есть своя национальная одежда и свои обычаи и что человек так может выглядеть в своей повседневности, а не потому, что он лишил выделиться в толпе?

— Согласен, это как-то не входит, не вмещается в столичное мышление. На периферии, подальше от Питера и Москвы, тоже есть города, в которых на это реагируют не очень хорошо. А так, в принципе, национальная одежда уходит из нашей повседневности. У нас сейчас обтягивающие вещи очень популярны — что у девушек, что у взрослых женщин, что у мужчин. Другой образ одежды — отсюда другой нрав, бесстыдство и бескультурье. Потому что, если возьмем для примера Русь или Казанское ханство, если мы вспомним, как еще 70 - 80 лет назад ходили наши русичи или наши тюркские народы, татары, башкиры, с которыми мы очень давно живем вместе, мы поймем, что в обиходе была совершенно другая одежда.

— Какая ситуация сейчас с вашей работой в Нижневартовске? Вас ведь собирались увольнять после событий в Питере и после того, как к вашему работодателю якобы обратились люди из регионального СКР и МВД.

— Думаю, что этот вопрос решен. Мне позвонили и сказали, что все решено в другую сторону, все вопросы исчерпаны, и мы продолжаем работать, как прежде.

— Вы ходите в исламской одежде на работу?

— Я в такой одежде постоянно хожу. К примеру, я надеваю такую же форму одежды, только белую. Я на одном предприятии работаю уже несколько лет, там меня хорошо знают. Я выхожу на работу в таком виде. Мои работодатели не были против. И сейчас они не против того, чтобы я продолжал работать. Тем более что и федеральная служба безопасности, и полиция понимают, что я уже много лет так живу. И при этом я открыто живу. В Питере и Москве правоохранители и представители спецслужб разговаривали со мной должным образом, проявляя терпение. Хотя произошло такое серьезное событие — погибли люди, у каждого из пострадавших есть родственники. Каждый мог бы теоретически оказаться в этом месте. Но сотрудники органов проявили ко мне должное уважение как к человеку и как к гражданину.

— Ильяс, а вы ехали именно в том вагоне питерской подземки, который потом взорвали?

— Да, я ехал в этом вагоне. Если бы я решил проехать подальше и выйти на следующей остановке, мы бы с вами уже не разговаривали. То есть я стоял в трех-четырех метрах от будущего эпицентра взрыва, наверное.

— Вы направлялись в аэропорт?

— Нет, я как раз направлялся на Сенную площадь.

— А как вы узнали, что вашу фотографию вбросили в интернет? Вы сами это увидели или друзья об этом сообщили?

— Я сначала о взрыве узнал. Когда я поднимался наверх по эскалатору, был хлопок. Но не было понимания, что именно произошло. А потом, когда узнал... Я же представляю менталитет нашего российского народа. Ну, думаю, в любом случае расклад будет связан со мной...

— Вас в Москве еще долго на третьем допросе держали или вы вскоре смогли улететь домой?

— Нет, я не улетел, мне наземным транспортом пришлось выехать. Авиакомпания была, в принципе, не против моего перелета, но, как я уже сказал, против меня работал этот образ... Хоть уже и опровергли, хоть и информация об этом в СМИ прошла — все равно.

— Вы будете предъявлять к СМИ, распространившим вашу фотографию, какие-либо юридические претензии?

— Я разговаривал на эту тему с юристом. Что касается журналистов, то они пытались мне звонить, извиняться. Но, я думаю, они больше интересуются интервью со мной, нежели хотят извиниться.