«В отношениях России и Беларуси прослеживается определенная логика. Весь ком проблем выкатывается на уровень президентов, которые собираются и рубят очередной гордиев узел» Фото: president.gov.by

«РАНЬШЕ К БЕЛОРУССКИМ НАЦИОНАЛИСТАМ ПЕРЕБЕГАЛИ ЧИНОВНИКИ, НО УЖЕ ЛЕТ 10–15 ОНИ НИКУДА НЕ ПЕРЕБЕГАЮТ»

— Юрий Вячеславович, в январе президент Беларуси Александр Лукашенко сделал несколько резких заявлений в адрес России — о том, что белорусы готовы отстаивать свой суверенитет и независимость от «угроз с Запада и Востока» и что Москва может потерять в лице Минска последнего союзника на западном направлении. «Мы хотим быть в союзе, но мы хотим жить в собственной квартире. У нас эта квартира есть», — сказал Александр Григорьевич. На что намекает Лукашенко?

— Эти заявления не выходят за рамки очередной вспышки торговой войны, традиционной для отношений России и Беларуси накануне и после Нового года. Да, риторика достаточно резкая, но бывали времена и похуже. Пока это всего лишь новая торговая война в ее еще не завершенной фазе. Подобных войн между нашими странами было уже много, и они всегда сопровождались информационным противостоянием.

Вообще, в отношениях России и Беларуси прослеживается определенная управленческая логика. Обычно к Новому году, который и без того является поворотным моментом (нужно перезаключать контакты, пролонгировать соглашения), накапливаются проблемы, которые государственные и торговые ведомства не в состоянии решить на своем уровне. И тогда весь громоздкий ком этих проблем выкатывается на уровень президентов, которые собираются, принимают масштабные решения и в результате рубят очередной гордиев узел. Потом опять накапливаются противоречия, и все повторяется по кругу — это продолжается уже давно и стало привычным алгоритмом. 

— Тем не менее на этот раз целый ряд сайтов вроде оппозиционного «Белорусского партизана» фактически поддержал риторику Лукашенко и заговорил о намерении России поглотить Беларусь по «крымскому сценарию». Или это фантазии белорусских националистов, не имеющие отношения к реальности?

— Дело в том, что белорусская националистическая оппозиция, особенно радикальная, к реальной политике отношения вообще не имеет. Ее основная задача — транслировать свою позицию, а не отражать реальный ход вещей. В лучшем случае их оценки напоминают сломанные часы, которые два раза в сутки «показывают» абсолютно точное время.

У белорусских националистов попросту нет почвы под ногами. У Киева, в отличие от Минска, прежде всего есть Западная Украина, которая составляет 20–25 процентов территории и населения. Это регион, где с известными оговорками доминирует идеология украинского национализма разных оттенков. Очевидно, что в Беларуси такого региона нет. Здесь отсутствует своя Галиция или свой Каунас. Кроме того, на Украине достаточно слабая центральная власть, там очень сильны регионализмы, коррупция и другие разновидности групповщины, а в Беларуси этого нет и близко. Поэтому в Киеве и Минске совершенно разные ситуации. Майдан по «украинскому сценарию» здесь невозможен.

«В Киеве и Минске совершенно разные ситуации. Майдан по «украинскому сценарию» здесь невозможен»Фото: «БИЗНЕС Online»

Белорусских националистов можно назвать сектой, но это было бы слишком хлестко. Это особая культурная группа, которая застыла на уровне «будителей» (так называли активистов национального, культурного и языкового возрождения в среде славянских народов Чехии, Словении, Болгарии и Словакии — прим. ред.). В XIX веке национализмы по всей Восточной Европе создавали «будители» — они будили народ, разрабатывали национальные мифы и определенную литературную языковую норму, а потом доводили эти мифы и норму до людей, которые о них мало задумывались. Завершалось это обычно созданием на руинах очередной империи национального государства, где «будители», взяв власть, уже политическими методами через школу и государственный язык завершали процесс пробуждения нации. Вот в Беларуси националисты застыли именно на фазе «будителей». У них нет своего устойчивого места в белорусском обществе и нет своей социальной группы, на которую они могли бы опираться. Нет даже крупных общин в крупных городах. У них есть сообщество, которое часто называет себя «свядомыми», в переводе — сознательными. На Украине этот термин звучит как «свидомые». Это люди с определенным мировоззрением и культурой, но они не имеют большого влияния на белорусское общество. Зато они легко входят в контакт с внешним миром, как и любая подобная группа. Когда их разыгрывают в каких-то больших внешнеполитических комбинациях, тогда создают им и информационный зонтик, и дипломатическое прикрытие, и прочее.  Но сегодня, после того, как начался кризис на Украине, а Беларусь объявила свой новый политический курс (его у нас называют «Беларусь — донор международной и региональной безопасности»), официальный Минск получил поддержку на Западе. И получил именно благодаря своему новому курсу. Соответственно, Запад резко сократил всякую поддержку белорусской радикальной оппозиции. Она и раньше-то была слаба, а сейчас в результате мы ее почти не видим.

— А кто наиболее яркие представители белорусской националистической оппозиции? Из России они практически незаметны.

—  Да они и здесь практически незаметны. У нас есть депутат парламента, которую обыкновенно относят к оппозиции, — Елена Анисим, председатель общества белорусского языка имени Франциска Скорины и депутат Палаты представителей. Активна и более менее заметна также участница движения «Говори правду» Татьяна Короткевич. Она близка к политику Андрею Дмитриеву, лидеру кампании «Говори правду». Эта кампания была запущена в Беларуси в феврале 2010 года по инициативе белорусского поэта Владимира Некляева (при он заявил: «Наша цель — пробудить белорусское общество, которое живет в условиях обмана и как бы не замечает его» — прим. ред.) Но эти люди, равно как и их поступки, не являются каким-то заметным политическим фактором. Также важно, что раньше к националистам перебегали чиновники, и это бросалось в глаза. Но уже лет 10–15 они никуда не перебегают.

«Белорусских националистов можно назвать сектой, но это было бы слишком хлестко. Это особая культурная группа, которая застыла на уровне «будителей» Фото: ©Виктор Толочко, РИА «Новости»

«БЕЛОРУССКИЙ АНТИНАЦИЗМ — ЭТО ОСТАТОК СОВЕТСКОЙ МОРАЛЬНОСТИ»

— Как получилось, что в Беларуси национализм не смог расцвести махровым цветом, в отличие от большинства постсоветских республик или бывших стран социалистического лагеря?

— Действительно, после крушения СССР националистические движения Восточной Европы развивались по очень похожему алгоритму, связанному с положительной трактовкой коллаборационизма, то есть сотрудничества с нацистской Германией в период Великой Отечественной войны. В Латвии и Эстонии на улицы вышли ветераны Ваффен СС (один из последних примечательных парадов бывших эсэсовцев прошел в Риге в 2017-м — прим. ред.), в Украине героическими ореолами окружили Романа Шухевича, Степана Бандеру и дивизии СС «Галичина». В Беларуси на щит пытались поднять Белорусскую краевую оборону (Беларуская Краевай Абароны — коллаборационистское военное формирование, возникшее в феврале 1944 года по постановлению командующего СС и полиции генерального округа Белоруссия Курта фон Готберга — прим. ред.), но из этого мало что вышло. Тем не менее во всех перечисленных случаях мы наблюдаем очень похожие процессы: сначала запускается антикоммунистическая компания с перечислением жертв коммунизма, потом действия коммунистического режима объявляются геноцидом конкретного народа — латышского, эстонского, украинского или белорусского. На этом основании коммунисты приравниваются к нацистам, от чего обычно выигрывают последние: их однозначно негативная моральная оценка размывается, стирается. Зато воинам Красной армии и советским партизанам приписываются многочисленные зверства, что делает понятным, почему после капитуляции Третьего рейха коллаборационисты не сложили оружия и ушли в леса. Этот период послевоенного сопротивления коммунистам трактуется уже как целиком положительный и как однозначно героический.

Однако особенность Беларуси заключается в том, что в ее истории такого периода просто не было. Во время Второй мировой войны у белорусских националистов не появилось даже символической силы, которая воевала бы на два фронта — против нацистов и против коммунистов. После отступления Германии практически все коллаборационисты бежали вместе с немцами. Зато белорусское партизанское сопротивление было по-настоящему массовым и при этом проходило под советскими лозунгами. Неудивительно, что после войны к власти в Минске пришла целая генерация бывших белорусских партизан (к примеру, Герой Советского Союза Федор Павловский, председатель Совета Министров Белорусской ССР и тоже Герой Советского Союза Алексей Клещев и т. д. — прим. ред.).

После распада СССР белорусское националистическое движение наследовало коллаборантскую традицию, воспринятую ими от диаспоры «эмигрантов», уехавших на Запад, но успеха внутри страны не имело.  В ходе референдума 1996 года День независимости Беларуси был передвинут с 27 июля (даты принятия декларации о государственном суверенитете Белорусской ССР) на 3 июля — день освобождения Минска от немецких захватчиков. При этом не была преувеличена роль партизанского движения, а в соответствии с реальной историей подчеркивалась антинацистская миссия советской армии, в которую, разумеется, входили и белорусские партизаны, и белорусы, воевавшие на фронтах. Примечательно, что герб, флаг и гимн современной Беларуси тоже сохраняют преемственность по отношению к советской символике: с флага исчезли разве что серп и молот, с герба — надпись «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и пр.

Можно сказать, что белорусский антинацизм — это остаток советской моральности, который удалось сохранить в одной из бывших советских республик. Но разделяется он не только в Москве или в Минске, но и в «старой Европе», которая еще хорошо помнит об избавлении своих столиц от «коричневой чумы». Не забудем, что современная европейская цивилизация в определенном смысле родилась в Нюрнберге. Нынешний Европейский Союз и европейская интеграция как таковая были бы немыслимы без разгрома нацизма и денацификации. И это помогает Беларуси в ее диалоге с европейскими государствами и одновременно осложняет отношения с восточноевропейскими соседями, откачнувшимися к реабилитации нацизма. Но это лишний раз подчеркивает миссию белорусов, которые как бы взяли на себя роль защитников целой восточноевропейской традиции, которая подавляется в соседних странах растущим там национализмом.

Заметим, что Беларусь — единственная постсоветская страна, которая отказалась от политики национального возрождения и уравняла русский язык в правах с национальным языком. Белорусы не стали открыто ориентироваться на вступление в ЕС, а, наоборот, взяли курс на союз с Россией. Но эта необычная для постсоветских стран идеология оказалась эффективной.

«В Беларуси у власти стоят красные директора. Здесь даже у МИДа главная задача – это, если немного утрировать, продавать трактора, удобрения и им подобное» Фото: ©Виктор Толочко, РИА «Новости»

«У НАС ДАЖЕ У МИДА ГЛАВНАЯ ЗАДАЧА — ЭТО ПРОДАВАТЬ ТРАКТОРА И УДОБРЕНИЯ»

— В Беларуси предпринимались две попытки организовать цветную революцию, но обе закончились пшиком. Одну из этих попыток я наблюдал еще в 2006 году, когда находился в Минске и работал в штабе оппозиционного кандидата в президенты Беларуси Александра Козулина.

— Еще одна важная попытка состоялась в день президентских выборов в 2010 году. Тогда толпа на площади зачем-то решила атаковать здание Совета Министров (Дом правительства — прим. ред.). При этом митингующие заявляли о провозглашении каких-то своих органов власти. Однако разгон этой странной уличной революции занял считанные часы, даже по сути минуты. Что касается Александра Козулина (экс-министра образования РБ — прим. ред.), то он как раз относится к той волне переходов чиновников на сторону оппозиции, о которой я говорил. Но в последующие годы каких-то ярких примеров, подобных упомянутому, я больше и не припомню.

— Как воспринимается в Беларуси концепция «русского мира» — с пониманием, осторожностью или, возможно, даже с отторжением?

— Это сложный вопрос. Концепция «русского мира» стала раскручиваться после известных событий на Донбассе. И тогда Беларусь заняла по отношению к «русскому миру» определенную позицию. В этой позиции прослеживаются две составляющие. Первое: белорусское общество не приемлет в целом современную украинскую идеологию. Это хорошо проявило себя в 2014–2015 годах, когда на востоке Украины шли активные боевые действия. Из Беларуси туда отправилось некоторое количество людей — они воевали с обеих сторон. По данным председателя КГБ РБ, озвученных им публично, можно говорить примерно о 140 добровольцах. Из них, по его словам, на стороне Киева воевало в 6–7 раз меньше, чем на стороне Донбасса. То есть примерно 20 человек, не больше. Остальные сражались за ДНР и ЛНР. Психологически именно такое впечатление и складывается. Более того, на мой взгляд, это соотношение отражало восприятие украинского конфликта в белорусском обществе.

С другой стороны, намерение Александра Лукашенко не вмешиваться в гражданскую войну в Украине также нашло массовую поддержку. После украинского кризиса в Беларуси были проведены две общенациональные электоральные компании: одна президентская, а другая парламентская. Во время этих компаний Лукашенко и ассоциировавшиеся с ним кандидаты получили колоссальную поддержку. Для президента эта поддержка была, по-моему, рекордной с того самого момента, когда в 1994 году он впервые стал главой нашего государства (в 1994 году во втором туре Лукашенко набрал 80,1% голосов, в 2015-м — 83,47% — прим. ред.).

Оба этих компонента — неприятие украинских идеологических и прочих реалий и в то же время восприятие Лукашенко как гаранта того, что на Белоруссию это все не перекинется — сочетаются в белорусском обществе. Все, что может расцениваться как угроза этому консенсусу, общество воспринимает как допустимое к подавлению. Поэтому, если идея «русского мира» преподносится как угроза белорусскому государству и суверенитету, то она воспринимается плохо. В остальных случаях никакого отторжения нет.

— За эти годы белорусы наверняка пытались себя идентифицировать с каким-то отрезком истории. Какие еще периоды, кроме советского, имеют значение для Беларуси: Великое княжество Литовское, Речь Посполитая, Российская империя? Из какого корня выводят себя белорусы? Кто для них ближе — Ольгерд, Витовт, Ягайло или великие князья московские?

— Белорусам ближе всего белорусские партизаны (смеется).

Эта дискуссия, о которой вы говорите, была наиболее острой в начале 1990-х годов, и приход Александра Лукашенко к власти сопровождался референдумом по многим из перечисленных вопросов. В частности, по национальной символике. Примерно на протяжении трех лет до появления Лукашенко эта символика была националистической. Я говорю о бело-красно-белом флаге (был принят в Белорусской народной республике 1918–1919 годов — прим. ред.) и гербе «Погоня», который до этого считался гербом Великого княжества Литовского. Но на референдуме 1995 года символика была изменена на ту, которая имеет прозрачную связь с символикой БССР. Это сопровождалось массовой народной поддержкой (за принятие нового флага и герба проголосовали 75,1%, против — 20,47% — прим. ред.). К тому же, в отличие от Украины, в Беларуси дискуссии на исторические темы касаются очень узких специализированных кругов. Основная масса населения не живет прошлым. Если и возникают какие-то исторические темы, то на уровне вкусовщины: кому-то нравится одно, кому-то другое.

— То есть в Беларуси нет идеологов, которые по примеру украинских приписывают себе все исторические заслуги, заявляют, что это именно Украина создала Московское княжество и вообще породила все живое на земле?

— Теоретиков радикального национализма хватает во всех странах мира, и Беларусь здесь не исключение. Другое дело, что их идеи не становятся предметом широкой дискуссии.  В конечном счете, эти люди редко выходят за пределы собственного маргинального пространства. Но иногда их споры выплескиваются в общество, и начинаются пересуды, надо было ставить памятник Ольгерду (в Витебске — прим. ред.) или не надо, как относиться к полководцу Суворову и т. п. Государство все эти разговоры старается «спустить на тормозах», и пока что успешно это делает. Последний такой дискуссионный момент был связан со 100-летием провозглашения Белорусской народной республики в прошлом году. Но пар вышел очень быстро, как и во многих подобных случаях.

Понимаете, в Беларуси у власти стоят «красные директора». Здесь даже у МИДа главная задача — это, если немного утрировать, продавать трактора, удобрения и им подобное. Поэтому, в отличие от Украины, вопросы идеологии здесь остаются на двадцатом месте. Для Лукашенко главное в идеологии — это социальная сфера: здравоохранение и образование.

Федеральный президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер побывал в Беларуси летом 2018 года «Федеральный президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер побывал в Беларуси летом 2018 года. С Запада начали приходить к нам и какие-то деньги» Фото: president.gov.by

«ЛУКАШЕНКО — ЭТО ПРИМЕР И ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ ВЫБОРА В ПОЛЬЗУ РОССИИ»  

— Насколько Беларуси удалось приблизиться к Европе? Лукашенко больше не воспринимают там как «последнего диктатора»? Маневр Александра Григорьевича удался?

— Да, маневр в целом удался. Впрочем, даже маневром это назвать сложно, поскольку Лукашенко не маневрировал — просто изменилась ситуация вокруг Беларуси. Украинский кризис перешел в кризис отношений между Западом и Россией. И на этом фоне белорусские реалии вкупе с позицией лидера РБ оказались для Запада приемлемыми. Внутри страны при этом ничего практически не поменялось, но требования, которые раньше были принципиальными для западных политиков, больше не звучат. Одновременно была приостановлена большая часть санкций, введенных против Беларуси (США частично приостановили санкции против ряда республиканских предприятий еще осенью 2015 года, в 2016-м МИД ЕС также объявил о частичной отмене санкций, а уже в январе этого года Вашингтон снял ограничение на число американских дипломатов в Минске — прим. ред.). Последовал также ряд приглашений в адрес Александра Григорьевича посетить Запад с визитом. Есть и факты постоянного обмена визитами на самом высоком уровне вплоть до президентов Германии и Франции. К примеру, федеральный президент Германии Франк-Вальтер Штайнмайер побывал в Беларуси летом 2018 года. Что уж говорить про министров, которые туда-сюда ездят постоянно. С Запада начали приходить к нам и какие-то деньги.

Так что это даже не маневр, а изменение международного отношения к Белоруссии, которое предпринято в одностороннем порядке. А белорусская сторона просто не накручивает противоречий и, что называется, ловит момент.

— Достоверны ли сведения о том, что белорусский государственный бюджет во многом зависит от российских инвестиций? При этом называются разные цифры вложений — от 126 миллиардов рублей за минувшие 20 лет и более. Беларусь действительно настолько зависима от России?

— Беларусь, безусловно, очень зависима от России. Это небольшое государство рядом с огромным государством, и основной торгово-экономический и инвестиционный партнер Минска — это, конечно, Москва. Понимание этой тесной, огромной связи является важнейшим элементом белорусской государственной идеологии. В период проведения референдумов 1990-х годов вопрос об отношениях с Россией даже выносился на обсуждение. Он звучал так: «о поддержке действий президента, направленных на экономическую интеграцию с РФ». Понятно, каким был результат: подавляющее большинство, 83,3 процента, высказалось за союз с Россией. И это было одним из основных предвыборных принципов президента Александра Лукашенко. По большому счету этот принцип и сейчас остается неизменным. Беларусь находится в двух больших союзах с РФ: существует союзное государство, объединяющее наши страны, и есть Евразийский экономический союз. Сотрудничество с Россией — это принципиальный момент, и понимание зависимости белорусской экономики от российской здесь, разумеется, присутствует.

— По-моему, вы как-то сказали, что если Беларуси придется делать серьезный выбор, то она выберет Россию.

— Да, это так. Я говорил, что, если вдруг грядет серьезный кризис, который поставит под сомнение отношения между нашими странами, Беларусь все равно выберет Россию. И так было уже не раз — и в 1990-х годах, и в последующем. Президент Лукашенко — это и есть пример, и олицетворение этого выбора. Хотя и до Александра Григорьевича те, кто стоял у власти, хотели они этого или нет, были ориентированы на Россию. Просто Лукашенко оказался более эффективным политиком. И сейчас, какие бы противоречия между нами ни возникали, они уже много лет решаются на базе углубления союзных отношений.

— В самом начале года российские анонимные Telegram-каналы распространили информацию о некоей операции «Лен», которую якобы проводит московский Кремль в отношении Беларуси с целью включить ее в свой состав по «крымскому сценарию». Назывались даже предполагаемые участники операции — новоиспеченный посол РФ в РБ Михаил Бабич и казанский митрополит Феофан как церковный деятель, который якобы должен сменить белорусского митрополита Павла. Естественно, что в России открестились от этой информации, а митрополит Феофан прямо назвал ее «брехней». В Беларуси это воспринимается так же?

— Кто как хочет, так это и воспринимает. Если бы отношение к этой информации было серьезным, она стала бы, по крайней мере, предметом очень острой полемики между Лукашенко и Путиным. Но если этот вопрос не поднимается в таких формулировках, значит, к политической реальности он имеет мало отношения. По крайней мере пока. Кто-то может вспомнить про недавние резкие заявления президента РБ, но на протяжении почти 30 постсоветских лет в наших торгово-экономических спорах, бывало, использовались и более яркие образы для критики друг друга. И до такого накала еще не дошло.

— Ну да, раньше даже могли предположить, что это Беларусь хочет захватить Россию, а Александр Лукашенко в силу своей популярности у россиян станет ее новым президентом.

— Такое тоже бывало, и рисовались карты вторжения с обеих сторон, произносились хлесткие слова. Вспоминается в связи с этим без пяти минут детективная история, когда в последний момент некоторые российские чиновники, по их словам, не допустили в 1997 году подписания договора о союзном государстве, который давал Лукашенко очень большие полномочия.

Борис Ельцин писал об этом в своей книге «Президентский марафон»: «Вот тут-то и выяснилось, что устав нового союза совершенно не соответствует тем идеям, которые были одобрены мной при обсуждении концепции будущего союза. Это был новый устав, составленный главным образом двумя членами КПРФ (председателем комитета Госдумы по делам СНГ Г. Тихоновым и самим И. Антоновичем, который переехал в Минск и сменил гражданство). То, что министр иностранных дел Беларуси одновременно и активнейший член российской компартии, должно было кого-то насторожить. Но не насторожило. А зря. То, что придумали разработчики, по сути означало одно — Россия теряет свой суверенитет. В результате появляется новое государство, с новым парламентом, новой высшей исполнительной властью, так называемым Высшим Советом Союза. И решения этого органа обязательны для российского президента, правительства, всех исполнительных органов власти России».

Были и другие любопытные истории в этом же духе. Такие ситуации могут повторяться. Но в отношениях России и Беларуси есть общая логика процесса, которая не позволяет скатиться в «украинский вариант» конфронтации. Это общие человеческие и культурные связи между белорусским и российским обществами, это существующая социально-экономическая система Беларуси, которая не требует резкого разворота на Запада — хотя бы потому, что она не приемлет закрытия крупных предприятий, разрыва отношений с Москвой и пр. Добавим сюда и культурную особенность белорусов, которая заключается в слабости местного национализма. Все это вместе взятое предопределяет, что наши споры и скандалы всегда сменяются нахождением общего компромиссного решения и разрубанием очередного гордиева узла проблем.

Михаил Бабич «Михаил Бабич – это очень энергичный человек с огромным опытом управленческой работы. Но он только входит в курс дела» Фото: kremlin.ru

«ГОСУДАРСТВО УБРАЛО ИЗ КАТОЛИЧЕСКИХ КОСТЕЛОВ НАИБОЛЕЕ РАДИКАЛЬНЫХ КСЕНДЗОВ»

— Как зарекомендовал себя в Минске новый посол РФ Михаил Бабич? Как он воспринимается республиканской элитой?

— Я официальных оценок его деятельности пока не слышал. Мое личное мнение: это очень энергичный человек с огромным опытом управленческой работы. Но он только входит в курс дела. Он никогда прежде не работал в обществе с такой высокой степенью управляемости, которая есть в Беларуси. Прежде ему доводилось быть и на Кавказе (в качестве председателя правительства Чеченской Республики), и могу представить, с каким типом общества ему приходилось там сталкиваться. А многолетний опыт работы в Поволжье также связан совершенно с иной политической средой, отличной от белорусской. Поэтому я думаю, что для Михаила Викторовича очень многое в РБ окажется в новинку, многое ему еще предстоит изучить. Собственно, он этим сейчас и занят — Бабич много ездит по стране, бывает в регионах и на предприятиях. Думаю, что он прежде всего занят изучением этой непривычной и необычной для него среды.

— Правда, на «Белорусском партизане» пишут, что Бабич проводит своего рода инвентаризацию белорусских предприятий в свете якобы грядущего объединения наших государств.

— Если мы будем говорить с вами с оглядкой на мнение «Белорусского партизана» и нашей националистической оппозиции, мы тем самым будем поднимать их до нашего уровня. Стоит ли это делать?

— Есть ли в Беларуси ожидания по смене правящего православного экзарха?

 — Кто бы ни пришел на место митрополита Минского и Слуцкого Филарета (Вахромеева), ему будет непросто. Владыка Филарет управлял экзархатом очень долго, начиная с 1978 года (ушел со своего поста в декабре 2013-го, будучи заменен на нынешнего митрополита Павла (Пономарева), — прим. ред.). Он обладал огромным весом внутри республики, который сложился за много лет его пребывания здесь. Так что любому новому человеку будет очень сложно войти в систему взаимоотношений, сложившуюся вокруг Филарета.

— Католическая церковь в Беларуси действительно настолько сильна, как об этом пишут? Существует ли угроза «окатоличевания» белорусов?

—  Да, католическая конфессия считается второй по численности в Беларуси, но с большим отрывом от православия. Обычно социологи говорят, что где-то 80–85 процентов белорусов — православные и примерно 15 процентов — католики и протестанты. Так что отрыв очень значительный. При этом есть региональный аспект. Внушительная часть католиков, чуть ли не до половины от общей численности, проживают вдоль границы с Литвой. Это достаточно узкая, хотя и длинная территориальная полоса. На остальной части Беларуси, включая западную, католицизм не очень влиятелен. Например, в Бресте из 347 тысяч населения поляков, или католиков, что иногда одно и то же, — около 3 тысяч человек. В Витебске чуть больше, но незначительно. При таком соотношении какое-то радикальное изменение в обществе в пользу католицизма невозможно. Однако возможно обострение межконфессиональных отношений, которое спровоцируют какие-то политические процессы, как это уже было в начале 1990-х годов. Тогда делили храмы, тогда же возникла проблема греко-католической церкви, которую продвигали националисты. На тот момент политические польские активисты группировались вокруг католических костелов. Среди местных ксендзов больше 90 процентов были гражданами Польши. Вот тогда обострение действительно происходило и имело свои перспективы. Но после прихода Лукашенко к власти в этой сфере тоже навели порядок. Это очень долгий разговор, но, если говорить коротко, государство убрало из костелов наиболее радикальных ксендзов и взяло под свой контроль тамошние процессы.

С другой стороны, костел отделен от политики. Сегодня даже невозможно себе представить, чтобы на базе костела действовали какие-то сепаратисты или националисты. Тем более что значительная часть сегодняшнего клира — это граждане Беларуси, получившие католическое образование на территории своей страны. У них свой взгляд на костел, и он уже не является таким радикально-польским. Поэтому политизировать белорусский костел и вызвать в стране православно-католический конфликт очень сложно. Конечно, если власть ослабеет, все виды напряженности выйдут на поверхность, включая межконфессиональные. Но пока до этого очень далеко.

— Белорусские поляки тоже ведь голосуют на выборах за Лукашенко?

— Да, они обычно в целом отдают ему свои голоса. Но поляков в РБ вообще-то мало. Согласно переписи 2009 года, в Беларуси было 360 тысяч поляков — из 9,5 миллионов населения. И их количество сократилось по сравнению с позапрошлой переписью. В польском культурном меньшинстве также  очень много пожилых людей. Да и вообще за советское и постсоветское время в Беларуси произошло очень важное событие: понятие «католик» здесь перестало ассоциироваться только с поляками. Всего в РБ католиков сегодня около 1,5 миллионов, а поляков среди них — сами видите, меньше трети.

— Очередные президентские выборы в Беларуси пройдут совсем скоро, в 2020 году. Для Лукашенко они станут уже седьмыми по счету. Будет ли Александр Григорьевич выставлять свою кандидатуру или возможны сюрпризы?

— Мне кажется, белорусы об этом даже не задумываются (смеется). Если бы готовился какой-то иной кандидат вместо Лукашенко, мы об этом уже бы узнали. В прессе муссировалось бы имя какой-то фигуры, и лукашенковский электорат старались бы переориентировать на нового политика. Но мы этого не видим. Значит, скорее всего, ничего неожиданного не произойдет.