«Даже невооруженным глазом видно, что Рудольф Нуриев – татарин, и это помимо характера...»

«У НАС МНОГО ТАЛАНТЛИВЫХ ЛЮДЕЙ, И ЭТИ ЛЮДИ ПОЧЕМУ-ТО НЕ СОБРАНЫ ВМЕСТЕ»

— Олег, через неделю в Казани стартует первый фестиваль современного танца #StagePlatforma. Вы его инициатор, художественный руководитель и, как я понимаю, главный идеолог. Можно ли сказать, что основная причина появления самой идеи фестиваля — недостаточное внимание в нашем городе к этому виду искусства, к современному танцу вообще?

— Основной причиной было то, что у нас много талантливых людей и эти люди почему-то не собраны вместе. Я знаю множество настоящих профессионалов, которые работают у нас и которые малоизвестны публике. И первая идея была такая: почему бы не собрать их всех вместе? После этого идея вылилась в фестиваль.

— Кого бы вы назвали среди тех самых профессионалов, которые работают в нашем городе, но о которых не знает широкий зритель?

— Например, замечательный хореограф Марсель Нуриев...

— Действительно, мы о нем узнали только после того, как он был номинирован на «Золотую маску» за спектакль «Әлиф».

— Вот поэтому и хочу раскрывать имена. Тот же Алессандро Каггеджи — сейчас артист казанского театра оперы и балета, но в то же время пробует себя и в Московской академии хореографии, и на постановках проекта «Лица» Большого театра. Он также делает современные постановки, ищет свою стилистику. Есть и какие-то молодые ребята, которые тоже желают это делать, но сначала хотят обучиться, я стараюсь к этому идти.

«КОГДА ЗАДУМЫВАЕШЬ НОВЫЙ ПРОЕКТ, ТО ВСЕГДА ДОЛЖЕН ДУМАТЬ, ЧТО ЕСТЬ ИДЕАЛЬНЫЙ ВАРИАНТ, А ЕСТЬ ПЛОХОЙ»

— Кто вам помогает с финансированием #StagePlatforma?

— Очень многие...

— С миру по нитке собирали бюджет?

— У нас множество партнеров, хотя я этими вопросами не занимаюсь, есть специальные люди. Есть определенная реклама, конечно, мы сотрудничаем на обоюдных условиях...

— Этими вопросами занимается союз театральных деятелей РТ, который также выступает организатором фестиваля?

— Да, СТД. Повторюсь, у нас очень много партнеров, по-моему, 18 компаний. Для первого фестиваля, думаю, это более чем. Откликнулось множество и артистов балета, и просто артистов — Марсель Нуриев, Аня Федорова, которая танцует фламенко, Илья Славутский из театра имени Качалова (он делает у нас мастер-класс), Эльвира Петрова, которая занимается мейкапом известных артистов... Николай Кулагин — фотограф из Казани, я часто с ним работал, этот человек действительно одарен: почему про него мы мало слышим? И конечно, очень много заявок на посещение мастер-классов, это очень удивительно. Значит, людям интересно, а мы на правильном пути.

— Учитывая, что мастер-классы на фестивале бесплатные, видимо, не все желающие смогут на них попасть?

— Уже так получается. Как вы понимаете, такие мероприятия могут вместить ограниченное число людей.

— И вы не ожидали, что будет такой интерес?

— Когда ты задумываешь новый проект, то всегда должен думать, что есть идеальный вариант, а есть плохой. И дальше уже определяешься по конкретной ситуации. На данный момент на один из мастер-классов у нас уже идут 116 человек, а еще неделя до фестиваля.

— На гала-концерт 22 апреля в Доме актера еще есть билеты?

— Немножко есть, хотя... Приезжал мужчина — забрал 50 билетов сразу же, приезжала девушка — забрала 25 билетов для своей школы танцев. А зал маленький в Доме актера, это не тысячник, и ты понимаешь, что билеты заканчиваются. Конечно же, радует, что есть интерес к этому стилю.

«БАРЫШНИКОВ ТАНЦЕВАЛ НА ПАРКЕТЕ, НУРИЕВ ТАНЦЕВАЛ НА ПАРКЕТЕ, И МЫ СТАНЦУЕМ»

— Немного удивила площадка, которую вы выбрали для своего фестиваля — Дом актера. Само покрытие на этой сцене: на нем безопасно выступать профессиональному балетному танцовщику? Все-таки на гала-концерт заявлены многие артисты труппы театра имени Джалиля: вы, Каггеджи, Коя Окава, Мидори Тэрада, Антон Полодюк...

— Барышников танцевал на паркете, Нуриев танцевал на паркете, и мы станцуем. Ничего страшного для артиста в этом нет, это всего лишь паркет, на котором много лет танцевало старое поколение. Да, сейчас есть линолеум и новые технологии, тот же линолеум есть и в моей танцевальной школе Ballet Room.

Но первый фестиваль — наша попытка пощупать, работает это или нет, интересно ли это все людям, хотят ли танцовщики еще так же танцевать. У меня, кстати, есть даже заявки из Санкт-Петербурга от современных танцовщиков, которые хотят выступить на гала-концерте, но мне некуда их поставить, уже 16 номеров, все забито. Дай бог, если будет второй фестиваль, там уже будут ребята и из Санкт-Петербурга, у меня есть коллеги, которые готовы приехать даже из Штатов. Так что все будет зависеть от того, как пройдет первый концерт.

— То есть у вас более-менее наполеоновские планы на развитие #StagePlatforma.

— Да, надо попытаться это сделать более масштабно, чтобы люди соприкоснулись с данным миром. Но в любом случае нужен баланс, чтобы не было однотипности. И есть много людей, так скажем, революционеров, которые хотят что-то новое попробовать, их тоже можно привлечь к этому всему. Но все это никак не противоречит тому, что ты классический артист театра оперы и балета, это только дополняет тебя. Ты учился в училище для чего? Чтобы танцевать классические балеты. И ты их танцуешь. А дальше существует современная хореография.

В Европе это более раскручено, потому что там, знаете, попался один хореограф-революционер, который решил сделать модерн, — и все, пошел модерн: а, это стильно, это модно, давайте это делать! Дальше стали все это докручивать. Потому там родился модерн. И конечно же, до России это так сильно еще не дошло, они нас сильно опережают — на 10–15 лет, возможно. Но классику они у нас не догонят — это 100 процентов. Мы ее основатели. Конечно, проблема у нас была в том, что какое-то время не было таких денег, которые платила Европа, поэтому педагоги уехали туда и «почистили» топ-балет на Западе.

«Я БЫЛ ГОТОВ К ТОМУ, ЧТО ПРОИСХОДЯТ ПЕРЕМЕНЫ»

— Через год, если, дай бог, вы будете делать вторую по счету #StagePlatforma, думается, что в организационном плане вам как кинозвезде будет уже гораздо легче.

— (Смеется.) Знаете, я не могу загадывать.

— Но смокинг для прохода по красной ковровой дорожке на премьере «Белого ворона» Рэйфа Файнса у вас уже есть?

— Магазин VIP Group мне уже подбирает...

— Это правда, что премьера картины ожидается в начале следующего года на Берлинском кинофестивале?

— Увидим, пока не могу вам сказать. Трейлер должен появиться летом или чуть позже, а потом уже фестивали.

— Готовы к тому, что ваша жизнь резко изменится после того, как фильм выйдет на экраны?

— Если бы я не был готов, не согласился бы на эту роль. То есть я был готов к тому, что происходят перемены. Наверное, такой шанс выпадает раз в жизни. Если ты им не воспользуешься, то так и будешь танцевать классическую хореографию, останешься просто артистом. Но я всегда хотел чего-то большего.

— Вы из-за съемок у Рэйфа Файнса совсем выпали из балетной жизни? Или удавалось совмещать?

— Я совмещал, старался, по крайней мере. Были очень сложные графики, нужно было держать себя в форме, а сниматься нужно было по 12 часов в день. Потом в 11 часов ночи ехал в театр, заниматься классическими танцами, чтобы не выходить из формы. Только в час ночи ложился спать, а в 5 утра вставал. Было очень тяжело, но, как говорят, все, что нас не убивает, делает сильнее. Этот процесс закалил меня так, что теперь все воспринимаю по-другому. И те, кто жалуется, что слишком много работает, просто не знают, что такое съемки, что такое работа с великим режиссером, великими актерами...

— И звезды, которые с вами соседствовали на съемочной площадке, тоже пахали?

— Все пашут. Неважно, звезда ты или не звезда. Это одна команда, и, если какой-то человек хочет выделиться, все, это не команда, тогда этот человек просто-напросто уходит.

«ЕСЛИ ТЫ БУДЕШЬ ЗАУРЯДНЫМ ТАНЦОВЩИКОМ, ТО БЕССМЫСЛЕННО ЭТО ВСЕ...»

— Кино — это был новый для вас опыт... Насколько легко вошли в рабочий процесс? Не было ли поначалу чувства неловкости, какого-то стеснения в присутствии мэтров этого дела международного класса?     

— Когда ты соглашаешься на все это и понимаешь, что ты главный герой фильма, стеснение должно остаться где-то в заднем кармане твоих штанов. Ты должен выложиться по максимуму. Столько людей хотело, чтобы Рэйф Файнс научил их актерскому мастерству, тому, как себя подавать, постановке голоса, взгляда. А тут эта честь выпала мне, человеку, который работает в театре в Казани. Чтобы вы понимали, так далеко Казань не знают. Знают Санкт-Петербург, Москву — все, на этом практически заканчивается наша Россия...

— Ваш первый разговор с Файнсом случился, когда вы уже были утверждены на роль?

— Нет.

— То есть пробы были также в присутствии режиссера? Вы на них танцевали?

— Я общался, играл. Танцы они мои видели к тому времени. Поэтому я играл, показывал то, как все это чувствую. Забавно было, когда узнал, что завтра с Файнсом встречусь, по СТС смотрел «Джеймса Бонда» с его участием. Интересный момент, когда вот он «сидит» у меня в телевизоре, а завтра с ним встречусь живьем.

Когда ты окунаешься в этот мир, то понимаешь, что все не так, как ты думал раньше, твоя жизнь просто кардинально меняется. Всё: видение жизни, смысл жизни, жизненные позиции — полностью поменялось. Моя роль поменяла меня кардинально. Я стал жестче, стал понимать, чего хочу. Я узнал, что нельзя просто так сидеть и ничего не делать. Если ты будешь заурядным танцовщиком, то бессмысленно это все...

— «Заурядный танцовщик» — жестко о себе отзывается премьер казанского балета.

— Имеется в виду если перестать развиваться. Если ты не хочешь развиваться, все это бессмысленно. Просто сидеть и танцевать — бессмысленно. У нас жизнь одна, молодость одна, для танцовщика или для спортсмена — это короткий промежуток времени, за который ты должен сделать и успеть все, чтобы ты смог содержать свою семью, реализовывать в дальнейшем свои идеи, планы, сделать тот фундамент, на котором ты потом сможешь построить все остальное.

— Каким был ваш первый обстоятельный разговор с Файнсом? Или вы больше общались с его помощниками, с ответственными за кастинг?

— Скажу так, просто все прощупывалось. Я знаю, что было очень много кандидатов, долго искали главного героя. Все просматривалось, кто и как пробует себя, кто и как ищет себя, как хочет себя раскрыть. Затем нужно было натаскивать английский, даже русский. Потому что я родом с Украины, и все равно какие-то слова выделяются.

— То есть у вас был коуч по русскому языку?

— Да, был коуч и по русскому языку, и по английскому — это была сумасшедшая работа. Подготовка просто к тому, чтобы показать, какой ты есть.

Кристина Андреева и Олег Ивенко в спектакле «Эсмеральда» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ИНОГДА ДУМАЮ ПРО СЕБЯ: «КРЕТИН, ЧТО ЖЕ ТЫ НЕ РАЗГОВАРИВАЕШЬ ПО-АНГЛИЙСКИ?!»

— Так что «Белый ворон» — это не просто фильм режиссера Файнса о танцовщике Нуриеве, а настоящая производственная машина.

— Да, это спортзал, персональный тренер — время расписано с утра до вечера. Весь день был расписан: когда тренировки, когда встреча с Файнсом, когда съемки. Для меня это сейчас норма, мне скучно, когда у меня ничего не забито по времени. В этом плане все поменялось: у тебя появляется свой ассистент, какой-то менеджер, PR-менеджер... Или, допустим, у тебя была маленькая команда, а теперь я хочу, чтобы она была больше. Сейчас, например, мы ищем агента.

Кстати, был случай, когда меня пригласили поработать в Европу, нужен был персональный агент, а на тот момент у меня его не было. Так вот со мной прекратили общаться дальше, так как считается, что не иметь своего агента — это непрофессионально.

— Можно ли сказать, что вы занялись созданием бренда «Олег Ивенко»?

— Буду ли я продавать под своим именем джинсы и куртки? (Смеется.) Тяжело ответить на такой вопрос. Это все равно что спросить у вас: мол, вы делаете свой бренд, когда задаете те или иные вопросы? Я не могу сказать. Как сложится судьба, как лягут карты... Чтобы не гневить бога, наверное, этот вопрос опущу.

— Правда, что Рэйф Файнс хорошо говорит по-русски?

— Супер! Я не видел ни одного нерусского человека, который бы так хорошо разговаривал по-русски. Ну у нас один и тот же педагог, только мне он преподает английский, а ему — русский. Она нас очень здорово натаскивает.

— Русский дух вообще на съемочной площадке присутствовал?

— Конечно. Файнс обожает русскую культуру. Я такого человека еще ни разу не видел. Он своей энергетикой, своим энтузиазмом, своей вовлеченностью в это дело умудряется сплотить полностью всю команду, в которой все друг друга поддерживают. Это может сделать только великий человек. Большой человек с большой буквы и большая звезда. И он это сделал. И то, как он стремится лучше узнать чужую культуру, учится разговаривать так, чтобы его понимали.

Как я хочу, чтобы меня понимали по-английски... Это очень тяжело. Но иногда думаю про себя: «Кретин, что же ты не разговариваешь по-английски?!» Это очень важный язык.

Я знаю, что великий актер Хью Джекман разговаривает на шести языках, для других актеров знать четыре языка — норма. И я понимаю, к чему должен стремиться. Ты начинаешь понимать, что ты просто не то делал, сидел и думал совершенно не о том. Балетные конкурсы — это все здорово, но до поры до времени.

«Я ЖЕ НЕ ИГРАЮ ОЛЕГА ИВЕНКО, Я ИГРАЮ РУДОЛЬФА НУРИЕВА»

— Не могу вас не спросить. Когда «Белый ворон» выйдет на экраны, непременно зайдут разговоры о том, как в фильме показаны некоторые вещи, связанные с личной жизнью Рудольфа Нуриева. Я и про его гомосексуальность, и про любовный треугольник с педагогом Александром Пушкиным и его женой Ксенией (их в фильме играют Файнс и Чулпан Хаматова — прим. ред.) и так далее. Не боитесь, что эти разговоры, особенно в России, затмят художественные достоинства картины?

— Самое главное, мы хотим показать, почему он решился на прыжок в свободу, — в этом заключается суть данного кино. В фильме вы увидите очень много всего, мы постарались сделать так, чтобы все было ясно любому зрителю — почему главный герой поступил так, а не иначе. А то, что будут спрашивать о личном, так это всегда будут спрашивать. Корреспонденты для того и нужны, чтобы задавать такие вопросы. Естественно, они должны задавать вопросы любого характера, чтобы раскачать эту историю, сделать ее помощнее. Конечно, спрашивать будут, это нужно принимать и правильно отвечать.

Хит Леджер прославился ролью в фильме «Горбатая гора», в котором он сыграл гея-ковбоя с Джейком Джилленхолом. После этого популярность Леджера стала только выше. Леонардо Ди Каприо играл гея еще в молодости — и его популярность стала выше. Самое главное в этом: какое слово нужно выделить? Играл. Ты играешь этого персонажа. Я же не играю Олега Ивенко, я играю Рудольфа Нуриева. То, как он смотрел на жизнь, как, что он делал. Повторю: я готов, что меня будут спрашивать, тут уже смотришь на то, насколько подготовлен человек.

— В Татарстане, наверное, это еще острее ощущается. Для кого-то Нуриев — это герой татарского народа, а для кого-то — позор.

— Если ты не воспринимаешь его таким, какой он есть, зачем ты злишься тогда? Он же гений. Танцор-гений. До сих пор многие не могут повторить то, что делал Нуриев. Конечно, техника выросла, выросло исполнение танца, но в то время... Пускай он был неидеален в танце, но завораживал своей энергетикой...

— В этом и есть его главная сила как танцовщика?

— Да, в энергетике.

— И это то, чему нельзя научить?

— Да, либо у тебя это есть, либо нет. Он же завораживал... Даже его партнерши говорили о том, какая у него энергетика, говорили, что, когда выходишь с ним на сцену, забываешь, что есть зрители, ты танцуешь с ним балет, ты танцуешь с ним жизнь. Танец как жизнь. Этому можно только позавидовать.

«НУРИЕВ ПРИЗНАВАЛ, ЧТО СОЛОВЬЕВ ЛУЧШЕ ЕГО»

— Ваш именитый коллега по балетной сцене Сергей Полунин играет в «Белом вороне» Юрия Соловьева — еще одного знаменитого ленинградского танцовщика, судьба которого сложилась трагически (народный артист СССР Соловьев застрелился в 1977 году в возрасте 36 лет — прим. ред.). Можно ли сказать, что Файнс показывает две судьбы больших артистов: один уехал из СССР и стал великим, а другой остался и «сгорел»...

— В каком-то смысле да. Юрий Соловьев был удивительным танцовщиком. Он по данным был намного лучше самого Нуриева. Очень тяжело предположить, почему с ним все так произошло. Конечно же, у него был осадок от того, что его недооценили. И это так, потому что даже если сейчас посмотреть на видео, как он прыгал, то это просто нереально, очень круто. Но дело в том, что у него не было того, что было у Нуриева, — энергетики, подачи, харизмы. Выходя на сцену, одной улыбкой Нуриев убивал и женщин, и мужчин. А у Соловьева этого не было. Он был очень строгий, дисциплинированный — в этом и заключалось одно из главных их различий. Нуриев был недисциплинированный. 

— Соловьев завидовал Нуриеву?

— Я не знаю. Мы можем сейчас об этом только догадываться, может быть, и было. В любом случае они дружили, помогали друг другу. Да, одно время они были конкурентами, но Нуриев признавал, что Соловьев лучше его. И все это знали, все соглашались, но то, как подавал себя Нуриев, никто не мог повторить.

Главное — это не только ноги и твои прекрасные данные, потому что на сцене схалтурить нельзя. Если у тебя нет души, бессмысленно выходить на сцену. Для чего ты выходишь на сцену? Тебе подарили дар, ты этим даром делишься для того, чтобы получить вот это — овации от зрителей, крики «Браво!», чтобы получить энергетику тысячного зала, который на тебя смотрит. Ты на сцене один, а вокруг софиты. Это в действительности мало кому дано — вот так выходить на сцену и делиться энергией, не думать технике, о правильности танца... Все забывают о том, что надо жить.

— Это то, что ушло из балета со времен Нуриева?

— Сейчас действительно это ушло. Ушло в правильность, чистоту, все так развилось, что очень здорово, круто. Многие раньше танцевали нечисто, они не следили за пятками, но они танцевали. Сейчас следят за позициями, хотя, конечно, и раньше следили, но тогда на сцене жили, показывали свою индивидуальность.

— Может, Соловьеву тоже надо было уехать?

— Это одному богу известно, не знаю.

— Просто подумалось, что именно балет дал нам много невозвращенцев в советские времена. Сразу всплывают в памяти имена Нуриева, Барышникова, Годунова... Может, у артистов балета есть какое-то особое чувство свободы, без которого они не могут жить и работать?

— Каждый артист должен чувствовать себя свободным, неважно, в каком театре ты работаешь и какой вид искусства представляешь. И если театр дает тебе эту свободу...

— Тогда неважно, в какой стране ты живешь и какой политический строй за окном?

— Да. Главное — это чувствовать себя комфортно. Что тебе комфортно в этом городе, тебе хорошо, ты чувствуешь баланс, природу, погода тебя устраивает... Все это очень важно.

— А почему Нуриеву стало тесно в Ленинграде?

— Не то чтобы тесно, ему не давали той свободы, которую он хотел. Для артиста важно чувствовать свободу.

— Свободу в творчестве или в личной жизни?

— Именно конкретно в его творческой жизни. Потому что его ущемляли в тот период, многие театры хотели поставить его на место. Очень многие театры по-прежнему хотят это делать, то есть ставить на место артистов, чтобы это была работа, которая происходит от слова «раб». Это очень тяжело для творческих натур.

Шут в «Лебедином озере» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ХАМАТОВА ГОВОРИЛА ТУТ БОЛЬШИМ ЛЮДЯМ: «Я ТАМ С ТАКИМ ВАШИМ ПАРНЕМ СНИМАЛАСЬ!»

— С Чулпан Хаматовой сколько у вас было совместных съемочных дней?

— Достаточно. Она великолепная актриса.

— А вы ей сказали, что из Казани, или она знала?

— Знала. Она приезжала сюда, получала какой-то орден и говорила тут большим людям: «Я там с таким вашим парнем снималась!» Она просто супер, на самом деле большой профессионал. Очень многому и меня научила, подсказала. Отличие хорошего актера от плохого в том, что хороший актер тебе в любом случае поможет, подскажет, что и как можно сделать. Чулпан помогала мне окунуться в этот мир кино полностью.

— А вы видели знаменитый и скандальный фильм Абделатифа Кешиша «Жизнь Адель», получивший «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах, прежде чем познакомиться с его главной звездой Адель Экзаркопулос на съемках «Белого ворона»?

— Да. Я как-то прихожу домой, у меня девушка смотрит «Жизнь Адель». Я спросил, что смотрит, она ответила, что новый фильм, отмечен на Каннском фестивале и вообще все круто. Я немного посмотрел, говорю: это же лесбийский фильм. (Смеется.) А потом только узнал, что это Адель Экзаркопулос — самая молодая обладательница «Золотой пальмовой ветви» (впервые в истории фестиваля жюри наградило главным призом не только режиссера, но и исполнительниц главных ролей — Экзаркопулос и Леа Сейду — прим. ред.).

— Вы досмотрели в итоге фильм?

— В итоге посмотрел полностью, когда узнал, что это Адель Экзаркопулос и мне с ней надо будет играть. Конечно же, когда я до этого начинал смотреть, думал, так скажем, по-балетному. Когда готовился к кино, его уже смотрел со стороны мира кино. Все по-другому. Совсем по-другому. Ты понимаешь, как это снималось, что она хочет тебе передать в ее совсем молодом возрасте. Она молодец, очень крутая актриса. Тоже очень общительная.

— Экзаркопулос — европейская кинозвезда. Как с ней было работать?

— Совершенно нормально. Я думаю, что великую звезду отличает и простота в общении. Она также ест, также ходит в туалет, умывается по утрам и чистит зубы. Единственное отличие в том, что до этого был замечательный фильм с ее участием. Но, повторю, она очень крутая, работать с ней — одно удовольствие. И, думаю, нам это удалось. Я недавно видел кусочки фильма — очень круто! 

— Главный вопрос: будет тот самый «прыжок в свободу» в парижском аэропорту Ле Бурже 16 июня 1961 года?

— Да, будет, вы все увидите. Вообще, все актеры в фильме действительно крутые. И Рафаэль Персонас — шикарный французский актер, который играет Пьера Лакотта, и Калипсо Валуа, которая играет Клер Мотт. Эту команду я называю «дримтим» — команда мечты. Кстати, у нас съемки начались с того, что мы отпраздновали мой день рождения. Очень много людей было.

«ЧТО ВНУТРЕННЕЕ «Я» МНЕ ГОВОРИТ, ТО И НУЖНО ДЕЛАТЬ»

— В театре имени Джалиля любят вспоминать два казанских визита Рудольфа Нуриева. Перед каждым Нуриевским фестивалем в СМИ появляются интервью о тех встречах, раритетные фотографии, хотя с тех пор прошла уже четверть века. Ощущаете вы в своем театре этот культ Нуриева?

— Я думаю, что он в любом случае есть, потому что Нуриев приезжал, он знал, что наполовину татарин. Даже невооруженным глазом видно, что Рудольф Нуриев — татарин, и это помимо характера и прочего. Все понятно становится.

Помню, как у меня на Нуриевском фестивале была премьера — Али в «Корсаре». Я просто чувствовал какую-то дополнительную энергию. Это была его любимая роль. Я тогда бахнул очень хорошо, даже выходишь на сцену, и вот эта легкость есть, ощущение, что он (Нуриев — прим. ред.) рядышком где-то.

— Нуриев — это все-таки героический персонаж или трагический, если отойти от его судьбы только как танцовщика?

— Героический... Вот вы бы решились остаться в аэропорту Парижа?

— Тогда, в 60-е, вряд ли. 

— Вот в 60-е как раз. Чтобы рискнуть. Сама мысль, чтобы рискнуть и выйти не в России, а туда, представьте, какой сильный характер у человека, какая подсказка внутреннего духа внутри! Только после фильма начал понимать, что прислушиваюсь теперь только к внутреннему «я». Что внутреннее «я» мне говорит, то и нужно делать. Это действительно правда. Вот, например, чашечка кофе, вдруг к тебе подходят и говорят: «Это великолепная чашка». И вот раз мнение, второе, третье, четвертое — и это уже не ваше мнение. Ваше мнение то, что вы в первый раз подумали об этой чашке, его и надо слушать. А большинство людей зависимо от чужих мнений.

— То есть Нуриеву это удавалось — не слушать никого? 

— Он постоянно никого не слушал. Благодаря ему и начал прислушиваться только к своему собственному «я».

«Я ОЧЕНЬ ЛЮБЛЮ КАЗАНЬ — ЭТО ПРАВДА!»

— Вы в нескольких интервью говорили, что образцом современного танцовщика для вас является сейчас Иван Васильев.

— Был образцом, когда я еще был студентом. Но, безусловно, сейчас он остается одним из лучших современных танцовщиков.

— На его спектакли в Михайловском театре бешеные цены, он снимается в клипе певицы Валерии, поп-звезды гордятся дружбой с ним. Но мне кажется, что некоторые ревнители традиций против того, чтобы смешивались мир классического искусства и мир условной попсы.

— Это же нормально. Например, Джастин Тимберлейк — певец, создает свои альбомы, свои бренды. Вдруг он начал играть в кино, где раскрылся его талант. Раз — альбом выпустил, в рекламе снялся, снова снялся в фильме. Он вместил в себя все. Говорят же, что если человек талантлив, то талантлив во всем, но, правда, в своей сфере.

Если говорить конкретно о Васильеве, то, когда я приехал в Белорусское хореографическое училище, он выпускался и уже создавал невероятные вещи в то время. Маленький мальчик 18 лет такое вытворял, вытворять даже в 25 лет такое нереально. Повторю: я брал с него пример, сидел в залах допоздна, штудировал, потому что когда я поступил, то был худший в классе, а к выпуску стал одним из лучших. И только благодаря тому, что мотивировал себя на работу. Потому что не могу сказать, что у меня ах какие данные, но у меня есть харизма. Наверное, во мне есть частичка Нуриева, которая живет вот этой энергией. Я говорю об этом прямо, потому что назвал свои минусы и должен говорить о своих плюсах. А то, как ты подаешь это на сцене, называется профессионализмом.

Поэтому Иван танцевал, танцевал, сейчас переходит в медийное пространство и совмещает это с театром. Ничему это не мешает. То же я могу сказать и про Сережу Полунина. Я скорее могу брать с них пример, что и делаю. Действительно можно совмещать, почему бы этого не делать, если есть возможность? Сейчас мир другой, если у тебя есть возможности, надо за них браться, если у тебя есть эти самые возможности и талант.

— Нет ощущения, что в Казани становится уже немножко тесно с вашими планами, идеями?

— Сейчас на самом деле есть много всего — и приглашений, и так далее. Посмотрим, как сложится дальше, пока ничего конкретного не могу сказать. Я очень люблю Казань — это правда! Люблю театр и руководство, оно всегда идет мне навстречу, за 8 лет город стал уже моим домом. Но, конечно, чтобы становиться лучшим, твои горизонты должны быть шире.