«Выставка «Тело оставь на память» — это манифест о будущем человека. Мы все настолько погружены в собственное нутро, что не видим жизнь, проходящую мимо нас», — говорит выпускник челнинского колледжа искусств, известный художник Алексей Роуман. О том, какие впечатления вызывает экспозиция у зрителей и почему центром притяжения стала работа «Клякса 11», он рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
Алексей Роуман: «Мне нравится простота визуального решения и глубина подтекста. «Прятать за блюдечком слона»: я пытаюсь справиться»
«Мечта — быть понятым»
— Какова главная концепция открывшейся выставки в музее «Эрарта» — самом крупном частном музее современного искусства в России?
— Конечно, лучше идти от названия «Тело оставь на память» — это точно не о Ленине, лежащем на Красной площади, хотя он вполне может быть героем выставки в качестве атавизма. Название говорит о том, что уже давно лежит на поверхности. Если говорить абстрактно, то есть необходимость расширения горизонта событий, но пока преобладает щель, из которой мы все выглядываем в реальность.
«На выставке есть работа-ключ — «Клякса 11». Психиатр Герман Роршах считал: если пациент в чернильной кляксе видит симметричную фигуру, значит, он способен осознавать реальность» (на фото объект «Клякса 11»)
На выставке есть работа-ключ — «Клякса 11». Описание к работе звучит таким образом. Швейцарский психиатр Герман Роршах считал: если пациент в чернильной кляксе видит симметричную фигуру, значит, он способен осознавать реальность. Тут и нужно начать вглядываться то в реальность, то в кляксу: Россия — Восточная Европа. Две стороны: Восток и Запад. Левое и правое полушарие мозга одного организма — какой он и в каком состоянии существует. Вот, наверное, мой вопрос и моя задача познания.
— Насколько было сложно сделать такую масштабную персональную выставку?
— Выставка началась внутри меня как трепет и ожидание, потом были дни сомнений, споров с собой и отстаиваний идей в себе. Затем долгий и тяжелый труд по воплощению задуманного. Что-то просто не дается и ждет своего времени, вызревает. Целая история, но в конце концов автора, то есть меня, ждал прекрасный бонус: я тоже смог все это увидеть. Это бесценно.
— Чем объединена вся экспозиция?
— Во всем есть два начала: день и ночь, черное и белое, инь и янь, мужчина и женщина, запад и восток. Вот и каждый объект выставки имеет свою вторую версию или антипод. Выставка — это, наверное, слепок или копирование общего фона действительности — ксерокопия родины… Сложно сказать самому, зрители говорят, что она актуальная и ироничная — мне такое высказывание близко и приятно, как тщеславному человеку…
«Выставка началась внутри меня как трепет и ожидание, потом были дни сомнений, споры с собой и отстаиваний идей в себе. Затем долгий и тяжелый труд по воплощению задуманного» (на фото — объект «Культ-Ура»)
— В какой технике вы творите? Какие жанры вам близки?
— Мне нравится простота визуального решения и глубина подтекста. «Прятать за блюдечком слона»: я пытаюсь справиться. Очень люблю «кайф фактур» — выражение, кажется, досталось мне от моего преподавателя в челнинском колледже искусств Валерия Лукашевича. Оно о том, что все должно взаимодействовать на пределе качества. Стараюсь соответствовать!
— Сколько стоят ваши работы?
— Искусство — бесценно, ну или почти. На данный момент самая высокая планка — 11 тысяч евро. Я в этом плане ребенок в яслях, мне еще расти и расти. Но самая скромная цена — 300 евро, так что искусство доступно, не стоит его сильно бояться.
«Очень люблю «кайф фактур» — выражение о том, что все должно взаимодействовать на пределе качества» (на фото объект «Бамбилло»)
— Как обычно проходит ваш рабочий день?
— Хорошо проходит! (Улыбается.) Утром — это дотошное разгребание почты и менеджерская часть работы, после — в большей степени размышления и поиски то себя, то истины. Между — перекусы и создание объектов искусства. Это если коротко и весело, но бывает по-разному, конечно. Идеи — они как приятны, так и мучительны. Это как с родами, наверное (утверждать не берусь): то лелеешь новую идею, то тужишься часами в ожидании оной.
«Я пришел к пониманию, что любая идея, даже если она кажется простой, имеет под собой глубокий и подчас сложный смысл (на фото — объект «Покаяние»)
— Близка ли вам поэзия?
— Близка, но на расстоянии вытянутой руки, иначе засосет. Когда-то я сам писал, у меня очень много стихов — можно выпустить полноценную печатную версию книги. Поэзия очень помогала мне в формировании объемных мыслей-образов. Язык же и есть образ. Язык — это то, чем учишься строить себя, свои мысли, а значит, жизнь. Мне, кстати, близко высказывание о том, что уровень речи — это уровень жизни человека.
— Какой и где будет ваша следующая экспозиция?
— Выставка проходит этап «притирания» в реальном времени — я, как автор, стараюсь понять эмоции зрителей, а зрители — мои. Романтический этап! Куда приведут эти отношения — судить сложно. Хочу думать, что к любви и новому рождению плода как такового, например, к новым работам. Сейчас стараюсь не нарушать идиллию в отношениях, вдохновляюсь. Планирую в следующем году показать выставку в Москве, очень хочу привезти ее, например, в Казань. Я же из Татарстана — для меня это важно!
— А за рубежом где хотели бы открыть персональную выставку?
— NY — MOMA, Нью-Йорк, музей современного искусства — это моя цель. Мечта — быть понятым на своей глубине высказывания. Вдруг я рыба настолько глубоководная, что заметить меня можно только после того, как всплыву. В общем, хочется быть при жизни понятым, с фидбэком от людей.
«NY — MOMA, Нью-Йорк, музей современного искусства — это моя цель» (на фото — объект «Восход»)
«ОДНИМ ИЗ РУКОВОДИТЕЛЕЙ ЭТОГО РАЙОНА БЫЛ НЫНЕШНИЙ ПРЕЗИДЕНТ ТАТАРСТАНА РУСТАМ МИННИХАНОВ»
— Как долго вы жили в Татарстане и когда его покинули?
— Мой папа — военный. Когда мне было пять лет, его перевели из-под Пензенской военной части в районный центр Богатые Сабы, где он работал в военном комиссариате Сабинского района. Мама — в райпо товароведом. Она часто меня брала с собой, пока меня не определили в сад. Одним из руководителей этого района был нынешний президент Татарстана Рустам Минниханов, который часто заходил в их райпо. Вот такое славное детство, есть что вспомнить и не забывать. В садике я начал говорить на татарском, а дома начал активно рисовать пластилином на голландской печи: страшно пластилином пахло, конечно, еще можно было обжечься, но увлекало дико. Тогда стало ясно: искусство — это мое!
«Мечта — быть понятым на своей глубине высказывания. Вдруг я рыба настолько глубоководная, что заметить меня можно только после того, как всплыву» (на фото объект «Дворобой»)
Когда мне было 7 лет, нас перевели по долгу службы в Набережные Челны, где я жил до 2004 года. Учился в общеобразовательной школе, художественной школе, колледже искусств, даже вел некоторое время детскую программу на кабельном ТВ.
«Я был человеком, который идет против системы, меня было невозможно заставить что-то делать, если у меня отсутствовало желание»
— Как проходили учебные годы в колледже искусств?
— На момент моей учебы это было училище, и его хотели даже сделать высшим учебным заведением, но решили, что лучше сильное училище, чем средний институт. Наверное, это было верное решение.
Я был человеком, который идет против системы, меня было невозможно заставить что-то делать, если у меня отсутствовало желание. Посещал я тот объем занятий, который мной усваивался, как я думал, и получал за это нагоняй. Но все успевал. Давалось это, конечно, бессонными ночами до развески (экзамена). Думаю, каждый помнит, как это волнительно. Некоторые мои работы хранились в методфонде. Это была гордость, и я знал, что я за ними когда-нибудь вернусь.
«Художников нужно поддерживать — настоящий художник богат внутри, часто беден и не защищен снаружи» (на фото —объект «Ментомен»)
Мое «когда-нибудь» наступало несколько раз: сначала не удалось из-за выставки работ студентов в училище, потом не удалось забрать день в день. Я хотел вернуть главную для меня работу, которая стала моим пониманием искусства и дала мне раскрыться. Но, к моему глубокому сожалению, оказалось, что весь (вдумайтесь, весь!) методфонд было принято решение уничтожить! Просто взять и выбросить работы. Колледж имеет на это право — работы обязаны хранить только пять лет. По мне, так это геноцид искусства. Двадцать с лишним лет — был какой богатый фонд, который хранили долгие годы, — сейчас просто уничтожен, без оцифровки, без возможности восстановить … Обидно, конечно, хотя осталась фотография — и то хорошо.
Талантливых товарищей из колледжа много, почти все в профессии — при деле. Из более молодых я знаю пример успеха Димы Ребуса — потрясающий художник, уроженец Набережных Челнов, учился во второй «художке» с моей приятельницей. Художник, как мне кажется, с мировым имением в будущем. Потрясающий и тонкий!
— А кто был вашим наставником?
— Главное мне дали художка, колледж искусств в Челнах и моя мама. В то время, когда я рос в 90-е годы, Набережные Челны был городом, распиленным по комплексам и дворам бандитами и уличной шелухой разной масти. Вообще, не понимаю, как многие жили и выживали в таких условиях. Не лучшее время было, даже можно сказать, что совсем нехорошее.
Расскажу, с чего все начиналось. Меня заметили на уроке рисования во втором классе, учительница поставила «Лунную сонату» Людвига ван Бетховена и попросила нарисовать ассоциации на тему. Я нарисовал каплю воды, падающую в круги от предыдущей капли с бликами, с перспективой и овалами: думаю, я всех сразил. Так меня определили в художественную школу номер 1, где я, как выяснилось, проучился в параллельном классе с Ольгой Шелест — российской телеведущей, актрисой кино, — и увидел это только на днях в фотографиях у однокурсницы. Забавно.
«Проходит этап «притирания» в реальном времени: я, как автор, стараюсь понять эмоции зрителей, а зрители — мои. Романтический этап! Куда приведут эти отношения — судить сложно» (На фото открытие выставки)
Колледж на момент моего обучения был очень сильным, с наилучшим преподавательским составом. Золотое было время — нами занимались серьезно, наверное, вопреки тому, что происходило в реальности за стенами училища.
Мама сделала главное — она помогла не «замкнуться». В это время ее любовь и такт сделали свое дело. Я рос рассудительным «мини-минималистом», концептуалистом, хочется произнести гордо. (Смеется.) Поэтому я люблю четкость высказывания — без пыли и пудры.
Видимо, так я пришел к пониманию, что любая идея, даже если она кажется простой, имеет под собой глубокий и подчас сложный смысл. Если кто-то захочет докопаться до истины, его ничего не остановит. Но можно просто созерцать — это тоже путь в понимании современного искусства.
— Куда вы устроились работать после колледжа?
— Моя первая работа и должность — заместитель арт-директора в РК «Батыр», неплохо так. Брали тогда не по блату, я был креативным парнем и с большим количеством энергии, деятельным и жаждущим жизни, меня заметили и предложили работу.
«Батыр» был местом небожителей, но, главное, это был остров, где предоставлялась возможность для самореализации, и туда стекались самые интересные люди, как гости, так и персонал. Второй, кстати, почти весь реализовался в разных сферах, и почти все с успехом, за что надо отдать должное Янборисову Булату. Он дал возможность раскрыться очень многим, Батыр был планкой для жизни! Я нырнул с головой в дело, занимался дизайном, рекламой, мероприятиями и шоу, шил артистам и танцорам балета, писал картины — делал все что мог и где был полезен: я попросту жил в «Батыре» и наслаждался.
Были бурные ночи, дискотеки, какие-то волшебные люди, красивые, умные, успешные — это было золотое время «Батыра» и мое. Позже сменились акционеры, руководство, формат, сам клуб, и, как следствие, изменились люди, приходящие отдыхать. В 2004-м что-то надломилось, и ветер перемен стал дуть в другую сторону. Наверное, на тот момент я устал от однородности происходящего в формате заведения и тусовки: уже все попробовал в своей профессиональной сфере, и, когда начались повторы с эффектом сериала, я понял, что пора идти дальше.
1 сентября 2004 года — как в первый класс. Просто уволился с работы, где на тот момент совмещал уже две должности — менеджера по рекламе казино и дизайнера комплекса, купил билет в один конец, чтобы точно и наверняка. Положил в рюкзак записную книгу, зарядку для телефона, пару футболок и теплых вещей — и был таков. Приехал в Москву, в первые несколько дней «протусил» все деньги и… началась реальная жизнь.
«Я стал художником, потому что иначе не могу, для меня это способ разговаривать с людьми, себя выражать. Наверное, искусство — это гордыня» (на фото — объект «Твердая память о детстве»)
— Алексей, поделитесь, пожалуйста, своими размышлениями на тему современного искусства. Насколько престижно быть художником сейчас, есть ли помощь от государства, были ли у вас меценаты, которые помогали вам в открытии выставок?
— Ну каждому свое, естественно. Я стал художником, потому что иначе не могу, для меня это способ разговаривать с людьми, себя выражать. Наверное, искусство — это гордыня. Я не из среды самозабвенных людей, я нуждаюсь в неравнодушии. Я жажду, чтобы не меня, а мои работы принимали, а лучше — понимали.
Художников нужно поддерживать — настоящий художник богат внутри, часто беден и не защищен снаружи. Не сразу понимаешь, что талант — это не все. Важна воля, а ее может не всем хватать. Искусство ранимо. В моем случае я делаю все сам, не люблю быть должным. Тут, видимо, к гордыне гордость присоседилась, но что поделать — сложный путь. Возможно, со временем я пересмотрю свой опыт.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 5
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.