Рустем Гарипов, «Святая»: «Все же понимают, что любят татары – блестит, свистит, красиво!»

Рустем Гарипов: «Наш логотип узнаваем. «Алиэкспресс» практически амбассадор нашего бренда! Как только нас скопировали, нашу оригинальную продукцию начал покупать Владивосток» Фото: Ирина Ерохина

«ЗА РОССИЙСКИЙ БРЕНД ПОКА НЕ ГОТОВЫ ПЛАТИТЬ»

— Что такое бренд «Святая» сегодня?

— Раньше это был бренд сексуальной женской одежды — сексуальные платья, откровенные надписи. Сегодня это бренд, клиент которого хочет очень хорошо одеваться. Мы предлагаем многослойность, разные варианты красиво одеться — выглядеть хорошо не только на выход, но и в повседневной жизни. Скоро, помимо женской, будем запускать еще и спортивную линию, а также мужскую.

Естественно, мы строим розничную империю. У нас есть собственные магазины в «Меге» и «Парк Хаусе» в Казани, и в «Меге» в Самаре, готовим открытие магазина в Москве. Хотим стать большой маркой, которая будет давать очень качественный продукт, производимый в России.

— Раньше марка представлялась как производитель базовой, практичной одежды. Сегодня эта концепция сохранилась?

— Нет. Есть направление базовой линейки, а есть нарядная одежда. Мы очень гордимся нашими пуховиками — если раньше они производились только на синтепоне, то сейчас на пуху. Вообще, это вещи для повседневной жизни, но человек в них все равно будет выделяться.

— Кто выделяется? Кто ваша аудитория?

— Наш отдел маркетинга, конечно, ведет свои подсчеты, но для меня странно рассуждать о доходе человека по его манере покупать одежду. Я стою в магазине и вижу, что есть очень разные люди — очень богатые, средние. И все они приходят к нам и совершают покупки.

Женщины вообще совершают покупки не всегда рационально, а так, как им хочется. Им не важно, сколько стоит вещь. С мужчинами по-другому — главное, чтобы был лейбл, или наоборот. Были случаи, к нам приходили за футболками мои знакомые ребята и спрашивали, почему футболка стоит 1499 рублей. При этом держали в руках пакеты из Massimo Dutti и Armani. То есть за российский бренд они пока не готовы платить, и я понял, что надо заходить на рынок по-другому, хотя наши изделия ни капли не хуже по качеству.

— Любовь к брендам вряд ли зависит от пола, тут индивидуальная история?

— Мой круг общения состоит из ребят — мужчин, которые в хорошем смысле слова готовы повыпендриваться, заплатить за известные бренды. «Святая» тоже скоро станет таким брендом. Мы даже меняем написание на ярлыках — не «Святая», а «СВ».

«Сегодня это бренд, клиент которого хочет очень хорошо одеваться. Мы предлагаем многослойность, разные варианты красиво одеться — выглядеть хорошо не только на выход, но и в повседневной жизни» Фото: Ирина Ерохина

— В каком ценовом сегменте работаете?

— Выше среднего. Мы получаемся дороже Zara, потому что конкурировать с подобными крупными брендами в их ценовой категории очень сложно — надо искать определенную нишу. Люди не хотят одно и то же, им нужно что-то отличающееся. Главное — на ком и как подано.

— У вас отсутствует привязка выпуска коллекций к сезонам?

— У нас нет привязки. Мы обновляем коллекции каждую неделю, а собственное производство позволяет быстро реагировать — на запросы, тенденции, желания потребителей. 

— Почему назвались «Святой»?

— Это постоянный вопрос. Мне просто нравится, как это звучит. Каждая женщина — святая!

«НЕОБЯЗАТЕЛЬНО ИМЕТЬ 30 МАГАЗИНОВ, ЧТОБЫ БЫТЬ В ПРИБЫЛИ»

— Каким был стартовый капитал при создании компании?

— Мои 100 тысяч рублей — на ткани, 100 тысяч Регины (Сафина — партнер, соучредитель компании — прим. ред.)  — на аренду офиса.

— Ваше производство находится в Кировском районе Казани. Какую площадь оно занимает вместе с офисом?

— Мы арендуем тысячу квадратных метров.

— Сколько вложили в оборудование?

— Общие капитальные вложения за годы работы (бренд основан в 2013 году — прим. ред.), включая ремонт и оборудование, составили примерно 15–20 миллионов. Это поэтапные инвестиции — зарабатываем, инвестируем в производство. Самые дорогие вложения — в  систему распространения и розницу. Много вкладываем в обучение.

— Где закупаете ткани?

— В основном в Греции — сотрудничаем с крупной компанией.

«Мы получаемся дороже Zara, потому что конкурировать с подобными крупными брендами в их ценовой категории очень сложно — надо искать определенную нишу» Фото: Ирина Ерохина

— Почему именно Греция?

— В Европе закупаться дорого. В России берем фурнитуру. Китай для нас не всегда качественный. Там очень хороший полиэстер, но нам не очень подходит. В Греции станковое оборудование, хорошее производство. Еще качественно в Турции. Но там загвоздка в том, что они любят продавать не ткани, а готовую продукцию. С Турцией мы сейчас сотрудничаем только по кожаным изделиям. В этом они хорошо преуспели, есть технологии. Очень хорошая посадка кожаных изделий под Россию.

— Неужели посадка на россиянина так сильно отличается от других наций?

— Есть свои особенности. Например, на меня не садится футболка из Zara, купленная в Таиланде. Отличается размерный ряд, длина изделия.

— Кто рисует эскизы вещей, которые вы потом производите?

— Я в это вообще не лезу. У меня хороший вкус, и мне нравится все, что делают коллеги.

— Самая дорогая вещь, которую вы создали.

— Несколько лет назад мы выпустили шубу из меха яка за 40 тысяч рублей. Сейчас дорогая продукция — это пальто и пуховики. Некоторые пальто стоят 18 тысяч рублей.

— А что стоит дешевле всего?

— Носки стоят 320 рублей, боди — 899, ремни — 1499 рублей.

— А вещи дороже этого диапазона рынок не примет?

— Примет, но мы пока этого не умеем этого делать. Для дорогой вещи уже должна быть какая-то история, рассказ. Надо потратить на это больше усилий.

— Какая вещь нравится вам больше всего?

— Мне очень нравятся наши боди, которые красиво открывают тело. Мне нравятся обтягивающие платья и спортивные брюки, обувь на высокой подошве — все, что подчеркивает женскую красоту и сексуальность.

— Планируете коллаборации с известными людьми?  

— Это следующий этап развития, мы пока к этому не пришли.

— Сколько раз слышали про себя, что украли какие-то узнаваемые элементы у Гоши Рубчинского?

— Непонятно, кто у кого украл! Рубчинский появился гораздо позже нас.

— Кстати, было бы символично, если бы Мадонна снялась в вашей кампании — в одежде «Святая».

— Я даже не думал о том, кого бы привлечь к рекламе. У организации могут быть свои мечты, у меня есть личные мечты.

— Какие?

— Ну я, например, люблю отели. Кто помешает мне это сделать?

— Сделать шале «Святой»?

— Отличная идея! Вот это мечта! А что касается Мадонны… Если надо будет — снимем. Все — вопрос денег.

— Самые продаваемые вещи бренда?

— Пуховики, футболки.

— А самая неудачная модель?

— Было у нас платье золотого цвета со сборкой, с производственным названием «Гусеница». Продали одно.

— И что делать с неликвидом или остатками?

— Какие-то остатки я отвожу бабушке в Кукморский район, где она их раздает, распродает или баню топит. Но на благотворительность одежду не отдаем, так как она будет странно смотреться в таком контексте. Помочь же нуждающимся можно и другими способами, что мы и делаем.

— Как изготавливаете пуховики? Где берете пух?

— Сначала был синтепон, а сейчас пухом набиваем в специализированной компании в России. Там набиваем пухом, а сшиваем готовое изделие в Казани.

— Вас сравнивают с другой локальной маркой — 12 Storeez из Екатеринбурга? Собираетесь повторять их путь с открытием офлайн-точек по всей России?

— Мы планируем открывать магазины, но сравниваем себя с кем-то не в плане величины, а в плане эффективности. Наша эффективность должна быть выше. Необязательно иметь 30 магазинов, чтобы быть в прибыли, а это основной показатель для меня.

«Мы обновляем коллекции каждую неделю, а собственное производство позволяет быстро реагировать — на запросы, тенденции, желания потребителей» Фото: Ирина Ерохина

«НАС КОПИРУЮТ В КИТАЕ»

— Разрабатываете франшизную историю?

— Мы пока прорабатываем почву, смотрим, кто интересуется, как реагируют люди. В настоящее время ищем партнеров в Уфе и Набережных Челнах.

— Были отклики?

— Конечно. Интерес есть из всех российских городов, и даже из Абу-Даби.

— На что идут? Какой-то ключевой продукт?

— На все. Нас даже в Китае копируют — на «Алиэкспрессе» есть товары, полностью скопированные с наших. Например, боди с логотипом «Святая» на шее.

— Но ведь это не самый оригинальный продукт? Похожие есть у Гоши Рубчинского, у Dior.

— Но копируют именно логотип «Святая».

— Как с этим бороться?

— У нас есть зарегистрированный товарный знак, но мы не хотим с этим бороться. Наш логотип узнаваем, это лишь увеличивает наши продажи. «Алиэкспресс» практически амбассадор нашего бренда! Как только нас скопировали, нашу оригинальную продукцию начал покупать Владивосток.

— А внутри России кто-то вас копирует?

— Их много. Но есть еще такое понятие, как конструктив, — мы проверяем модели по посадке, усадке. Можно скопировать наш продукт, но не факт, что через какое-то время он сохранит надлежащий вид.

Скоро в России законодательно будет введена обязательная маркировка на всю продукцию. Ты будешь обязан отчитываться перед государством и хранить у него свою базу лекал. Делается это для того, чтобы доказать, что ты продаешь не контрафакт.

— Появляется опасность утечки баз данных, уникальных лекал?

— Такой риск есть. Я не знаю, как это будет отрегулировано. Но и позитив для нас как производителя есть. Мы производим, у нас есть производство, и оно здесь, а не в Китае — люди это смогут проверить.

— Почему вообще открыли здесь производство? Не проще было арендовать станки, поставить ОТК в том же Китае?

— Честно говоря, это было сделано по глупости (смеется). Сейчас мы уже подросли, и нам выгодно работать здесь. Мы можем быстро адаптироваться. Какие-то массовые вещи мы можем отдавать на пошив другим производителям, а лимитированные коллекции выпускаем только у себя. Скоро, например, выйдет коллекция «Святая Армия» — она будет полностью отшита в Казани.

«В «Парк Хаусе» трафик маленький, но конверсия очень высокая. Когда появился этот объект, у нас начали развиваться совсем другие механизмы» Фото: Эльвира Вильданова

— Четыре-пять лет назад из ваших вещей в магазине могли торчать нитки, что-то выглядело неопрятно. Сейчас же по качеству продукта колоссальная разница.

— Такое действительно было. Надомная швея просто отрезала нитки по верхам. А сейчас у нас есть автоматизированная конвейерная машина со встроенным ножом, который отрезает под корень, и нитки вообще не вылезают. У нас 15 таких машин, каждая стоит 100 тысяч рублей — на каждую швею.

— Какие есть риски в вашем бизнесе?

— Я вообще считаю, что производство — это не просто, и если хочешь быть бизнесменом, легче заниматься перепродажей. Риски есть во всем — не будут покупать вещи, не придут ткани и многое другое.

— А если кто-то пригрозит отобрать бизнес?

— Начнем заново.

— Государственное влияние есть?

— Платим налоги, проходим проверки — все чисто.

— А взятки часто приходится давать?

— Никто ни разу не просил.

— Сколько составляет доля продаж в интернет-магазине?

— 15 процентов, и это наша недоработка. Мы не так активно развивали это направление, но в этом году будет усиление. Нанимаем home-office-программистов, организуем это на другом уровне.

— Как хотите нарастить долю?

— 30 процентов. В эту цифру мы входим и сейчас, но с самовывозом в розницу. Просто это не прямые продажи.

— Сколько человек в вашей клиентской базе?

— 12 тысяч.

«Мы проверяем модели по посадке, усадке. Можно скопировать наш продукт, но не факт, что через какое-то время он сохранит надлежащий вид» Фото: Ирина Ерохина

«ПЛАНЕРКИ С РАЗНОСАМИ — ЭТО СЛАБОСТЬ ОРГАНИЗАЦИИ»

— Что уникального есть в вашем производстве?

— В лекальном цехе — компьютеры с очень дорогим немецким софтом и люди, которые на них работают, потому что локализация софта сделана под каждого определенного человека.

— Как все настраивалось для работы? Брали готовые механизмы?

— Все сами. Очень долго идешь к тому, чтобы понять, что тебе нужно. Я читаю много специальной литературы. Мы даже сами писали себе софт, чтобы закрыть все нужды. Зато можно проследить за полным циклом изготовления изделия с нуля. У нас стоят специальные BPM-симуляторы (симулятор бизнес-процессов). Все наши руководители не могут действовать самостоятельно, у них всегда включается специальный скрипт. Швеи, разумеется, работают не по скриптам.

— Как выстроена система учета товара?

— На каждом нашем изделии есть специальный штрих-код, в который, помимо прочего, вбита сумма, сколько зарабатывает швея за то, что произвела это изделие. В табеле фиксируется информация по ней.

— Как был написан софт?

— Мы брали облачные системы и автоматизировали их под свои ресурсы. Есть интересные ребята в Беларуси, которые это делают.

— Насколько эффективнее стали рабочие процессы?

— Мы обслуживаем четыре розничных магазина, у нас большой интернет-магазин, оптовики, и с такого производства, как у нас, получаем очень большую выработку.

— Сколько всего сотрудников в компании?

— 60 человек.

— Как оплачивается труд?

— В зависимости от выработки.Средняя зарплата на предприятии — от 30 тысяч рублей. Мы стараемся платить выше рынка, так как у нас люди — самое важное.

— А у швей есть мотивация к количеству проданного товара?

— Да. А еще нам важно, чтобы человеку нравилось работать. Если не нравится шить пальто — шей футболки.

— Проблема кадров на рынке есть?

— Проблема есть, но она быстро решается. Человек приходит и понимает, что мы устраиваем симпозиумы, приглашаем лекторов, у нас есть общение.

— И всегда есть способ предложить зарплату повыше, чтобы переманить сотрудника?

— Интересно, но швеи с трудом меняют место работы, потому что в основном это старшее поколение. Есть те, кто предпочитают работать дома, — сегмент таких самозанятых растет.

«Необязательно иметь 30 магазинов, чтобы быть в прибыли, а это основной показатель для меня» Фото: Ирина Ерохина

— Как проходит процесс отбора сотрудников? Общаетесь с каждым человеком?

— Ни я, ни Регина вообще ни с кем не общаемся и никого не нанимаем, кроме руководителей отделов. У каждого отдела есть общий бизнес-процесс, и, если отделу нужен сотрудник, он запускает процесс хантинга. На личное собеседование кандидат приходит к руководителю отдела.

Я стараюсь общаться с лидерами, но, как правило, они вырастают из линейного персонала. Швея может стать начальником производства, а также перейти в закройный цех или стать технологом. Некоторые способные люди могут поработать на складе или устанавливать фурнитуру.

— Как часто проходят планерки и контроль сотрудников?

— Я не очень люблю планерки. Провожу их по понедельникам и стараюсь уложиться в полчаса. Контроль за исполнением задач ведется в нашем софте, где все задачи расписаны по отделам. Пользуюсь им и в телефоне. Кроме этого, есть общий групповой чат, календари. Все работает онлайн, личного контакта с сотрудниками у меня практически нет.

— Физического контакта не было даже на этапе настройки?

— Раньше мы мучились с этим и пришли к выводу, что не хотим больше так работать. Не нравилось, что приходится лично следить за каждым сотрудником, за выполнением им задач. Сейчас за действиями следит организация.

— Возможно ли с российским менталитетом избегать проведения личных планерок с жестким разносом?

— Раньше у нас были планерки с разносами, но мы все-таки решили, что это — слабость организации.

— Но как мотивировать сотрудников?

— У них должна быть внутренняя общая мотивация. Все отделы друг другу помогают. Если у кого-то что-то не получается, ему помогают другие отделы. Штрафов у нас нет, но есть ДОК — денежное обучение коллег. В рамках ДОК премию получает тот сотрудник, который выявил проблему и помог другому сотруднику. Это полезно — все начинают искать проблемы и все начинают их решать.

— Вы обучаете людей, тратите на них деньги, а они, обучившись всему, уходят. Как этого избежать?

— Мы не просто обучаем людей, мы создаем культуру работы в организации. Мы очень быстро растем, у нас можно очень долго развиваться. Сейчас мы себя комфортно чувствуем. Когда мы были совсем маленькой компанией, было гораздо сложнее. Сейчас это фактически инкубатор.

— Текучка серьезная?

— Не сказал бы, что большая. В руководящем составе ее вообще практически нет. Бездельники выявляются во время испытательного срока и не задерживаются у нас.

«На каждом нашем изделии есть специальный штрих-код, в который помимо прочего вбита сумма, сколько зарабатывает швея за то, что произвела это изделие. В табеле фиксируется информация по ней» Фото: Ирина Ерохина

«ЕСЛИ ЧТО-ТО ПРОДАЕТСЯ, НАДО ЭТО ПРОДАВАТЬ»

— Расскажите о каналах продвижения.

— Это соцсети, в основном «Инстаграм», потому что там самый дешевый и конверсионный трафик. Таргетинг или директ выходит дороже, и клиент не тот, который на нас подписан или знает о нас.

— Но ведь вам нужно расширять аудиторию?

— Мы работаем немного по-другому. Аудиторию нам расширяет розница. Мы заходим локациями, та же Москва — будет новый трафик.

— Вашу одежду рекламировали Ольга Бузова, Ирена Понарошку, Настя Ивлеева. Как удалось их привлечь?

— Это были старые связи с тех времен, когда я работал фотографом, поэтому удалось их привлечь. Сейчас нам нравится просто создавать контент и продвигать его в «Инстаграме». Мы делаем красивые фотографии красивых девушек в нашей одежде. Именно блогеры для нас сейчас не очень актуальны. Это затратно — столичные стоят от 300 тысяч рублей, — и мы решили, что лучше будем создавать красивые образы в хорошем декоре.

— Есть мнение, что привлекать для рекламы «казанских близняшек» — моветон. Но вы их приглашали.

— Эффект был. «Инстаграм» — как машина, постоянно крутится. С близняшками крутилось очень сильно. Это обычные симпатичные девчонки.

— Их присутствие в рекламе не отпугнуло постоянных клиентов?

— Не могу сказать, кто кому нравится или нет. В целом кажется, что реакция была позитивной. Раньше нам нравилось делать что-то провокационное. Сейчас мы стали очень спокойными, и нам интереснее, когда изделие гладко и красиво садится. Марка перерождается, мы становимся старше, серьезнее.

— Это из-за истории с футболками «Марҗа»? Что это вообще было? Намеренная провокация или случайная ошибка?

— Это была очень нелепая история. Моя девушка — русская, и мы поехали в деревню к брату на свадьбу. Я и слова не успел сказать, а бабушка уже назвала мою девушку «марҗа». Я долго потом думал, почему так происходит в татарских деревнях, и почти полгода туда не ездил. Видимо, у меня случился такой выплеск энергии с этими футболками. Но все было по-доброму!

«Сейчас мы стали очень спокойными, и нам интереснее, когда изделие гладко и красиво садится. Марка перерождается, мы становимся старше, серьезнее» Фото: Ирина Ерохина

— Как вообще оцените ставшую слишком повышенной чувствительность общественности? D&G бойкотируют в Китае, Gucci снял с продаж черный свитер с красными губами…

— Я иногда об этом задумываюсь, для меня это дико. Я не могу найти для себя ответа. Никто же не перестал носить вещи Hugo Boss после некоторых событий, происходивших в военное время…

— Когда произошла эта история с футболками, пошла волна, было страшно?

— Конечно. Я испугался того, что мог кого-то обидеть. Мне это было неприятно, потому что обижать я никого не хотел.

— Не боялись, что работать дальше не дадут?

— Мы ни под что так не завязаны, чтобы чего-то бояться. Что же, теперь совсем не работать? У нас и когда мы заходили в «Мегу», не было ни копейки. Нам все всегда говорили, что работать сложно, и мы научились не бояться сложностей.

— Надо понимать, что, когда работаешь с темой секса, откровенности, легко перейти грань.

— Да, но мы занимаемся бизнесом. Если что-то продается, надо это продавать.

«ЖИТЕЛЯМ САМАРЫ НУЖНО ЧТО-ТО ПОСПОКОЙНЕЕ, ПОДОРОЖЕ»

— Когда откроетесь в Москве?

— Уже скоро — 10 марта.

— По аренде «Мега» в Москве и в Казани похожи?

— Примерно, да. Отличие казанской «Меги» в том, что она «золотая» — находится в городе, у нее огромный трафик.

— Но при этом принимает не всех арендаторов.

— Там и продержаться очень тяжело. Уходят даже крупные бренды.

— Как удалось договориться и сесть там? До определенного времени объект работал только с крупными российскими и международными брендами.

— У нас это получилось, я даже не знаю как. К этому меня подтолкнула Регина, отправив запрос в отдел аренды. Я был против, говорил, что дорого. Во время реконструкции в «Меге» нам сказали, что мы можем арендовать площадь на 11 месяцев, и мы решили попробовать. По истечении срока нам снова повезло — сокращал свое присутствие один крупный международный спортивный бренд, и мы сели на его место.

«Мега» важна в качестве стратегического пункта. Это действительно показатель для бренда.

— Казанская «Мега» открыла дорогу в «Меги» других городов?

— Это работает, если ты себя зарекомендуешь. Поработав, мы уже сами начали писать в отделы аренды. Плюс «Меги» в том, что ей интересно, чтобы такие бренды, как мы, продавались — для нее это выгодно. Это не просто потребительское отношение «плати аренду, и все».

«Может, нам и не нужно, чтобы нас знали по всей России. Мы не хотим тратить на это ресурс, да и с объемом таким не справимся. Зачем это нужно?» Фото: Ирина Ерохина

— А «Парк Хаус» как отличается от «Меги»? Не жалеете, что там открылись?

— Не жалеем. Если честно, мы думали, что поток из «Меги» перетечет сюда и у нас упадут продажи. А в результате мы охватили совсем другую аудиторию. В «Парк Хаусе» трафик маленький, но конверсия очень высокая. Когда появился этот объект, у нас начали развиваться совсем другие механизмы.

— Товарная матрица в этих двух торговых центрах отличается?

— Да, мы привозим разные вещи. Подсчитывается, сколько вещей было продано с каждого конкретного торгового оборудования. Если плохо продается футболка определенного цвета, мы можем повесить ее на другое место. Бывает, часть продукции перевозим между двумя торговыми центрами.

— Планируете открывать еще магазины в торговых центрах Казани?

— Пока нет.

— Аудитория «Святой» в «Меге» в Самаре другая?

— Там другой клиент — более консервативный, я бы сказал. Жителям Самары нужно что-то поспокойнее, подороже.

— Удается там генерировать прибыль?

— Все хорошо, я доволен.

— Каков следующий этап?

— Москва, а дальше будем смотреть.

— Страх перед московским рынком есть?

— Нет, все спокойно.

— Какие есть риски?

— Возможно, какое-то время у нас будет не та точка безубыточности, какую мы планируем. Но все это будет временно.

— Почему не заходите в генераторы интернет-продаж Wildberries, Lamoda?

— Мы с ними общаемся, но этот канал нам пока неинтересен. Эти игроки занимаются комиссионной торговлей. Мы этим не занимаемся. Сначала нужно продать, а деньги тебе отдадут потом. Цепочка получения денег получается слишком длинной.

— Но есть шанс, что о вас узнают по всей стране.

— А сколько это будет стоить? Может, нам и не нужно, чтобы нас знали по всей России. Мы не хотим тратить на это ресурс, да и с объемом таким не справимся. Зачем это нужно? Чтобы люди покупали то, чего нет на складе? У нас уже была такая ситуация, когда на сайте не отображались остатки. Нам не нужно, чтобы клиенты потом неделями ждали свой заказ.

«ВСЕ ПОНИМАЮТ, ЧТО ЛЮБЯТ ТАТАРЫ — БЛЕСТИТ, ЯРКО, КРАСИВО»

— На днях вышло исследование Nielsen по результатам опроса в конце 2018 года. Российские потребители стали больше тратить на здоровую еду и экономить на одежде и развлечениях. Что делать производителям одежды? Есть мнение, что надо расширять ассортимент.

— Товарную матрицу нужно расширять всегда. А вот скидки и акции мы не любим. Мы работаем с баллами за покупки. Раньше мы делали акции, и у нас могла быть бешеная прибыль, а потом провал. Сейчас идем ровно.

«В лекальном цехе — компьютеры с очень дорогим немецким софтом и люди, которые на них работают, потому что локализация софта сделана под каждого определенного человека» Фото: Ирина Ерохина

— Еще в одном исследовании говорилось, что число покупок населения выросло, но сократился средний чек при покупке одежды и обуви. Как в этих условиях стимулируете свою аудиторию?

— Мы не замечаем какого-то серьезного снижения. Мы всегда в динамике и очень рады этому — это очень крутое состояние, мы растем очень быстро и качественно. У нас есть финансовые показатели, под которые мы очень подвязаны. Ниже них мы не можем уходить, поэтому всегда стоит цель выполнить определенный спектр задач.

Спрос может очень сильно колебаться. В феврале прошлого года мы серьезно ушли в минус, а в этом все нормально. В прошлом сентябре тоже был какой-то провал, но тогда мы не попали с одеждой. У Регины было желание запустить в продажу велосипедки, но мы не успели по сезону.

— Есть проблемы со вкусом у населения?

— Все нормально. Какой клиент, такие и мы. Все же понимают, что любят татары — блестит, свистит, красиво (смеется).

— Это хорошо или плохо?

— Не могу сказать, я не работал в других реалиях.

— В Москве лучше одеваются?

— Когда человек хорошо одет, но дома у него ужасно, для меня это не показатель крутости. А в Москве это встречается очень часто. В Казани хотя бы у всех, даже небогатых людей, дома чистенько, уютненько. Ну носишь ты кроссовки Balenciaga, и что? Это же одежда, надо быть проще!

— Наверное, вы и сами, будучи моложе, тратили последние деньги на классные джинсы?

— Тратил, конечно, но я и не так много зарабатывал.

«МНЕ НЕ НРАВИТСЯ ФОТОГРАФИРОВАТЬ, Я ПЕРЕСТАЛ ВИДЕТЬ В ЭТОМ СМЫСЛ»

— Откуда вы? Где учились?

— Я родился в Казани, учился в энергоуниверситете по специальности «промышленная электроника». Я инженер, но никогда им не работал. Уже на третьем курсе мне стало скучно, и параллельно я уже работал фотографом.

— Чем еще занимались до создания бренда одежды?

— Я полгода продавал наружную рекламу в рекламном агентстве Larisa. Несколько лет работал мерчендайзером в компании «Бука».  

— Не выгоднее работать фотографом, чем заниматься производством, всей этой суетой?

— Я был очень востребованным фотографом и знаю, что многие до сих пор хотят от меня фотосессию. Но сейчас мне приятнее, когда меня фотографируют, чем самому выступать в роли фотографа.

— Когда осознали это?

— Съездил в путешествие в Америку и понял, что это вообще не мое. Понял, что мне не нравится фотографировать, и перестал видеть в этом смысл.

«Мы всегда в динамике и очень рады этому — это очень крутое состояние, мы растем очень быстро и качественно» Фото: Ирина Ерохина

— Но ведь это определенный талант — сделать так, чтобы красивая девушка разделась перед твоей камерой… (Гарипов был известен откровенными фотосъемками — прим. ред.).

— Значит, я был очень талантлив — у меня это очень быстро получалось. Напротив, были случаи, когда я просил не раздеваться, но все постоянно хотели оголить тело. Как правило, если есть что показать, хочется это показать.

— Не разочаровались в человеческой природе, работая фотографом?

— Нет, все мои клиентки были очень красивыми девушками.

— А с моральной точки зрения? Насколько оправдан стереотип «раздетая на фотографии — раздетая душа»?

— Я не выстраиваю таких параллелей. Бывает, что в тихом омуте черти водятся, а бывает, те, кто любят показать себя, очень скромные люди. Все разные. Все зависит от воспитания.

— Но традиционное воспитание не предусматривает обнаженных фотографий.

— Но и раздетая на фотографии девушка не равно распущенность. Все зависит от человека. Я слышал разные истории от других фотографов, про какие-то оргии на съемках и тому подобное. У меня не было такого ни разу. Я делал свою работу, забирал деньги и уходил. И стоил, кстати, недешево.

— Когда пришла идея, что нужно шить одежду, а не фотографировать? Или идея принадлежала Регине?

— От Регины многое зависело. Она очень сильно меня вдохновляет и дает иногда такие грамотные механизмы, что хочется достигать определенных целей в нашем деле. Я начинал «Святую», и мы развиваемся благодаря нашей совместной работе. Наш очень хороший товарищ, коллега Айнур, стоит между нами и тушит зарождающиеся споры.

— Каково работать с компаньоном-женщиной?

— У меня один характер, у Регины — другой. Зачем нам быть одинаковыми? Было бы хуже. Она умеет правильно мотивировать. Я не хотел залезать в «Мегу», потому что это было дорого, а она просто сказала: «Иди. Все равно все получится». Я пошел и сделал. Мужчинам нужно иногда говорить, что все у них получится.

— Можно работать и проводить столько времени с женщиной, не переходя на романтические отношения?

— Я думал, что нельзя, но, оказывается, можно. Мы как брат и сестра, у каждого своя личная жизнь. Хотя моя девушка Алиса иногда меня ревнует.

— Сейчас продолжаете фотографировать? Для «Святой», например?

— Нет. Для своего бренда тоже больше не снимаю. До сих пор распродаю фототехнику.

— Увлечения, хобби?

— Занимаюсь боксом и плаванием. А еще мне нравится учиться и ходить на разные курсы — по финансам, делегированию.

— А мотивационные курсы, тренинги?

— Не хожу, они меня не мотивируют. У меня в большом количестве присутствует личная мотивация.