Перед Болгарской исламской академией стоит огромный ворох сложнейших научно-богословских задач, взгроможденных на кучи подводных камней и опутанных липкой нитью трудно уловимых нюансов и аспектов Фото: «БИЗНЕС Online»

«НЕДОБРЫЙ ЗНАК»

Итак, первыми корабль Болгарской исламской академии покинули два ее высших руководителя — президент Камиль Исхаков и ректор Рафик Мухаметшин. Оба опытные деятели системы. Оба чутко ориентируются в неустанно меняющейся розе ветров. И оба, как никто другой, представляют истинное положение дел в спешно оставленном ими учебном заведении. Так что их исход — неважно то было бегством или увольнением (что  скорее всего) — является знаком весьма недобрым. В противном случае не возникло бы необходимости приглашать на княжение варяга из Башкортостана Данияра Абдрахманова.

В мусульманской среде назначение нового ректора восприняли без особого восторга. Оно и понятно, Абдрахманов — человек в Татарстане неизвестный, абсолютно светский, да к тому же занимающийся исламской темой всего лишь три года, то бишь не сказать, что, мягко говоря, сверхкомпетентный в базовой теме. Трудно представить более антагонистическую комбинацию для руководителя высшего звена системы мусульманского образования России, расположенного в духовной святыне татарского народа. Подлила масла в огонь и недавняя информация о передаче здания Казанского исламского колледжа в ведение Болгарской академии. Вопрос о перепрофилировании обучения здесь под ее задачи был решен еще задолго до назначения Абдрахманова, но это было представлено так, будто новый начальник выбил помещение под свою выездную приемную, что лишь усилило настороженность мусульман в отношении него.

Однако пока не будем спешить записывать Абдрахманова в похоронную команду болгарского образовательного проекта. Люди, хорошо знающие нового ректора, отзываются о нем как об очень умелом управленце и весьма порядочным человеке. Заметным плюсом в его копилку служит и готовность полностью погрузиться в проект, как говорится, без остатка. В отличие от своих предшественников, появлявшихся в Болгаре лишь наскоками, он согласился здесь не просто работать, но и жить. Принял Абдрахманов и условие, поставленное ДУМ РТ, что за содержательную часть образовательного процесса должен отвечать именитый богослов из арабского мира. Поэтому не исключено, что главные недостатки нового ректора — светскость и неосведомленность в исламе — будут вскоре компенсированы.

Какое же хозяйство досталось новому руководителю Болгарской академии и с какими вызовами ему придется столкнуться? Попробуем сегодня разобраться в этом, т. е. обрисуем манеж, за которым будут наблюдать все те, кто уже нетерпеливо запасся попкорном.

 «А ЧТО С КАДРАМИ И КОНТИНГЕНТОМ ОБУЧАЮЩИХСЯ?»

Про фешенебельное здание Болгарской академии, которое под чутким руководством нашего первого президента Минтимера Шаймиева буквально за год выросло в чистом поле, писать не будем. Об этом стартовом успехе, укомплектованном по последнему слову современной техники, мы все знаем. Заглянем лучше за ее кулисы.

Что представляет из себя академия в кадровом отношении? В ней до прихода нового ректора, а точнее в первом семестре нынешнего учебного года, работали 11 преподавателей. Из российских это Р.М. Мухаметшин, Р.К. Адыгамов, Ю.Н. Иванов, Д.А. Шагавиев, а из иностранных — Абдульраззак аль-Саади, Исмаил Болбол (бывший ректор филиала «Аль Азхар» в Палестине), Мухамед Айман аль-Захрави, Луай Халили. К ним нужно добавить и трех преподавателей по факультативным курсам: К.А. Марюхова (русский язык), Н.Н. Кривошеева (английский язык), Р.Р. Сабиров (преподаватель физической культуры).

Способна ли эта малочисленная когорта преподавателей — «11 друзей Оушена» — подготовить мусульманскую интеллектуальную элиту России? Отчасти, наверное, да. Но это «отчасти» оказалось явно недостаточным, потому и потребовалась смена руководства академии. Попутно заметим, что в штате академии всего числилось около 140 человек. Это водители, повара, секретари и прочее — словом, те, кто обеспечивал работу узкой прослойки собственно самих преподавателей. Учитывая такой перекос в кадровом составе академии, неудивительно, что было принято решение попрощаться с ее прежними руководителями.

А что с контингентом обучающихся? Сейчас в академии на обоих курсах обучаются 37 будущих докторов и 80 магистрантов, то есть всего 117 человек. Если смотреть на это число сквозь призму перспектив дальнейшего трудоустройства выпускников, то на самом деле это просто гигантская цифра. В ней чувствуется любовь к видимым показателям, но отнюдь не учет реального запроса работодателей из исламской сферы. Полагаю, что перед новым ректором будет поставлена совершенно другая задача — брать не числом, а качеством. Поэтому, скорее всего, в ближайшее время мы увидим рост числа преподавателей и сокращение числа студентов академии.

Заметим также, что указанные цифры несколько лукавые. В них входят, например, 14 магистрантов, которые, хоть и числятся в Болгарской академии, но обучаются не в Болгаре, а в Казани — в здании Российского исламского института. Преимущественно это действующие преподаватели исламских учебных заведений республики. Точно также далеко не все готовящиеся доктора захотели переехать на время учебы в Болгар, хотя и украсили своими именами ее списки.

Оценить уровень подготовки в академии пока проблематично. Лично я знаю некоторых ее студентов и положа руку на сердце могу сказать, что вряд ли они когда-нибудь, мягко говоря, смогут стать олицетворением интеллектуальной мощи российского ислама, разве что на святой земле с ними не случится внеземное чудо полного преображения. Впрочем, на подходе их квалификационные работы. И сказать об этом более объективно можно будет в рамках условного проекта исламского «диссернета».

Говоря об уровне студентов академии, нельзя не отметить и такой факт. Изначально предполагалось, что все абитуриенты будут поступать в академию со знанием арабского языка, без которого просто немыслимо профессиональное постижение исламских наук. Однако позднее там была организована группа экономистов (кажется, по инициативе ассоциации предпринимателей мусульман РФ), и данное правило было беззастенчиво пущено в утиль. Так что смена руководства академии произошла отнюдь не на пустом месте.

ОСНОВНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ

Прежнее руководство работало над тем, чтобы вписать академию в созвездие уже существующих учебных заведений, простроить с ними связи. Так, с этой целью в декабре 2017 года был заключен договор о сотрудничестве с Санкт-Петербургским государственным университетом. 22 февраля 2018 года — с Институтом востоковедения АН РФ. 28 марта 2018 года — Общецерковной аспирантурой и докторантурой РПЦ. 21 июля 2018 года — с Казанским федеральным университетом. Помимо СПбГУ и КФУ, велись переговоры о заключении договоров с другими (всего четыре) вузами, которые участвуют в специальной федеральной программе подготовки специалистов с углублённым изучение истории и культуры ислама, в т. ч. с МГУ, где существует мощный отраслевой Институт стран Азии и Африки.

Прежнее руководство БИА искало партнеров и за рубежом. Правда, выйти на подписание соглашений оно не успело. В частности, велась работа по заключению договора о сотрудничестве с Университетом города Шарджа (ОАЭ). Состоялись переговоры с руководством сирийских вузов Биляд-аш-Шам и Дамасского университета. Прорабатывался вопрос организации визита делегации академии в мусульманские вузы Саудовской Аравии. Выстраивались контакты с Университетом Al Maarif University College (Ирак).

Наработанные внешние связи кристаллизовались в командировки работников академии с целью обмена опытом и повышения квалификации, стажировки и участие в научных конференциях. То, что такая работа крайне важна для зарождающегося учебного заведения, — вне всяких сомнений. Но насколько она проводилась эффективно, судить сложно.

Прежнее руководство академии начало работу и по формированию ее библиотечного фонда. По состоянию на 25 декабря 2018 года он включал в себя 12 927 экземпляров книг, 257 рукописей и 530 старопечатных редких изданий. Львиная доля этого богатства — на арабском языке (всего 12 366 экземпляров). На мой взгляд, это неплохой старт, хотя в современном мире он и не является критичным: вся классика исламского богословия, которая нужна для подготовки высокопрофессиональных теологов, давно уже выложена в интернете.

При проектировании академии в нее было заложено создание двух дополнительных научно-исследовательских структур: центр межрелигиозного диалога и центр татарского богословия. Первый (руководитель Эльмира Садыкова) худо-бедно заработал и провел уже несколько мероприятий. А вот центр татарского богословия до сих пор пока так и остался на бумаге. Для академии, которая призвана возродить отечественную школу мусульманского богословия, и лично для Мухаметшина, который в прежние времена руководил аналогичным центром в рамках Института истории АН РТ и имел абсолютно все возможности реализовать запланированное, это непростительная недоработка, к счастью, исправимая.

«ГЛАВНЫЙ ВЫЗОВ ДЛЯ БОЛГАРСКОЙ ИСЛАМСКОЙ АКАДЕМИИ»

Именно на этом фундаменте, где-то прочном, а где-то не слишком, новому ректору предстоит воздвигать будущее Болгарской исламской академии. С какими вызовами ему придется столкнуться?

Помимо решения материально-технических проблем и репутационных задач, главная и уже упомянутая цель, ради которой, собственно, и создавалась Болгарская исламская академия, — формирование отечественной школы мусульманского богословия. На самом деле это гиперсложный вызов, ибо здесь придется идти по абсолютно непроторенной дороге.

Данная сложность задается следующей системой координат. С одной стороны, образование академии должно накладываться на классическую традицию исламского богословия, иначе ее выпускники будут отторгнуты в исламском сообществе. Но здесь нас поджидает множество богословских сюрпризов прошлого: от пресловутой педофилии до актуального джахидизма. Как купировать подобных драконов исламского подземелья? Это задача не из простых. Она требует фундаментального знания исламских первоисточников и готовности взглянуть критически на их средневековые интерпретации.

Возьмем для примера ту же педофилию. Несколько лет назад имам одной из казанских мечетей Ильдус хазрат Файзов, позднее избранный на пост муфтия РТ, издал перевод «Хидоя», являющегося классикой ханафитского мазхаба. В нем не без физиологических подробностей описывается «брачный секс с малолетними детьми», в том числе не достигшими полового созревания. Это подается не как пример нашего постыдного прошлого, а как норма, которой могут руководствоваться мусульмане и по сей день. У всех нормальных людей подобные средневековые атавизмы вызывают нравственный шок и отторжение. Но проблема в том, что большинство мусульманских богословов не знает, как демонтировать эту сторону «исламской традиции», ведь, с их точки зрения, она основана на хадисах и потому выступать против нее это, по их мнению, означает выступать против самого Пророка. В лучшем случае они как страусы зарывают голову в песок и всю ответственность перекладывают на плечи государства, мол, вступать в браки с малолетними детьми нельзя, так как это запрещается современным законодательством. Так до сегодняшнего дня поступали и в Болгаре. Спрашивается: а зачем тогда создавать исламскую академию, если авгиевы конюшни исламского богословия по-прежнему должно разгребать за нас государство? У Мухаметшина не было ответа на вопрос, что делать с подобными драконами прошлого: он всегда ограничивался лишь постановкой проблемы. Так что теперь эта эстафетная палочка переходит в руки нового ректора.

С другой стороны, образование в академии должно учитывать отечественную историческую традицию мусульманской мысли. Здесь также возникает сразу несколько подводных камней. Во-первых, она, будучи неотъемлемой частью общей классической традиции ислама, содержит в себе все тех же драконов прошлого. Так что сакрализировать наших предшественников и воспринимать их за эталон, как это порой, делается, недальновидно и даже опасно. Во-вторых, отечественная богословская мысль неоднородна по своей сути: в ней есть и кадимизм, и джадидизм. Помножьте это на традиции Кавказа, который также вошел в орбиту Болгарской исламской академии и религиозные традиции которого по отношению к татарским как совершенно другая планета. На каком из этих отечественных фундаментов будет строиться методология исламского богословия в академии? Вопрос очень непростой, а теоретических работ по осмыслению особенностей мусульманской богословской традиции России крайне мало.

Третья грань проблемы заключается в том, что отечественная школа мусульманского богословия должна гармонично вписываться в социокультурный контекст России. Помимо прочего, это означает такое формулирование вечных истин ислама, которые бы вписывались в современную научную картину мира. Но готовы ли в Болгарской академии признать неоспоримые научные истины, скажем, теорию эволюции? А ведь если не скрестить науку и богословие или хотя бы не согласовать последнее с первым, то разрыв между современным российским обществом, воспитанным школой и институтами, и мусульманскими богословами, перепрограммированными матрицей средневековых интерпретаций ислама, будут лишь усугубляться. Значит, академия будет способствовать не консолидации российского общества, а лишь усилению ее внутреннего раскола по линии религиозных убеждений.

Учет социокультурного контекста России предполагает и принятие существующих социальных стандартов, прежде всего идей свободы совести и светского государства. На самом деле это также фундаментальная проблема ислама, которая до сих пор в богословском отношении не разрешена. Элементарный пример. Когда наши муфтии голосуют на выборах президента России, то в глазах мусульман, уже зараженных бациллой средневековой ментальности, они совершают страшный куфр, ибо участвуют в том, чтобы поставить немусульманина над мусульманами. Так это выглядит в их глазах. И они обвиняют наших муфтиев в продажности и бесхребетности, т. к. у последних нет никакой богословской основы для легитимизации своих действий в рамках существующей системы богословских координат ислама. И это только одна из проблем, требующих решения. Способны ли с ними справиться «одиннадцать друзей Оушена»? Маловероятно, если учесть, что, скажем, шейх Саади мечтает о государстве, которое будет преследовать своих граждан за отказ исполнять пятикратный намаз, о чем признается даже в публичном пространстве. Другие его коллеги по академии поступают более благоразумно и просто замалчивают перед широкой общественностью подлинное учение классического исламского богословия, ценности и нормы которого они методично прививают своим студентам.

В общем, перед Болгарской исламской академией стоит огромный ворох сложнейших научно-богословских задач, взгроможденных на кучи подводных камней и опутанных липкой нитью трудно уловимых нюансов и аспектов. Что сделает со всем этим новый ректор? От греха подальше стерилизует на своем пути все подозрительное и зачистит в целях государственной безопасности, выхолащивая тем самым суть идеи создания Болгарской исламской академии? Пойдет на поводу богословов старой школы, которые пользуясь отсутствуем у Абдрахманова глубоких познаний в исламе, сделают его невольным проводником средневековой модели ислама, умело замаскированной внешним антуражем сладкоголосой риторики? Или превратит Болгарскую академию в исторический ледокол, который прорубая буреломы отживших атавизмов прошлого, сможет выйти к новым горизонтам становления отечественной школы мусульманского богословия? Это нам покажет только время.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции