«Выросло поколение молодежи, которая с пеленок не слушала Салавата и никогда не будет»

Ярким примером дискуссии на тему допустимого и недопустимого в национальном театре стала реакция на новую работу «Дэрдменд» Туфана Имамутдинова и Нурбека Батуллы в ГСИ

«ТЕ, КТО ПРИШЕЛ ТУДА, ВООБЩЕ НОРМАЛЬНЫЕ?»

«Мне кажется, их надо положить в больницу и лечить голову, пока окончательно не съехала крыша», «Те, кто пришел туда, вообще нормальные? Вроде бы там и аксакалы были», «Тут городской креатив. Такой шедевр нам всем не понять. Только что подруга из Европы приехала, увидела их, быстро диагноз поставила, без медобразования. Вот так мы все, оказывается, отсталые», — это не комментарии из «Твиттера», к примеру, противников недавних митингов, согласованных и несогласованных, в Москве. Речь о комментариях читателей «БИЗНЕС Online» к материалу о состоявшейся на неделе премьеры импровизации «Дэрдменд» от творческого объединения «Әлиф». Танцы окровавленного лауреата «Золотой маски» Нурбека Батуллы шокировали часть публики, правда, в основном той, которая судит по спектаклю лишь по фото и видео.

Эта работа вновь подняла дискуссию о том, что из себя представляет новая волна татарского театра, все более заявляющая о себе. Кто-то восторгается работами, которые делаются, к примеру, творческими объединениями «Әлиф» или «Калеб», кто-то, напротив, уверен, что этих спектаклей не должно быть, ну и тем более они не могут создаваться на государственные деньги.

Танцы окровавленного лауреата «Золотой маски» Нурбека Батуллы шокировали часть публики

Незадолго до премьеры «Дэрдменда» «БИЗНЕС Online» записал монологи художников, отвечающих за новую волну, их оппонентов и других профессионалов театрального дела Татарстана.

«В ЛЮБОМ ТЕАТРЕ ЭКСПЕРИМЕНТ ОБРЕЧЕН НА СПОРЫ, ИНАЧЕ ЭТО НЕ ЭКСПЕРИМЕНТ»

Нияз Игламов театральный критик

— О том, что формируется молодая новая волна в татарском национальном театре, можно твердо утверждать. Она представлена очень разными людьми с разными индивидуальными целями и задачами. Это такие личности, например, как Данияр Соколов и Нурбек Батулла, как Ильгиз Зайниев и Амина Миндиярова — все очень разные люди. И говорить об общей температуре, целях и задачах я не могу. Любое поколенческое изменение возникает тогда, когда появляется новый зритель. Приходит тот, кого по тем или иным причинам перестает устраивать традиционное искусство — оно не дает ему ответов на какие-то вопросы или не ставит перед ним некоторые важные проблемы, чтобы человек сам на них ответил. Иногда это все сочетается, существует в условиях синтеза. В данном смысле показателен пример театра имени Камала, куда ходит очень много молодежи, которая одновременно интересуется поисковыми проектами — современной оперой «Минем Такташ» или танцевальными практиками Туфана и Нурбека. Это синтез, тут нет такого чистого.

Новая волна формируется по стечению обстоятельств, театр, в сравнении с прошлым десятилетием, в жизни татар начинает играть бо́льшую роль, значительную. Выросло поколение молодой татарской интеллигенции, которая с пеленок не слушала Салавата и никогда не будет, но при этом они татары, у них очень четкая национальная идентификация, многие из них прекрасно говорят на татарском языке. То есть подобное не связано с каким-то манкуртизмом, это внутри самого татарского движения появляется — и выкристаллизовывается интеллигенция. Так уже было, мы подобное проходили — в 1960-е годы, например, когда возникло поколение Равиля Файзуллина, Мударриса Аглямова. Каждые два десятилетия дают свою волну национальной интеллигенции. Если раньше село питало интеллигенцией город, то сегодня все ровно наоборот. Село себя исчерпало. Это не значит, что оттуда никто не может появиться, просто оно сейчас не является монополистом на сохранение родной культуры. И подобное уже мало-помалу начинает понимать руководство республики и все остальное культурное сообщество.

Например, Йолдыз Миннуллина, которая совершает определенную революционную новацию в татарском языке, в татарском стихосложении, при этом в ее творчестве вы не найдете родников и соловьев… У нее есть адресат — люди, для которых она пишет. И, по-моему, сегодня как раз идет такой сдвиг. Конечно, он перемещается неровно, естественно, во всем этом процессе очень много дилентантизма, но дилетанты — очень большие трудяги и энтузиасты, и отсутствие профессиональных навыков они компенсируют своей искренностью и воодушевленностью, верой в свои силы, проекты. Сегодня театр — это такой сообщающийся сосуд, и одно не может существовать без другого — и новаторство возможно, и есть четкие границы классики, когда ты понимаешь, где у тебя эксперимент, то есть она нужна для него. С другой стороны, эксперимент все равно подпитывает классическую сцену, прививает ей какие-то новые черты.

Конфликты в татарском театре? Во вьетнамском театре точно так же! В любом театре эксперимент обречен на споры, иначе это не эксперимент. Другое дело, что нельзя однозначно записывать всех в ретрограды, кто критикует эксперименты, и тщательно включать в новаторы всех, кто эксперименты поддерживает. Иногда последние бывают неудачными, но это не значит, что от них нужно отказываться. Когда говорят: «Экспериментируйте, но за свой счет», — это тоже очень неправильно. Государство должно регулировать. Там, где патерналистское государство, как у нас, где есть министерство культуры — региональное и федеральное, оно должно быть заинтересовано в том, чтобы эксперимент проходил… Иначе он будет все равно, но уйдет и маргинализуется, если станет за свой счет существовать. Отправится совершенно в иные активности, которые ничего хорошего государству не принесут.

Казань за последние годы стала театральной столицей. Я это связываю с несколькими институциями — активацией союза театральных деятелей Татарстана, появлением фонда «Живой город», деятельностью театра имени Камала, которая нацелена как на сохранение традиций, так и на их развитие, русский ТЮЗ, сейчас татарский ТЮЗ начал очень активно работать в новом направлении, фонд Sforzando. Все эти институции сформировали за несколько лет, поменяли конвенцию, изменили курс валют на театральном рынке Казани и России. Никто за пределами столицы РТ не знает, что есть театр имени Тинчурина, город сегодня узнают по другим именам. И это важно, что здесь происходят разные толчки силы, тектонические сдвиги.

«ТАКОЙ ЗАДАЧИ, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ НОВЫЙ ТАТАРСКИЙ ТЕАТР, У МЕНЯ НЕТ»

Туфан Имамутдинов режиссер, главный режиссер Казанского ТЮЗа, руководитель творческого объединения «Әлиф»

— Такой задачи, что мы делаем новый татарский театр, у меня нет. Есть желание, я вижу, каким он может быть, но, правильно ли это или нет, не скажу, не попробовав. Во-вторых, моя задача — выразить человеческие проблемы, которые меня волнуют, и я их показываю в такой форме, в какой умею, а именно в театральной.

Допустим, на примере того же «Шамаиля» я думал, что так действительно будет верно, а попробовав это все, понял, что, наверное, все-таки в другом направлении нужно двигаться. С «Әлифом» получилось, «Әллүки» — более оперный спектакль: наверное, это можно назвать новой татарской оперой. Честно говоря, я не разделяю свою работу на жанры.
Мы не ставим задачу развиваться именно по европейскому контексту или, наоборот, делать какие-то татарские вещи. Допустим, «Әлиф» из татарской культуры вышел, «Әллүки» из других тюркских культур, которые тоже нам близки. Это не замкнуто только на нашей культуре — мы сделали такой общекультурный срез. «Дэрдменд» тоже основан на татарской культуре, но в движении. Называть подобное европейским движением тоже нельзя, потому что это делает татарский хореограф с татарским композитором, татарским танцором и татарским режиссером.

Театральные табу? Табу везде есть, не только в театре — и в нашем обществе, и в других странах оно все равно существует. Даже в тех странах, которые заточены на такой свободе — полной, существуют свои табу. И мы это прекрасно видим. Человечество без табу просто не может существовать априори. В татарской культуре, наверное, просто сказываются наши традиции, наша территориальная ограниченность. Русский народ раскинут на 9 тысяч километров, если идти по прямой — огромная страна. Но «Русские сезоны» где проходили? В Париже, в мире и так далее. Русская культура все равно более объемная, открытая миру, а татарская культура более закрытая. Поэтому у нас этих табу существует гораздо больше.

«Я НЕ ЯВЛЯЮСЬ ГЛАВНЫМ ЛИЦОМ СОВРЕМЕННОГО ТАТАРСКОГО ТЕАТРА»

Нурбек Батулла хореограф, танцовщик, лауреат «Золотой маски»

— Я не являюсь главным лицом современного татарского театра. Здесь не должно быть главного лица, потому что одной из черт нового театра (неважно, татарский он, чувашский или русский) является горизонтальность, там нет какого-то одного главного. Некая демократичность и горизонтальность, децентрализованность, лучше сказать. Поэтому мне бы хотелось, чтобы не существовало главного лица татарского театра, чтобы это была какая-то общая волна.

Не знаю, насколько мне помогает «Золотая маска» в продвижении проектов, но, если быть честным, наверное, она мне помогла — придала внутреннюю уверенность. Когда я вернулся в Казань после учебы в Санкт-Петербурге, то верил в свое направление, а потом вера стала угасать, но, слава богу, премия меня поддержала. Это была личная помощь, психологическая, внутренняя прежде всего.

К критике я отношусь хорошо, стараюсь для себя сделать какие-то выводы, потому что мы учимся и, надеюсь, будем учиться до конца своей жизни. Поэтому критика для меня очень важна, если она конструктивная. Я стараюсь для себя что-то такое адекватное вычленить в любой критике, однако иногда бывают чисто эмоциональные вещи, из которых мне очень трудно понять, что же я сделал не так и куда мне двигаться, если она неконструктивная, но если по делу, то радуюсь этому и беру на заметку.
Если в искусстве нет поиска, то может ли это быть искусством? Мне так кажется. Поэтому я стараюсь заниматься поиском, а это постоянно риск, не всегда удача, чаще всего, конечно, неудача. Подобное осуществляю осознанно. А театр вообще нетрадиционен для татар! В 1906 году появился татарский театр, а теперь какие-то эфемерные, иллюзорные традиции вдруг возникли. Но почему-то европейцы, у которых есть театр (и ему тысяча лет), за эти традиции не держатся. Был древнегреческий театр, потом средневековый, затем эпоха Возрождения, Просвещения и так далее. Они двигались и в ХХ веке, много разных направлений попробовали. Почему-то как раз родина театра меньше привязана к своим традициям, чем мы, для которых театр в принципе чужд.

«ИНОГДА МОЛОДЕЖЬ ПЕРЕБИРАЕТ — ЭТО УЖЕ ЛИЧНОЕ ДЕЛО КАЖДОГО, ДЕЛО ВКУСА»

Фарид Бикчантаев главный режиссер театра им. Камала, руководитель союза театральных деятелей РТ

— Я не оценщик. Союз театральных деятелей — не оценивающая организация, а общественная. Я очень рад, что это происходит: театр должен быть разным, особенно в плане проб, экспериментов. Если подобного не станет, то заниматься таким вообще не стоит. А то, что иногда молодежь перебирает, — это уже личное дело каждого, дело вкуса. В татарском есть слово «завык» (прямой перевод — «чувство вкуса к прекрасному»), если нет последнего, то получается печальное зрелище. По моему мнению, во главе угла при работе театра должно быть чувство вкуса к прекрасному. Что бы ни делали, все должно выполняться с чувством вкуса.

«НЕ ОШИБАЕТСЯ ЛИШЬ ТОТ, КТО НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ»

Гузель Сагитова директор театра им. Кариева, руководитель творческого объединения «Калеб»

— Эксперимент и лаборатории как творческие процессы внутри современного театра важны, если не являются самоцелью — экспериментом ради эксперимента. Реалии современного театра таковы: рано или поздно придется в храм Мельпомены привлекать молодую поросль со смелыми идеями и, как может показаться, разрушительными для привычного театра взглядами. Как и в любом деле, здесь есть свои плюсы и минусы.

В рамках театра мы провели первую режиссерскую лабораторию Tamga, остальные же организованы в рамках творческого объединения «Калеб». К слову, в нем сейчас стартовал новый проект под названием «Безнең җыр», призванный поднять на новый качественный уровень современную татарскую эстраду.

Первым экспериментальным театральным проектом стала лаборатория Tamga. Ее цель прежде всего актерский тренинг, способствующий умению выйти за пределы привычного амплуа, пробудить скрытый потенциал артистов труппы, активировать незадействованные возможности. Кроме того, это знакомство с современной драматургией и молодыми режиссерами, а с точки зрения менеджмента лаборатория — бюджетный способ выяснить, сработается ли коллектив с режиссером и воспримет ли драматургию спектакля. Нельзя не учесть, что это и способ привлечения нового зрителя.

Готовясь к лаборатории, мы столкнулись с нехваткой современных актуальных пьес на татарском языке — и подобное натолкнуло нас на мысль провести конкурс детских и подростковых пьес ASYL, грант СТД на организацию которого нам удалось выиграть.
Весной в рамках объединения «Калеб» прошла лаборатория актерской импровизации, которая длилась три месяца. 

Но ее итоговый импровизационный спектакль «16+» оказался неожиданным и удручающим не только для меня, но и для кураторов проекта. Понятно, что импровизация, направленная на раскрепощение молодых актеров, — это риск. И он, как показал опыт, не всегда оправданный. В данном случае творческая группа нащупала границы, за которые заходить не следует, и в ходе совещания мы пришли к решению о прекращении лаборатории. От подобного результата никто не застрахован. Сделав соответствующие выводы, мы считаем необходимым продолжать двигаться вперед. Ведь не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.

«Я НЕ ПРОТИВ ЭКСПЕРИМЕНТОВ, НО ПРОТИВ ТЕХ, КОТОРЫЕ ВЕДУТ К РАЗРУШЕНИЮ ИДЕНТИЧНОСТИ»

Милеуша Хабутдинова литературный критик, доцент КФУ

— Я не против экспериментов, но против тех, которые ведут к разрушению идентичности, гражданской идентичности, нравственности. Либо это спектакли, где неправильно указан возрастной ценз. Понимаете, я педагог и прекрасно знаю, как реагирует ребенок на те или иные вещи. Иногда авторы экспериментов недооценивают этот момент: им кажется, что современные темы жизни меняют структуру сознания ребенка настолько, что он может принять взрослую дозу правды жизни, ситуации. И я просто против ситуаций, к которым ребенок не готов. Это только кажется, что наши дети готовы, на самом деле это не так… И в последнем случае я купила билет, на котором было 12+, на афише стояло 16+, но тематика ни для одного, ни для другого, и вообще противоречит административному кодексу. Естественно, я возмутилась.

Повторю — я приветствую эксперименты. Просто кому-то хочется мои дискуссии представить так, что я вообще против экспериментальных театров. И я могут тут привести пример: когда появился спектакль «Әлиф», коллегия критиков, которая представляла «Тантану», была против него. Я посмотрела постановку, приняла спектакль, в чем-то композиционно не приняла, но мы спокойно обсудили его с Нурбеком Батуллой, Туфаном Имамутдиновым и нашли точки соприкосновения. Я приняла танец, но не приняла, как композиционно разрешается музыка. Почему? Потому что я считываю знаковый, содержательный уровень постановки. Ну вот, приходит зритель, и он не интересуется вот этой темой умирания какого-то языка, он лишь видит красивое брутальное тело танцора и наслаждается этим. А мне интересно посмотреть все уровни спектакля. И когда я вижу что-то не то, как зритель, имею право дискутировать. Я стараюсь смотреть все интересное, что есть в городе.

Говорят, что я хочу добиться ухода директора театра имени Кариева Гузель Сагитовой. Знаете, жить надо не слухами. Я была среди тех, кто приветствовал ее назначение, потому что она опытный журналист, который работал и готовил в течение большого времени передачу «Мэдэният». Она автор проекта «Калеб», который я всегда поддерживала. Но у нас возникли разногласия в рамках двух экспериментов на лаборатории Tamga. Я открыто выразила несогласие. И не могу кого-то принимать на работу или кого-то снимать.

Мои оппоненты спор пытаются представить так, будто я себя пытаюсь представить как истину в последней инстанции и навязываю свою точку зрения. Еще раз повторю — как зритель я имею право выражать свою позицию: восхищаться содержательным или композиционным уровнем или игрой конкретного артиста. Но в данной ситуации, как педагог, я вижу шаги вот в этих безответственных экспериментах, которые разрушают гражданскую идентичность молодежи. Если вижу нечто подобное, я всегда пишу и публикую рецензии, могу написать и министру культуры.

Уважаю и люблю современное поколение молодых деятелей: восхищаюсь харизматическим даром Нурбека, принимаю Низамова как композитора, просто обожаю творчество Миннуллиной. Хочу, чтобы это поколение, продукт суверенитетской школы, наконец, приобрело свое неповторимое лицо.