Алексей Венедиктов Алексей Венедиктов Фото: «БИЗНЕС Online»

ПОЖИЗНЕННЫЕ САНКЦИИ

— ...Я бы хотел, чтобы мы начали с президентской деятельности последнее время. Отставки и назначения МВД, и СК у нас здесь подвергся изменениям всевозможным.

― Да, я думаю, что среди всех назначений и отставок или все-таки назначений это безусловно знаковое назначение, важное для общественного мнения, — это назначение Александра Лаврова, следователя, который вел дело «7-й студии», не только Серебренникова, как иногда пишут, но и Малобродского. Он повышен. Он стал старшим следователем при председателе СК. Это одобрение его деятельности.

Президент Путин, человек, который очень много внимания уделяет жестам, символам, не мог не понимать, что такое повышение, — а внутри Следственного комитета это очень серьезное повышение, — человек выводится сразу под председателя и становится его как бы личным следователем по особо важным делам.

Это тот самый человек, который не с самого начала, но принимал решение или отказывал во встречах с женой, о заключении под стражу, о переводе в то или иное СИЗО. Это Александр Лавров.

Вот, мне кажется, что президент дает знак общественному мнению, как реально он относится к протестам по поводу истории вокруг «7-й студии».

― Это самое главное, что здесь есть?

― Да, это для общественного мнения. Неважно, кто зам МВД по Калуге... я не знаю, насколько это важно.

― Само перемещение достаточно традиционно после избрания президента или это не зависящее?

― Нет, это абсолютно независящие перемещения. Такие комплексные указы по силовикам идут четыре раза в год.

― У нас есть еще другой список, это список американский физических лиц, подпадающих под санкции, неолигархов, как теперь наказали говорить.

― Неолигархов в одно слово с маленькой буквы. Да, у нас есть этот список.

― Как работать будут эти санкции?

― Я вчерашний день провел в консультациях с разным людьми — и нашими и не нашими, потому что я не понимаю, — некоторые из которых не только принимали участие в написании подобных списков, но и в написании предыдущих так называемых исполнительных ордеров — executive order, на основании которого эти списки Минфин США делает.

Что здесь надо отметить? Первая история, что касается конкретных лиц. Те люди, которые попадают в так называемый лист SDN — это санкционный лист, тут всё очень просто: этим лицам запрещено быть на территории США. Американским гражданам и людям, постоянно проживающим на территории США, запрещено с ними подписывать любые деловые отношения. Их имущество и счета в юрисдикции США должны быть арестованы. Ну, естественно, ответ «а у нас там ничего нет. Мы и не собираемся...» и так далее — не канает. Не канает, потому что это касается, прежде всего, партнерских контактов, в том числе, этих людей в других странах. Условно говоря, это сильно их задевает в том смысле, что они могут — слово «могут» здесь центральное, это не кодифицируется — подвергнуться санкциям.

Ну, например, один из людей, которые под санкциями открывает счет в венгерском банке в любой валюте (долларовый — это отдельно). Банк, прежде чем открыть этот счет, изучает этого человека, и он оказывается в списке SDN. Банк понимает, что в случае того, если он откроет счет этому человеку в венгерском банке, который не является юрисдикцией США, то следующий этап: если он в следующей итерации начнет заключать сделки с американской валютой, то есть его долларовые счета или с американцами, это подпадет под пристальное внимание Минфина США, которое является силовой структурой. Нам это надо? — скажут в банке, — зачем мы будем привлекать внимание американского государства за счет одного человека? И в этом банке, скорей всего, банковская финансовая система будет отказываться от работы с этими людьми.

Более того, долларовые счета в российских банках, поскольку сами доллары физически — это собственность США, какой-нибудь «Сбербанк», условно говоря, должен сказать: «Послушай, давай это переведем в юани или в евро. То есть это некий некомфорт в любом случае. И конечно, вот эта вторая итерация: „могут быть подвергнуты“ — уж точно внимание будет, проверка будет. А допсанкции — это большой вопрос.

Ну, например, условно говоря, скажем, история, связанная с „Ростехнологиями“ — как это работает. Вот „Ростехнологии“ или там „Росвооружение“ принимает решение продать танки в Алжир. Всё нормально. Алжир не США. 4-й секретарь посольства США приходит к министру обороны, который должен подписать...

― Алжира.

― Алжира. И говорит: „Рособоронэкспорт“ у нас под санкциями. Сегодня вы министр, завтра вы не министр. Вам это зачем? Вы хотите под санкции. С этими людьми нельзя подписывать соглашение. То есть вы можете подписать, это ваше суверенное право...».

― То есть под санкции может попасть контрагент.

― Конечно, так в этом вся история. История в контрагентах и в слове «могут», потому что точно не определено. Вот я тебе говорю: придет 4-й секретарь посольства и скажет: «Ну, вам зачем? Подумайте. Вы скоро выйдете на пенсию, захотите куда-то поехать, а у вас будут проблемы: вы попадаете в наш список наблюдения».

То есть, на самом деле, я бы не отнесся к этому так: вот «ха-ха-ха!» опять. Это неправильное «ха-ха-ха!». И обращаю внимание, что теперь гораздо сдержаннее, чем три года тому назад, люди относятся к тому, что организации или частные люди попали под санкции. Это серьезно, потому что мир глобален. Неизвестно, с какой стороны прилетит.

Вот у нас, как бы в нашей ситуации, Алексей Миллер, глава «Газпрома», попал под санкции. Обычно «Газпром» не трогают. А это значит, что если «Газпром» захочет что-то делать в Штатах... Миллер не является контрагентом, не «Газпром», а Миллер. Он не может участвовать в переговорах с американцами, он не может подписывать контракты с американцами. Вернее, он может, но с ним не будут подписывать контракты. И вот история. И это очень неприятная история. А дальше это может перенестись на весь «Газпром»: «Подождите, у вас так кто — Миллер? Ну, подождите».

Это были самые жесткие санкции, которые были приняты с 14-года, на мой взгляд.

― А скажи, например, такая фигура, как Сергей Фурсенко, там что делает?

― Я тебе скажу. Я посмотрел основания. Он член совета директоров чего-то там. Он попал как член совета директоров какой-то компании.

― А интересно, это может влиять на сделки, который оформляет «Зенит», где он президент...

― Слово «влиять» — точно может. То есть он подписывать эти сделки не может. Это первое. Он председатель, да? Фурсенко.

― Да, он президент клуба. Я не знаю, как точно эта должность называется.

― Ну да, конечно, все компании, которые он формально возглавляет, они будут под пристальным вниманием на Западе. Да, конечно. Я еще раз повторяю: Минфин США — это не Минфин России. Это силовая структура со своей разведкой, со своей контрразведкой, со своими исполнительными приставами. И это покруче, чем ФБР и ЦРУ в этом смысле. Это включает туда финансовую разведку, в том числе. И хочу сказать, что никаких «ха-ха-ха!» — вот все храбрятся — не надо храбриться, надо понимать, что это серьезная история для нашей страны, потому что понятно, если наше «Росвооружение», наша всякая продажа упадет, значит, будет меньше доходов в бюджет, значит, будет меньше социальных программ. Это серьезная история, ребята. Это не то, что было в феврале, где был просто так называемый телефонный список.

― Здесь спрашивают, а почему Сечин не попал?

― Если мне не изменяет память, Сечин был в предыдущем списке. Ребята, это дополнительный список. Меня спросили, почему Слуцкий не попал. Потому что Слуцкий в марте 14-го года ровно так же попал.

― Пишет Александр Оптимист в чате: «Слыхал, что „Эхо Москвы“ связано с „Газпромом“. Значит и сотрудники „Эха Москвы“ попали под санкции?»

― Конечно, в этом смысле. Вы абсолютно правы. Попал под санкции председатель «Газпромбанка». «Газпромбанк» формально является владельцем «Газпром Медиа». «Газпром Медиа» держит 65% «Эхо Москвы». Это правда. И в этом смысле ядовитость наша или токсичность наша, я вас уверяю, что она тоже будет в том или ином виде. Вы абсолютно правы.

Поэтому это надо правильно изучать. Поэтому я разговариваю с международными адвокатами. Мы пока попадаем в ситуацию: «могут». То есть сразу, как только господин Акимов встал в этом списке SDN — сразу мы стали: «могут». Можем попасть под те или иные ограничения. Я бы не сказал, санкции — ограничения. Да, конечно, это правда.

― Когда могут снять? Это долговременные, тягучие?..

― Я хотел сказать, это пожизненно, имея в виду, что поскольку это некая отрава и яд — яд распространяется не быстро по жилам. Если мы смотрим внимательно на иранскую ситуацию, на санкции по Ирану, то есть настоящие такие санкции, как я вам сказал, то по прошествии... они были введены в 9-м, по-моему — по прошествии 7 лет Иран пошел на ядерную сделку, потому что там стало совсем плохо. Надо понимать, что это отравляет. Это не убивает сразу, это отравляет.

И персональные санкции отравляют, потому что люди здесь возглавляют организации и коммерческие и некоммерческие, и, тем более, санкции, касающиеся коммерции. Ну, например, смотрите, мы продавали нефтепродуктов в прошлом году 16-м на 3,5 миллиарда долларов, если мне не изменяет память. Это доход бюджета. Нету, не будет. До 7 мая пересмотреть контракты, до 5 июня их разорвать. Не будет. Важная история. И так далее. Это сжимание кольца, безусловно. Здесь я, конечно, вполне солидарен с теми, кто серьезно относится к этим санкциям.

― Здесь спрашивает Юля, чего теперь ждать населению России?

― Ну как? Вам же сказал председатель Государственной думы Вячеслав Володин, что надо помочь тем олигархам, которые попали под санкции. Вот у нас господин Дерипаска из-за вчерашних падений «Русала», который попал под санкции, ну и торгующих всех его компаний, потерял, по-моему, 1 миллиард 300 миллионов. Ему надо помочь, с точки зрения Володина. Помочь ему надо только одним образом — из бюджета. Бюджет — это ваши налоги. Вот вместо того, чтобы направить эти деньги на что-нибудь другое, и надо помочь, с точки зрения четвертого человека в государстве, Олегу Дерипаске. Вот как это ожидать.

― Здесь говорят, по Ирану то-то, пришлось идти на сделку. «А России на какую сделку надо идти?» — спрашивает Андрей Иванов.

― Смотрите, я, честно говоря, не знаю, что нам предложена какая-то сделка. По Ирану была как раз ядерная программа. Можно посмотреть, из-за чего это вводится. Можно, через запятую повторю за министром финансов США, который представляет президента США: Крым — раз, Донбасс, юго-восточная Украина, они говорят — два, Сирия — 3, вмешательство в американские выборы — четыре, вмешательство в выборы европейских государств — пять. На какую сделку надо идти?

Понимаете, в чем дело, когда в США были три наших руководителя спецслужб — ФСБ, СВР и ГРУ — им, насколько я знаю, было сказано: «Послушайте, вот у нас в ноябре выборы, — как раз Помпео говорил, — и если мы увидим хоть любой элемент попытки вмешательства, вам мало не покажется». И после этого в американской прессе появляется, что спецслужбы США нашли опять следы вмешательства в некую ситуацию. Пока мутно все очень. Ну вот, я вам ответил на ваш вопрос.

― Могут ли неолигархов начать арестовывать по прилете в США?

― Арестовывать — нет. Там же история какая — выдворять, допрашивать — да. Но что значит допрашивать? Вот вы пересекаете... Я пересекал полтора месяца назад британскую границу в аэропорту Хитроу. Ну, меня потерзали сильно. Обычно на меня тратят полторы-две минуты с моим несуществующим английским. А здесь меня потерзали очень подробно: зачем приезжаю, почему столько отметок о пересечении границы? а где вы еще бываете? Ну, такая была... может быть, это случайность, ну вот, некомфортно, это правда.

Правда, человеку, который постоянно пересекает израильскую границу, это привычно, после пересечения израильских пограничников. Поэтому я как-то веду себя адекватно в этом смысле. Но люди нервничали. Я видел наш рейс аэрофлотовский: люди нервничали, каждого человека там за 15 минут терзали... Не все знают английский, подобно мне, незнающему, и это тоже затягивает. И это некомфортно.

Да, думаю, что вполне могут — могут и визы аннулировать, конечно же. Слово «могут» здесь главное. Они открыли дверь. Не обязательно в эту дверь надо входить, но если есть ориентировка, грубо говоря, что вы являетесь партнером человека, который находится под санкциями, то вы попадаете в компьютер. Он смотрит и говорит: «Секундочку! А какие у вас отношения с господином Косачевым? Расскажите нам подробно, пожалуйста. А у вас с ним партнерские отношения?» Ну, и так далее. Могут вполне отправить вон. Это правда.

Но это не самая главная проблема, самая главная проблема — это отказ от сделок. Еще раз: экономика транснациональна. И там поди раздели твою собственностью. Если у тебя, человека под санкциями, 50% плюс в компании, то это точно будет конфискация, запрет.

― Дмитрий спрашивает: «Почему в список не вносят самого Путина?»

― Это, наверное, надо спросить человека по фамилии Трамп или Мнучин. По-моему, еще Медведева в этом списке нет и Лаврова. Их же несколько, списков, они там как бы добавляются. Я думаю, что вы понимаете, почему в списках нет Путина. Потому что Путин в их глазах легитимный глава государства, обладающий государственным иммунитетом, единственным человеком в стране, обладающим государственным иммунитетом.

― «Касаются ли эти санкции — забавный вопрос — жен, детей, домочадцев?»

― В законе, который был принят в США, там есть возможность распространения этих санкций на членов семьи. Потому что, конечно, они выявили то, что люди, которые под санкциями, переписывают на своих близких людей, прежде всего, собственность. Конечно, касается. И конечно, если, условно говоря, сын Николая Павловича Патрушева поедет в США, президента Россельхозбанка или Сергея Иванова, то, конечно, на границе будет дополнительный контроль и решение будет принято прямо там миграционным офицером. Именно потому, что Патрушев... — «А кто вам человек, который у нас в списке? А, отец? А чего вы приехали?» — ну, и по полной программе.

― Может ли список утратить силу?

― Нет, список не может утратить силу. В том-то и дело, что вход — рубль, а выход — два, что называется. В принципе, по каждому человеку решение будет приниматься отдельно. Но, в принципе, этот список пожизненный.

― Вот, Павел, мы ответили вам, как будет работать компания, в руководстве которой подсанкционные граждане как Миллер будет подписывать международные контракты. Ну, будет кто-нибудь другой подписывать.

― Это не так просто, на самом деле, потому что в международных контрактах есть правило: кто подписывает — то уполномоченное лицо.

... В решении в этом, executive order, который Обама еще подписал, на основании которого вводятся эти санкционные списки, чтобы вы понимали, если будет доказано, что люди в интересах или по поручению санкционного персонажа что-то делают деловое, они тоже попадут под санкции.

Итак, еще одна глава: «В интересах и по поручению». И если президент компании дает поручение подписать договор... Дальше понятно? Я нашел... я сразу не нашел, а теперь нашел. Вот так.

― Хорошо, разобрались.

― Наверное.

― Здесь спрашивает Рустам из Душанбе: «А каковы варианты ответа в арсенале Российской Федерации?»

― Я не знаю. Ну, можно войнушку какую-нибудь замутить. Откуда, из Душанбе? В Таджикистане, например. Ну, я не знаю, слушайте, ответные меры... А почему должны быть ответные меры? Высылка дипломатов — я понимаю. Ну хорошо, запретят еще министру финансов США въезжать в Россию. Ну, давайте так.

― Здесь еще было заявление, что Лукашенко тоже обладает госиммунитетом, однако против него вводили санкции одно время.

― Я сейчас не упомню. Давайте так: мы говорим про американские санкции. Есть санкции американские, есть санкции отдельных стран, есть санкции Евросоюза. Давайте не путать божий дар с яичницей. Есть правила введения, которые существуют отдельно в США, отдельно в национальных юрисдикциях, отдельно в целом Евросоюзе.

Россия тоже вводит санкции. Вспомним антигрузинские санкции, одни из первых. Поэтому, ну, прекратите. У нас есть, например, такое оружие, которого нет в США и, соответственно, как это называется Роспотребнадзор за качеством. То вводим санкции против белорусского молока или молочного порошка, то выводим. То против абхазских мандаринов, то выводим. Нам для этого не нужен министр финансов. Для этого — Роспотребнадзор.

― Пестициды в боржоми.

― Пестициды в боржоми.

― Еще один вопрос здесь был про санкции и первоначальные вещи. Как и было написано, среди грехов России ты не отметил МН17.

― Как не отметил? Это юго-восточная Украина. Это Мнучин отметил. Очевидно, это там. Это история с юго-востоком Украины.

НЕ ПОДДЕРЖАЛ НИКТО

― ...Виктория Скрипаль и ее невъезд в Соединенное Королевство. Здесь есть консульская история, о которой ты знаешь.

― Я ее, действительно, знаю. Хорошо, что консулат, наконец, опубликовал, хотя он обычно это не делает, причины отказа. Давайте это разделим на две части, как мы это любим при наблюдении.

Существует политическая часть и существует юридическая часть. В юридической части отказа в визе для всех нас и для всех вас — вы знаете, что если вы не можете предоставить доказательства того, что у вас есть денежные средства на поездку, если вы не говорите о цели визита, то вы, скорее всего визу не получите — если вы сделаете прочерк.

В анкете, которую заполняла Виктория Скрипаль на въезд в Англию, было указано, что она безработная, и второе — что у нее нет счета и денег в банке. Это сама Виктория Скрипаль говорит. Она говорит: «Я знала, что визу мне не дадут, я видела их настрой. Хотя все были почему-то уверены, что дадут. Я всем говорила, что не дадут. То есть они сказали, есть ли у меня на счете деньги. Я сказала, что нет в данный момент. Я же не могла врать, правильно? И сказала, что я безработная. Ну, и плюс к тому, что Юля сказала, — Юля Скрипаль, — что она меня видеть не хочет. Я к Сергею Викторовичу — я написала — я ни разу не приезжала». Но Виктория Скрипаль добавила, что с понедельника начинает работать, появится счет в банке — «и я заново подам на визу».

То есть вот юридическая часть, она чистенькая, понимаете? И мы знаем, что есть отказы в визах и в Британии, и в Штаты, и в Евросоюз, и в Венгрию и куда угодно. То есть, на самом деле, юридическая часть здесь такая, и сама Виктория Скрипаль это признает.

При этом когда ее спросили — раньше: «Каким образом вы записали разговор. Вы все разговоры записываете?» Вот с Юлией Скрипаль. Она сказала: «Я работаю в финансовой сфере, и чтобы меня не подставили, я поставила такое приложение, чтобы записывать все разговоры. Я все разговоры записываю, не важно, от кого».

― Работаю или не работаю...

― В общем, есть вопросы, но то, что касается консульства и визы, здесь формально всё понятно.

Теперь неформально. Безусловно, я думаю, что английские власти считают, что Виктория Скрипаль разыгрывается Кремлем, что она является средством и пропаганды и, возможно, донесения какого-то агента до людей, находящихся под охраной британского государства. Юлия Скрипаль и Сергей Скрипаль находятся под охраной.

Политическая часть отказа заключается в том, что она считает, что Россия, которую они считают возможным организатором попытки убийства Скрипалей, она женщину подводит в качестве носителя чего-то, агента чьего-то, провокатора чего-то, пропагандиста чего-то. И поэтому они не дают ей визу. Вот вам две части — выбирайте любую абсолютно.

Ну, здесь всё очевидно. Здесь не надо обладать никаким дополнительным знанием. Я думаю, что любой из нас сможет сделать такой вывод, наблюдая за этой проблемой. Ну, сами понимаете... попытка убийства. Кто-то сказал из англичан: «Как это мы Россию не пригласили? Россия на первом этапе — на этапе попытки убийства очень сильно поучаствовала. И достаточно», — такой ответ был.

― Ну, там еще ответ был про участие: «Все равно, что приглашать профессора Мориарти руководить Скотланд-Ярдом». Вообще, тон повысился очень сильно...

― Нет, Сережа.

― Нет, не повысился? Понизился?

― Мы отмечаем три выступления, которые связаны, на мой взгляд, с понижением тона. История же заключается в том, что Россия не знает, какие есть доказательства с британской стороны, собственно, поэтому мы требуем нас пустить туда. Российские эксперты в организации по запрету химического оружия, туда, сюда... Потому что мы не знаем, что у них есть. Понятно, что они не говорят. Понятно, что это дело окажется в суде.

И я уже рассказывал о том, как во время дела Литвиненко мне британский прокурор отказался рассказывать, какие есть, потому что иначе адвокаты защиты Лугового и Ковтуна опрокинут... Потому что если это становится публичным, если есть утечка, это не принимается английским судом, британским судом — если эта утечка идет от спецслужб. Поэтому, конечно, путают следы, заметают хвостами — это для меня абсолютно очевидно. Эта история абсолютно очевидна, тем более, что постоянно официальные лица ловятся на лжи. Вот в чем...

Полпред президента в Приволжском округе господин Бабич, который — внимание! — до того, как был полпредом, был главной комиссии по уничтожению химического оружия, заявляет, что в этом самом названном американской прессой — в Шиханах Саратовской области — не хранилось, не производилось, не утилизировалось химическое оружие. Говорит человек, который отвечал за уничтожение химического оружия.

― Ну, вроде бы...

― Вроде бы да. Но только 23 ноября 12-го года председатель правительства Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев подписал поручение утилизировать хранящееся химическое оружие в Шиханах Саратовской области. Остатки. Это сообщает сайт saratovnews.ru от 23 ноября или октября 12-го года. Ну, тут надо в отставку либо Медведева, либо Бабича, если это так.

― Можно, конечно, и того и другого, но...

― То есть, на самом деле, люди сидят наблюдающие типа нас с вами и говорят: «Ну, давайте предположим, что Saratovnews это всё придумал. Мы сейчас вот выйдем, давайте посмотрим — там же есть номер — в базе документов это сохранить. Ну, можно сказать, что Saratovnews — это фейковые... Но до этого не были замечены в фейках. Постановление правительства сейчас пойду смотреть — выйду из эфира. Потому что я ровно до эфира это нашел. Но либо Бабич, либо Медведев. Ребята, там было оружие или не было? Неважно, там спойлеры... Вы чего врете-то? Ведь кто-то же врет — fake news — либо Бабич, либо Медведев. Сейчас разберемся. И таких вещей очень много.

Нам говорят, что это институт Гос... чего-то там в Саратовской области никогда этим не занимался, а господин Леонид Ринк говорит: „Ну, как же не занимался? Мы занимались, — его РИА „Новости“ широко цитировали, — Правда, мы всё уничтожили». Ну, значит, занимались. Но вы как-то вот... Это уровень доверия, подождите!

― Получается такая ситуация, что Россия стремится что-то узнать, какие доказательства есть.

― Знать и участвовать, да.

― Вдруг на поверхность как поплавок выскакивают Шиханы какие-нибудь или что-нибудь еще и бросаются опровергать. На любой поплавок действуют и сразу его опровергают.

― Вот смотри, мы собрали исполнительные секретариат организации по запрету химического оружия. «А на каком основании там французы участвуют?» — «А на основании статьи 12-й, пункт 7-й и так далее». — «А на каком основании Великобритания обратила?..» — «А на таком основании...» — трали-вали, трали-вали. В результате за нашу резолюцию, которая говорила, что ввести Россию из 41 государство проголосовало, извините меня, 14, в принципе. А за саму резолюцию — 6 из 41 члена.

Так, хорошо. Собрали Совет безопасности по этому вопросу. Я думаю, что стенограмма появится — мы разместим на сайте. Опять не поддержали Россию. Вы чего делаете? Ну, давайте еще чего-нибудь соберем.

― Причем не поддержал никто.

― Там, по-моему, на голосовании не было...

― Внятно не поддержал никто.

― Нет, никто. Ну, потому что в рамках Великобритания имеет право обращаться в международные организации, не привлекая тех, или привлекая тех, кого считает нужным. Вот мы Польше до сих пор обломки самолета польского не выдаем и поляков не подпускаем. Я имею в виду самолет президента Качинского. Потому что это случилось на нашей территории, в нашей юрисдикции, — говорим мы. Ну и вот...

И про визы то же самое. На каком основании не выдали? А на каком основании мы не выдаем? Мы не обязаны объяснять — это общая практика. То есть, зачем же всё время в дерьмо попадать? Самим раскидать дерьмо и потому туда пойти.

Я начал говорить про три позиции. Первая позиция. Я весьма рекомендую. К сожалению, это на английском языке — пресс-конференцию нашего посла в Лондоне Александра Яковенко. Открытая пресс-конференция с приглашением всех английских СМИ. Ответы вежливые и строгие на все вопросы. Ну, например, из его пресс-конференции я узнал, что на третий или на второй день после того... помнишь, первый ультиматум от Британии — был дан ответ. Да, он не устроил британцев, но он был дан, его не проигнорировали, казалось бы, в этом потоке. И вот Яковенко показывает ответ. Сейчас будет еще одна встреча его с Борисом Джонсоном. Но они в публичном плане литературными заслугами не меряются.

Он выразил соболезнование семье — первое. Он обрадовался, что Юлия вышла из комы публично. Это нормальная публичная позиция российского дипломата.

Вторая история, которая показала уровень снижения — посмотрите, там час 40. Конечно, надо перевести, может быть, кто-то переведет, но это очень сильная пресс-конференция, потому что английская пресса, английские таблоиды задавали вопросы довольно жесткие. Яковенко отвечал. Конечно, это интересно. И если никто не сделает, мы сделаем, хотя у нас таких ресурсов не много. Там профессиональных полтора часа перевода.

Вторая история. Будете смеяться, но это абсолютно президент Путин. Помнишь, когда начали все: «О, сейчас будут извиняться все, сейчас все поизвиняемся!..», Путин охладил, сказал: «Не надо нам никаких извинений. Нам нужно вернуться в рабочие отношения, разобраться в этой истории». Он оказался самым травоядным среди вот этих криков, воплей... Да, может быть, это и маска, может быть, это и лукавство, но в любом случае, когда президент дает такие сигналы, это очень важно: «Ребята, потише, потише. Наша задача же не кричать, а совместно решать другие хотя бы вопросы — там Сирия, что-то еще...»

И третье: естественно, после этого Дмитрий Песков тоже понизил уровень шума и начал говорить, кстати, в том самом эфире в программе Высшей школы экономики «В точку», которая off the record, о том, что нам нужно сотрудничать, мы хотим сотрудничать. Мы не хотим воевать, мы не хотим повышать голос, мы хотим сотрудничества.

Вот три точки, которые выпадают из общего шума, вопля, крика, визга, я бы сказал, и вранья.

― «На самой конференции шли субтитры», — пишет Михаил Ковалев.

― Какой конференции?

― Вот пресс-конференции.

― А можно Михаилу Ковалеву вопрос: какой ресурс ставил с субтитрами? Если вы мне подскажете, мы это сделаем.

― Хорошо. Напишите, Михаил.

― Спасибо вам большое, Михаил. Это важная история.

― Я успею прочесть. Вот ты пойдешь на ток-шоу «В точку».

― Да, в среду. Ну, я пойду — меня позвали. Может всё перемениться: все такие нервные. Может, у меня что-то переменится, но я собираюсь идти «В точку». Меня пригласили и не одного, а и с Леонидом Парфеновым, Ильей Азаром и еще кто-то, Мария Комарова, по-моему, глава холдинга Индепендент Медиа: поговорить о, как я понимаю, этике, цензуре — о наших любимых вечных темах.

ФИЛЬТРЫ УБРАТЬ

― ...Я бы хотел, чтобы мы несколько слов сказали обязательно о предстоящих выборах наших мэрских и о праймериз: нужны — не нужны. И какова обстановка?

― Я остановлюсь только на одной истории — это муниципальный фильтр. Совершенно понятно, что муниципальный фильтр — это штука политическая для отстранения неугодных соперников действующего губернатора в регионах. И попытка получить формально муниципальный фильтр на муниципальных выборах, которые были полгода назад, она не удалась, потому что по московскому закону надо получить определенное количество голосов в 110 регионов, а сейчас у оппозиции в 62 региона есть муниципальные депутаты. Им не удалось получить в 110 регионах. Это первое.

Вторая история. Совершенно очевидно, что на сегодняшний день мы имеем несколько кандидатов возможных — кто-то уже заявлен, кто-то еще не заявлен — от демократического лагеря, который на выборах президента собрал около 10% голосов, считая Собчак, Титова, Явлинского, может, еще кто-то. Это второе.

Понятно, что мэрия будет решать, с кем поделиться голосами, начиная от коммунистов, потому что ни один кандидат, кроме Собянина или партии власти (мало ли, вдруг Собянина назначат куда-нибудь и будет кандидат от партии власти другой) не может... просто их нет физически, этого количества муниципальных депутатов от 110 регионов. Ни один — ни коммунисты, ни Жириновский, ни Справедливая Россия, ни «Яблоко» — никого. Поэтому мэрия будет делиться, как он делилась с Навальным в 13-м году, или не будет делиться.

Что мы сегодня имеем на уровне кандидатов? Как мы понимаем, уже заявлен Дмитрий Гудков. Мы понимаем, что от партии «Яблоко» будет кандидат, скорей всего это будет Сергей Митрохин, может быть, Елена Русакова, может быть, еще кто-то. Ну, там у них будут свои внутренние праймериз. Это их внутриполитическая война, я не хочу в нее влезать. Но мы знаем: Митрохин заявлял, что он хочет быть, Русакова заявляла, что хочет быть, значит, будет от «Яблока».

Как я и говорил, а мне не верили, про Илью Яшина: Илья Яшин ведет активную подготовительную кампанию, чтобы идти от Алексея Навального, имея возможность тоже собрать энное количество муниципальных депутатов. Значит, вот эти. И появился Евгений Ройзман, которого НРЗБ — вот если Ройзман. И вчера в нашем эфире Дмитрий Гудков сказал, что если будет Ройзман, я только буду рад — в праймериз, и пусть праймериз решит.

Теперь вопрос: как? Понятно, что депутаты эти, скажем, демократической направленности — их там 250, 267, неважно — вот это общее число. Они будут отдавать кому-то свои подписи. Хорошо бы узнать... Если бы я был папой, что называется, я бы предложил провести рейтинговое голосование, чтобы на каком-нибудь конгрессе голосования — неважно, кто его организует — они бы за каждого кандидата поставили места — вот те, которые заявлены. То есть знать, за кого они в первую очередь хотят отдать подписи. Это первое.

Они все равно должны отдать подписи. Это не пройти, но хотя бы понимать. Даже без обязательств всяких, потому что депутат может потом передумать, его могут испугать, купить, он может не заходить ни за кого — их право. Но понять, эти 250 человек кому отдают больше голосов. Я думаю, что это вообще надо бы знать.

И вторая история. Понятно, что каким-то образом праймериз хотелось бы провести, но это не значит, что мэрия добросит голоса муниципальных депутатов. История упирается: а) в муниципальный фильтр, и б) в решение власти, как в 13-м году, поддержать депутата, против Собянина играющего, настоящего (потому что они думали 5%, а он — 27%). Или никого не поддерживать, дам там коммунистом и всё. И был Собянин против коммунистов и жириновцы. И так может быть. Или просто против коммунистов. Мы не знаем, кто будет от коммунистов, мы не знаем, кто будет от жириновцев, мы не знаем, кто будет от справроссов. Зеленые хотят отдельного кандидата. В общем, это история такая.

Но мне было бы интересно, конечно, я считал бы это полезным, чтобы понять консолидировано историю с муниципальными депутатами... Ну, грубо говоря, Сережа, мягкое голосование: за 1-е место — 5 баллов, за второй — 3... 2...1 сложить.

― Такой рейтинговое.

― Рейтинговое. Сложить. Сказать: «Ребята, у нас там Илья Яшин набирает больше всего». И с этой базы уже вести разговор вот из тех, кто согласится. Справочно. Потому что, на самом деле, грубо говоря, у «Яблока» как у партии порядка 80 уверенно муниципальный, а надо больше 200, чтобы было понятно. У Яшина тоже, наверное, несколько десятков есть. У Гудкова тоже есть там сотня, наверное, где-то. Ну, вот это всё можно растащить и тогда добрасывать придется гораздо больше, если решать добрасывать.

Да, муниципальный фильтр — это безобразие. Его надо отменять, его надо видоизменять. Но к сентябрьским выборам, боюсь, что не успеем. Но они должны быть открытыми. Ройзман, так Ройзман, что ж тут — праймериз.

Программа «Будем наблюдать»

С Алексеем Венедиктовым беседовал Сергей Бунтман

07.04.2018