Дамир Исхаков Дамир Исхаков решил продолжить спор с ассистент-профессором амстердамского университета Альфридом Бустановым о путях развития татарской нации в XXI веке Фото: «БИЗНЕС Online»

ВАЖНЫ ПРЕЖДЕ ВСЕГО НЕ ЛИЧНЫЕ НАСКОКИ

Читавшие опубликованные ранее материалы дискуссии с Альфридом Бустановым ряд моих друзей предложили мне «обойтись с ним помягче». В наших публикациях, обративших на себя внимание и известного американского аналитика Пола Гобла (Paul Goble), совершенно правильно понявшего суть начавшейся дискуссии, были важны прежде всего не личные наскоки, которых довольно много в публикации моего оппонента, а раскрытие содержательных аспектов обсуждаемых вопросов, ибо из них вытекает серьезнейшая проблема определения вектора дальнейшего движения татар в рамках постсоветской России.

Но прежде чем приступить к их содержательному анализу, считаю необходимым рассмотреть те высказывания в мой адрес, которые содержатся в последней статье Бустанова. Он упрекает меня в следующих «грехах»: а) в причастности к «риторике борьбы с западными врагами»; б) относительно сочинения мною «политического доноса»; в) по поводу «охранительности» моей позиции; г) в принадлежности меня к ряду «псевдоидеологов». Перечень можно было бы продолжить и дальше, но, думаю, этого пока достаточно.

Конечно, можно было бы на все эти высказывания ассистент-профессора закрыть глаза и заняться одним, так сказать, холодным анализом проблем, которые лежат в ядре нашей начавшейся дискуссии (надо думать, будут еще и другие публикации на эту тему). Но так как в обвинениях, предъявленных мне, есть и содержательные, хотя и сильно субъективизированные моменты, целесообразно все-таки их разобрать. В том числе и для того, чтобы сторонники «постнации» осознали: казанские татары — из них и состоит ядро Татарстана — от концепта нации-государства просто так не откажутся. Поэтому, как думается, надо размышлять несколько иначе, чем это делает Бустанов.

Итак, по порядку.

ЭТО НЕ КО МНЕ, А СКОРЕЕ К РАФАЭЛЮ ХАКИМОВУ

Попытка приписать мне некое «враждебное» отношение к Западу ничем не обоснована. Прежде всего потому, что по своим политическим взглядам я скорее являюсь левым демократом, близким к европейским социал-демократам, то есть вполне вписываюсь в западную демократию определенного типа. Затем научные достижения ученых-гуманитариев США и европейских исследователей мне не только хорошо известны (думаю, что не меньше, чем моему оппоненту), но и были широко использованы при написании моих трудов (чтобы убедиться в этом, достаточно туда заглянуть). И я многие работы западных исследователей ценю весьма высоко. Что не означает моей пылкой «любви» к западной системе в целом. Впрочем, тут я не сильно отличаюсь от многих ученых и других интеллектуалов, живущих в европейских странах. Из моей статьи, прочитав которую, Бустанов почему-то приписал мне указанный выше «грех», на самом деле вытекает только мое отрицательное отношение к советологическим трудам, и то не ко всем, а только к определенной их части. Обращаю внимание читателей, что сам мой оппонент, как видно из его последней публикации, аналогичного мнения о советологических работах.

Относительно «доносительного» характера моей публикации. Скорее всего, этот «наскок» проделан моим оппонентом на скорую руку. Похоже, он действительно считает себя светлым ангелом, а меня — пособником дьявола. Так вот, докладываю: на своей исторической родине я вообще-то причисляюсь к «опасным националистам», не вполне (в иных случаях — совершенно) лояльным к здешним режимам, а ассистент-профессор — вряд ли. Если бы дело обстояло иным образом, я давно был бы уже «академиком» и учиненным лаврами «заслуженным деятелем», на крайний случай — стипендиатом ТАИФа. Но, как известно, ничего этого нет.

Теперь об «охранительности» моей позиции. Напомню: речь идет о том, что я защищаю концепт нации — государства, а Бустанов — «постнации», хотя и без всякого содержательного объяснения того, что же это такое в его понимании. К тому же к этой весьма трудной исследовательской теме ассистент-профессор Амстердамского университета умудрился приплести мой уже немолодой возраст (подтекст — «отсталый» консервативный старикан!), которому противостоит полный сил и энергии, а также обладающий  «свежестью» взгляда, прогрессивно мыслящий молодой ученый-западник, стремящийся отодвинуть от бедной татарской нации вот этого цепляющегося за старое «псевдоидеолога-одиночку». Но дело то в том, что суть его концепта не раскрыта.

Что касается последнего момента — приписывания мне статуса «псевдоидеолога-одиночки», благодарю покорно, это не ко мне, а скорее к Рафаэлю Хакимову, я же всю жизнь был и предпочитаю оставаться ученым-этнологом и историком. Так что не по адресу. Хотя что скрывать — написанное мною очень даже известно, и, в отличие от Бустанова, меня достаточно хорошо знают в татарском (и не только) мире, о чем из-за обширности контактов со своими сородичами, как общественному деятелю с большим стажем, мне известно доподлинно. Как академическому ученому, постоянно контактирующему с исследователями из разных стран, я знаю также, что мои работы там тоже очень даже читаются.

ПОЗИЦИЯ МОЕГО ОППОНЕНТА ВЕСЬМА ПРОТИВОРЕЧИВА

После несколько затянувшегося введения можно уже и приступить к продолжению рассмотрения начатых в моей первой публикации рассуждений. Тем более что сейчас имеются достаточно многочисленные, хотя и, к сожалению, не слишком содержательные комментарии к прежним нашим публикациям.

Скажу сразу: невозможно согласиться с утверждением Бустанова относительно того, что якобы мой текст «подтверждает» или даже «иллюстрирует» его высказывания. Этого нет и не может быть просто потому, что концептуально мы находимся на разных позициях как по поводу происходящих сейчас в татарском мире политических и иных процессов, так и относительно объяснения их культурно-исторических предпосылок. Я отстаиваю концепцию нации-государства (государственно-организованного татарского народа), а мой оппонент — «постнации». Согласно Бустанову, некие неназванные им «псевдоидеологи», куда кажется, как отмечалось, был причислен и я, ранее занимались лишь «антиколониальной критикой», не предложив ни «свежего взгляда», ни «новой повестки» для татар. А вот сияющий рыцарь на белом коне в лице Бустанова именно такую «новую повестку» предложил,  правда, как выяснилось, не объяснив ее содержания.

В принципе, логика ассистент-профессора понятна — после известных политических потерь, понесенных Татарстаном в последние годы, проект нашей республики точно нуждается в «перезагрузке». Ее-то вроде бы и предлагает мой оппонент, но, как уже было сказано, без всякой конкретизации своих предложений. Любопытно, что сей «постнационалист» при всех своих построениях относительно постнации никак не может пройти мимо нации-государства, то есть Республики Татарстан, ведя речь о ее «перезагрузке». Об этом я пишу потому, что позиция моего оппонента весьма противоречива. С одной стороны, он вроде бы меня критикует, но, с другой — пишет о том же, что  было сказано мною. Естественно, в такой ситуации с ним дискутировать сложно и мне остается одно — не слишком обращая внимания на высказывания ассистент-профессора, продолжить те идеи, о которых я начал писать прежде.

Нация или постнация?

Во всех рассуждениях нашего оппонента речь идет, как уже говорилось, о «советской» нации с отрицательной маркировкой, в татарском случае оказавшейся сейчас, по мнению Бустанова, в «кризисной ситуации». Он в одной из своих публикаций указывал, что применительно к татарам надо исходить из того, что потеря ими в своем большинстве родного языка уже в ближайшем будущем «весьма вероятна». В этих условиях, говорит он, пора вспомнить, что язык является всего лишь «средством, а не целью», к тому же между языком и этничностью прямой связи нет (на ум тут приходят последние, близкие по своей сути, высказывания академика Валерия Тишкова), поэтому в условиях случившегося уже с татарами глубоко политического и культурного кризиса надо отказаться от прежнего советского политического проекта нации, когда татарская культура развивалась лишь в «одном центре» (подразумевается Татарстан), к тому же на основе единственного «шаблона» («махрового стандарта») и переходить к множественности центров культуропроизводства, проявляя для развития национальной культуры максимальную «гибкость», если надо — используя даже (видимо, чтобы запутать недругов) риторику «отрицания нации». При этом ассистент-профессор начинает прямо-таки пугать: мол, если станем и дальше «цепляться» за устаревшую модель нации, последствия могут быть весьма печальными. Какими? А вот такими — из-за своей «негибкости» мы, татары, получим «политический удар». Сказано сильно, но неясно.

Выше нами были обрисованы общие контуры мышления нашего образцового постнационалиста, теперь мы можем уже заняться их анализом. Но для начала придется вспомнить, чем являлась так называемая советская нация, в частности татарская, скрывавшаяся за Татарской АССР. Однако до этого хотелось бы высказать некоторые общие соображения относительно того, а на какой политической почве в стране растут взгляды сторонников постнации вроде Бустанова.

Сейчас весьма часто из уст разного рода шовинистов и государственников имперского пошиба можно услышать высказывания о том, что нынешние российские республики, в том числе и Татарстан, являются «подарками» большевиков, в свое время неразумно «нарезавших» остатки единого и неделимого российского имперского пространства на национальные территории. Политические силы, стоящие за подобными рассуждениями, хотели бы из Российской Федерации, существующей на основе своей принятой на всенародном референдуме Конституции, быстренько сделать унитарную Россию. При этом ими полностью игнорируется история нашей страны и вообще не принимается в расчет динамика политического и культурного процесса последнего столетия среди коренных народов России/СССР/Российской Федерации. Глубокая ошибочность и крайняя вредность для российского общества подобных взглядов очевидны каждому, кто способен сколько-нибудь поразмышлять концептуально с учетом современных политических и культурных реалий. Я же ответственно заявляю: те, кто попытается разрушить конституционный строй страны, заодно способны полностью развалить нашу общую Родину. Пресловутое  русское демографическое большинство не поможет. Коренные народы, живущие сотнями лет на своих территориях, оказавшихся волею истории в рамках России, не согласятся на переустройство федерации на основе унитарного принципа. Поэтому-то более умные имперцы типа господина Тишкова хотят вначале создать языковую и следующую за ней по пятам культурную однородность, отодвигая время новой «нарезки» образующегося уже однородного «тела» так называемой российской нации на более отдаленное будущее (при этом, правда, предпочитая забыть, что, по прогнозам ООН, к 2050 году в России доля мусульман достигнет 37–38 процентов).

В целом необходимо указать на то, что сторонники постнации заранее «прогибаются» именно перед вышеназванными силами, реальные возможности которых на самом деле достаточно ограничены.

НА НАЧАЛЬНОЙ СТАДИИ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ АВТОНОМНОСТЬ ТАТАР БЫЛА ЗНАЧИТЕЛЬНОЙ

Теперь вернемся к советскому проекту «автономной» нации татар, консолидированной в рамках Татарской АССР. В преддверии 100-летнего юбилея нашей республики об этом порассуждать будет особенно полезно.

Татарам, потерявшим свою государственность в большинстве случаев еще в XVI веке, для прихода к идее ее обретения заново в форме хотя бы автономии пришлось очень долго прозябать в условиях колониального существования (помните надписи XIX века в отдельных парковых зонах Казани — «для собак и татар вход запрещен»?). Но наши интеллектуалы уже к середине XIX века начали «вспоминать» историю татарского народа, в результате чего вся цепочка государственного существования наших предков была восстановлена и доведена до широких масс. А буржуазное развитие России, ускорившееся с 1860-х годов, создало предпосылки социальной и культурной модернизации, приведшей к формированию у татар «высокой» культуры. Поэтому уже к революции 1905–1907 годов татары начали превращаться в политическую нацию, выдвигавшую на передний план задачи обретения вначале культурной автономии (в делах религии, образования и т. д.), затем — автономии политической. На самом деле это был общий процесс вызревания в Восточной, частично и в Центральной Европе национальных проектов (к примеру, весьма похожие процессы проходили и в Австро-Венгерской империи).

В итоге к революциям 1917 года (Февральской и Октябрьской) татары, как и многие другие народы Российской империи, подошли уже вполне подготовленными к реализации политической автономии. Отсюда и проекты штата Идель-Урал, а также Татарско-Башкирской республики. Скажем прямо: большевики были вынуждены реализовать масштабный проект национально-территориального обустройства сохранившейся части бывшей Российской империи. Если бы они этим не занимались, попросту не удержали бы в стране власть. Кто хотя бы в общих чертах разбирается в перипетиях политических процессов 1917–1922 годов, знает, как большевикам пришлось пожертвовать своими «областническими» теориями под давлением национальных движений. А всякие словеса нынешних шовинистов относительно республик, которыми якобы большевиками были «одарены» народы России, не более чем проявления необразованности или имперского синдрома. Вообще-то, история создания национально-территориальных образований в нашей стране изучена достаточно неплохо (на этот счет имеются и ценные труды западных исследователей), поэтому всякий желающий узнать о подлинных политических процессах того времени, а не опираться на «мнения» имперцев нового пошиба может просто ознакомиться  с написанными по этой теме трудами.

Татарская АССР также была создана в 1920 году в общем контексте данных процессов. Много чего об этом можно было бы порассказать, однако стоящая перед нами задача заключается не в подобном, а несколько в ином — нам важно понять, чем был Татарстан для татар. И вот тут-то выясняется, что вопрос о татарах как о «советской» нации изучен из рук вон плохо. Да и динамика самой Татарской АССР как особого типа политической автономии, хотя и советской, не была, к величайшему сожалению, предметом отдельного изучения. А там много чего надо бы еще исследовать.

Скажем, уже в 1920-х годах выяснилось, что татарская политическая элита (заметьте, коммунистическая!) осталась недовольной той степенью автономии, которую татарам дала советская власть. Именно этим объясняются репрессии против М. Султан-Галеева и ряд других акций устрашения и подавления, примененные центральными партийно-советскими органами по отношению к этой элите во второй половине 1920-х годов (вопрос изучался Б.Ф. Султанбековым). Между тем на начальной стадии советской власти автономность татар была значительной (свои наркоматы, за исключением силовых, особая языковая политика, взаимоувязанная с коренизацией кадров, создание целой системы культуропроизводства и многое другое). Даже к концу 1930-х годов кое-что от реальной автономии Татарстан еще сохранял (вплоть до следов наличия своего гражданства).

«АВТОНОМНЫЕ» ТАТАРЫ ДО КОНЦА 1950-Х НЕ СЛИШКОМ ОТСТАВАЛИ ОТ «СОЮЗНЫХ» НАЦИЙ

К чему этот длинный пассаж? А к тому, что советская власть, как это ни покажется странным, в 1920–1930-х годах выполняла те же задачи нациестроительства, которые были реализованы и в разного рода буржуазных обществах и странах: стандартизация национального языка, создание системы школьного образования на этом языке, формирование учреждений гуманитарной науки академического профиля (академцентр, общество татароведения, ИЯЛИ), систематическое изучение культурного наследия, развитие национальных театров, литературы, издательского дела, СМИ и многое другое.

Татары существовали тогда в СССР как современная нация, хотя и «советского» типа. Единственное, из-за того, что большинство народа по причине диаспорального расселения оставались за пределами ТАССР, все время существовала проблема соединения «оторванной» части нации с ее государственно организованным политическим ядром. Хотя работа шла и в этом направлении — за пределы республики поставлялись учебники, подготовленные в Татарской АССР, направлялись книги, газеты и журналы, издававшиеся в республике, в регионы проживания татар отправлялись экспедиции (фольклорные, диалектологические и другие), выезжали театры, концертные бригады и т. п. Но надо признать: эти механизмы связи этнического ядра с диаспоральными группами были не институционализированы, в основном опирались на партийно-советские органы, на волю и дозволение центральных государственных и партийных органов СССР.

При всех трудностях и проблемах советской действительности «автономные» татары до конца 1950-х не слишком отставали от «союзных» наций, во всяком случае от тюркских. Но признаем: своей второсортностью, не соответствовавшей реальному уровню нашего народа, татары всегда тяготились. Именно из-за этого они еще по ходу подготовки «сталинской» Конституции 1937 года попытались изменить свой политический статус от «автономного» к «союзному». Известно, что по поручению Сталина тогда были подготовлены специальные критерии (похоже, прокурором СССР А.Я. Вышинским), которые позволяли отказать татарам (и башкирам тоже) в их стремлениях. Но татары не угомонились — в архиве политбюро КПСС сохранились письма татарской интеллигенции начала 1950-х, требующие изменения статуса ТАССР на «союзный». Последняя попытка этого рода была предпринята татарской коммунистической республиканской элитой в ходе подготовки «брежневской» Конституции 1977 года. Дело дошло до того, что, согласно устным сообщениям, был написан даже проект Конституции Татарстана как союзной республики!

Как из нашей истории выкинуть все эти этапы национального развития?

Если вернуться к концепту постнации Бустанова, его критика советской татарской нации в одном действительно правомерна: на самом деле этнокультурное воспроизводство татар тогда было сосредоточено в национальном политическом ядре  — в Татарской АССР. Да, этот процесс был, согласно партийным и советским нормативом того времени, очень сильно унифицирован (шаг вправо, шаг влево — «расстрел»), всячески ограничен идеологически. Конечно, такое положение не шло на пользу татарам. Но в аналогичном состоянии были все народы в СССР, правда, со своими нюансами — в лучшем положении находились «союзные» нации, особенно отдельные из них (грузины, армяне, украинцы, прибалты). Татарам, потенциальные возможности которых были достаточно высокими, автономный статус навредил очень сильно, и начиная со второй половины XX века они начали отставать от других тюркских наций, имевших союзный статус.

Однако, нравится ли кому-то или нет, длительное развитие татарской советской нации в рамках Татарской АССР привело к тому, что все основные институты культуропроизводства и национальная академическая наука гуманитарного профиля (а это несколько сотен ученых высокой квалификации) оказались сосредоточены тут. Теперь же нам Бустанов заявляет, что надо «рассредоточиться», не «класть все яйца в одну корзину». Интересно, как он это представляет конкретно? Что, надо ученых из Казани, из системы АН РТ, переселить в Уфу или Самару, а то и в Тюмень? Или татарские театры, расположенные в столице Татарстана, перевести в другие регионы РФ? Таких вопросов моему оппоненту можно выставить очень и очень много. Вот когда начинаешь конкретно рассматривать концепт постнации в редакции нашего оппонента, выясняется, что за ним вообще-то, кроме простого сотрясения воздуха, ничего нет.

Решение дилеммы: новый виток нациестроительства или переход к структурам постнации?

По большому счету идеологи концепта «российской нации» или его более радикального и неприкрыто шовинистического варианта господства в стране одной лишь «великой русской нации», открыто ориентируются на то, чтобы в ближайшие десятилетия если не окончательно «растворить» коренные нерусские народы РФ, то хотя бы уничтожить их этнокультурную отличительность настолько, чтобы можно было их всех (а еще есть многочисленная группа мигрантов) «сбить» в однородную массу россиян. При этом очень большие надежды политическими силами, стоящими за этими получаемыми поддержку на самом верху проектами, возлагаются не только на весьма своеобразно выстроенную русскоязычную, нацеленную на языковую ассимиляцию школьную систему, но и на проекты учреждения нового, безэтничного в своей основе административного деления страны на некие абстрактные «земли» числом до двух десятков (в разных версиях со слегка различающимся числом), которые нам регулярно демонстрируются, видимо, для того, чтобы мы привыкли к их визуальному образу.

Но показательно, что на главный вопрос, который висит в воздухе, сторонники этих преобразований ответа не дают. А он звучит так. В связи с тем, что в ближайшие десятилетия коренные народы, среди которых много и достаточно крупных этносов, точно не исчезнут (сохранив и собственные культурно-языковые особенности), следовательно, также и этнокультурные потребности, которые пока удовлетворяются за счет социальных институтов и механизмов, выстроенных в этнических политиях того или иного характера, как будут решать эти проблемы в планируемых новых административных реалиях? Иногда нам намекают на механизмы национально-культурной автономии, через них, мол, можно все решать. Пардон, как показал российский 20-летний опыт, через национально-культурную автономию дальше «танцев-манцев-обжиманцев» пойти нельзя. Кроме того, что гораздо более важно, на самом деле в местах компактного проживания любого достаточно многочисленного этноса (например как татары), проект последовательной национально-культурной автономии автоматически будет перерастать в автономию политическую, территориальную.

В истории это очень хорошо продемонстрировал опыт Австро-Венгерской империи, начавшей, как известно, с проектов национально-культурной автономии (теоретики этого концепта как раз там и жили), но развалившейся в итоге на политические составные по этническому признаку. Поэтому, даже если татар хотя бы частично начнут собирать в некие абстрактные Идель-Уральские штаты (такие планы нам демонстрируют регулярно), из-за того, что их там при любых конфигурациях данной «земли» окажется достаточно много, они все равно и в новых границах будут обладать политическим весом и при необходимости смогут «пробить» институты этнокультурного воспроизводства. То есть этнический фактор никуда не исчезнет.

Отсюда фундаментальный вывод: пока в РФ будут сохраняться многочисленные, укорененные тут аборигенные народы, обладающие собственными этнокультурными особенностями, их будет невозможно свести до положения мигрантских/диаспоральных групп, живущих по закону о национально-культурной автономии. Российский опыт недавнего прошлого с чеченцами очень хорошо иллюстрирует то, что может произойти при непродуманных политических решениях, затрагивающих организованные в республики народы. И с этой точки зрения внутренние нации-государства (и в меньшей степени иные типы этнически окрашенных территорий) в лице республик, в РФ никак не могут быть упразднены, как это предполагают недалекие умы, одним кликом московской руки. Попытки, возможно, даже сделают, причем в разных версиях, а реализовать точно не удастся.

БЫТЬ МОЖЕТ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАДО НАЧАТЬ ГОТОВИТЬСЯ К МОДЕЛЯМ ПОСТНАЦИИ

В этом плане стремление Бустанова подготовиться к некоему «часу Х», конечно, понять можно, но принимать всерьез не стоит. Для таких многоэтничных стран, как Российская Федерация, в мире ничего, кроме федеративного устройства, основанного на этническом признаке, не придумано. Но да, в этой стране, где мы обитаем, далеко не всегда учитывают мировой опыт, за что потом нашему народу приходится весьма дорогой ценой расплачиваться, поэтому, в принципе, всякое возможно. Следовательно, Бустанов не во всем неправ, народу республики в будущих политических раскладах придется учитывать и концепт постнации, возникающий к тому же не только из-за возможных попыток реализации проектов внутренних преобразований в России, но и под воздействием глобальных процессов, среди которых очевидны: резкое уменьшение в ближайшие десятилетия в стране числа сельских жителей (с потерей традиционной поселенческой структуры и, следовательно, территориальной протяженности этносов, например татарского) с собиранием большинства населения в городах, особенно в крупных, приводящих к формированию городских агломераций и становления там нового сознания, характерного для жителей этих суперпоселений, а также образования совершенно иных экономических и социальных связей, базирующихся на не характерных прежде информационных и технологических потоках огромной мощности.

Названный глобальный «поток» точно прокатает всех, сильнейшим образом меняя, деформируя традиционный образ жизни, культуру, бытовые привычки и так далее, в конечном счете изменив фундаментально сам характер этнической матрицы населения, в целом этническую психологию и самосознание. Эти изменения могут быть настолько существенными, что само «татарство» (и любое другое этническое) может начать выстраиваться на совершенно иных основаниях, чем это было прежде.

Актуальны ли будут в итоге в грядущем недалеком уже будущем с их фундаментальными изменениями внутренние нации-государства вроде Татарстана? Быть может, действительно надо начать готовиться к моделям постнации, осознанно выстраивая сетевые и иные похожие структуры, способные вписаться через новые механизмы в глобальные тренды? Например, в том числе, быть может, не заморачиваться с изучением татарского, а обучаться полностью на русском и английском, выходя сразу на «широкие оперативные просторы», как нас и призывает Тишков.

Хотя политическая и интеллектуальная элита Татарстана делает вид, что этих вопросов нет, на самом деле они не только есть, но и чрезвычайно актуальны. И на них придется дать ответ, но не путем организации полузакрытого курултайчика из престарелых писателей в аппарате республиканского ведомства по народному просвещению, как это произошло недавно. Тут нужны умы намного круче. И нереализовавшийся до сих пор проект татарской стратегии должен был быть посвящен именно этому.