Ринат Гайфутдинов: «Мы отказываем не только в обысках, но и в арестах.Политика органов следствия зачастую такова, что любой повод — и человек два месяца сидит, три, год, два. А когда к нам приходят материалы о продлении меры пресечения, мы видим, что человек даже не допрашивается» Ринат Гайфутдинов: «Мы отказываем не только в обысках, но и в арестах. Политика органов следствия зачастую такова, что любой повод — и человек два месяца сидит, три, год, два»

ОЖИДАЛИ РОСТА «ЗЕМЕЛЬНЫХ ДЕЛ», А ПРОИЗОШЛО, НАОБОРОТ, СНИЖЕНИЕ

В прошлом году Набережночелнинским городским судом было рассмотрено 4 887 гражданских дел и 713 уголовных, плюс различных материалов в рамках исполнения решений 2 211. Такая информация была озвучена на состоявшей в редакции «БИЗНЕС Online» интернет-конференции с участием председателя суда Рината Гайфутдинова, его заместителя Жанны Низамовой и судьи Мансура Саитгареева.

«Суд работает стабильно, — оценил ситуацию Гайфутдинов. — Стабильность выражается в том, что нас не лихорадит. А то бывало, что, например, банки массово рушились, люди толпами шли в суд — десятками тысяч, были дела с недостроем и так далее. Сейчас такого нет, все встало на свои места. Сейчас категория уголовных дел находится примерно на одном и том же уровне. Основную массу составляют дела по хищениям — кражи, разбои, грабежи — это 40 процентов всех дел. Но вот то, что беспокоит и всегда беспокоило, — это дела, связанные с незаконным оборотом наркотиков. Их, к сожалению, меньше не становится. По кражам в этом году было рассмотрено 167 дел, по грабежам — 61, по мошенничествам, по разбоям и вымогательствам — по 11, по присвоению имущества — 6. Все вместе получается около 250, а связанных с оборотом наркотиков — 150. Это, кстати, больше, чем за аналогичный период прошлого года».

По словам Низамовой, в гражданском судопроизводстве нагрузка на одного судью среднестатистическая для больших городов республики — порядка 800 дел в год, плюс еще материалов в рамках исполнения решений по 350–400. Это, конечно, больше, чем в уголовном судопроизводстве, где на 14 судей пришлось 713 дел (около 50 на человека в год). Но сравнивать вряд ли стоит. «Дело делу рознь, — приводит очевидный факт Гайнутдинов. — Взять, например, уголовное дело по „Наследию“. Там только потерпевших больше 2 тысяч человек. Только представьте, сколько времени нужно, чтобы такое дело рассмотреть».

Гражданских дел в этом году было рассмотрено на 576 меньше, чем в первом полугодии 2017-го, зато количество материалов в рамках исполнения увеличилось практически на 1000. При этом зафиксирован рост дел по семейным спорам и по трудовым взаимоотношениям, а вот число дел по спорам, возникающим из жилищных правоотношений и земельных, наоборот, сократилось. «В прошлом году мы проводили пресс-конференцию, тогда говорили, что, наоборот, был рост дел по земельным правоотношениям, — напомнила Низамова. — И прогнозировали, что такая же ситуация будет наблюдаться и в этом году. Но практика показала обратное — идет снижение. Мне видится, что это связано с тем, что много вопросов разрешается на стадии досудебного урегулирования. Кроме того, больше исков направляется в Арбитражный суд, потому что стало больше споров, связанных с юридическими лицами, а не физическими».

По словам Низамовой, в гражданском судопроизводстве нагрузка на одного судью среднестатистическая для больших городов республики — порядка 800 дел в год, плюс еще материалов в рамках исполнения решений — по 350-400 По словам Низамовой, в гражданском судопроизводстве нагрузка на одного судью среднестатистическая для больших городов республики — порядка 800 дел в год, плюс еще материалов в рамках исполнения решений по 350–400

«МЫ ЗА ГОЛОВУ СХВАТИЛИСЬ: ИДЕТ КАКАЯ-ТО ВАКХАНАЛИЯ»

Есть еще такая категория дел — по Кодексу по административному судопроизводству (КАС). По словам Саитгареева, их каждый год становится все больше. В этом году рост составил 60 дел. «Люди чаще стали обращаться в суд с обжалованием действий или бездействия должностных лиц, — поясняет он. — В частности, 25 июня поступил иск Валиуллина (Рушан Валиуллин — челнинский активистприм. ред.) к исполнительному комитету о признании незаконным отказа в согласовании публичного мероприятия (акции против повышения пенсионного возрастаприм. ред.). Исковое заявление было рассмотрено, вынесено решение и отказано в удовлетворении исковых требований. Это решение было обжаловано, сейчас оно находится в Верховном суде РТ и пока не рассмотрено».

Кроме того, как озвучил Саитгареев, в городе рассмотрено 689 дел по административным правонарушениям и 827 жалоб на постановления административных органов, а по мере избрания или продления меры пресечения — 526 ходатайств органов предварительного расследования. «Помимо этого, мы даем еще разрешение на производство обысков, выемки доказательств, — добавляет судья. — Там количество растет каждый год. За 6 месяцев мы рассмотрели 1 768 таких ходатайств следователей. Увеличение огромное идет — почти на полтысячи». Очевидно, что данная статистика стала следствием того, что суд в октябре 2017 года признал сразу пять обысков, проведенных по «делу Миронова», незаконными. Напомним, что тогда следственные действия прошли у самого Алексея Миронова, а также у экс-руководителя исполкома Фархада Латыпова и его бывших подчиненных: Рафара Шакирова, Ирины Сибекиной и Люции Кудряшовой. Уже после обысков следователи обратились в суд, чтобы их узаконить, так как они якобы «были произведены в случае, не терпящем отлагательств», однако суд пришел к выводу, что оснований для этого не имелось.

Мансур Саитгареев: «Люди чаще стали обращаются в суд с обжалованием действий или бездействия должностных лиц» Мансур Саитгареев: «Люди чаще стали обращаются в суд с обжалованием действий или бездействия должностных лиц»

«Такая практика была всегда, об этом мы всегда говорим, — прокомментировал статистику Гайфутдинов. — Мы били не только по рукам, но и по головам следователей, дознавателей. Мы всегда с этим боролись, потому что цифры катастрофические. По сути, они несуразные, необъяснимые ни с процессуальной точки зрения, ни с человеческой. Преступление совершено, например, 6 месяцев назад. Естественно, актуальность обыска пропала. А они приходят ранним утром или поздним вечером и проводят обыск. В чем надобность?»

«Любой обыск — это нарушение неприкосновенности жилища, — добавляет Саитгареев. — УПК предоставляет право органам предварительного расследования без санкции суда зайти в жилище и провести обыск, но иногда это делается повально. Мы буквально за голову схватились — идет какая-то вакханалия: в 5–6 утра забегают оперативники, начинают „шмонать“ квартиры и выносить-изымать практически все. Есть же правовые основания для производства обыска, не терпящего отлагательств, и на суде лежит обязанность проверки законности этих оснований. Пленум Верховного суда четко обозначил, какие обстоятельства могут быть исключительными: это угроза уничтожения вещественных доказательств, или человек может скрыться, или есть данные, что в жилище совершается преступление в этот момент. Вот это действительно обстоятельства, не терпящие обстоятельств. А то, что они в вечернее время приходят на обыск и мотивируют тем, что рабочий день закончился и у них нет возможности обратиться в суд за разрешением, — это не основание. Если дело возбуждено три года назад и появляются какие-то обстоятельства, то это смешно. Дождаться утра, когда суд начинает работать, и обратиться к нам за разрешением — ничего сложного в этом нет. И результат есть: у нас идет огромное снижение — почти в 2 раза по сравнению с прошлым годом — по производству таких обысков».

НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ОЩУЩЕНИЯ, ЧТО ЕСЛИ ДЕЛО ПОСТУПИЛО В СУД, ТО В НЕМ ВСЕ ХОРОШО»

Возвращаясь к теме мер пресечения, Гайфутдинов рассказал, что суд нередко отказывает следователям в заключении людей под стражу, особенно если это касается предпринимателей. «Мы отказываем не только в обысках, но и в арестах, — говорит председатель горсуда. — Политика органов следствия зачастую такова, что любой повод — и человек два месяца сидит, три, год, два. А когда к нам приходят материалы о продлении меры пресечения, мы видим, что человек даже не допрашивается, он просто сидит. Но тут нужно учитывать, что мы конечная инстанция для принятия решений. Орган следствия провел следственные действия, слил информацию в прессу, возник ажиотаж, засветилась известная фамилия, пошли многочисленные комментарии... То есть они пропиарились, а где результат-то? Результата нет. У читателей не должно быть ощущения, что если дело поступило в суд и оно прошито-пронумеровано, то в нем все хорошо. Качество следствия всегда было предметом критики. Мы на это очень серьезное внимание обращаем. На сегодняшний день мы за полгода 17 дел возвратили прокурору. Это говорит о том, что дело поступило в суд в таком виде, что мы просто не можем вынести решение. А мы возвратом дела прокурору даем возможность, может быть, принять другое процессуальное решение, возможно, даже в пользу обвиняемого».

По словам Гайфутдинова, сейчас, например, по бизнесу вопрос ставится очень жестко: уголовное преследование по предпринимательской деятельности планируется свести на нет. Председатель суда считает это хорошей идеей. Кроме того, он упоминает, что есть целый перечень статей, по которым запрещено по предпринимательской деятельности арестовывать людей. «Ни по одному предпринимателю у нас не избрана мера пресечения в виде ареста, — добавляет Саитгареев. — Но это если дело касается именно его предпринимательской деятельности. Бывают случаи, когда они совершают преступление, не связанное со своей предпринимательской деятельностью. Тут уже может быть и мера пресечения в виде содержания под стражей».

Полная стенограмма беседы будет опубликована на сайте «БИЗНЕС Online».

P.S. Редакция газеты благодарит Акибанк, генерального партнера проекта интернет-конференции «БИЗНЕС Online» в Закамье, за сотрудничество, способствующее информационной открытости бизнеса и органов власти и в целом деловому развитию региона. 

Генеральный партнер проекта