«В СССР не изобретено ни одного бытового прибора, которым бы пользовались каждый день»

Тим Скоренко: «Большая часть советских изобретений не на слуху у широкой общественности: они были сделаны в рамках узкоспециализированной истории»

«СОВЕТСКИЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ ОТНОСЯТСЯ К ДОСТАТОЧНО УЗКИМ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИМ СФЕРАМ»

— Тимофей, в этом году у вас вышла книга «Изобретено в СССР». Существуют ли какие-то неочевидные советские изобретения, неизвестные широкой аудитории?

— Да. Мой любимый пример — кислородные коктейли. Впрочем, в основном советские изобретения относятся к достаточно узким технологическим сферам — это подводная сварка, мазеры (квантовый генератор, излучающий когерентные электромагнитные волны сантиметрового диапазона (микроволны), — прим. ред.), турбобуры… И потому большая часть советских изобретений не на слуху у широкой общественности: они были сделаны в рамках узкоспециализированной истории. С другой стороны, прорывы в космической или медицинской отраслях хорошо известны. Тот же аппарат Илизарова.

— Советские изобретали чем-то отличались от российских и мировых?

— Сами изобретатели — нет, но мы должны понимать, что направление научно-технической мысли определяется политическим и социальным строем общества. Советское изобретательство шло по коридору, ограниченному теми отраслями, которые финансировались и поддерживались правительством: космос, тяжелая промышленность, фундаментальная наука, военные изобретения. А бытовая техника и пищевая промышленность, скажем, плелись в арьергарде.

Посмотрите вокруг себя. В СССР не изобретено ни одного, скажем, бытового прибора, которым мы бы пользовались каждый день, сплошные заимствования. То есть, с одной стороны, в 1961-м Юрий Гагарин полетел в космос, а с другой — обычную туалетную бумагу начали делать через год после его смерти, в 1969-м. Перекос был обусловлен политическим курсом. Любая инновация требовала подписи десятка начальников, из которых значительная часть не имела никакого отношения к инновации — это были партийные функционеры. В США и Европе в данном смысле царила полная свобода — изобретателю не нужно было ничье разрешение, он мог, скажем, заложить дом и начать свой бизнес.

— Получается, советские изобретения были ориентированы на военную сферу?

— Да нет, в общем. Уже к 1960-му не было ощущения, что все делается для военной промышленности. В Дубне получали новые элементы, в тяжелой промышленности изобретали новые технологии, связанные с добычей полезных ископаемых, и так далее. Понимаете, даже если гражданину приказать: «Изобретай только оружие», — он просто не сможет. Человек и общество не могут жить этим. Тот, кто живет только войной, — сумасшедший. И то, что сейчас люди много думают о ней, говорит об их не очень хорошем психическом здоровье.

«Изобретатель — это творческий человек, такой же, как музыкант, поэт, писатель»

«ТОЛКОВЫЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ МИРОВОГО УРОВНЯ ПОЯВЯТСЯ К 2030 ГОДУ»

— Как изменилась сфера изобретений в России? Какой она стала со времен распада СССР?

— Никакой. Российская экономическая обстановка подразумевают, что свои идеи проще реализовать за границей. Я знаю много людей, которые уехали, чтобы там продвинуть свои изобретения, и у них это получилось. И причина тому — сугубо экономика и политика, ничего более. Мы умные. Просто нам сложно реализовать этот ум.

— А что не так с экономикой и политикой?

— Понимаете, изобретатель — это творческий человек, такой же, как музыкант, поэт, писатель. Как и любого творческого человека, его сбивают с толку социальные потрясения. Скажем, в конце XIX века был принят адекватный, соответствующий мировым стандартам патентный закон, который привел к всплеску изобретательской мысли — электротехника, химия, физика, все начало развиваться. И вдруг революция. Все изменилось, авторское право улетело в никуда. Хорошо, изобретатели приспособились к новому строю, советским законам, нашли лазейки. В 1960-е годы началось сумасшедшее финансирование всех отраслей, связанных с космосом, мы на вершине, можно гордиться. И вдруг все опять перевернулось, финансирование закончилось, начались 1980-е годы, перестройка, потом еще более смутные 90-е, все устремилось вниз. Сейчас происходит очередное приспособление. Я, анализируя историю изобретательской мысли в России, могу сказать, что толковые изобретения мирового уровня появятся к 2030 году. В какой-то момент изобретатель приспособится, ему станет неплохо. Но в это время по доброй исторической традиции что-то должно навернуться, будет очередная революция и изменение строя. Россия живет по синусоиде, это четко отслеживается. Сейчас мы находимся в нижней точке синусоиды. Ползем вверх.

А в тех же США последним крупным социальным потрясением было обретение независимости. Это даже не Гражданская война 1860-х (социальный строй после нее не изменился, патентное законодательство осталось прежним). По сути, изобретатели в США работают 250 лет без единого серьезного социального потрясения. Да, был кризис, Великая депрессия — она повлияла на общество достаточно прилично. Но в основном его развитие идет вверх, а у нас скачки — то мы на дне, то в пятерке лучших.

— Но в ближайшем будущем взлет не предвидится?

— При данной власти и правительстве это невозможно. Современная власть очень инертна. Для изменения социально-политической обстановки должно произойти что-то совершенно невозможное. Законы, которые глобально влияют на общество, принимаются сложно, долго, много лет. Инертность власти ведет к тому, что ничего не развивается. Власть такой быть не должна, она обязана смотреть на что-то, кроме себя самой. Опять же это не категорически плохо и ужасно, просто сложилась такая ситуация. Все-таки у нас нет рабства, границы открыты, можно жить и зарабатывать. Но для творческой личности ситуация очень сложная. У нас серьезная бюрократия. В Канаде, чтобы открыть свою фирму, нужно посидеть в интернете несколько часов. А у нас одно оформление ИП занимает месяц. Пока человек ходит и регистрируется, у него из головы выветрятся все мысли, кроме ненависти к бюрократам.

— Что нужно изобретателю, чтобы комфортно существовать?

— Покой. Ему необходимо, чтобы все работало стабильно и понятно. В Германии тоже существует сильная бюрократия, не лучше России, там тоже надо собрать 250 бумажек. Но это понятные документы. Я знаю алгоритм, у меня есть список, куда идти. Сбор бумажек займет у меня ровно столько времени, сколько я запланировал, все четко и понятно. У нас проблема с бюрократией, потому что непонятно, куда идти и зачем. Изобретателю нужна понятная стабильность, чтобы он знал, какие шаги от него требуются, чтобы зарегистрироваться, начать что-то развивать, получить финансирование. У нас всего этого нет, и вопрос «Что дальше?» висит всегда. Но подобное не только наша проблема. Скажем, такой вопрос не висит в Канаде, США, есть очень четкая структура в Великобритании и вообще во всех странах Евросоюза (кроме Венгрии, если верить жалобам моих знакомых венгров). Но в Китае, например, изобретателю тоже сложно, несистематизированная бюрократия царит и процветает. Правда, там хорошо работает другой принцип — гигантское количество изобретений делается в лабораториях, которые планово их разрабатывают в рамках глобальных программ.

«В «ЧЕРНОБЫЛЕ» ЕСТЬ ОБЩИЙ ПРАВИЛЬНЫЙ ПОСЫЛ, ЧТО СИСТЕМА СЛАБЕЕ ЧЕЛОВЕКА»

— Сериал HBO «Чернобыль» вызвал активную дискуссию среди ученых, политиков и просто любителей сериалов. Вы его посмотрели?

— Да, мне очень понравилось. Понятно, что до сериала можно докопаться с исторической точки зрения, но это гениальный сторителлинг, изумительное художественное кино. Тот сторителлинг, до которого ни один российский сценарист не дотягивался за последние 10 лет даже до донышка. Самое удивительное, что автор сценария Крейг Мазин — комедиант. И это говорит о том, что он очень талантливый человек, который много лет занимался каким-то второсортным кино, вынашивая данный проект. Сценарист набил себе имя штуками типа «Очень страшное кино 2» и теперь сделал фильм, из которого нельзя выкинуть ни одного кадра, там каждая фраза имеет смысл, четко прописаны моменты, когда ты пускаешь слезу, когда думаешь: ох, вот это да! Я смотрел с огромным удовольствием.

Там еще есть общий правильный посыл, что система слабее человека, что добровольцы, водолазы, которые встают и говорят: «Я пойду», — сильнее системы. Есть такая сцена, к которой было много претензий: не могли шахтеры министра хлопать по плечу. Конечно, нет, не хлопали, и министру было 60 лет, а не 40. Но все это неважно, а значимо то, что система ничего не может сделать с человеком. Он просто идет и хлопает ее по плечу, и она в этот момент превращается в человека так же, как и министр. Вот о чем сериал.

С моей точки зрения, это блестящий фильм и очень пророссийский. Если бы я был американцем, то после просмотра бы сказал: «Никогда не думал, что русские такие крутые!» Вот какая мысль заложена в сериале. Возможно, случайно, но она там есть. Когда смотришь на солдатиков, которые уносят радиоактивный мусор с крыши, думаешь: господи, я бы не пошел, испугался бы. Это круто. Когда партийный лидер говорит: «Я ничтожество. Меня назначили главным, и я поверил в свою силу», — ты думаешь: даже он человек. Это фильм о Людях. То, что сериал о наших Людях, очень круто. А те, кто говорит, что это агитка против «Росатома», — сумасшедшие, у них очень плохо с головой. Лечиться им не нужно, надо просто не высказывать свое мнение.

— Действительно, было очень много обвинений в русофобии в адрес этого сериала.

— С моей точки зрения, люди Чернобыля в нем предстали перед окружающим миром в гораздо лучшем свете. Там есть конкретный негодяй Дятлов, имеются нейтральные персонажи — Горбачев никакой, он просто существует. А есть те, которые заставляют тебя гордиться тем, что ты жил с ними на одной планете. Это не только Легасов, но и Щербина, который и в жизни был крутым, и разруливал позже проблемы с землетрясением в Армении. Я считаю, что «Чернобыль» — это лучший сериал, снятый в своем жанре за очень много лет.

— А почему его не создали у нас?

— Потому что у нас не умеют снимать кино. Российские фильмы делятся на две категории — финансируемый министерством культуры ужас и некий набор фестивального авторского кино, где работают ряд сильных режиссеров: Кирилл Серебренников, Александр Сокуров, покойный Алексей Герман тоже был в этом ряду. У нас был и есть набор сильных режиссеров, которые умеют снимать хорошее кино, но это арт-хаус, школа Андрея Тарковского. Как только мы пытаемся снять что-то отдаленно напоминающее голливудский сторителлинг, у нас получается просто кадавр. Не умеем, не хотим, воруем — есть целый ряд причин. Давайте делать ставку на авторское кино. Такие ребята могут порвать любой фестиваль. Если бы на «Оскар» поехало не вот это чудо от Федора Бондарчука, а «Левиафан», у него были бы шансы. У Бондарчука их нет, при том что он очень приятный и весьма не бесталанный человек. Но у него не было никаких шансов со «Сталинградом», никогда.

Проблемы начинаются со сценария. Абсолютное большинство сценариев, написанных российскими сценаристами, очень-очень плохое. Я сто раз общался с ними — они не смотрят кино. Я видел больше фильмов, чем половина русских сценаристов вместе взятых. А есть люди, которые смотрели еще больше меня. Это загадка, почему русский сценарист не видит фильмы. Люди пытаются писать сериалы, не смотря их. Я спрашивал сценариста известного сериала, что из последнего он видел, отвечает: «Мост». А там всего четыре сезона, и он вышел 10 лет назад! Из 2018 года он еще ничего не успел посмотреть. Я видел 16 сериалов. Парень, как ты вообще сценарии пишешь? Ты же не знаешь, как это делается! Единственный способ писать хорошие сценарии — смотреть, как это делается, а не читать книжки про сторителлинг, переведенные на русский людьми, которые тоже в жизни не видели ни одного сериала.

— Получается, у нас во многих сферах проявляется отсутствие практики?

— Да. В арт-хаусе у нас все хорошо, потому что есть школа. Там немного другие законы, меньше тонкостей сторителлинга, можно позволить то, что нельзя в блокбастере. Это можно почувствовать нутром, даже иногда без практики. Как парень, который снял фильм «Иствикские ведьмы».

«Вероятность найти себя выше, когда у человека есть выбор, нежели чем когда он понимает, что будет следующие 45 лет сиднем сидеть на заводе. К сожалению, раньше так и было»

«ПОВЫСИЛСЯ УРОВЕНЬ САМОУВЕРЕННОСТИ — ЛЮДЯМ КАЖЕТСЯ, ЧТО ОНИ ТАЛАНТЛИВЫЕ, ПРЕКРАСНЫЕ И СЕЙЧАС САМИ ВСЕ РЕШАТ»

— У вас много направлений деятельности: журналист, лектор, писатель. Карьера у современного человека действительно скорее развивается по горизонтали, чем по вертикали?

— Конечно, возможностей появилось гигантское количество. Мир стал маленьким. Это касается не только расстояний, но и технологий, человеку доступно все. Я могу поехать учиться в любой вуз мира, работать где угодно удаленно. Поэтому люди пробуют многое, и это хорошо. Вероятность найти себя выше, когда у человека есть выбор, нежели чем когда он понимает, что будет следующие 45 лет сиднем сидеть на заводе. К сожалению, раньше так и было. И сейчас остались люди, которые делают такой выбор, я их знаю. У меня был коллега на МАЗе, который спустя 15 лет до сих пор на той же должности получает мизерную зарплату. Но ему хорошо, он работает на насиженном месте, ничего не делает, полдня играет в игрушки.

Важно то, что при этом у него был выбор. Я сделал свой: уехал в другую страну, поменял сферу деятельности и занимаюсь совершенно другими вещами. Еще один мой бывший коллега сейчас работает инженером очень крупного предприятия, он целенаправленно сделал карьеру. У другого моего знакомого компания по производству одежды. Мы все из одной среды, одного поколения, но сделали свой выбор по-разному. Это круто и хорошо. Тот человек, который 15 лет сидит в лаборатории, тоже нужен — кто-то же должен делать эту работу. Если не пойдет он, появится другой и будет трудиться за такую зарплату. И хорошо, что нашелся человек, который сделал этот выбор. Плохо, когда последнего нет вообще, когда есть всего один вариант.

— А не существует ли в таком разнообразии опасности так и не найти себя?

— У вас так не получится, в какой-то момент вы все равно за что-то зацепитесь. У меня есть друг, который был военным пилотом. В 35 лет ушел на пенсию, окончил актерский факультет, стал актером и 15 лет играл в театре. Потом ему это надоело, и он занялся промышленным альпинизмом, все три раза менял профессию (и одновременно жену, замечу). Он нашел себя? Нет. Ну и хорошо. Есть люди, которые долго ищут себя, но это значит, что они сделали выбор в пользу поиска. Имеются и такие, которые вечно учатся, им это нравится. Я знаю людей, которые получили четыре высших образования и работают в школе учителями. Это тоже вопрос выбора. Если человек хочет кататься на мотоцикле на скорости 200 км/ч без шлема по встречной полосе, он, скорее всего, умрет. Но это его проблемы. Самое важное, что ему клево. Это то, что подстегивает сейчас изобретателей в любой стране. А в СССР такого не было. Выбор имелся, конечно, в рамках небольшого коридорчика, но это очень сильно мешало.

— А вы сами зацепились за что-то?

— Не знаю. Я пишу художественную литературу, песни под гитару пою и науку популяризирую, а работаю вообще в области информационной безопасности. Мне очень нравится заниматься разными вещами. Я не смог бы сидеть на одном месте и работать над одним и тем же. Мне нравилось работать в «Популярной механике», потому что там все время делаешь разные вещи. То я ехал исследовать разработанный в СССР маглев (поезд на магнитной подушке — прим. ред.), который 25 лет стоит под целлофаном, то своими руками делал машинку для огненного торнадо. Это был кайф.

— Существует ли в данном контексте проблема профессиональности?

— Непрофессионализм — это очень большая проблема, которая связана даже не с тем, что образование плохое. Повысился уровень самоуверенности. Людям кажется, что они талантливые, прекрасные и сейчас сами все решат. На самом деле это не так. Они не умеют критически относиться к своим способностям. Это значит не сказать фразу «Я дурак!», а понять: наверное, что-то делаю не так, мне нужно подумать, как выполнить иначе. Данная проблема связана не с тем, что изменилась структура общества, а с доступностью информации. Человек, который прочитал в интернете про желчнокаменную болезнь, абсолютно уверен, что может диагностировать камни в желчном пузыре. Нет, не может, для этого нужно 6 лет учиться.

«Если человек поступил в экономический вуз, то два дня он должен учиться, а остальные три — работать бухгалтером, тогда через пять лет будет мегакрутым специалистом»

«ЕСЛИ МЫ СЕЙЧАС ВЫДЕРНЕМ ЧЕЛОВЕКА ИЗ XIII ВЕКА И ВОСПИТАЕМ ЕГО ЗДЕСЬ, ОН СМОЖЕТ СТАТЬ КОСМИЧЕСКИМ ИНЖЕНЕРОМ»

— Каким должно быть идеальное образование?

— Оно должно быть напрямую связано с практикой. Человеку, который учится на первом курсе, необходимо параллельно работать по специальности. Я учился по направлению «двигатели внутреннего сгорания». Могу разобрать и собрать ДВС, и он будет работать, но научился я этому сильно позже. Во время обучения в вузе я видел данные двигатели полтора раза. И на этом построено все современное образование на территории бывшего СССР. Понимаете, если человек поступил в экономический вуз, то два дня он должен учиться, а остальные три — работать бухгалтером, тогда через пять лет будет мегакрутым специалистом. Если же начнет трудиться только после окончания вуза, ничего из него не получится, потому что первые три года он будет осваивать азы.

Европа стремится к такой структуре образования и медленно к ней идет. В Голландии это потрясающе развито. В офисах Европейского космического агентства студенты второго курса в офисах разрабатывают реальную космическую руку, которая полетела на МКС! Замечу, что в советское время как раз такие элементы были — те же студенты Харьковского транспортного института строили гоночные болиды ХАДИ (и сейчас, кажется, делают). Но такого было мало. Сейчас есть какая-то практика, но что это такое? Я на ней пьянствовал, а что еще делать? Мне 18 лет, вокруг девочки, алкоголь, какая практика, господи! Это неправильное построение. На каникулах человек должен отдыхать, зато в вузе — впахивать, тогда у него все получится.

Теоретическая информация не запоминается без практики. Почему выпускники исторических вузов не помнят дату смерти, скажем, Иосифа Сталина? Потому что их не повели в музей, не показали трубку, стол, за которым он сидел. У учащихся не было практического прикосновения к этому.

— Есть версии, что подростки и студенты плохо запоминают информацию из-за клипового мышления.

— Это полная чушь. Схема с практикой как раз исключает клиповое мышление. Когда человек едет в метро и листает «Инстаграм», у него клиповое мышление, а когда он пойдет на практику и будет три часа точить деталь на станке, разве не запомнит, как она выглядит? И будет помнить до конца жизни. Вот так это работает. Человеческий мозг не изменился. Если мы сейчас выдернем человека из XIII века в возрасте двух недель и воспитаем его здесь, он сможет стать космическим инженером и строить ядерные ракеты. Мы Homo sapiens уже много тысяч лет. Меняется только источник информации, с которым мы работаем. Да, смартфон, интернет формируют клиповое мышление. Но задача образования — сломать его и наполнить человека вещами, которые он сам не выучит.

— С образованием понятно. А можно ли как-то изменить организацию труда человека, чтобы он работал эффективнее?

— Мало где остаются офисы с пятидневной рабочей неделей, если не считать госорганов. Нормальные фирмы требуют у человека не время работы, а ее объем. Я могу сделать работу, положенную мне, за два часа, а остальные 6 проведу дома или схожу в кино. Сейчас такое отношение превалирует, и это очень хорошо. Грамотный управленец понимает, чем занимаются его подчиненные и какой объем работы ограничивается их возможностями. Он должен быть таким, чтобы работник не бил баклуши, но и не пахал 24 часа в сутки. Это уже другая организация труда.

Если вы сидите в офисе с 9 до 18 и вам есть чем заняться, то все в порядке. Если же в 16 часов вы начинаете попивать чай и ждать, когда закончится день, то так работать не надо. Ребята, с которыми я трудился над сайтом «Популярной механики», должны были выдавать новости к слотам — в 12:00, 16:00, 18:00. И как они выдадут эти новости (хоть со смартфона на улице их напишут) — мне без разницы. Если слот не заполнен, будет штраф. Если человек написал гениальную новость за час из выделенных ему четырех, а три часа играл в игрушку — да пожалуйста, сколько угодно. Если работник выполняет задачу — молодец, а как — неважно.

— Но совсем недавно бизнес исповедовал философию «успех — это работать 24 на 7».

— История про то, что нужно пахать, берет свое начало в системе трудодней: время должно быть отработано. В советский период от того, насколько качественно человек что-то сделал, ничего не зависело. Он отрабатывал трудодни-трудочасы и мог ничем не заниматься весь день, а мог что-то выполнить, неважно — получал одну и ту же зарплату. За прогул (подчеркну, не за плохо сделанную работу) — выговор, штраф, увольнение. Продавец в магазине работал за свое четкое время, и неважно, продаст 10 мороженых, 20 или 0, он все равно получит свою фиксированную зарплату. Сейчас львиное количество продавцов, официантов работают за зарплату плюс проценты от продаж, от чего у человека возникает желание трудиться: если я поработаю больше и лучше, то больше получу, будут бонусы. Система трудодней уйдет окончательно, я думаю, лет через 10.

«Конкретный перегиб у нас в том, что не соблюдается Конституция»

«У НАС НЕТ УЛИЧНОЙ СВОБОДЫ СЛОВА ВООБЩЕ, ТОЛЬКО КУХОННАЯ»

— Сейчас активно ведутся споры о свободе слова в России. Что вы думаете об этом?

— Смотря какая свобода слова. В интернете я могу написать все что угодно. Конечно, есть истории про ненормальных людей, которые пожаловались на девочку, опубликовавшую старое немецкое фото со свастикой. Но доносчики будут всегда и в любом обществе. Плохо, что в России они поощряются. Конкретный перегиб у нас в том, что не соблюдается Конституция. Теоретически в России и любой стране я имею право выйти с пикетом и написать все что угодно. Вместо этого вижу, как вяжут Сергея Зверева, который вышел с плакатом «Защитите Байкал». Зачем? У него даже лозунг не политический! Это чудовищная антисвобода уличного слова. У нас нет уличной свободы слова вообще, только кухонная.

В целом я не вижу в России трагической ситуации со свободой слова. Замалчивания нет, потому что все пробивается, ничего не скроешь — интернет, газеты есть, люди об этом говорят. А вот перегиб с уличной свободой слова ужасен совершенно, потому что, если человек вышел с пикетом, зачем его трогать? Это знак того, что власть боится непонятно чего. Ситуация так себе, на среднемировом уровне. По сравнению со Скандинавией мы на дне, но по сравнению с Китаем — на Эвересте.

— То есть и с печатным словом ситуация нормальная, писатель может свободно высказываться?

— Да, я не чувствую ущемления. У нас есть дурацкие законы, связанные не с ограничением свободы слова, а просто с идиотизмом. Большая часть проблем России ограничена идиотскими законами, которые принимают совершенно некомпетентные люди. Например, возрастные ограничения, которые ставят на книге. Она может быть 18+ только потому, что в ней один раз упоминается сигарета, при этом в издании 6+ могут расчленять ребенка. Детские книги продают в пленке только потому, что там содержится что-то, что с точки зрения власти нельзя показывать детям, хотя с точки зрения здравого смысла — можно. И здесь нет вопроса свободы слова, а есть идиотизм.