Казанские премьеры сокрушительной силы

Фестиваль имени Софии Губайдулиной был придуман Александром Сладковским семь лет назад

«МНЕ ПОНРАВИЛОСЬ»

Фестиваль имени Софии Губайдулиной был придуман Александром Сладковским семь лет назад. Тогда история Казани с биографией этой скромной женщины с железным характером и необычным слухом еще не очень скреплялась. Так вышло, что именно Concordia привлекла внимание казанцев к не самому легкому творчеству их землячки, уехавшей сначала в Москву, а оттуда — в Германию. Concordia же подтолкнула ГСО РТ к погружению в современную музыку не с бухты барахты, а под эгидой серьезнейшей репутации своего резидента Губайдулиной.

За семь лет корпус губайдулинских сочинений оказался не просто собран, а отшлифован оркестром до состояния безоговорочной витринной ценности. 18-минутная «Поэма-сказка» теперь слушается как захватывающий симфонический блокбастер: сочинение далеких 1970-х Сладковский наполнил восхитительной свободой авторского «я», с усилием и значительностью отменяющего любую реальность, кроме реальности собственной, в данном случае — сказочной.

Стихия симфонических красок разбухала и лопалась, проваливаясь в шелест тишины и в другом губайдулинском опусе — «Всадник на белом коне». От апокалиптики до сокровенного тут много чего происходит: звуковые обвалы, оглушительные «трубные гласы», внезапно легкие шевеления воздуха. Тут есть агрессия звука и разреженность пространства, есть чувство, что никогда никакой классики не было, но всегда было то, из чего эта классика рождается. Обеспечивая слушателям перенапряжение всех эстетических нервов, Сладковский непонятным образом превращает ветхозаветный сюжет об одном из всадников апокалипсиса в эквивалент широкоформатного голливудского фильма. И это невероятно сильно действует. Слышишь — будто видишь.

Когда-то мотивированная уважением к имени Губайдулиной больше, чем заинтересованностью в ее не самых контактных, требующих душевного усилия опусах, сейчас казанская публика слушает ее музыку в поумневшей, не бренчащей мобилами акустике Большого концертного зала. Ничего удивительного, что по окончании незнакомая соседка по креслу вслух резюмирует: «А что? Мне понравилось». В отношении сложной музыки Губайдулиной этого трудно было достичь, но в Казани это достигнуто.

Присутствие Юрия Башмета на фестивале Губайдулиной — помимо их многолетней дружбы и связанности историей написанного ею для Башмета Альтового концерта — в этом году оказалось связано с премьерой нового Альтового концерта

ЮРИЙ БАШМЕТ НА ГУБАЙДУЛИНСКОМ ФЕСТИВАЛЕ

Присутствие Юрия Башмета на фестивале Губайдулиной — помимо их многолетней дружбы и связанности историей написанного ею для Башмета Альтового концерта — в этом году оказалось связано с премьерой нового Альтового концерта: теперь уже по заказу самого Башмета его написал москвич Кузьма Бодров. Композитор и преподаватель Московской консерватории, Бодров уже пережил мировую премьеру этого сочинения на башметовском «Фестивале искусств» в Сочи, в заключительной программе которого в феврале 2017 года опус, увы, успеха не снискал.

Для Казани композитором сделана вторая редакция. Она получилась гораздо более структурированной и, говоря по совести, обезоружила присутствовавшего в Сочи автора этих строк тем, что новая партитура не только попала «в рифму» творчеству Губайдулиной, но и, как сказали бы игроки, в масть ГСО РТ.

Двадцать минут стоили того, чтобы завороженно следить, как одинокий голос альта отвоевывает право на существование у норовящей его истребить симфонической махины. Для оркестра Бодров не пожалел глубоких хтонических гулов, накатываемых сизифовыми камнями оркестровых crescendi, звериных унисонов меди. Ужас неотвратимого нагонялся волнами такой показательной агрессии и столь же образцовой дисциплины групп, что за ушами хрустело. Известно, что мастерства открытой эмоции Сладковскому не занимать, но в Альтовом концерте оно предстало волшебством. И вряд ли какой другой оркестр, включая оркестр Мариинского театра, теперь победит «татарских симфоников», с артистичным буквализмом настаивающих на имидже «самого сильного» из российских оркестров.

В антракте во время пресс-подхода Башмет, чей альт вышел из концертного поединка не победителем, но и не побежденным, похвалил фестиваль Concordia за серьезный курс и внимание к новым сочинениям, а казанскую публику — за внимание, с каким она эти сочинения слушает.  

После только что отзвучавших Губайдулиной и Бодрова откровенная эстрадность Танонова подействовала как внезапная потеря настроек

СИМФОНИЯ В ЖАНРЕ МЮЗИКЛА

Последней звучала пятичастная Симфония №1 Антона Танонова, заведующего кафедрой композиции Петербургской консерватории. Порядковый номер симфонии в данном случае скорее маркер-обманка. Автор нескольких мюзиклов писал симфонию порядка десяти лет и в результате вывел на поле обозрения не столько симфонию, сколько сюиту из пяти частей: «Песня», «Лабиринт», «Детский марш», «Адажио», In Techno. В сочинении он профессионально соединил эстетики бродвейского мюзикла, гротесков Малера, мелодраматизма Гаврилина и молодежного стиля techno.

После только что отзвучавших Губайдулиной и Бодрова откровенная эстрадность Танонова подействовала как внезапная потеря настроек — такое чувство, похожее на беспомощность, возникает, если после Гомера берешься читать Бориса Акунина. Но современная музыка — понятие широкое, и музыканты ГСО РТ этой музыкой смело отыграли у академической современности территории, когда-то занятые джаз-оркестрами Глена Миллера, а позже — Уинтона Марсалиса. При этом серьезным специалистам бросились бы в глаза совсем другие вещи, вроде саркастического подобия Танго из Concerto Grosso Шнитке, лексики американского минимализма и грамотно симфонизированного бита.

Шквал аплодисментов и стадионные вопли восторга за этот 30-минутный симфонический трип на тему легкой (и не очень) музыки заставил петербургского композитора выйти на сцену. Там его принял в свои объятия Сладковский, необычная жанровая всеядность которого показалась уместной в этот вечер хотя бы потому, что Concordia означает «согласие».