Виктор Дьячков: «Дело не в Никифорове, нужны волевые усилия этажом выше»

Виктор Дьячков — гендиректор группы компаний ICL Фото: Сергей Елагин

«В IT ВСЕ УДИВИТЕЛЬНО. САМОЕ ГЛАВНОЕ — УДИВЛЯЮТСЯ САМИ СПЕЦИАЛИСТЫ»

— Виктор Васильевич, как в целом вел себя рынок IT-услуг в 2017 году в России и мире? Какие услуги пользовались наибольшим спросом?

— Предполагаю, что российский рынок IT вырос процентов на 5–7 — в первую очередь в области услуг. Рынок оборудования, скорее всего, стагнировал, расти могли только какие-то узкие сегменты. Такие данные собирают аналитические агентства, и обычно эти цифры появляются в марте-апреле. Что касается мирового рынка, то он устойчиво растет в последние годы, перспективы смотрятся так, что будет расти на 3–4 процента в год. Востребованность технологий также, безусловно, растет. Это видно даже по специализированным выставкам — число участников постоянно увеличивается.

— Какие процессы сегодня происходят в сфере IT, что-то удивительное было сделано за последние годы?

— В IT все удивительно. Самое главное — удивляются сами специалисты. Никто не может прогнозировать, что будет через три-пять лет. Специалисты не могут однозначно прогнозировать развитие бизнеса: что будет востребовано, кто этим делом будет заниматься. И ситуация краткосрочного прогноза сохраняется уже в течение 15–20 лет. Наверное, это следствие бурного развития технологий и невозможности предсказать, как они будут использоваться.

Несколько лет назад я был в университете в Гонконге и ознакомился с их разработками в области жидких кристаллов. Мне показывали банковскую карточку, на которой есть жидкокристаллическое окошко: проведя по нему поляризатором, реально видишь, сколько у тебя денег на этом счете. У них есть технология «Электронная бумага» — мягкий пластик, на котором появляются тексты, которые можно обновлять, стирать. До массового производства новой продукции маркетологи смотрят, как сформировать рынки, как быстро окупятся вложения.

Рынок IT еще развивается, он, может быть, больше уходит в сферу программного обеспечения, технологических решений формирования крупных сетей, что еще можно «выжать» из дата-центров и интернета. Гораздо сложнее стало расти в области микросхем, чипов, потому что размеры транзисторов приближаются уже к размеру молекул.

— Российский рынок IT отличается от мирового рынка — по востребованности услуг и по предложениям?    

— Безусловно, отличается, причем очень сильно — в объемных показателях. Формально нам нужны такие же услуги, что и западным компаниям, просто у нас значительно меньшее количество компаний, которые реально эти услуги заказывают и пользуются ими. Все крупные компании в России содержат свои собственные IT-компании или отделы, которые занимаются инсорсингом. В мире такое сохранилось только для самых критичных сервисов.

— Почему в России такая тенденция — все самим делать? Это какой-то переходный период, это недоверие?

— Сам хотел бы знать, почему так... (Смеется.) Вот почему такой великий человек, как Герман Греф, будучи министром экономического развития, ратовал за рыночные отношения, а как только стал председателем правления Сбербанка, создал свою собственную IT-компанию? Причем не стесняется говорить, что, потратив 10 миллиардов рублей на создание информационной системы для Сбербанка, понял, что сделал все неправильно, и теперь надо все делать заново...

— Может быть, в России нет мощных компаний, которые могли бы выполнить заказ того же Сбербанка?

— Есть такие компании, где несколько тысяч программистов работают. Да и мы могли бы так, и у нас были бы 10 тысяч программистов, если бы рынок давал возможность работать в таких объемах. Нам не хватает работы! У нас в компании есть подразделение, которое занимается экспортом услуг, так оно за пять лет выросло более чем в два раза — сегодня там работают 1,3 тысячи программистов и системных инженеров.

«ИМПОРТОЗАМЕЩЕНИЕ ТОЛЬКО СЕЙЧАС ОБРЕТАЕТ КАКИЕ-ТО КОНКРЕТНЫЕ ОБСУЖДЕНИЯ»

— С какими результатами ГК ICL завершила 2017 год, удалось ли удержать рост? В каких сегментах бизнес шел лучше, в чем был провал? (Игнатьев)

— Рост сохранить удалось — по объемам вся группа компаний выросла на 4,5 процента. В 2016 году мы выросли больше чем на 30 процентов, и после бурного скачка такой результат трудно повторить, но все-таки мы выросли. Рост дали такие сегменты, как экспорт (на 16 процентов), системная интеграция (на 13 процентов), программное обеспечение (на 30 процентов). Снижение показали производство собственного оборудования (на 22 процента), инжиниринговое подразделение в Астрахани (на 50 процентов). Но в Астрахани год все равно хороший был, потому что команда из 30 человек выполнила объем работ более чем на 300 миллионов рублей. Они занимались модернизацией энергетического оборудования подразделения «Лукойла».

— Какой объем производства по группе компаний?

— В целом по группе ICL без НДС — около 8 миллиардов рублей, с НДС — порядка 9,3 миллиарда.

— Какой сегмент в ваших заказах на программное обеспечение составляют бюджетные организации?

— Всего 20 процентов. А остальное — это компании розничной торговли — 10 процентов, банки — 7 процентов, предприятия машиностроения — 8 процентов, нефть, газ, энергетика — 29 процентов. Аутсорсинг вместе с разработками — 33 процента, из которых 21 процент — это экспорт, остальное — местный рынок. Объем экспорта в прошлом году составил 1,6 миллиарда рублей.

«Объем производства по группе компаний ICL без НДС — около 8 миллиардов рублей, с НДС — порядка 9,3 миллиарда» Фото: Сергей Елагин

— По аутсорсингу местная доля растет за последние годы?

— Российская доля растет, но экспорт растет быстрее.

— Почему производство оборудования показало снижение? Спроса нет?

— По оборудованию мы в прошлом году сделали оборот около 1,25 миллиарда рублей, продемонстрировав падение на 22 процента по сравнению с 2016 годом. Мы план не выполнили, не было контрактов. В частности, один госконтракт, на который мы рассчитывали в прошлом году, перенесли на 2018-й. Мы надеемся на будущее, потому что тенденция к импортозамещению только сейчас обретает какие-то конкретные обсуждения. Например, чтобы была отечественная операционная система. А вообще, мы позиционируем себя не как продуктовая, а как сервисная компания. Практически 80 процентов наших объемов, так или иначе, можно отнести к сервису.  

— Кто ставит задачу создания отечественных операционных систем? Министерство обороны?

— Из СМИ я знаю, что министерство обороны приняло такое решение, хотя никаких документов на этот счет я не видел. Отечественная операционная система позволяет с большей уверенностью создавать систему защиты и гарантирует определенную технологическую независимость.

— А другие структуры высказывают потребность в отечественных разработках?

— Большие компании используют мировой софт. Но сейчас со стороны государства идет хорошая агитационная волна, которая может, в принципе, склонить рынок к отечественным разработкам.

«МИНИСТР ПРОСТО НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЛОЖНОСТИ ОПЕРАЦИОННОЙ СИСТЕМЫ»

— За время западных санкций в России появились свои разработки?

— При существующей системе распределения заказов свои разработки не появятся. Нам не деньги от государства нужны, а заказы! Мы подписали соглашение с частной компанией, которая дорабатывает функционал до полноценной и удобной операционной системы Linux. Они будут ряд наших продуктов в комплекте со своей операционной системой предлагать рынку, а мы будем ставить их операционку на свои компьютеры, которые производим.

Когда министр связи и массовых коммуникаций РФ Николай Никифоров говорит, что мы будем создавать свои операционные системы, он просто не представляет сложности операционной системы. Когда я по окончании вуза, в 1974 году, пришел на завод ЭВМ, там осваивали отечественный аналог операционной системы IBM 360. Так вот эту операционную систему у американцев разрабатывали 10 тысяч математиков в течение пяти лет! Стоимость операционной системы, разработанной с нуля, — больше 2 миллиардов долларов. Когда в рамках совместного предприятия мы стали сотрудничать с европейской UNIX-лабораторией, нам пошли патчи изменений, связанных с появлением новых изделий, которые нужно состыковать, или связанных с замеченными ошибками. Только на отслеживание изменений (подчеркиваю: не разрабатывать, а только отслеживать!) мне нужно было содержать лабораторию со штатом 15–20 человек! Что мы сделать, конечно, не смогли, потому что такие деньги надо было еще где-то зарабатывать.     

— Что нужно, чтобы импортозамещение все-таки заработало? Слова уже сказаны, намерения есть...

— По крайней мере, нужна внятная долгосрочная государственная программа, которая давала бы всем участникам рынка равные права, а государство брало бы на себя ответственность за поддержку и развитие всех сервисов операционной системы, за управление изменениями в операционной системе, за отслеживание этого стандарта. Мы никуда не уйдем от того, чтобы следовать мировым стандартам в данной области, в первую очередь системным, и этим делом должен кто-то заниматься. Вот об этом государство могло бы взять на себя заботу.

И нужна определенная техническая политика в области импортозамещения по интегральным схемам. Сейчас идут дискуссии, и одни говорят: российской будет считаться та микросхема, права на техническую документацию которой принадлежат российской компании, а производить ее можно на Тайване, в Китае, Японии — где угодно. Это было бы очень большим прогрессом, но это пока только обсуждается, решение не принято. Мы тогда теоретически смогли бы войти в мировое сообщество, где разделение труда сложилось очень давно. Самую сложную микросхему, по-моему, делает Fujitsu, что-то в этом плане делают американцы, корейцы. Если в данной области нормальная техническая политика будет создана, государство на себя возьмет понятные функции, а всем остальным скажет, чем заниматься, вот тогда будет эффективное развитие рынка и реальные возможности для импортозамещения. Частная компания при существующей ныне системе распределения заказов не сможет содержать достаточное количество специалистов для поддержания и развития системных стандартов операционной системы.   

— Может быть, нам уже не стоит бежать за паровозом, который давно ушел, а просто использовать созданное на Западе на определенных условиях?

— Ни в коем случае нельзя думать, что у нас абсолютно все будет свое! Такого и не должно быть. Но, думаю, нужно иметь свое программное обеспечение в критически важных отраслях — оборонке, атомной энергетике, вообще энергетике.

— Но сможем ли это сделать?

— Сможем, потому что функциональные потребности и производительность данных направлений не критические. Этим можно управлять, используя компьютеры, которые уже сегодня производятся в России.

— Все-таки есть положительные сдвиги в плане импортозамещения?

— Есть положительные ожидания, что что-то будет происходить... Ждем, когда будет сформировано новое правительство и, может быть, появятся какие-то новые документы. А пока специалисты обмениваются мнениями, формируют общее мнение, и, возможно, в рамках технологической политики что-то появится.

— Вы ожидаете смены министра связи?

— Дело не в министре, тут нужны волевые усилия этажом повыше.

«НЕ РАЗРАБАТЫВАЕМ ТЕХНОЛОГИИ, ЕСЛИ НЕ ВИДИМ РЫНКА ДЛЯ НИХ»

— Путин сказал недавно, что миром будет править то государство, которое первым создаст искусственный интеллект. А вы как считаете?

— Первое, где искусственный интеллект должен сказаться, — это повышение производительности труда конкретных людей, конкретных технологий. Практически это означает передать программе, компьютеру часть функций, которые выполняет человек. Осмысливать, анализировать, принимать решение — компьютер на это тратит микросекунды. Но в любом случае это направлено на повышение производительности труда.

— Ведутся ли в вашей компании разработки, исследования по внедрению искусственного интеллекта в информационных системах? Интересует больше направление государственного сектора и развитие отраслей народного хозяйства (прогнозирование, аналитика, принятие решений). (Дмитрий)

— Мы уже давно для повышения производительности труда используем технологии, которые относятся к искусственному интеллекту, — нейронные сети, машинное обучение. Производительность труда наших системных администраторов выше, чем у конкурентов, в первую очередь потому, что мы применяем технологии из области искусственного интеллекта. То есть программа сама производит анализ текстов и отбирает критически важные запросы на обслуживание, которые требуют человеческого внимания. А те, которые не требуют внимания человека, программа сама заносит в ту или иную область.

— Планирует ли компания развивать новые направления, связанные с новыми технологиями Big Data, Data Mining, Blockchain, Computer Vision? (Алина, сотрудник)

— Подход к развитию технологий у нас сугубо практичный: мы не разрабатываем технологии, если не видим рынка для них. Все перечисленные в вопросе технологии мы внедряем, развиваем и поддерживаем у наших заказчиков. У нас есть реальные проекты в Европе, где эти технологии востребованы, и мы их поддерживаем. Заниматься собственными разработками в данной группе мы, возможно, будем, если увидим конкретный рынок. Наши сотрудники говорили мне, что, возможно, в середине этого года будут объявляться конкурсы на привлечение специалистов в области совершенствования работы с базами данных и с искусственным интеллектом для управления базами данных. Если мы увидим потребность рынка в этом, то будет создан отдельный отдел. Технологии создаются не ради технологий, а только для определенных заказчиков или сегментов рынка.   

— Кибератак становится все больше, от них не застрахованы даже самые «продвинутые» в смысле IT компании. Не планирует ли ICL заняться разработкой защитных программ? Или защититься в принципе невозможно? (Эльза) 

— Защитой информации у нас в большей степени занимается подразделение «ICL Системные технологии» под руководством Айдара Гузаирова. Именно он организовывает IT & Security Forum, и в этом году 24–25 мая такой форум пройдет 12-й раз. Охват аудитории — под тысячу организаций, присутствуют практически все мировые вендоры, работающие в этом сегменте. Помимо фокуса на информационную безопасность, на данной площадке мы стали показывать и другие технологические новинки, даем возможность нашим партнерам демонстрировать свои новинки. Мы также создали центр мониторинга и реагирования на компьютерные инциденты (SOC). Этот центр заключает соглашение с банками, с организациями и помогает им в мониторинге состояния их информационных систем. Более того, мы надеемся, что наш центр будет взаимодействовать с другими центрами, в том числе государственными, которые уже имеются в этой области.

«Ряд заказчиков традиционно ориентируются на качество Fujitsu» Фото: Junko Kimura / Staff / gettyimages.com

СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПАРТНЕРСТВО С FUJITSU ПРОДОЛЖАЕТСЯ

— Вы планировали посетить Владивосток на предмет открытия там подразделения ICL, чтобы получать заказы напрямую из Токио. Свершились ли ваши планы? (М. Сидоров)

— Владивосток я посетил, общался там с сотрудниками агентства инвестиционного развития, они рассказали мне о возможностях открытия новых бизнесов. В свободной экономической зоне «Владивосток» предлагают великолепные условия, например, в течение 10 лет нулевой налог на прибыль, 8-процентый налог на заработную плату. Все эти процессы идут медленно, но надеюсь, что через год-два мы свой проект в том регионе реализуем. Мы уже около года работаем в этом направлении, в прошлом году в КФУ провели обучение первой группы инженеров японскому языку. Рынок Японии привлекателен тем, что там очень востребованы информационные технологии и специалисты в этой области, а цены на услуги и специалистов выше, чем в Европе.

— Сотрудничество с Fujitsu у вас продолжается?

— Да, у нас было подписано соглашение о стратегическом партнерстве на 10 лет, и впереди еще практически пять лет. Мы совместно с ними участвуем в конкурсах, которые проходят в Европе, Америке, других странах.

Сейчас около 60 тысяч рабочих мест в мире обслуживаются нами из Казани. Для них предоставляется комплексная услуга управления жизненным циклом ПО рабочих станций, централизованное обновление. А если говорить о подготовке инсталляционных пакетов обновления ПО, то мы поддерживаем 390 тысяч рабочих мест в мире. Это клиенты Fujitsu, которая и передала эту функцию нам. Несколько наших сотрудников постоянно работают в глобальном подразделении Fujitsu и ведут проекты по развитию внутренних процессов предоставления Fujitsu сервисных и аутсорсинговых услуг в условиях цифровизации бизнеса клиентов.

— В России Fujitsu работает?

— В России подразделение Fujitsu работает на рынке поставок сложной компьютерной техники: сложные серверы, системы хранения, очень качественное оборудование. Ряд заказчиков традиционно ориентируются на качество Fujitsu.

НАЧНЕТСЯ ЗАСЕЛЕНИЕ ТЕХНОПАРКА «ICL ТЕХНО» НА ТЕРРИТОРИИ ОЭЗ

— Сколько всего сотрудников работает в группе компаний ICL?

— Списочно 2,5 тысячи, но с учетом полставочников — примерно 2,3 тысячи.

— Какие-то структурные изменения происходили в ICL в прошлом году?

— В 2016 году мы выделили из состава ICL-КПО ВС и зарегистрировали как самостоятельное юридическое лицо «ICL Техно», причем зарегистрировали в Усадах. Предприятие стало резидентом особой экономической зоны «Иннополис Лаишево», в 2017 году оно уже работало. Мы воспользовались тем, что резидент ОЭЗ, который строит себе здание, освобождается от налога на имущество в течение 10 лет. «ICL Техно» зарегистрировано как малое предприятие, там работает около 110 человек.

«ICL Техно» построило на территории ОЭЗ 8-этажный технопарк площадью почти 13 тысяч квадратных метров, на 1,2 тысячи работающих. С марта начнем его заселять, а в мае состоится официальное открытие. Это современное здание со всеми необходимыми инженерными системами, при проектировании мы использовали опыт Европы и Fujitsu.

— Кто переедет в это здание?

— В первую очередь туда переедет подразделение, которое занимается экспортом, — это 700 человек, они займут четыре этажа. На первом этаже здания находится большой конференц-зал, из которого можно сделать три отдельных зала для проведения обучения. Имеется современно оборудованная столовая.

— Кроме ваших сотрудников кто-нибудь еще там разместится?

— Один этаж, а это 1,4 тысячи квадратных метров, мы предлагаем для других резидентов ОЭЗ.

— Какой объем инвестиций в это здание?

— Будем еще уточнять, но в целом под 800 миллионов рублей. Мы брали кредит 500 миллионов рублей, своих денег вложили порядка 250–300 миллионов.

«ICL Техно» построило на территории ОЭЗ 8-этажный технопарк площадью почти 13 тысяч квадратных метров. Это современное здание со всеми необходимыми инженерными системами» Фото: Сергей Елагин

— Наверное, не все ваши сотрудники готовы работать в Усадах?

— У тех, кто не сможет в силу каких-либо реальных причин переехать, есть возможность работать на наших площадях в IT-парке или в старом здании ICL на Сибирском тракте, которое будет модернизироваться. Думаю, в этом году мы запустим проект и в следующем году начнем поэтажно модернизировать, а для этого здание надо освободить. Технологии позволяют работать в разных местах, в этом смысле все нормально. Для тех, кто все-таки будет ездить в Усады, мы в этом году проработали все маршруты транспорта, уже заключаются контракты с транспортными компаниями на вахтовые автобусы.

Еще есть возможность использования электрички, остановочная платформа которой находится в 250 метрах от нашего здания. Сегодня электричка ходит очень редко и совершенно пустая. В этом вопросе я надеюсь на поддержку президента РТ. Год назад при личной встрече я высказал ему наши соображения на сей счет, потом встречался с министром транспорта и дорожного хозяйства РТ — и мы обсудили такую возможность. В принципе, я предлагал революционную идею — сократить количество вагонов для увеличения количества электричек. Технически это пока сложно реализовать, но сделать остановку электрички на станции Аметьево вполне реально. Тогда дорога от станции метро до нашей площадки займет не более получаса.

— Захотят ли менять работу электрички ради вашей компании?

— Сейчас ни электрички, ни автобус у пассажиров непопулярны, в аэропорт чаще всего ездят на личном транспорте или такси, но такси гораздо дороже электрички. Насколько я знаю, Татарстан из бюджета ежегодно 30 миллионов рублей платит РЖД, чтобы в целом электрички ходили, а электрички до аэропорта ходят реально пустыми. Мы можем заполнить эти электрички хотя бы по утрам и вечерам. Может быть, нам было бы дешевле купить свою электричку, ведь на Западе есть частные поезда... (Смеется.) Больше половины сотрудников ездят на своих автомобилях, а парковок у нас там хватает. Мы договорились, что будем дотировать таких сотрудников, при том чтобы они брали с собой кого-то из коллег по дороге. Кроме того, недалеко от нас строится жилой комплекс на 20 тысяч человек. Так что кто-то купит жилье ближе к месту работы.

— Как развивается ваша IT деревня в Усадах?

— Мы строим вторую очередь поселка. В домах первой очереди живут 70–80 семей, а во второй очереди пока продали всего несколько квартир. Заканчиваем строительство еще 6 домов. Надеемся, что в следующем году достроим одну улицу из 25 домов, а это 50 квартир. Это двухэтажное современное жилье из экологически чистых материалов. В этом году в планах начать строительство жилого дома на 30 или 50 квартир. 

— На каких условиях продаете жилье своим сотрудникам?

— Как правило, сотрудники берут ипотеку в банке и выкупают квартиры, а у нас есть программа компенсации процентов по ипотеке для сотрудников.

«В отрасли IT зарплаты одни из самых высоких — это однозначно, но в России они ниже, чем у айтишников в Европе» Фото: «БИЗНЕС Online»

«МЫ СЛЕДИМ, ЧТОБЫ ЗАРПЛАТА РОСЛА»

— Много ли сотрудников, получив международный опыт в вашей компании, уезжают в Москву, другие города России и даже за рубеж? Как вы удерживаете работников? (Алексей Никитин)

— «Утечка» и «миграция» мозгов есть и у нас, и у других компаний. Но, что хорошо, люди возвращаются. Ощутимый отток был в 2016 году, но в прошлом году часть людей вернулись. За границу уехали 10–11 человек, примерно столько же — в Москву, Санкт-Петербург и другие города России. Мы считаем, это незначительное число. Что касается того, как мы удерживаем людей, то это наша социальная политика: мы решаем жилищные проблемы сотрудников, компенсируем проценты ипотечных кредитов, ежегодно тратя на это более 20 миллионов рублей. Здесь можно совершенно точно сказать, что это заслуга Путина, когда он был премьер-министром: Владимир Владимирович создал такую законодательную норму, которая позволяет предприятиям относить к себестоимости затраты на компенсацию ипотечных кредитов.

— Льготы по налогам на фонд заработной платы действуют для IT-компаний?

— Да, эта льгота тоже продлена до 2021 или 2022 года. Но это только для компаний, которые занимаются исключительно программным обеспечением, а не «железом».

— Зарплаты у айтишников по-прежнему самые высокие?

— В отрасли IT зарплаты одни из самых высоких — это однозначно, но в России они ниже, чем у айтишников в Европе. Зарплаты в Казани ниже, чем в Москве, но в Москве и жизнь дороже.

— Расскажите, пожалуйста, про зарплаты в компании ICL. (Еронин Влад)

— Зарплата в компании состоит из нескольких компонентов: оклад, надбавка, бонусы разного рода — по проектам, по году, 13-я заработная плата. Мы следим, чтобы зарплата росла и, по крайней мере, перекрывала инфляцию, например, в прошлом году она выросла примерно на 7 процентов. Средний показатель зарплаты у «экспортников» — около 90 тысяч рублей, у инженеров — 70–75 тысяч. У всех подразделений группы компаний ICL зарплата разная, но средняя всегда выше 50 тысяч рублей.

— А сколько у вас получают «звезды»?

— Специалисты, которые одновременно являются лидерами и выполняют заказы, получают до 300 тысяч рублей. Но таких людей в компании человек 100–150, да и зарплаты такие не каждый год у них, поскольку зарплата зависит от выработки по проектам.  

— Есть ли у вас какие-то особые, индивидуальные методы сбережения кадров? (Ruslan) Вы хорошо развиваетесь в производственной сфере, а как у вас налажена социальная среда для работников, так называемая социалка? (Наталья Додонова)

— У нас кадровая политика строится на том, что мы давным-давно сами себе кадры начали готовить: проводили открытые первенства программистов, софинансировали проведение олимпиад по математике и информатике среди школьников, помогали талантливым ребятам поступить на профильные факультеты КФУ и КНИТУ-КАИ. Уже четвертый год почти 30 наших сотрудников читают лекции в этих университетах и готовят инженеров по интересующей нас специализации. В год готовим примерно 100 человек в КФУ, 100 — в КАИ. Потом из этих людей формируем команду, которая практически знает о нас более предметно. Часть этих людей начинают у нас работать уже с третьего курса, и мы платим им зарплату. У нас есть программа поддержки студентов — порядка 20–30 человек получают нашу стипендию. То есть мы ищем и отбираем талантливых ребят, помогаем им, а потом приглашаем к себе на работу. Можно сказать, что каждый пятый в нашу компанию пришел через эту систему. Когда ребята видят заботу о себе во время учебы, а по окончании вуза получают интересную работу и социальную поддержку, они, конечно, лояльны к компании.

Мы оплачиваем половину стоимости занятий в фитнес-клубах, арендуем залы для занятия спортом наших сотрудников. На это ежегодно формируется специальный бюджет. Следим за тем, чтобы в столовой была качественная еда, а цены ниже, чем в городе. В совокупности такой хороший социальный пакет направлен на то, чтобы и удержать сотрудников, и еще привлечь талантливых людей.

— У вас есть вакансии? Об этом спрашивают наши читатели Алексей Никитин и Рамиль.

— Информация о вакансиях размещается на нашем сайте в соответствующем разделе, пусть внимательно смотрят.

— Кто более квалифицированные и талантливые специалисты — программисты прошлых лет или нынешние?

— Математические способности закладываются от родителей. Компания Intel, с которой мы поддерживаем партнерские отношения, вела большую программу в части образования. Когда проходила конференция в Казани, один из ее участников рассказывал, что изучение головного мозга уже на ранней стадии позволяет определить способности человека: вот этому лучше быть гуманитарием, а у этого — математические способности.

— А уровень преподавания в школе, в вузах падает или растет?

— Думаю, что уровень не падает, хотя статистики не знаю. Однозначным плюсом является то, что практически все школы оснащены компьютерными классами, все преподаватели имеют ноутбуки, многие из них используют современное программное обеспечение, в том числе наше, позволяющее делать авторские уроки. Возможности у учителя сегодня просто уникальные, а визуализация позволяет в разы увеличить скорость и объемы получения новых знаний.

— Какие планы у ICL на 2018 год?

— Бюджеты всех подразделений компании сформированы и утверждены. Мы традиционно формируем пессимистический бюджет: планируем объем производства не больше, чем за предыдущий год. Это делается для того, чтобы не раздувать расходную часть бюджета. Еще не заработав денег, мы не делаем лишних затрат: выплачиваем зарплату, тратим деньги на обучение, на приобретение оборудования, на погашение банковского кредита. Все это в бюджет закладывается. Если нам удастся преодолеть запланированные показатели, то в первую очередь вырастут расходы по статьям, которые направлены на стимулирование сотрудников — на премии и бонусы. За счет ежегодного роста мы также позволяем себе инвестировать в инфраструктуру. Говоря о кадрах, я еще не сказал, что практически 90 процентов сотрудников ежегодно проходят переобучение, и это тоже серьезная статья затрат.

— Какие проекты планируете реализовать?

— У нас в год в работе порядка 500 проектов. Хорошо, что экспортные проекты заключены на 5–7 лет вперед, главное — чтобы заказчик был максимально удовлетворен нашей деятельностью и увеличивал объемы передаваемой нам по аутсорсингу работы.

— Лет 15–20 назад вы сказали, что мечтаете вернуть Казани титул компьютерной столицы России, каковой она была в советское время. Мы приблизились к вашей мечте?

— Безусловно, с 90-х годов Казань поднялась в этом смысле. Другое дело, как нас сравнивать с Москвой и Питером, какой линейкой все это мерить... 

— Раньше в Казани делали до 40 процентов всей вычислительной техники...

— Нет, до этого числа мы никогда не дойдем, потому что все деньги сосредоточены в Москве и Питере. Но то, что Татарстан продвигается по этому направлению, — однозначно. Еще меня радует то, что этот лозунг стал не только моим, но и республики — это и Университет Иннополис, и город Иннополис.

Виктор Дьячков: «Предприимчивость — это когда человек не хочет плыть по течению, он видит возможности, которые дает жизнь, а дальше — большая ответственность: приходишь на чистое поле и начинаешь строить» Фото: Сергей Елагин

«НЕПРАВОМЕРНЫЕ ДЕЙСТВИЯ БОЛЬШЕ ВСЕГО ВРЕДЯТ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВУ»

— Как считаете, предприимчивость — это особое качество, которое не у каждого есть?

— Что первично в предпринимательстве? Дух наживы?  

— Думаю, нет. Если бы это было первично, то, наверное, предпринимателями надо считать бандитов, потому что так легче всего нажиться. Те, кто имеет сегодня большие деньги, первоначальный капитал неправедным путем нажили. Они и сами это сознают.

— В современной России не хватает предприимчивых людей?

— Вообще недостаточно людей, которые хотят изменить мир. Слово «предприниматель» я услышал в США в 1989 году, где проходил обучение. Нам переводили «предприниматель», а по-английски это звучало «entrepreneur».

— Что надо сделать, чтобы в России стало больше предпринимателей?

— Самое главное — это обеспечение классических свобод. Предприниматель в первую очередь управляет процессами, а управление процессами начинается с планирования, которое всегда происходит исходя из каких-то понятных и значимых обстоятельств: закон, ситуация на рынке. Если правила игры не меняются, предпринимателю понятно, как действовать. А если их начинают менять в угоду субъективным мнениям и обстоятельствам, то это плохо. Неправомерные действия больше всего вредят предпринимательству и отталкивают людей от этой деятельности.

— Как вы отнеслись к информации о продаже «Магнита» Галицким?

— Для меня это был колоссальный негатив! Мне тоже в свое время настоятельно советовали войти в «Ростех», чтобы бизнес развивался. А сейчас в «Ростех» загоняют и ОАК, и другие корпорации. Там и до этого не было эффективного управления, а если еще эти туда войдут...

— Зачем всех сгоняют в госкорпорации? Государство не доверяет «вольным» предпринимателям?

— Эти отрасли без бюджетных заказов не способны конкурировать и выживать на открытом рынке. Все они получают бюджетные деньги, и кому-то удобнее большие куски бюджетного пирога сливать в одно место — так проще управлять.

— Высокие технологии, оборонка — это еще понятно. Но как объяснить продажу «Магнита» — великолепного частного бизнеса? Может быть, здесь есть какой-то скрытый смысл? Насколько мы знаем, долгов у него не было...

— У меня нет каких-то фактов на сей счет, я могу только предполагать, что его принудили к этому. Принудить можно, если есть за что «зацепить», а в бизнесе у всех можно найти этот «крючок».

«У «Магнита» хорошо выстроена логистика, поэтому, говорят, потом планируют слить сеть с Почтой России» Фото: «БИЗНЕС Online»

— Считаете, принудили Галицкого?

— Трудности есть у всех, потому что конкуренция высокая, рынок ретейла практически насыщен. Но зачем продавать?! Было бы понятно, если бы он с выгодой продал какому-то профессиональному игроку рынка. А ВТБ-то зачем ретейл? Что, государству больше некуда деньги потратить? У «Магнита» хорошо выстроена логистика, поэтому, говорят, потом планируют слить сеть с Почтой России. Но ведь можно было просто перенять опыт...

— Для бизнес-климата этот пример не хороший?

— Это очень плохой сигнал бизнесу! Некоторые уже говорят о национализации...

— Что думаете о криптовалюте?

— Это инструмент отмывки денег. И президенту такие вопросы задают. Я на его месте так ответил бы: да, я держу руку на пульсе, Центробанк контролирует ситуацию, разрабатывает ряд мероприятий, чтобы простые люди не пострадали, потому что криптовалюта — это технологическая рулетка. В России рулетки законом запретили, преследуют за них, а тут вдруг начали пропагандировать на официальном уровне...    

— Виктор Васильевич, спасибо за интересный разговор. Успехов вам!