. В концертном исполнении оперы «Искатели жемчуга» партнершей Пласидо Доминго выступила сопрано из Татарстана Аида Гарифуллина
Фото: ©Salzburger Festspiele / Marco Borrelli

ДВОЙНОЙ ДЕБЮТ

«Искателям жемчуга» заочно было отведено выигрышное место в зальцбургской «золотой миле» — последней неделе фестивальной программы, для которой интендант Маркус Хинтерхойзер и его подопечные приберегли самые ожидаемые концерты форума. Два выступления Берлинского филармонического оркестра с его новым худруком Кириллом Петренко, финал бетховенского цикла Теодора Курентзиса, двойной бенефис Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова — звездный контекст, окружавший исполнение оперы Жоржа Бизе, говорит, что называется, сам за себя. Разумеется, статус «Искателей жемчуга» как одного из ключевых событий Зальцбурга-2018 определялся участием Пласидо Доминго. 21 января 1964 года юный тенор отмечал свое 23-летие дебютом в роли Надира. 54 (!) сезона спустя Доминго, перешедшему в последние годы с теноровых партий на баритоновые, предстояло дебютировать в Зальцбурге в той же опере, но теперь уже в роли Зурги, которая должна была стать 150-й по счету в необъятном репертуаре выдающегося певца. Голова, согласитесь, идет кругом от одной лишь этой арифметики — и по большому счету не так уж важно, насколько хорош или плох оказался бы Зурга 77-летнего Доминго: зальцбургские «Искатели жемчуга» в любом случае проходили по разряду исторического события.

Известный своими менеджерскими талантами и лично подбиравший партнеров по сцене Доминго сделал все для того, чтобы исполнение оперы Бизе запомнилось одной из ярчайших кульминаций фестиваля — в первую очередь благодаря прицельному кастингу. В том, кто именно из ведущих певцов нашего времени исполнит партию Надира, не существовало никакой интриги: с самого начала было понятно, что эта роль идеально подходит мексиканцу Хавьеру Камарене — претенденту на звание первого тенора мира и уж точно крупнейшему на сегодняшний день специалисту по бельканто. Главные ожидания вечера были связаны скорее с выступлением в роли Лейлы Аиды Гарифуллиной: заинтересованный неуклонным карьерным движением вверх татарского сопрано, форум присматривается к новой для себя героине, а признание в Зальцбурге, как известно, дорогого стоит. Поющей сегодня во всех крупнейших оперных домах мира от венской Staatsoper до нью-йоркской Met, Гарифуллиной вроде бы нет нужды кому-то что-то доказывать, но Зальцбургский фестиваль вовсе не случайно называют центром музыкальной вселенной: дебют в оперной столице Европы — это знак перехода на качественно новый уровень, экзамен на вступление в высшую певческую лигу.

©Salzburger Festspiele / Marco Borrelli

НА ГРАНИ НЕРВНОГО СРЫВА

Выбор материала для этого ответственного испытания казался одновременно и выигрышным, и рискованным. Сочиненная за 12 лет до «Кармен», вторая по счету опера Бизе всегда оставалась в тени главной партитуры композитора, хотя фрагменты «Искателей жемчуга» постоянно украшают концертные программы знаменитых вокалистов. В основе сюжета оперы — классический любовный треугольник: охотник Надир и ловец жемчуга Зурга без ума от обольстительно-неприступной храмовой жрицы Лейлы, таинственная красота которой заключена в ее голосе... Дурманящие молитвы, массовые эпизоды с восточным колоритом, финальная сцена пожара, в котором должны сгореть приговоренные к смерти Надир и Лейла, счастливое спасение влюбленных «под занавес» — эффектная ориентальная драма относится к лучшим творениям французского музыкального театра, хотя сегодня, как и 50, и 100 лет назад, она ставится на большой сцене не слишком часто (любопытно, что в начале 2000-х единственным в России городом, где можно было услышать «Искателей жемчуга», какое-то время оставалась Казань: в 2003 году оперу Бизе поставили в театре им. Джалиля). Проклятье «Искателей жемчуга» — в дьявольской трудности партитуры: найти лирического тенора, который способен «отоварить» партию Надира, в которой когда-то блистал Лемешев, или колоратурное сопрано, которое не испугается сумасшедших каденций Лейлы, с каждым годом становится все труднее.

Учитывая все эти обстоятельства, легко понять, почему в дни, когда в Зальцбурге звучали «Искатели жемчуга», воздух в районе фестивального мультиплекса был по-настоящему наэлектризован. Уж слишком много опасений возникало в сознании опероманов: как будет звучать Доминго в совершенно новом для себя материале? Не слишком ли велик окажется для его голоса монументальный Большой фестивальный дворец? Не потеряется ли в акустике самой вместительной площадки Зальцбурга хрупкая, ажурной выделки партитура Бизе? Вначале реальность оправдывала самые пессимистические прогнозы скептиков — причем беда, как водится, пришла, откуда ее не ждали. В едва ли не главном хите «Искателей жемчуга» — меланхолическом романсе Надира — славящийся своими феноменальными верхними нотами Камарена допускал одну досадную неточность за другой, погружая зрительный зал в унылую оторопь. На таком фоне Доминго с его вокальным и актерским апломбами и смотрелся, и звучал вполне себе по-олимпийски — возможно, его интерпретацию не стоит сравнивать с Сесто Брускантини, Ренато Брузоном и другими эталонными исполнителями роли Зурги, но победителей, как говорится, не судят: иначе как профессиональным и человеческим подвигом зальцбургский дебют убеленного сединами легендарного певца назвать невозможно.


«В ЗАЛЬЦБУРГЕ НА НАШИХ ГЛАЗАХ ПРОИСХОДИЛО РАДИКАЛЬНОЕ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ПРИВЫЧНОГО ОБРАЗА ГАРИФУЛЛИНОЙ»

По-хорошему с обоих вечеров из Большого фестивального дворца стоило вести прямую трансляцию с синхронными комментариями на манер спортивных: эмоции зашкаливали так, как это происходит на ответственных футбольных или хоккейных матчах. Уровень адреналина в крови оперных болельщиков исправно поддерживал Риккардо Минази за пультом оркестра «Моцартеум» — дирижер-старинщик, специализирующийся главным образом на барочном репертуаре, и «Искателей жемчуга» сыграл с таким же драйвом и на таких же скоростях, что обычно отличают интерпретации оперных партитур XVIII века. Вот Доминго и Камарена заканчивают свой первый дуэт, в котором их герои клянутся в вечной дружбе, — и исполнение прерывается на несколько минут аплодисментами такой интенсивности и продолжительности, какие сегодня обычно слышишь разве что на записях концертов оперных героев прошлого. Аудиторию лихорадит, она буквально воет от восторга и, кажется, готова устроить стоячую овацию уже в самом начале вечера — к моменту вступления в игру Гарифуллиной зрительный зал разгорячен до предела.

©Salzburger Festspiele / Marco Borrelli

Музыкальная драматургия «Искателей жемчуга» очень выигрышна для исполнительницы партии Лейлы: неслучайно эту находящуюся в центре повествования роль так любили Илеана Котрубас, Мариэлла Девиа и Барбара Хендрикс. Долго подготавливаемое, театрально обставленное композитором первое появление героини — одно из центральных событий партитуры. В выходной арии Гарифуллина предстала перед зальцбургской публикой в привычном для себя амплуа: узнаваемо точные фиоритуры, идеальная ровность верхнего и среднего регистра, плетение колоратурного кружева, тихие кульминации, в которых голос взмывает на октаву вверх, — вау-эффект был достигнут, как казалось, без малейших затруднений со стороны певицы. Первый акт вечера завершался изысканно филированными трелями Лейлы-Гарифуллиной — и потому именно ей досталась львиная доля зрительских восторгов в антракте. Впрочем, истинные знатоки не торопились с выводами: единственная женская партия в «Искателях жемчуга» отличается многогранностью — ее невозможно взять одной только краской, пребывая лишь в амплуа инженю.

Во втором и третьем акте Бизе действительно требует от исполнительницы роли Лейлы эмоционального объема, наполненной театральности, неподдельного артистизма. И для дуэта с мужественным верховным жрецом Нурабадом (превосходный Станислав Трофимов), и для последующей каватины, и для дуэта с Надиром, и для драмы третьего акта Гарифуллиной удалось мобилизовать совершенно другую грань своего таланта — ту, что хорошо известна ее поклонникам хотя бы по роли Снегурочки в парижском спектакле Дмитрия Чернякова. Но тогда с певицей над созданием образа работал выдающийся режиссер, сейчас же Гарифуллина оказалась предоставлена сама себе. Хотя любящие косо смотреть на все происходящее в Зальцбурге австрийские критики успели пожаловаться на недостаток драматических красок в ее Лейле, трудно было не заметить, что в Зальцбурге на наших глазах происходило радикальное переосмысление привычного образа Гарифуллиной. Вместо безукоризненной холодной виртуозки в «Искателях жемчуга» на сцену вышло превосходное лирическое сопрано, в полнокровном таланте которой хрупкость соединяется с силой экспрессии.

©Salzburger Festspiele / Marco Borrelli

Возможно, именно этот потенциал Гарифуллиной предвидел Доминго в 2013 году, когда слушал ее на конкурсе Operalia. Пять лет спустя певица выступила его идеальной сценической партнершей — огненный дуэт Зурги и Лейлы из третьего акта напомнил о том, что иные концертные исполнения опер могут быть куда увлекательнее полноценных театральных постановок. Чувства аудитории Большого фестивального дворца афористично резюмировал один из зрителей, делившихся по завершении концерта впечатлениями со своей спутницей: «Ждали одну Аиду — получили другую». 

Как известно, гвоздем Зальцбурга-2018 должно было стать возобновление прошлогодней постановки вердиевской «Аиды» с Нетребко, однако по не афишируемым дирекцией причинам этот спектакль выпал из фестивальной программы. Но свято место пусто не бывает — особенно в те времена, когда на сцену выходит новое поколение оперных звезд. В будущем сезоне Гарифуллиной предстоит закрепить зальцбургский успех в Вене (Адина в «Любовном напитке» и Джильда в «Риголетто»), Нью-Йорке (Церлина в «Дон Жуане»), а главное — в Берлине: на фестивале Festtage она снова встретится с Черняковым, на этот раз — в прокофьевском «Обручении в монастыре».

Дмитрий Ренанский