Георгий Маленков: «Алемасов получил орден за ликвидацию всякой мрази»

«ЭТОТ ДОКУМЕНТ ЗАСТАВЛЯЕТ ВЗДРОГНУТЬ НЕ ТОЛЬКО СЛАБОНЕРВНЫХ»

 «„Настоящая борьба с врагами началась в Татарии только после назначения [на пост наркома внутренних дел республики не более месяца назад] т. Алемасова, работавшего до этого в центральном аппарате наркомата в Москве и уже получившего там орден Красной Звезды за активное участие в ликвидации троцкистов, зиновьевцев и прочей мрази“, — сказал о нем сам тов. Маленков (Георгий Максимилианович Маленков (1901–1988), ближайший соратник Сталина, один из руководителей партии и государства — член политбюро (президиума) ЦК партии с 1946 по 1957 год, председатель Совета министров СССР с 1953 по 1955 год. Фактический руководитель Советского государства в марте – сентябре 1953 года — прим. ред.). И не где-нибудь в кулуарах, а на судьбоносном II пленуме Татарского обкома партии, состоявшемся в Казани 26–28 августа 1937 года. Словечко „судьбоносный“ в нашем случае употреблено не для красоты слога, а в самом что ни на есть прямом смысле. На пленуме «присутствовало всего 15 из 61 члена обкома, избранного два месяца назад на XVIII областной партконференции, 9 из 21 кандидата в члены обкома. Остальные были уже арестованы», — приводит такую статистику rukazan.ru. В Госархиве РТ есть красноречивый документ, один вид которого заставляет вздрогнуть не только слабонервных. Его текст пестрит от вычеркнутых фамилий бывших членов обкома, и вычеркнуты они не только из этого списка, а фактически из жизни. Так что еще неизвестно, что по тем временам было дороже — боевой орден или комплимент такого уровня и при таком кворуме...

ТАЙНА «ПРОПАВШЕЙ ГРАМОТЫ»

Несколько слов о том, что предшествовало этим событиям. «К середине лета 1937 года террор уже набрал полные обороты, — пишут о них известный казанский историк Булат Султанбеков и бывший начальник главного архивного управления при кабинете министров РТ Дамир Шарафутдинов.  — Массовые репрессии, начавшиеся еще в 1936 году, затрагивали все более высокие эшелоны власти. И если до начала года первые секретари обкомов, крайкомов и ЦК нацреспублик пользовались еще своеобразным иммунитетом, то с весны пришла и их очередь. Не случайно на одном из заседаний политбюро зимой 1937 года было принято решение рекомендовать руководителям обкомов проводить свои отпуска на месте, а не выезжать в Москву или другие места. Очевидно, это облегчало процедуру ареста и не требовало поисков в случае необходимости».

«Этот пленум является одним из самых драматических и поучительных эпизодов периода Большого террора в Татарии, — сказал в беседе с корреспондентом „БИЗНЕС Online“ Булат Султанбеков. — Хорошо известно, что ведение партийного делопроизводства отличалось особой тщательностью, но в его протоколе отсутствует стенограмма первого заседания, проходившего вечером 26 августа. Судя по материалам последующих заседаний, известно, что на нем с большими речами выступили лишь два человека: Маленков и Алемасов. Однако их докладов в стенограмме нет...» Эта «пропавшая грамота» давно уже привлекала внимание профессора истории Султанбекова, и он в свое время предпринял шаги по выяснению этой пусть вполне конкретной, но загадочной истории. «А разгадка оказалась проста и полностью соответствовала нравам и традициям той зловещей поры», — читаем публикацию «Загадка „пропавшей“ стенограммы» в научно-документальном журнале «Гасырлар авазы — Эхо веков» государственного комитета РТ по архивному делу.

Александр Алемасов

Султанбеков рассказал, что эту загадку истории ему открыл его знакомый по работе в обкоме, здешний старожил С. Климин, которого коллеги «помнят как колоритную фигуру весьма сдержанного и немногословного человека», ушедшего на пенсию в конце 1960-х. Климин был в то время работником протокольной части Татарского обкома партии. В начале заседания пленума все присутствующие были предупреждены, что доклады стенографироваться не будут и делать какие-либо записи запрещено. Маленков издевательски заметил, что сказанное здесь и так врежется в память и заставит каждого подумать о своей роли в доведении республики до такого ужасного состояния и чистосердечно признаться в содеянном.

Маленков обрушился на первого секретаря Лепу (Альфред Карлович Лепа (1896–1937), первый секретарь Татарского обкома ВКП(б) с 1933 по 1937 год. Репрессирован, реабилитирован посмертно — прим. ред.) за попустительство врагам народа, заполонившим республику. Сидевшим в смятенных чувствах членам, кандидатам в члены обкома и секретарям райкомов и горкомов партии было объявлено, что тов. Сталин неоднократно предупреждал Лепу; по его предложению в журнале «Партийная жизнь» появилась критическая статья, однако это не помогло, и решением политбюро Лепа был снят с поста первого секретаря. Поэтому на пленуме он уже не присутствовал, а находился в Москве и после безуспешных попыток добиться приема у Сталина или Кагановича лег в кремлевскую больницу, где и был вскоре арестован и препровожден в специальном «вагонзаке» в Казань.

7 ноября 1937 года, Казань, площадь Свободы

Развивая эту тему, Маленков заявил, что в разгуле вражеской деятельности виноваты также бывшие руководители НКВД республики Гарин и Рудь, арестованные ныне в Москве и уже понесшие заслуженное наказание (Владимир (Иван) Николаевич Гарин (Жебенев) (1896–1940) — начальник управления НКВД по Татарской АССР с 15 июля 1934 по 9 ноября 1936 года, старший майор госбезопасности; специальное звание старшего майора ГБ условно соответствовало воинскому званию командира дивизии РККА; Петр Гаврилович Рудь (1886–1937) — начальник управления НКВД / нарком внутренних дел Татарской АССР с 9 ноября 1936 по 20 июля 1937 года, комиссар ГБ 3-го ранга; следующее по старшинству звание в органах госбезопасности СССР после старшего майора — прим. ред.).

КАПИТАН ГОСБЕЗОПАСНОСТИ НА «ОБКОМОВСКОМ МОСТИКЕ»

Несколько слов о московских гостях на этом зловещем форуме. Кроме особо уполномоченного и руководителя комиссии ЦК Маленкова в нее входили еще три представителя ЦК партии — тов. Кривопалов, Ревский, Суханов. Но главную роль играл, конечно, Маленков. К этому времени он неоднократно вместе с Андреем Ждановым, Лазарем Кагановичем, Александром Щербаковым, Андреем Андреевым и другими руководителями высшего звена направлялся Сталиным «на места» для «наведения порядка» и усиления репрессий. Каждый из них побывал с этой миссией в трех-четырех областях и республиках. Задание Маленков, как видно из его выступлений и реплик, содержащихся в стенограмме пленума, выполнял усердно. После короткой паузы Георгий Максимилианович предложил тов. Алемасова в руководители Татарского обкома, уточнив значительно: «Кандидатура согласована с тов. Сталиным...»

«Действительно, Алемасов был креатурой Маленкова, его ставленником, — продолжил рассказ Султанбеков. — К тому времени Маленков решил укрепить „ненадежный“ татарский обком своим, „надежным кадром“. Для этого он организовал Алемасову аудиенцию у Сталина 20 августа 1937 года, на которой присутствовали также Молотов и Ежов. Разговор у вождя длился 20 минут, „смотрины“ прошли успешно, Алемасов был рекомендован на пост первого секретаря обкома» (подробнее — на «БИЗНЕС Online»).

Поэтому голосование по избранию нового «первого» было открытым и, разумеется, единогласным. Вот так на мостике Татарского обкома партии оказался «целый» капитан госбезопасности Алемасов. После «разоблаченных» предшественников наркомвнудела — Гарина и Рудя — такое понижение в звании (на две-три ступени) тем не менее не смутило ни самого цэковского протеже, ни его высокопоставленных патронов. Сразу после этого представления новоиспеченного партийного лидера республики 2-й секретарь обкома Мухаметзянов, слывший в то время главным борцом с врагами и интриговавший против своего непосредственного начальника Лепы в расчете занять его место, предоставил слово Алемасову. Тот не преминул раскрыть страшную картину пронизанности республики террористами, троцкистами, националистами, германскими, и особенно — японскими шпионами. Он просил Маленкова заверить Сталина в том, что его доверие будет оправдано и республика очистится от врагов, добавив, что здесь еще непочатый край работы. Он сказал также, что до назначения нового человека ему придется совмещать обе должности — секретаря и наркома внутренних дел.

Кстати, нарком Алемасов к тому времени успел не только обзавестись орденом Красной Звезды «за образцовое и самоотверженное выполнение важнейших заданий Правительства» на московском, но и набрать очки на казанском поприще. Хотя пребывал он на этом поприще в целом не более двух месяцев, с 20 июля по 8 сентября 1937 года, но отличиться все-таки успел ...

Киям Абрамов в заключении

КАЗАНСКИЕ «ПОДВИГИ» МОСКОВСКОГО ПРОТЕЖЕ

Вот что написал в мае 1955 года бывший политзаключенный Абрам Бейлин, член КПСС с 1905 года, бывший секретарем партколлегии КПК при ЦК КПСС, первому секретарю обкома партии Татарской АССР Муратову (Зиннат Ибятович Муратов (1905–1988), первый секретарь Татарского обкома ВКП(б)/КПСС с 1944 по 1957 год. Орфография документа сохранена — прим. ред.): «После одного ночного „тяжелого“ допроса, ко мне в одиночную камеру №16 „постучали“. Я лежал в тяжелом состоянии и не мог повернуться к стене, чтобы ответить на этот „вызов“, несколько раз ко мне стучали, но я ответить не мог. Только на вторые сутки я собрался с силами и дал ответный „сигнал“, что слушаю. Мне сообщил прокурор Буинского района, что Султан-Галиев (Мирсаид Хайдаргалиевич Султан-Галиев (1892–1940), видный татарский революционер и политический деятель, репрессирован, расстрелян, реабилитирован посмертно в 1990 году — прим. ред.) передал (Султан-Галиев в это время находился во внутренней тюрьме НКВД г. Казани), что Абрамова (Киям Алимбекович Абрамов (1897–1938) — председатель Совнаркома Татреспублики с 1930 по 1937 год. Репрессирован, реабилитирован посмертно — прим. ред.). Допрашивал сам Алемасов (тогда начальник НКВД Татарии), на третьем допросе Алемасов в 2-х местах переломал ему единственную руку. Султан-Галиев, Искандеров — Наркомзем Татарии, Ганеев — Нарком легкой промышленности и др. имели очную ставку с Абрамовым, от них это стало известно, и об этом знал и т. Камаев — быв. ректор Казанского университета». Этот документ из архивов ФСБ предоставили редакции «БИЗНЕС Online» внучатые племянники Кияма Абрамова Марс Алиев и Раис Сабирзянов.

Сегодня нелегко воспринимать подобные документы, равно как и материалы пленума, которые заставляют расставаться с некоторыми иллюзиями относительно «чистоты помыслов» некоторых большевистских строителей светлого будущего. Создание жесткой авторитарной системы, ликвидация даже для руководителей возможности высказывать свое мнение и не соглашаться с вышестоящим, атмосфера взаиморазоблачений и угодничества не лучшим образом формировали тогда моральный облик людей. Стремление выжить любым способом, даже обрекая на гибель товарищей по партии, характерно для той эпохи. Не спасали и прежние заслуги по разоблачению «инакомыслящих», все были равны перед молохом террора. Стиралась даже грань между палачом и жертвой. Немало из тех, кто на этом пленуме усердно разоблачали «врагов народа», вскоре будут сами причислены к ним. Такое происходило по всей стране...

«Все без исключения обвиненные во вражеской деятельности на этом пленуме после XX съезда КПСС будут реабилитированы. В большинстве своем посмертно, — читаем далее о тех событиях в журнале „Гасырлар авазы — Эхо веков“. — Конечно же, они были неповинны в том, в чем их обвиняли. Сложнее с моральной ответственностью. Те немногие, кто выжил после возвращения, получили определенную моральную и материальную компенсацию: квартиры, ордена, персональные пенсии. Некоторые из них начали усердно писать в вышестоящие органы, требуя наказания тех, кто творил беззакония, забывая о том, что и сами в немалой степени способствовали им до ареста... Тот же Бейлин, чьи выступления на пленуме отличались особой разоблачительностью и злобностью, — о нем с возмущением писала в своих воспоминаниях Евгения Гинзбург, вернувшись из лагерей, потом неоднократно обращался не только к руководителям Татарского обкома КПСС, но и в ЦК партии, требуя исключить из партии Алемасова...»

Окончание следует.

Подготовил Михаил Бирин