«Православную практику мы унаследовали от культа Изиды и Осириса»

«УЖЕ И ТАК НАГОВОРИЛ НА 282-Ю СТАТЬЮ» 

«Это вопрос национальной безопасности, который наверху должны додумать были бы, но, к сожалению, там вообще не понимают, о чем речь. Для них фольклор — это два прихлопа, три притопа, танцульки и песенки, не что-то основополагающее», — сетовал едва ли не самый известный в России фольклорист Сергей Старостин, частый гость Казани и Свияжска, выступая в ходе круглого стола на тему «Роль традиционной культуры в поиске российской идентичности».

Мероприятие проходило в минувший понедельник в лектории Духосошественского храма, восстановленного на месте бывшего театра кукол в центре города, в рамках двухдневного фестиваля «Духов день», проходившего по благословению митрополита Казанского и Татарстанского Феофана и при поддержке исполкома Казани. Сам круглый стол собрал довольно внушительный список участников — известный столичный композитор Александр Маноцков (еще один большой друг Казани и Свияжска), певица и финалистка шоу «Голос» Тина Кузнецова (вечером ей предстояло выступить на «Духовом дне» с проектом Zventa Sventana), худрук фестиваля «Крутушка» Александр Батраков, руководитель фольклорных ансамблей «Оберег» и «Духов день» Луиза Леонтьева и некоторые слушатели.

Проблем сохранения и развития народного творчества в современном мире в результате было озвучено предостаточно: и сельские корни фольклора, неблизкие городскому жителю; и государство, которое то пускает ситуацию на самотек в уверенности, что народ сам спасет свою культуру, то так вмешается (как в 1917 году), что от этнического наследия почти ничего не остается. А попытки реанимировать фольклор через эстраду приводят к сомнительным полуфейковым кокошникам и популярной музыке, сетовали спикеры. 

Кстати, начало мероприятия ненадолго отложилось: как пояснила собравшимся координатор фестиваля «Духов день в Суконной слободе» и модератор мероприятия Мария Леонтьева, спикеры начали обсуждать тему за чаем в смежной комнате и так разошлись, что прервать их и перенести дискуссию в публичную плоскость минут 15 не представлялось возможным. Когда эксперты расселись, камеры были налажены, а таблички переставлены в соответствии с присутствующими, Леонтьева предложила всем поочередно сформулировать ответ на вопрос «Какова роль фольклора в современной России, какие вызовы стоят перед ним сейчас?» и начала с сидевшей с краю Кузнецовой.

Для ахнувшей певицы такой поворот событий явно оказался неожиданностью. «Я скажу очень просто, потому что занимаюсь этим практически. Чтобы это стало домашней родной потребностью, необходимо любить это как свой дом, свою семью. Это все понятно. В наше время нужно это внедрять каким-то актуальным языком... современным, — задумалась она.  — Кто должен этим заниматься? Тот, кому это надо, наверное».

Тина Кузнецова

Старостин («Все называют его дедом, – пояснила модератор, — это важно, это как бабай») начал с истоков народного творчества. «Когда мы говорим о фольклоре, мы подразумеваем художественное наследие сельских пространств. Ну что такое городской фольклор? По пальцам можно перечислить. Основы культуры формировались в селах – там был создан вековой свод законов бытия, взаимоотношений, поведения, мировоззренческих понятий, сформулированный через художественный образ. И мы пытаемся культуру, созданную не нами, созданную другими и для других условий проживания, навязать городскому жителю, который отмахивается от этого, как от назойливой мухи. „А зачем мне это, — думает он. – Хороводов на площади водить не буду, жаворонков закликать на улицу Ленина тоже не пойду. Смысл какой?“».

С этим позже в своем выступлении не согласился Маноцков, рассказав, что занимается, в частности, вполне новофольклорными практиками – застольными песнями. «Это такие песни, которые предназначены не для зеркальной оппозиции – вот здесь сцена, а здесь слушатели, исполнители поют, а слушатели слушают. Они специально сделаны, чтобы можно было подхватывать и петь всем вместе, — объяснил композитор, подчеркнув, что сейчас надо найти новые формы, органичные для современного человека. — Традиция – это не то, что было где-то. Традиция — это то, что имеет обновление, перспективу.  Как говорил Боб Дилан, кто-то же должен сочинять народные песни. Я их сочиняю и вполне с успехом – и они уже воспринимаются как  народные».

Старостин отметил, что органическое перетекание людей из сел и деревень в города – это полбеды, колоссальную роль в утрате фольклорной традиции сыграли события 1917 года, уничтожившие народную культуру в процессе переформатирования человека. А современное государство недооценивает значимость этого. «Может быть, особо стратегические мыслители думают так: веками народная культура жила сама по себе, никто ее не спонсировал, в ней не участвовал. Народ сам создавал то, в чем хотел участвовать, то, в чем хотел жить. Зачем же за это сейчас платить? Народ, если захочет выжить, найдет механизмы самосохранения», — предположил он.

Маноцков же, давний соратник Кирилла Серебренникова (опера Маноцкова «Чаадский“ в театре «Геликон-опера» — это последняя на данный момент театральная постановка Серебренникова, которую видел сам режиссер, находящийся под домашним арестом по делу «Седьмой студии» с августа 2017-го), высказался по этому поводу еще жестче. «Зачем государству нужно национальное? – поинтересовался композитор. – Оно нужно для поддержания имперскости, которая, как мы знаем из истории, служит для того занятия, которому оно с упоением предаются – для воровства и грабежа страны». Поэтому, по мысли Маноцкова, власти вполне устраивают вместо фольклора всякие вещи типа «Выйду ночью в поле с конем». В конце монолога он представил на месте министра культуры Старостина и свернул тему, потому что «уже и так наговорил на 282-ю статью» (статья 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» – прим. ред.). 

Александр Маноцков (справа)

«ФОЛЬКЛОР — ЭТО АВАНГАРД, И ХРИСТИАНСТВО — ЭТО АВАНГАРД»

Разговор о фольклоре в стенах храма нельзя было бы признать состоявшимся без разграничения духовной культуры и народной традиции, упирающейся корнями в язычество. «Проблема христианского искусства в том, что оно нехристианское. Мы еще не имеем христианского искусства – оно находится на пороге своего рождения», — обескуражил присутствующих Маноцков, предупредив, что все сказанное надо воспринимать в контексте его профессии. Он заявил, что православная вероисповедная практика полностью унаследована от языческих времен и циклична, в чем, с точки зрения многих богословов, заключается серьезное противоречие. «Есть Великий пост, мы все время хороним и воскрешаем Бога. Эта практика ритуально-мировоззренческая, которую мы унаследовали вообще от египтян. Я говорю об этом именно как художник, как человек, который работает со временем как с материалом. Я вынужден признать, что способ времяпроживания православной церкви – способ времяпроживания культа Изиды и Осириса. Мы проживаем умирающего и воскресающего Бога, и никаких в этом смысле противоречий с языческими традициями нет», — заявил Маноцков. 

По его мысли, «любая вероисповедная практика несет в себе все предыдущие практики», так что усматриваемое некоторыми противоречие духовного и фольклорного немножко надуманное и тусовочное. Кроме того, режиссер полагает, что каждому народу дана своя традиция не для того, чтобы говорить «мы татары», «мы русские» или «мы удмурты». Важно развернуть ситуацию в другую сторону. «Есть потрясающие вненациональные, вневременные вещи, которые важны для любого из нас — национальная музыка, песни. Их дали нам, не французам, не китайцам. У нас есть два варианта – сказать „да ну, это мне не нужно“ или восхититься и понести это дальше. Я смотрю на эту красоту, на этот дар и вижу, что это прекрасно. Увидеть это способен абсолютно любой человек любой национальности. Мы уже все перемешались этнически и как угодно. И чрезвычайно важно отыскать механизм генерирования этого, чтобы повернуться лицом из архаики в будущее. Это представляется собственно христианским мировоззрением. Христианство не про то, как оно когда-то было. Это культурология, язычество опять-же какие-то предки.. Оно полностью про будущее, поэтому фольклор — это авангард, и христианство — это авангард», — сказал он.

Александр Батраков

«АУТЕНТИЧНОСТЬ — ВСЕ, УМЕРЛА УЖЕ»

Прикладные сложности воспроизведения традиции обрисовал худрук «Крутушки» Батраков, скромно означивший свою позицию на мероприятии как «мимо шел и рядом постоял». В его глазах, народная традиция  — это комплексное явление. «Нельзя взять народную песню и только ей наслаждаться. Такой подход не раскрывает всей красоты и всей глубины: это мифология, костюм, как отдельный организм. Сама по себе песня — только рука этого организма», — сравнил он.

«Мы живем в урбанизированном обществе: ремесло ушло в промышленность, мифология – в радио и телевидение, песня ушла на эстраду. А там очень жесткие рамки: короткий метр, доступность для масс (чтобы они билеты купили). Эстрада диктует определенный подход. И вот эта „Калинка-малинка“, эти картонные кокошники — следствие того, что фольклор пошел на сцену, стал развлекательным жанром, оторванным от контекста. В этом нет жизненной силы», — продолжил Батраков, признавшийся, что ему посчастливилось прожить 6 лет в глухой деревне в Сибири. «Чем сейчас молодежь зацепить — непонятно. Я считаю, что аутентичность — все, умерла уже, потому что фольклор передается из уст в уста, а цепь – все, прервалась в какой-то момент...» — печально засвидетельствовал он кончину народного творчества.

— Есть ансамбль «Краснопевцы», и ничего там не прервалось. Вот такие бегают, и все отлично, — перебил его Маноцков.

— Мы городские жители. Нам приходится использовать сцену, изгаляться там. Коллективы, которые подают народную музыку, пытаются подкупить людей современным звучанием, аранжировкой, чтобы они посмотрели в ту сторону, заинтересовались как-то, — сказал Батраков.

— Иисус тоже ходил по городам и весям. Он был очень хорошим пиарщиком, — неожиданно для всех произнесла Кузнецова.

Повисла пауза, из которой вышел Старостин. Он рассказал, как приехал однажды в какой-то город на аналогичное мероприятие и спросил у участников фольклористов, зачем они этим занимаются. Те ответили, что хотят вернуть народу культуру. «Я сказал: послушайте, вы не спасайте весь народ, пожалуйста, я вас прошу. Вы спасите себя. Потому что у нас всех глобалистское стремление „Я хочу Россию спасти. В 8:30 у меня подвиг“. Ребята, прорастите в себе хоть одну песню, тогда поймете ценность этого. И вам не надо будет доносить это: человек, который это увидит, сам потянется („Тянутся со страшной силой!“ – вклинился Маноцков). Когда мы взваливаем на себя крест миссионерства, когда мне говорят „Сергей Николаевич, вы должны туда, сюда, спасти там и вон там“, я говорю: ребята, можно я возьму две недели отпуска?»

Продолжила оплакивать потерянную аутентичность и Леонтьева. Руководитель фольклорных ансамблей сама пришла в национальном костюме и рассказала, как обрадовалась одному кряшенскому составу, а его участники вышли в зеленых картонных кокошниках и пели припев «Вера, надежда, любовь», и «это было так страшно!» А за ними вышел ансамбль Казанской консерватории с аутентичным звучанием и в национальных костюмах. И такой сдвиг, когда городские следуют традициям лучше деревенских, совершенно удивителен.

«Однажды мы пришли на Благовещение в храм, и одна бабка другой говорит: „Смотри, цыгане“. А вторая отвечает: „Ничего, им тоже надо“. И становится от этого страшно. Есть ансамбль „Искорка“, который каждый год приезжает на „Крутушку“ в новых атласных сарафанах с новой искоркой! И в картонном же алом кокошнике», — возмущенно перечисляла Леонтьева.

Луиза Леонтьева

«Простите, а что смущает фольклористов в  ярких новодельных костюмах? — поинтересовалась Кузнецова. — Мне кажется, это просто дело вкуса. Бабушки эти же самые хотят современных ярких цветов».

Ее перебила, желая ответить на вопрос, руководитель центра русского фольклора Казани Светлана Первакова, не заявленная в качестве спикера и сидевшая как слушательница в первом ряду. Но пока ей передавали микрофон, свою ремарку вставила и модератор, рассказавшая, как на «Каравоне» в нее с подругой, одетых в реконструированные костюмы, тыкали пальцами с комментариями: «Они настоящие!» По ее словам, ни одна женщина не выйдет в таком же сарафане и кокошнике, как и десяток других женщин, потому что «это неестественно». Как быть при этом с понятием ансамбля, она не уточнила. У Перваковой был другой аргумент: она считает, что в кокошнике, его форме, цвете и размере, заложен глубинный смысл, и неправильно, когда одежду, которая предназначалась для молодых женщин, надевают и дамы в возрасте.

«Кокошник — это принадлежность женщины детородного возраста, в первые годы ее замужества. А у нас все готовы рожать — от 50 до 99 лет — все в кокошниках! Нехорошо это, когда старая морщинистая бабулька намажет эти румяна, нацепит кокошник, — это некрасиво! — распиналась она. — Это дискредитация!»

«А красиво, когда кинозвезда 80-летняя себе накачивает губы?» — поинтересовался у нее Старостин. Первакова ответила, что кинодивы могут делать что хотят, но эти бабушки представляют культуру.

«А чем лучше „Бурановские бабушки“, которые выходят в абсолютно аутентичных костюмах, но поют бог знает что?» — продолжал Старостин. Выяснилось, что ничем не лучше. Но руководитель центра фольклора просто так микрофон не отдавала. Она рассказала, что в Татарстане из 150 коллективов (в ужасных костюмах!) только четыре хотят «петь „традицию“», но не знают, как это делается. «У них есть бабушки, которые говорят на диалекте, надо вслушиваться. В села надо выходить и помогать им. Второй путь — коллективы при храмах, потому что традиционная культура — это не только земля, но и община», — нарисовала она два выхода.

При упоминании храма журналисты зашевелились и попросили прокомментировать сказанное тихо сидевшего отца Алексея (Чубакова) — хозяина мероприятия, настоятеля Духосошественского храма, при котором и существует возглавляемый Леонтьевой ансамбль «Духов день». «Раньше я тоже, честно говоря, считал, что в фольклоре существует богатая примесь язычества. Но это, наверное, общее мнение тех, кто не углублялся в тему. С другой стороны, у меня на душе спокойно. В храме появился ансамбль, и я понял, что церковь всегда умела очищать от языческих смыслов, если такие были. Тот же праздник Рождества. Мы знаем, что 25 декабря — праздник солнцестояния — языческий праздник. Церковь сознательно берет эту дату, дабы доказать, что истинное солнце — Христос. Поэтому я согласен со Светланой. Мы занимаемся тем, что при общине, гимназии многие детки занимаются фольклором. Изучая православную культуру, изучая  народную культуру, формируется русский характер. Я рад, что у нас при храме есть фольклорный ансамбль, что на этом круглом столе я подтвердил для себя, что нет никакой опасности для церкви от фольклора», — проговорил отец Алексей.

Сергей Старостин (слева)

«СИТУАЦИЯ С ТАТАРСКИМ ЯЗЫКОМ ПОШЛА НЕ В ТУ СТОРОНУ»

Конечно, в разговоре о фольклоре, проходившем в Казани, нельзя было вовсе обойти тему татарской культуры. На вопрос журналиста «БИЗНЕС Online» о том, как быть с идентичностью и фольклорными традициями разных народов России, Маноцков отметил, что у него как раз через 15 минут начинается обсуждение эпоса «Юсуф и Зулейха» Кул Гали с деятелями разных тюркских театров (удача организаторов круглого стола — композитор именно в эти дни участвует в качестве педагога на образовательном форуме «Науруз» театра им. Камала).

«Эта модель мне представляется очень важной. Во мне нет ничего тюркского. Но этничность конкретная в смысле хромосом не должна иметь значения. Современный человек не обусловлен этничностью, как жизненным, географическим императивом. И было бы здорово, если бы мы относились к этому многообразию как к богатству. Мне довелось быть тюркским художником, норвежским, украинским — я обогащаюсь за счет того, что вхожу в это как в свое. Было бы здорово, если бы частью нашей идентичности стало понятие полиидентичность. Я природный казах, моя мама карелка, я сейчас буду заниматься метрикой Кул Гали. И у каждого человека есть такая возможность. Чтобы любой, вне зависимости от своей медицинской этничности, смог туда войти. Чтобы это служило не для возведения перегородок по линии Булака или еще где-нибудь, а было основой, созданием дверей для входа, причем чтобы это было не просто, как часто бывает, наслаждение экзотикой — „О! чужое, интересно“, — а чтобы мы осваивали это как свое. В этом смысле ситуация с татарским языком пошла не в ту сторону, в  которую могла бы пойти. Я понимаю, что, наверное, где-то и преподавали паршиво. Но хорошо бы его хорошо преподавать. Как раз праздник Троицы — здорово было бы, если все люди, живущие в России... ну если не говорили бы на всех языках в ней, но понимали, что это многообразие — дар духа святаго», — сказал он.

В продолжение этой истории Старостин вспомнил «замечательный духовный поминальный стих» «Куда летишь, кукушечка», протяжное начало которого напел вместе с Маноцковым.  

Куда летишь, кукушечка
Лечу, лечу я в тот отлет
Чтобы найти душе покой
Найди, найди сама сабе
Пойди к стопам Спасителя
Пролей пред ним источник слез
Проси его о помощи,
Чтобы он дал душе покой,
Чтоб он простил грехи твои,
Грехи твои великие.

«Вот квинтэссеция того, к чему человек должен идти. Он должен спасти самого себя. Говоря об идентичности, мы не подразумеваем, что спасем весь народ и всему народу дадим некую идентичность, повесим какой-то знак. Каждый для себя должен определить путь, осознать, какую ценность он представляет для себя и близких людей»,  — заключил Старостин.