Айдар Шарипов: «У нас здесь любят потрясти чак-чаком – и всё!»

Айдар Шарипов: «У молодежи много энергии, творческих самобытных идей. И вот эти люди, которые выпустились, и бюджет, который распределяется, — они очень редко встречаются между собой» Фото: Андрей Титов

«БЕНИСИО ДЕЛЬ ТОРО ПОСЛЕ ФИЛЬМОВ ВЫХОДИЛ, САДИЛСЯ НА СКАМЕЙКУ, КУРИЛ»

— Айдар, на открытии казанского фестиваля мусульманского кино в начале сентября, помнится, вы были в элегантном смокинге. Костюм остался с Каннского фестиваля?

— Да. На Каннском кинофестивале очень строгий дресс-код… Только черные смокинги для мужчин. Женщинам там проще.

— Вы были оператором-постановщиком казахстанского фильма «Ласковое безразличие мира», который демонстрировался во второй по значимости конкурсной программе Каннского фестиваля – 2018 «Особый взгляд». Не всегда рядовой зритель понимает здесь разницу с основным конкурсом…

— Там такое разделение: основной конкурс более политизированный, на нем можно выразить мнение по актуальным вопросам. Соответственно, должны быть какие-то более интересные и горячие темы: тут и картина Кирилла Семеновича Серебренникова, и работа иранца Джафара Панахи, который был под арестом за антиправительственную деятельность. «Особый взгляд» — это все-таки в большей степени авторское кино, хотя и оно может быть жестким. Получается, что в Каннах есть два основных конкурса.

— В том, как все устроено в Каннах, чувствуется пафос?

— Сложно назвать это пафосом. Мне кажется, что все там демократично и продумано. К примеру, жюри «Особого взгляда» возглавлял в прошлом году знаменитый актер Бенисио дель Торо: после фильмов он выходил, садился на скамейку, курил. В общем, спокойно можно было к нему подойти и обсудить что-либо. Но мы не могли подходить, там есть правила: ни режиссеру, ни съемочной группе нельзя общаться с жюри.

— В итоге с кем-то из знаменитостей удалось поговорить на Лазурном Берегу?

— Мне пока нечего им сказать. Люди востребованные, с плотным рабочим графиком. Если это актеры, то с ними более логично разговаривать в совместной работе. Если режиссеры, то пусть лучше они посмотрят мой фильм и решат, интересно ли со мной общаться. Так что я спокойно отношусь к подобным вещам.

— Как вообще происходит подготовка к показу фильма для каннского жюри и появлению на каннской лестнице?

— Это интересно, потому что там организация на очень высоком уровне. Ночью перед показом съемочную группу привели в пустой кинотеатр, где с нами сидел человек с гарнитурой, связывавшийся с кинопроекторной, и весь фильм «прогоняли»: смотрели, нравится ли изображение, звук, все ли синхронно. Все-таки это очень большое и серьезное мероприятие. Показ, в котором не может быть ошибок.

В день премьеры фильма… Фишка «Особого взгляда» в том, что на входе играет саундтрек картины на всю улицу… Съемочная группа в смокингах… Заводят в зал, сажают на определенный ряд. У нас на «Ласковом безразличии мира» был полный аншлаг, кто-то даже не смог попасть. Был замечательный отклик зрителей, Бенисио дель Торо хлопал в ладоши.

— То есть членам жюри можно показывать эмоции?

— Да, они же тоже зрители и могут проявлять эмоции. Но меня больше занимала дальнейшая судьба картины, потому что все фильмы, которые попадают на эти конкурсы, автоматически проходят во французский прокат. Мне продюсеры сказали, что мы были на шестом месте по сборам во Франции, как раз среди фильмов из конкурса Канн, например, обогнали Спайка Ли с фильмом «Черный клановец». А лидировал там Павликовский с «Холодной войной». Для меня это особенно ценно: мы сняли кино за достаточно маленькие деньги, но к нему в Европе отнеслись серьезно. В России такого нет…

«МНЕ РЕЖИССЕР СКАЗАЛ: «МЫ НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИМ В КАЗАНИ!» ПОЧЕМУ-ТО ОН БЫЛ В ЭТОМ УВЕРЕН»

— В России «Ласковое безразличие мира» не вышло даже в ограниченный прокат, почему?

— В России у нас были показы в рамках мусульманского кинофестиваля в Казани, а также на фестивале на Сахалине. Я думаю, что дело в деньгах, прокатчики посчитали, что не окупится, скорее всего. Казахстанский фильм, треть фильма на казахском языке (хотя все остальное на русском), нужны субтитры… Сложно, наверное, пока со всем этим. На самом деле и в Казахстане с прокатом было не очень, экранов 6 или 8 на всю республику. Это очень мало! В общем даже там очень «криво» все происходило.

— Странно, что такое происходит на родине громкого фестивального фильма.

— Мало кто заинтересован. Там была сложная история с инвесторами фильма, никто абсолютно не верил вообще в любые перспективы данной картины — ни в фестивальные, ни в прокатные.

— Вы называете фильмы Адильхана Ержанова, режиссера «Ласкового безразличия мира», «партизанским кино». Что это значит?

— «Партизанская» история родилась, собственно, из-за того, что бóльшая часть картин снимается в Казахстане с поддержкой киностудий: в них есть регламент, темы, цензура. «Партизаны» — это те люди, которые могут производить что-то достойное даже без поддержки киностудии. По сути, это та же самая ситуация, которая у нас была лет 15 назад, потому что сейчас уже много частных киностудий: BAZELEVS, «Водород», ArtPictures, которые уже сами как-то находят финансирование. Частично из фонда кино, частично инвестиции, product placement… А там, если ты запускаешь киностудию, тебе дают достаточно денег, но ты играешь по их правилам.

В фильмах же Ержанова поднимаются очень острые для Казахстана темы, которые, правда, и у нас актуальны: режиссер Юрий Быков их раскрывает в своих фильмах…

— То есть фильмы Ержанова — это во многом социальное кино?

— Да, социальная тема, но в кинематографичной форме. Это не документальное, а больше авторское видение той или иной проблемы, которую Адильхан как житель Казахстана пропускает через себя. Кстати, мы недавно сняли с Ерхановым еще одну совместную картину. Осенью я там провел два с половиной месяца — это долгое время.

«Я улетел до закрытия фестиваля из Казани, о чем сейчас жалею. Понимаю, что надо было все-таки перенести [вылет]. Получилось не очень складно. Ну хорошо хоть моя мама достойно вышла, поблагодарила всех…» Фото: пресс-служба XIV КМФМК

— Как «Ласковое безразличие мира» попало на казанский фестиваль мусульманского кино?

— Мы общались с Рузилей Мухаметовой из «Татар-информа», она предложила показать этот фильм организаторам. Но, вообще, наш фильм в Казани — это огромный подарок от немецких дистрибьютеров, продюсеров картины. Естественно, после Канн все хотят получить фильм на свой фестиваль. И до сих пор еще идет волна такого общения.

Но для меня, конечно, было приятно, это некий логичный процесс, потому что я здесь, в Казани, получал образование, начинал снимать кино. И это все привело к тому, что я могу презентовать свою работу на кинофестивале. Моя заинтересованность была в основном в этом, потому что в принципе нам не так важно было что-то где-то еще заявить, хотя, естественно, у продюсеров был интерес попробовать делать копродукцию с Татарстаном. Но это все, естественно, для того, чтобы получить независимое финансирование, которое является основной частью «партизанского кино». Создание фильма, где тебе не ставят никаких рамок. Хотя я бы не сказал, что у нас очень жесткие фильмы, но для Казахстана эта тема болезненна…

— Да, в Татарстане на такие проекты вряд ли можно найти деньги.

— В общем, да. Разговоры в основном заканчивались словами, что через год или два, может быть, будет финансирование.

— На закрытии казанского фестиваля ваша картина получила главный приз, но только ваша мама смогла выйти на сцену, чтобы его получить…

— Это была очень странная история, потому что мне режиссер сказал: «Мы ничего не получим в Казани!» Почему-то он был в этом уверен. И мне купили билет в Казахстан для работы над следующей картиной. По сути, я улетел туда до закрытия фестиваля из Казани, о чем сейчас жалею. Понимаю, что надо было все-таки перенести [вылет]. Получилось не очень складно. Ну хорошо хоть моя мама достойно вышла, поблагодарила всех…

SAMVEL from realbakirov on Vimeo.

«МЫ СНЯЛИ В АРМЕНИИ ДЛЯ «ЯНДЕКСА» ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ФИЛЬМ, ТАКОЙ «ПОЛУДОК», ПРО ТАКСИСТА-ХУДОЖНИКА»

— Вы сейчас москвич. А можно спросить: где лежит ваша трудовая книжка?

— Если бы она была у меня… В нашей профессии все работают по договорам. С Москвой так: я там работаю, а уехал туда из-за того, что в столице больше возможностей реализовываться и развиваться в профессиональном плане. Я долго «заходил» в Москву, сначала наездами. И с вгиковцами снимал дипломный фильм, рекламу снимал достаточно долго.

Москва — точно такое же место, просто там есть более комфортные условия труда, количество специалистов на квадратный метр больше, из-за этого они качественнее в работе. Я достаточно редко бываю в Казани, но, в принципе, в городе с точки зрения развития кино практически ничего не изменилось за те два года, что меня не было. Хотя я безумно рад тому, что здесь снимают сериал «Зулейха открывает глаза», что построили натурные декорации, что они устроили во время съемок на Кремлевской… Это очень круто! Хорошо бы таких проектов было в Казани и Татарстане больше.

— Но вы же не только снимаете полный метр для фильмов, которые попадают на Каннский фестиваль. Вам не приходится снимать как оператору, например, какие-нибудь VIP-свадьбы?

— Нет, это не творческая работа, рутинная. Я предпочитаю работать так: приходит проект, ты его разрабатываешь, вносишь свои операторские правки, предложения. И происходит полный цикл: работа с режиссером, художником-постановщиком, с костюмами, цветом, гримерами, раскадровкой… И в итоге получается короткий качественный продукт, если мы говорим о рекламе. Естественно, ты стараешься соблюсти интересы клиента. Но пока мне везет на творческие рекламы.

— Например?

— Мы сняли в Армении для «Яндекса» документальный фильм, такой «полудок», про таксиста-художника. Мы сняли в Сочи рекламу телефона на пленку. Можно сказать, что это творчество. Вот такие вещи. Ну и я сейчас в сорежиссерстве с Натальей Османн, одним из создателей проекта Follow Me («Следуй за мной»), делаю большой документальный проект, мы сняли пока российский блок, впереди американский, эфиопский и иорданский блоки…

— О чем эта картина?

— Это фильм про людей, которые отдают всего себя, всю свою жизнь на помощь другим: чтобы у людей в Африке была чистая вода, чтобы девочки в мусульманских странах получали образование… Или на Алтае мы снимали человека, который всю жизнь занимается трудными подростками. Это наш совместный проект, большой и очень интересный.

— Вы сняли в Казахстане два полнометражных игровых фильма как оператор-постановщик, а в России — ни одного, почему так?

— Мне предлагали, но из-за накладки по времени с Казахстаном этого не случилось. Думаю, скоро будут интересные предложения. Пока у меня были предложения на очень коммерческое кино и сериалы, которые не вызывали большого интереса. А работать без заинтересованности — дорога в ремесленность.

— Предлагали делать кино про любовь?

— Там все в одном, перебор. Там и любовь, и перестрелки, и гонки, и все такое…

— А еще у вас уже есть и режиссерские амбиции…

— Да, сейчас мне уже есть что сказать как режиссеру.

— И есть уже готовый киносценарий или произведение, которое бы вы хотели экранизировать?

— У меня лично нет сценариев, я как режиссер больше выступаю в рекламе, где тебе приходит какая-то часть идеи, идея, а ты уже ее адаптируешь визуально. В основном, конечно, себя пока вижу оператором, потому что я далеко не полностью реализовался в этой ипостаси. Интересно выходить на другие уровни, делать кино на других языках, в других странах с новыми режиссерами. Сейчас я в предвкушении того, что будет с новой картиной, которую мы сняли с Ержановым.

«САМЫЙ ЛУЧШИЙ ФИЛЬМ, НА МОЙ ВЗГЛЯД, КОТОРЫЙ ЗДЕСЬ СНИМАЛСЯ, — ЭТО «БИБИНУР»

— А есть что-то из сделанного в Казани, чем вы гордитесь или за что не стыдно? Например клип Оскара Юнусова, снятый одним кадром, или короткометражка «Представь» Ильшата Рахимбая?

— Отсматривая старые работы всегда вижу ошибки и понимаю, что сейчас бы снял по-другому. Не знаю, на самом деле я делал что-то путное для Казани, с казанцами так давно… Вот мой друг Рахимбай давно пытается что-то здесь создать — долго, упорно. Я очень в него верю.

Нужны хорошие сценарии. Надо для начала работать над ними. Это проблема кино во всем мире, а не только татарстанского кино… К примеру, у Ержанова очень большой сценарный поток — он пишет, у него очень много заготовок. И в таком режиме авторское кино, на мой взгляд, может существовать.

— А назовите самую большую проблему татарстанского кино.

— Самая большая проблема — это молодые кинематографисты. К сожалению, режиссеры и операторы со стажем не заинтересованы в выпускниках-кинематографистах. У молодежи много энергии, творческих самобытных идей. И вот эти люди, которые выпустились, и бюджет, который распределяется, — они очень редко встречаются между собой. Следовательно, какая проблема есть? Зачем тогда нужна кафедра кино в университете культуры и искусств, если никто потом не поддерживает молодых творческих людей? Только единицам хватает упорства хоть что-то делать в кино. Но ведь во всем мире ищут «новую кровь»… Почему бы у нас не дать дорогу молодым?! В той же самой Москве, если ты закончил мастерскую, твои мастера, будучи на короткой ноге с министерством культуры, фондами, все равно как-то поспособствуют тебе. Здесь совсем другая система.

— Но Алексей Барыкин, который имеет самое непосредственное отношение к институту культуры, как раз и собирает вокруг себя учеников. Фильм «Осанна» прошел по TV, там снимались Андрей Мерзликин и Илзе Лиепа, а «Водяная» скоро должна выйти в федеральный прокат. Везде он работает со своими учениками.

— Я не видел эти картины, мне трудно судить.

Вот в Уфе есть примеры талантливого подхода, даже если коммерческого, там есть Айнур Аскаров, который понимает, для кого он снимает, как это можно презентовать. Человек, сняв картину, садится на кинопередвижки и едет по всем райцентрам, деревням, показывает это кино. Это честное кино про Уфу, показывающее какие-то национальные ценности и все такое. Это классно!

К чему должно вести кино в республике? Это может приводить к национальной любви, любви зрителей… Это может приводить к тому, чтобы люди извне заинтересовывались какими-нибудь фильмами и приходили уже на наш рынок либо просто интересовались нашими фильмами. Но такого нет. Самый лучший фильм, на мой взгляд, который здесь снимался, — это «Бибинур». Но это было очень давно. Вроде бы с тех пор всё должно идти к лучшему, а мы как будто все время начинаем с нуля.

— Многие рассчитывают, что нынешний руководитель «Татаркино» Миляуша Айтуганова со своими связями приведет в отрасль хорошие деньги.

— Это все работает в теории. Естественно, ее должность позволяет привлекать деньги на кино. И я был бы счастлив, если бы она привлекла средства на фильм Рахимбая «Алмачуар» по рассказу Галимжана Ибрагимова, который режиссер мечтает снять. Он над идеей своей картины работает уже почти два года.

— Вас вообще никто не поздравил из официальных лиц в Татарстане с попаданием на Каннский фестиваль? Какая-нибудь грамота минкульта, звонок, письмо по электронной почте…

— Мой мастер меня поздравил, друзья… Вообще, хотелось бы жить в таком идеальном обществе, в котором люди получают образование, уезжают отсюда, чтобы набраться опыта, и возвращаются, чтобы привнести набранный опыт в татарстанский кинематограф. А все для этого практически есть: нефть, правительство, Ильсур Метшин, который любит кино…

— Но в целом понимания в Татарстане найти не можете? Однако, например, Нурбеку Батулле с его «Золотой маской», кажется, удалось пробить эту стену непонимания, пусть и речь идет о другом виде искусства.

— Нурбек невероятно талантливый, но его пример — это исключение из правил.

Мне и Юрию Данилову, оператору «Муллы» и «Байгала», повезло учиться у Николая Алексеевича Морозова. Но из наших 12 человек при поступлении в университет культуры только мы двое остались в профессии. Несколько лет назад было модно в Казани открывать киношколы, но, во-первых, некому давать знания в этой киношколе. Во-вторых, опять-таки выпускникам некуда идти по окончании. 

И нет вектора движения: для чего люди делают кино в Татарстане? В случае с Ержановым все абсолютно понятно. Он создает кино для всех, делает вклад в искусство. Кстати, это были его вторые Канны. Первые Канны — внеконкурсная программа, фильм «Хозяева». Следовательно, картина попадает туда — и все узнают, что в Казахстане есть кино, оно неплохое. Начинают следить за этим, начинают писать критики. Но пока нет таких прецедентов с Татарстаном. Вопрос: почему? Потому что, по сути, те деньги, на которые мы снимаем в Казахстане, очень небольшие…

— Каков был бюджет у «Ласкового безразличия мира»?

— 60 тысяч долларов — официальная сумма. Значит, при желании за разумные деньги можно снять хорошее кино.

«ЕСТЬ ЗАПАСНОЙ ВАРИАНТ: ПОЛУЧИЛ СЕЙЧАС УДОСТОВЕРЕНИЕ ШКИПЕРА ПАРУСНОГО СУДНА»

— Почему в России традиционно сильная операторская школа? В Берлине, где есть специальный «Серебряный медведь» именно для оператора, этот приз регулярно получают россияне.

— Жалко, что такого в Каннах нет. Могу сказать, что сейчас нам открыл дорогу в Голливуд Роман Васьянов — оператор фильма «Стиляги». Сейчас он снимает такие фильмы, как «Отряд самоубийц», «Ярость», «Патруль». Мне кажется, и благодаря ему в том числе в Голливуде стали цениться русские операторы.

— Все-таки хотелось еще раз спросить: почему вы так избирательны в предложениях? Кажется, что любые «Елки» и «Бабушки легкого поведения» только бы усилили ваше портфолио.

— Я пока не думал о работе над комедиями положений, мне ближе серьезное проблемное кино.

— То есть вы в этом смысле неправильный оператор?

— Я неправильный оператор в том плане, что не хочу тратить время и силы на то, что мне будет неблизко. Я должен прочувствовать сценарий, чтобы была полная отдача в работе.

— А это не юношеский максимализм?

— Да. Пока нет детей, семьи, я думаю, все-таки надо быть честным перед самим собой. Естественно, дальше в жизни можно делать что угодно, но тебя будут оценивать по твоим первым работам. То, что ты выберешь, станет твоим лицом на протяжении долгих лет. Естественно, потом можно в любой момент сказать: «Ладно, все, я устал. Давайте я возьму этот сериал, фильм, свои деньги. Спасибо». Но попасть в Канны со своим дебютом — это большой вызов. 

— Не будет такого, что сначала часто отказываешься, а потом просто не станут ничего предлагать?

— У меня есть запасной вариант: получил сейчас удостоверение шкипера парусного судна. Уйду в капитаны. Это мой запасной вариант — парусный спорт (смеется).

— Как вы получили права капитана парусного судна? Как вообще этим стали заниматься?

— Меня пригласили друзья, мы начали ходить на яхте. И сразу уехали на большую воду — на Фарерские острова. В январе на Канарах сдавал две недели на права. Это пока для меня единственный способ расслабиться, отдохнуть. Хотя на Фарерах мы тоже сделали небольшой документальный фильм с очень талантливым режиссером Татьяной Гулиной.

— Вы сами кино смотрите?

— Я слежу за выходом новых картин, смотрю, обсуждаю фильмы. Много талантливого кино из Латинской Америки, оно мне очень нравится. Из Восточной Европы, из Кореи… Сейчас такое время, когда все быстро меняется.

«Максимум, что может быть у Татарстана в нынешних условиях, — появится техническая база со специалистами для съемок сериалов типа «Зулейхи», которая опять-таки будет обслуживать приезжих. Но это не творчество, это бизнес» Фото: Андрей Титов

«ПОКА ЗРИТЕЛЬ НЕ ВЫРАБОТАЕТ СВОЕЙ ПОЗИЦИИ, ЕМУ БУДУТ ПРЕДЛАГАТЬСЯ РАЗНЫЕ ИЗОЩРЕННЫЕ ВАРИАНТЫ»

— Вернемся в наши края. А есть в Татарстане кадры, чтобы снимать кино?

— Да кадров куча на самом деле. В Москве полно талантливых ребят, которые отовсюду. Один мой друг приехал в Москву из Магнитогорска, он наполовину татарин. По нашим, татарстанским, регламентам он мог бы вписаться сюда, но у нас здесь любят потрясти чак-чаком — и всё! Ну снять фильм на деньги завода, в котором нет никакой мысли. Но зритель же тоже не дурак.

В итоге у нас очень мало режиссеров, чуть больше операторов. Вообще нет сценаристов, кроме Дениса Осокина, который периодически выходит «из леса». У меня есть любимые актеры в театре имени Камала, в ТЮЗе, но они снимаются в этих фильмах не потому, что им так нравится сценарий, а потому, что нет других вариантов. Они хотят творчески реализовываться, готовы работать бесплатно. Но их уже настолько затравили съемочным голодом, что они согласны идти в любой проект, хотя люди талантливы.

В итоге кинематографисту из Татарстана гораздо легче реализоваться в Якутии, в Москве, в любом ближнем зарубежье. Мне предлагали снимать фильм в Беларуси, причем на белорусскую тему, которая будет интересная белорусам. Поэтому максимум, что может быть у Татарстана в нынешних условиях, — появится техническая база со специалистами для съемок сериалов типа «Зулейхи», которая опять-таки будет обслуживать приезжих. Но это не творчество, это бизнес.

Хотя сложная все-таки тема. Потому что вроде бы, если посмотреть, все нормально — кому не нравится, те уезжают. Полная свобода, делай что хочешь.

— Так можно как-то изменить ситуацию с кино в Татарстане?

— Мне понравилась одна мысль. Ответственность за качество музыки, которую ты слушаешь, несут два человека: композитор и исполнитель. Когда читаешь книгу, ответственность несет как писатель, так и читатель за то, как будет воспринят материал. У нас то же самое. Писатели, художники формируют вкус читателя, зрителя, но и по откликам могут судить о востребованности своей работы. И потому очень закономерно, что, пока зритель не выработает своей позиции, ему будут предлагаться разные изощренные варианты. Пока кинематографисты не сформируют понимание того, что хочет зритель, пока не поймут, что сами хотят донести до него… Если бы зритель как-то сам поучаствовал в процессе — это может быть проявление интереса, каких-то комментариев («Покажите нам уже этот фильм!»)… Это как происходит на YouTube, где идет непрерывный контакт со зрителем: кто-то что-то выложил — и сразу комментарий. Либо желают продолжения, либо наоборот.

Вот этой обратной связи со зрителями у нас нет. Есть общение внутри сообщества, дескать, у нас все хорошо, столько фильмов. Но никто не хочет слышать отклика, максимум посмотрят на сборы. Для такого города, как Казань, и республики, в которой живут несколько миллионов человек, это очень смешные цифры.