«Мы видели колодцы, из которых они пьют, – это просто канализация...»

«Их основное занятие — искать помощь приезжающих сюда людей и организаций, больше в лагере заняться нечем»

«ПОСКОЛЬКУ ДЕНЕГ НА ПОЕЗДКУ НЕ ХВАТАЛО, Я ПОПРОСИЛ ПОМОЧЬ СВОИХ ПОДПИСЧИКОВ»

— Расул, как вы попали в Мьянму? И имели ли до того представление о положении там рохинья — народа, о существовании которого большинство россиян узнало лишь в последние месяцы.

— Когда начались события — митинги в Москве, в Грозном — возникла разноголосица: одни говорили, что все это фейк и кто-то специально разжигает, чтобы устроить «вторую Сирию», дабы послать туда новое пушечное мясо из молодых мусульман и таким образом заманить всех в капкан. Другие же, напротив, были уверены в том, что все, что демонстрируется в интернете, действительно там происходит и имеет место быть. Поскольку я бывал в арабских странах и Турции, я там часто слышал по местным СМИ об этом конфликте. В Турции, Саудовской Аравии есть представительства рохинья, общественные организации по защите их прав, а в мечетях мусульманских стран очень часто взывают ко Всевышнему с просьбой о помощи этому народу.

То есть я косвенно был знаком с этой ситуацией. Ну и решил сам убедиться, на самом ли деле это происходит и в каких масштабах. Поскольку денег на поездку не хватало, я попросил помочь своих подписчиков, мне скинули сумму, которой хватало на двоих, и я предложил присоединиться Орхану Джемалю, поскольку он опытный военный корреспондент. В общем, мы с ним отправились в Юго-Восточную Азию.

Для начала мы посетили Бангладеш, приехали в Дакку — это столица республики. Сам Бангладеш по размерам, наверное, чуть больше Татарстана, но при этом там проживают 170 миллионов человек. Это очень густонаселенная территория, где жизнь сама по себе очень тяжела, я даже не знаю, как они там себя умудряются прокормить. Кстати, даже риса, который является основной едой, им не хватает, и они дозакупают его у Бирмы.

И так мы добрались до Дакки, там нас встретил знакомый, который в свое время жил в Москве и возглавлял федерацию мигрантов России, сейчас живет в столице Бангладеш и возглавляет организацию «Объединенная мусульманская умма». Мы с ним отправились в лагерь беженцев – это примерно в 500 километрах от Дакки, прямо на границе с Мьянмой. Лагерь расположен неподалеку от реки, которую часто показывают в фоторепортажах с плавающими трупами. На той стороне реки находится государство Мьянма (Бирма), на этой — Бангладеш.  

В самой Дакке очень большая плотность населения, ощущение такое, что ты находишься в муравейнике. Из гостиницы выходишь — люди просто кишат, стоит гул. В лагере то же самое — повсюду движение толпы людей, как в хадже. Но от хаджа отличается тем, что там люди двигаются в каком-то определенном порядке, а здесь движение хаотичное, все передвигаются туда-сюда вдоль дорог, ждут, когда им окажут помощь, приедут какие-то благотворительные организации, устроят раздачу еды. Их основное занятие — искать помощь приезжающих сюда людей и организаций, больше в лагере заняться нечем.

«Можно остановить любого мусульманина, и, если он снимет рубашку, ты увидишь следы насилия — пулевые, ножевые, колотые ранения, следы пыток»

— И какие впечатления от общения с беженцами из Мьянмы?

— Благодаря нашему переводчику нам удалось пообщаться с беженцами. Практически можно остановить любого мусульманина, и, если он снимет рубашку, ты увидишь следы насилия — пулевые, ножевые, колотые ранения, следы пыток. Специально искать по лагерю героя для репортажа с трагической судьбой не надо, можно каждого остановить, спросить его историю и прийти в ужас от услышанного. У всех жутчайшие истории: военные убивали детей, сжигали дома, насиловали. Кто-то спрятался в лесном массиве и благодаря этому остался жив, кого-то военные пожалели и отпустили. Большинство обитателей лагеря — женщины, старики и дети, мужчин в лагере намного меньше. Видимо, их ликвидировали в первую очередь.

Мы пытались просто подойти к реке, нас пограничники не пустили, объяснив тем, что с той стороны могут начать стрельбу и тогда проблему будут у всех: у нас, у человека, который за нас ответственен, и у государства, поскольку мы иностранцы, поэтому нам строго запретили подходить к реке. Но один раз нам удалось это сделать, и мы смогли заснять, как небольшая группа в несколько человек со стороны Бирмы переплывала реку.

Кроме того, и местные жители, которые живут в деревнях возле этой реки, рассказывали нам леденящие душу истории. То, что мы видели ранее на фотографиях в интернете, они все это видели собственными глазами: плывущие трупы, обгоревшие тела женщин, горящие деревни. Кстати, мы также видели большой столб дыма в глубине территории Бирмы — военные нам сказали, что это горят дома мусульман.

«Там невыносимые условия для жизни: нехватка воды и туалетов, ни медицинского обслуживания, ни еды, ни жилья, ни нормальной одежды»

— А какие условия жизни созданы в лагере для беженцев?

— Побывав в этом лагере, мы увидели, что там просто невыносимые условия для жизни: нехватка воды и туалетов, ни медицинского обслуживания, ни еды, ни жилья, ни нормальной одежды.

Там очень много новых беженцев, особенно их количество возросло в последние несколько месяцев. Если раньше, по некоторым данным, было несколько сот тысяч беженцев из Мьянмы — это цифры до лета этого года, то сейчас общее число рохинья, покинувших свои жилища, дошло до 1 миллиона людей. Дело в том, что эскалация конфликта случилась именно летом этого года. Когда мы были в Бирме, там говорили, что якобы в конце августа мусульмане рохинья напали на полицейские участки. Умалчивается, чтó это за «полицейские участки» — это не полицейские участки, а полиция и военные, которые дежурят возле концентрационных лагерей. Видимо, были атаки буддийских экстремистов совместно с армией. Они начали очередное нападение на концентрационные лагеря, и наверняка какая-то группа мужчин от отчаяния оказала сопротивление и там, возможно, убили каких-то военных. Власти, естественно, использовали это в своих пропагандистских целях, и заявили о том, что рохинья — террористы, экстремисты, «Аль Каида», переодетые бангладешские военные,  мы разные там версии слышали, а вот правительство Мьянмы борется с международным терроризмом.

«КОГДА НАЧИНАЕШЬ ГОВОРИТЬ О РОХИНЬЯ С МЕСТНЫМИ ЖИТЕЛЯМИ, ОНИ НЕ ОСОБО ХОТЯТ РАЗГОВАРИВАТЬ»

— Насколько сложно было попасть на территорию самой Мьянмы (Бирмы)?

— Мы решили поехать в саму Бирму, хотя слышали, что попасть туда сложно. Если визу брать в Бангладеш, в этом случае нужно подать документы в посольство Мьянмы, они там рассматриваются и согласовываются с российским посольством. Они пробивают, кто мы такие и что делаем. На эти вопросы нетрудно было бы найти ответ, достаточно в интернете набить «Орхан Джемаль» и «Расул Тавдиряков» — и все будет ясно. Работник посольства взял с нас по 100 долларов, потом мы выяснили, что стоит виза 40 долларов, но то, что мы заплатили больше, видимо, и помогло получить визу. Из-за того, что тот сотрудник был финансово заинтересован, он все сделал быстро, и на следующий день виза уже была готова. Мы благополучно отправились в Мьянму.

Мы приехали в Янгон — это бывшая столица Мьянмы. Мы даже не знали, что столицу сменили, потом выяснили, что столицу перенесли в Нейпьидо — ранее это была небольшая деревушка, и никто не знает, почему столицу перенесли именно сюда. По одной из версий, так посоветовали астрологи, они там очень авторитетны, к их мнению прислушиваются. В самом Нейпьидо, где мы остановились на два дня, с виду все хорошо. Может стоять пагода буддийская, а по соседству мечеть, и все друг к другу ходят, никто никому не создает проблемы. Но есть такая странность: когда начинаешь говорить о рохинья с местными жителями, они не особо хотят разговаривать. Несколькими словами могут перекинуться, мол, да, там этнический конфликт, но особо стараются не разговаривать, завершают разговор, то им идти куда-то надо, то времени нет.  Видно, что они как-то напрягаются, когда заводишь об этом речь. Мы разговаривали и с имамами мечетей.

«В самом Янгоне очень много национальностей, мусульмане там есть из Индии, есть из Бангладеш»

— Они тоже рохинья по национальности?

— В самом Янгоне очень много национальностей, мусульмане там есть из Индии, есть из Бангладеш. Там мечети этнические — есть бангладешские, пакистанские, иранские, малайские -очень и очень много всяких разных. Очень красивые мечети, такие я в Саудовской Аравии даже не встречал — роскошные, с бассейном, шикарными коврами. Им по 150–200 лет. Расположены они в центре города, там, где много иностранцев, гостиницы, магазины, парки.

Мы встречались с рохинья, живущими в Янгоне, которые когда-то, когда сильных распрей еще не было, выезжали на учебу, работу, женились и остались в столице. По словам одного имама, который уехал учиться в исламский университет в Пакистан, а по возвращению остался в Янгоне, он и его семья уже 30 лет не могут попасть к себе на родину в штат Ракхайн.

— А сам штат Ракхайн был в вашем маршруте?

— Мы пытались собрать необходимую информацию в Янгоне, после этого отправились в столицу страны Нейпьидо, поскольку нам посоветовали написать официальное обращение к властям о том, что мы, российские общественники, хотим посетить этот штат, просто посмотреть места компактного проживания мусульман. По приезде в Нейпьидо записались на прием к канцлеру Мьянмы Аун Сан Су Джи, там нас встретила одна чиновница, с ней почему-то рядом стояли автоматчики, какие-то еще люди. Они нас много расспрашивали — кто такие, зачем приехали, задавали другие вопросы, похожие на те, что задают на допросе у следователя. В конечном итоге, мы передали ей письмо на английском, она прочитала, спросила, что побудило нас сюда приехать. Мы ответили, что слышали о конфликте в Ракхайне и нам стала интересна причина этого конфликта: «Вы такой добрый народ, все нас радушно встречают, а почему же возникла проблема между вами самими?»  На что эта чиновница отвечает: «А мы не знаем, что там за проблема, впервые об этом от вас слышим. Если там действительно есть проблема, то мы обязательно туда отправим комиссию и разберемся».

Поняв, что с ними договориться о нашей официальной поездке в Ракхайн не получится, мы попрощались, сказали, что погостим еще немного в Янгоне и вернемся в Россию. На самом же деле мы полетели в штат Ракхайн, столицей которого является город Ситуэ. Прилетев, мы остановились в недорогой гостинице, где обслуживающим персоналом были индусы. Оказывается, там есть большая индуистская община, они работают на самых низкооплачиваемых работах: трудятся клерками, рикши и живут в гетто. Выяснилось, что рядом по соседству с этим гетто индуистов, из которого они могут выйти на заработки или по другим нуждам, есть мусульманское гетто, я бы даже назвал это концентрационным лагерем, поскольку оттуда мусульманам нельзя выходить, как и попасть к ним кому-либо тоже не получится. Этот лагерь обнесен высоким забором с колючей проволокой и охраняется полицейскими и военными. Военные, каждый раз завидев камеру, прогоняли нас, запрещая снимать.

«Они, когда узнали, что мы мусульмане, буквально расплакались. Однако сдерживали слезы, чтобы на них не обратил внимание военный охранник лагеря»

— Насколько местные жители были открыты к разговору?

— Кстати, в Ситуэ тоже очень много мечетей, но они все также обнесены колючей проволокой и не функционируют. Их нельзя фотографировать. Как нам сказали, буквально до нас были депортированы двое французов, которые снимали эти мечети.

Нам все-таки однажды получилось пообщаться с людьми, которые живут в этом концентрационном лагере. Это произошло в Ситуэ.  Мы просто стояли около входа в лагерь. Пока я разговаривал с полицейским, стараясь его отвлечь, наш товарищ Мухаммад Амин в это время через забор поговорил с обитателями этого лагеря мусульманами рохинья. Они, когда узнали, что мы мусульмане, то буквально расплакались. Однако сдерживали слезы, чтобы на них не обратил внимание военный охранник лагеря. По их словам, никто не посещал их уже долгое время. Ранее заезжали различные благотворительные организации, которые завозили продукты на территорию лагеря, однако даже к ним мусульманских узников не подпускали.  

Мы видели колодцы, из которых они пьют, — это просто канализация, туда стекают дождевые воды. Живут они в заточении, никого не пускают и не выпускают. Точно такие же гетто есть за пределами города. Туда мы не поехали, потому что, как нам объяснили, туда точно не попадешь — они в джунглях. Там есть еще индуистский лагерь беженцев, он напоминает больше выставочную площадку: когда приезжают иностранцы, их ведут не к мусульманам, а к индуистам. Государство им выделило бывшую фабрику, и они там живут. Нас повезли туда, индуисты стали рассказывать, что мусульмане на них напали, стреляли, убивали, коров резали, но все это похоже на подготовленный заученный текст. Во-первых, как мы туда вошли, женщины сразу же скопились вокруг нас и сели на пол, как будто все отрепетировано было, потом мы просили показать раны, которые они якобы получили от мусульман. Никто не стал показать, сославшись на то, что раненые находятся в другом помещении. Когда мы вернулись из лагеря в отель, где служащими были индусы, мы им рассказали, что побывали в индуистском лагере, на что они воодушевленно начали говорить о плохих мусульманах и стали демонстрировать в телефоне видео передачи о нападении мусульман на индуистов, снятые индийским телевидением. В них мы узнали тех же людей, которых нам представляли в индуистском лагере.

Что интересно, в последующем нашем разговоре сами индуисты жаловались нам на жестокое обращение к ним со стороны буддистского населения и работодателей, в частности, которые также их считают мигрантами из Индии. Однако нападают на них почему-то мусульмане...

«Мы видели там забастовки, которые раз в два-три дня устраивают местные монахи»

«ПРИ ЭТОМ ОФИЦИАЛЬНЫЕ ВЛАСТИ ЗАЯВЛЯЮТ, ЧТО С МУСУЛЬМАНАМИ ВСЕ НОРМАЛЬНО»

— Но вы старались понять логику разных сторон конфликта?

— Мы старались выслушивать все стороны конфликта. Общались с простым местным населением, индуистами, буддийскими монахами, которые оказались довольно-таки агрессивными и суровыми парнями. Если речь заходит о рохинья, то они просто превращаются в каких-то свирепых быков. Как-то мы ехали на тук-туке и проезжали мимо буддистского квартала. Один буддист, увидев нас, стал кричать водителю: «Это же мусульмане! Куда ты везешь этих мусульман?» Наш водитель крикнул ему в ответ, что мы христиане из России, а третий — это индуист из Калькутты, живущий в России. Тот, который недовольно кричал, видимо, чтобы убедиться в словах водителя, сел на мотоцикл и последовал за нами. И только когда мы заехали в индуистский район, развернулся и уехал восвояси.

— Так можно ли говорить о геноциде рохинья в Мьянме?

— Да, это все чистейшая правда, мы видели там забастовки, которые раз в два-три дня устраивают местные монахи. Они, лысые, в своих одеяниях, идут по Ситуэ и скандируют лозунги против рохинья: «Долой рохинья!», «Ракхайн для ракхайнцев!», «Бенгальские мигранты пусть возвращаются к себе!» и все в этом духе.

Не хочу вдаваться в саму суть конфликта, это вопрос больше для специалистов, что же произошло раньше — яйцо или курица, то есть религиозная нетерпимость породила его или она позже созрела на почве территориального конфликта. Но по нашим наблюдениям, конфликт начинался как этно-территориальный. Ракхайнцы (так себя называют местные жители буддистского вероисповедания) считают рохинья мигрантами из Бангладеш. Да, на самом деле рохинья говорят на одном из диалектов бенгали и они, действительно, приехали туда, но это было 200–300 лет тому назад еще во времена английской колонизации Бирмы. Бирманцы всегда считали, что мигранты покушаются на их самоидентичность, они более активны, бóльшая рождаемость, бóльшая религиозность. Потом к этому недовольству добавилась антиисламская ненависть.

При этом официальные власти заявляют, что с мусульманами все нормально, проблемы только с рохинья — они экстремисты, там окопались «Талибан», «Аль Каида» и так далее. Однако по возвращении в Янгон мы узнали, что по всей стране идет такое нападение на мусульман. Даже в Янгоне, когда мы отъехали на такси от центра в район Тикита, также обнаружили там мечети и медресе, обнесенные колючей проволокой, там стоят полицейские кордоны. Таксист был из провинции Мейкхила, и, с его слов, там тоже самое, людей, правда, пока еще не убивают, но нападают, сжигают мечети, магазины и транспорт мусульман.

— На что же живут мусульмане в этих гетто?

— Да, они живут только на помощь, а что можно в гетто? Или вырастить что-нибудь или поймать в реке.

«То, что мы увидели, развеяло наши сомнения относительно  факта геноцида и этнических чисток»

— Вообще, какой уровень жизни в стране?

— Бирма, конечно, далеко не Бангладеш. Она напоминает периферию Китая. Во-первых, очень большая территория, раз в пять, наверное, больше, чем Бангладеш, а население всего 50 миллионов. К тому же Мьянма — второй в мире производитель опиатов после Афганистана. Кстати, власти Бангладеш опасаются, что бирманские наркоторговцы будут использовать рохинья для транспортировки наркотиков на их территорию.

— Каков результат вашей поездки?

— Мы там встретили англичанку, она там уже пять лет работают в Ракхайн, занимается доставкой гуманитарной помощи в лагеря. И, по ее словам, с конца лета даже им запретили заезжать внутрь лагеря. Сейчас они отдают продукты местной администрации, а администрация сама завозит и распределяет эту помощь среди невольников этих лагерей.

То, что мы увидели, развеяло наши сомнения относительно  факта геноцида и этнических чисток. И максимум, на который мы рассчитываем, — хотя бы то, что Россия не будет блокировать резолюции ООН по Мьянме, и при голосовании хотя бы воздержится.