«Мы так и летим вниз. Те меры, которые принимают регуляторы, просто смягчают падение», — считает профессор ВШЭ Олег Вьюгин. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассуждает о том, почему России стоило переждать коронавирус и лишь потом выходить из сделки с ОПЕК, чем закончится ценовая война с Саудовской Аравией и запустит ли пандемия механизм мирового кризиса.
Олег Вьюгин: «Меры карантина, введенные у нас, относительно мягкие, производство не останавливают, в отличие от некоторых других стран. А вот падение цен на нефть нанесло неожиданный ущерб»
«В ЭТОМ ГОДУ МЫ ОТ КОРОНАВИРУСА ИЗБАВИМСЯ»
— Олег Вячеславович, давайте поговорим о том, что происходит в последнюю неделю и все ли так плохо, как кажется?
— Да, неважно, к сожалению. В моменте, из-за нефти, да еще на фоне распространения в мире коронавируса, который Россию пока, сравнительно с другими, стороной обходит. Меры карантина, введенные у нас, относительно мягкие, производство не останавливают, в отличие от некоторых других стран. А вот падение цен на нефть нанесло неожиданный ущерб. Ценовая война с ближневосточными производителями нефти грозит нам неприятностями впереди.
— Какими?
— Низкой ценой на нефть. На текущий год есть два сценария — 25 и 35 долларов за баррель. 35 долларов — это примерно нулевой рост экономики, начнем исчерпывать наши резервы. Это означает, что нацпроекты, скорее всего, подрежут, поскольку сундук не бездонный. Соответственно, не сбудутся те надежды, которые были связаны с этим фактором возобновления роста экономики. Наконец, курс рубля, естественно, будет не 65, а 70–72 рубля за доллар, но ведь и это тоже неприятности для людей: реже можно будет куда-то съездить, дороже будут импортные товары и т. д.
— Мне кажется, заграничные поездки и так сейчас под большим вопросом по большей части из-за коронавируса.
— Китай нам показывает, что бороться можно. Они говорят, что у них пик заболевания пройден и к июню страна вернется к нормальной жизни. Европа и Америка, если сумеют эффективно бороться с коронавирусом, тоже пройдут пик, но позже, и в этом году мы от коронавируса избавимся.
«Расчет саудитов простой: они, объявляя войну, понимали, что цена упадет. Никто не знал, до какого уровня. Наверное, они думали, что до 30–35 долларов за баррель»
«СНИЖЕНИЕ ЦЕНЫ НА ГОД-ДРУГОЙ ДЛЯ НЕФТЯНЫХ КОМПАНИЙ НЕ ФАТАЛЬНАЯ ПРОБЛЕМА»
— На ваш взгляд, главная причина снижения цен на нефть в том, что Россия вышла из сделки с ОПЕК, или есть какие-то другие факторы?
— Да, в моменте причина в том, что Россия не согласилась с довольно мягким предложениями саудитов по дополнительному сокращению добычи. Они требовали дополнительных сокращений, причем они говорили, что готовы «взять на грудь» 1,5 миллиона баррелей в сутки, а от России требовалось что-то около 0,3 миллиона. Но Россия сказала нет — только 0,2 миллиона. Тогда партнеры заявили: «Хорошо, раз не хотите, то будет ценовая война». Собственно говоря, они к этому и приступили. Настоящая ценовая война начнется чуть позже, скидки они уже дали на нефть, но увеличивать производство смогут только с апреля. Расчет саудитов простой: они, объявляя войну, понимали, что цена упадет. Никто не знал, до какого уровня. Наверное, они думали, что до 30–35 долларов за баррель. В итоге они на 30 процентов увеличивают поставки на экспорт и получают доход, как при цене на уровне 50 долларов, которая и была.
— Когда мы отказывали от сделки с ОПЕК, не догадывались о последствиях?
— Возможно, не ожидали такой конфронтационной реакции.
— На ваш взгляд, до какого уровня может опуститься цена на нефть? Есть ли предел?
— Проблема в том, что 90 процентов этой цены бумажные, они образуются на рынке фьючерсов. Там нет физических поставок. Механизм сложный. Контрактная цена физических поставок ссылается на цены фьючерсов. С другой стороны, Саудовская Аравия начинает давать скидки: сегодня фьючерс на цену через месяц 35 долларов, но второй в мире поставщик нефти предлагает цену 25 — и это начинает влиять на рынок фьючерсов. Те ребята, которые бумажки перекидывают, начинают думать: «Цены физических поставок ниже наших фьючерсных цен — значит, надо ставить на понижение».
Тем не менее понятно, что серьезное увеличение поставок нефти и скидки должны содействовать снижению цены на нефть. До какого уровня? Аналитики Goldman Sachs предположили, что до 25 долларов, а кое-кто среди монетарных властей считает, что и до 15 долларов. Все-таки, если ненадолго цена и упадет до 15, скорее всего, в среднем за год не менее 35 долларов получится.
— «Татнефть» заявила на днях, что им все равно, даже если 8 долларов за баррель.
— Конечно, нефтяные компании будут говорить, что им все равно, но мы же говорим не про них, а в целом про страну. У компаний от снижения цены на нефть выручка в долларах упадет, но она не убьет саму добычу, но убьет инвестиции. Стоимость подъема барреля (lifting costs) у отечественных нефтяных компаний — у кого-то повыше, у кого-то поменьше, но в целом ниже 35. Такое падение цены даже при девальвации рубля не оставит достаточных средств для инвестиций.
Кроме того, налоговая система их тоже защищает, потому что, когда цена идет вверх, бюджет начинает изымать бо́льшую часть — до 90 процентов прироста, а когда цена идет вниз, бюджет вообще ничего не получает, все остается у компаний. Поэтому снижение цены на год-другой для нефтяных компаний не фатальная проблема, а проблема для публичных финансов и граждан.
— Есть версия, что это «Роснефть» продвигала идею разорвать сделку с ОПЕК. Так ли это?
— Со свечкой не стоял, но, по-моему, «Роснефть» не скрывала, что им как коммерческой компании сделка не нравится. Почему? Все мы читали объяснение, что таким образом мы открываем возможности для сланцевых компаний из США увеличивать производство и захватывать долю рынка.
— То есть сейчас мы хотели побороть сланцевые компании?
— Что мы хотели, до конца не ясно, честно говоря. Но позиция «Роснефти» открытая. Некоторые другие российские нефтяные компании занимали не такую однозначную позицию. Интересы публичных финансов нашего общества вообще до сих пор четко не артикулированы, за исключением слов о том, что нам придется жить в другой реальности.
Картели вечно не существуют. Хотя ОПЕК существует давно, потому что его возглавляет ведущий производитель нефти. Понятно, что не надо думать, что картели навечно, и на это всегда рассчитывать. Но ситуации бывают разные. Вопрос же был не на миллион баррелей. Не так много российским нефтяным компаниям надо было заплатить за сделку. Время, когда заражение от коронавируса пойдет на спад, лучше было и в сделке пересидеть.
— Можно сказать, что Россия сама себе выстрелила в ногу?
— Есть такое. Переговорщики, видимо, не учли ответного хода саудитов на разрыв сделки.
— Есть мнение, что цена на нефть падала бы вне зависимости от сделки ОПЕК+, как и вскоре она пойдет вверх. Согласны?
— Если по коронавирусу будут позитивные новости, то в какой-то мере цена вверх пойдет, потому что тогда будут надежды, что спрос на нефть будет расти. После этого опять появится рост сланца и усилится внутренняя конкуренция нефтяных компаний внутри страны. Но сейчас вопрос идет о моменте. Сейчас, на мой взгляд, было бы выгодно не разрушать альянс, а потом его убрать.
«Со свечкой не стоял, но, по-моему, «Роснефть» не скрывала, что им как коммерческой компании сделка не нравится»
«САУДОВСКАЯ АРАВИЯ ПЫТАЕТСЯ ВЫДАВИТЬ РОССИЮ С РЫНКА»
— Наш бюджет сбалансирован при цене на нефть в 42 доллара. Что будет с бюджетом и расходами?
— Минфин уже сказал, что будут строго придерживаться бюджетного правила, которое будет заключаться в том, что если цена ниже 42,5 доллара, то они продают валюту на разницу для получения рублей в бюджет. Во всяком случае, сказали, что будут этому следовать.
— Антон Силуанов говорил, что средств ФНБ хватит, чтобы компенсировать потери бюджета, на 6–10 лет. Получается, что эти деньги мы готовы «сжечь» ни на что вместо того, чтобы реализовывать те же нацпроекты?
— В какой-то степени да. Но там есть бюджетное правило: если цена нефти ниже 42 долларов за баррель, то минфин продает валюту, чтобы вывести доходы на уровень 42,5 доллара. Но так механизм работает три года, а после этого действует другое ограничение — не более 1 процента ВВП имеют право продавать. Поэтому если дефицит бюджета, например, расширяется до 3 процентов, то покрыть можно только 1 процент из ФНБ, для остального надо сокращать расходы. Так что предусмотрен механизм, который продляет жизнь ФНБ. Поэтому будут тратить, но есть правило, которое позволяет растянуть эти средства.
— Кажется, мы с вами в прошлом интервью пришли к выводу, что власти пока даже не знали, куда потратить средства ФНБ. Вот и повод нашелся.
— Если считать, что эта ситуация надолго, то да.
— А вы считаете, надолго? Как долго будет длиться ценовая война с саудитами?
— Думаю, недолго. Как все может происходить: саудиты будут давать скидку. Более того, они пошли по всем трейдерам, которые торгуют Urals, и стали предлагать им торговать нефтью Саудовской Аравии, но со скидкой. Грубо говоря, они приходят к европейским потребителям и говорят: «Вам сейчас Россия продает Urals по 35 доллара, а мы будем по 25». Коммерция есть коммерция, ничего личного: если есть возможность брать дешевле, будут брать. Таким образом, Саудовская Аравия пытается выдавить Россию с рынка.
Россия тоже, видимо, будет давать в ответ скидки или какие-то другие выгодные условия предлагать. В это время из-за того, что низкая цена, будет сокращаться добыча сланцевой нефти, консервироваться скважины и сокращаться предложение оттуда. Это окажет позитивное влияние на цену. Ценовая война между Россией и Саудовской Аравией будет терять смысл, потому что из Америки пойдет сигнал о сокращении предложения. Если при этом историю с коронавирусом возьмут под контроль, ценовая война фактически прекратится. Нефть все равно останется на низком уровне, но все сбалансируется. Мое представление такое.
«Нефть, на мой взгляд, не должна стоить ниже 50 долларов за баррель в долгосрочной перспективе, пока альтернативные источники энергии не победят, но это все-таки еще несколько десятилетий»
— Значит, можно не ждать, что нефть вернется к 50 долларам за баррель?
— Когда-нибудь обязательно вернется. Нефть, на мой взгляд, не должна стоить ниже 50 долларов за баррель в долгосрочной перспективе, пока альтернативные источники энергии не победят, но это все-таки еще несколько десятилетий.
— Вы верите, что углеводородная экономика просуществует так долго?
— Да, даже самые оптимисты альтернативной энергии говорят, что требуется время, которое измеряется десятилетиями, а не годами.
Надо сопоставлять не только lifting costs — это то, сколько стоит поднять нефть из скважины, но учитывать, что нужны ресурсы, чтобы вводить новые месторождения, а это инвестиции. Если к этой цене добавить необходимость инвестирования плюс все остальные издержки, то получится порядка 50 долларов за баррель. При низкой цене компании будут добывать нефть, но перестанут инвестировать. Это означает, что в перспективе ожидается падение мировой добычи, а это очень плохо. Поэтому разумная цена должна постепенно установиться.
— Для производителей сланцевой нефти какова цена, при которой они рентабельны?
— У них стоимость поднятия из скважины от 20 до 45 долларов за баррель. С инвестициями они просто поступают: набирают кредиты банков под бурение, продают нефть и расплачиваются с кредитами. Если цена на нефть падает, то они объявляют себя банкротами. Да, люди теряют этот бизнес, но его приобретают какие-то другие компании и продолжают начатое дело.
— Так сколько же нам нужно времени, чтобы увидеть, как труп нашего врага проплывает по реке?
— Состаримся!
— Получается, нет смысла в ценовой войне, затеянной, чтобы выдавать с рынка сланцевиков.
— Надо делать различие о моменте и о перспективе. Картель в долгосрочной перспективе неэффективен. Сегодня самые низкие затраты на подъем барреля у ближневосточных стран, затем Россия и третий — у мировых нефтяных гигантов, которые уже скупили не менее трети сланцевой добычи. Этот процесс консолидации будет продолжаться. Возможно, в результате лидерство по затратам может поменяться: для отечественный компаний из-за специфики залежей стоимость барреля будет расти, для конкурентов из США — снижаться, а ближневосточная нефть будет оставаться наиболее дешевой. Поэтому где тут место картелю? В долгую скорее речь должна идти о кооперации и сотрудничестве. А в моменте картель можно было и потерпеть.
— То есть надо было переждать коронавирус?
— Да, когда глобальный спрос на нефть восстановится, особенно в Китае, а он там через полгода точно восстановится. После этого надо было спокойно прийти в ОПЕК и сказать: «Ребята, давайте подумаем, что мы делаем, и мирно договоримся, как мы перестанем это делать». А сейчас получилось как с битьем посуды.
— Мы ушли, хлопнув дверью.
— Да, разбив посуду и перевернув стол.
«Я говорю про таргет 4 процента, тогда как инфляция сейчас 2,5, значит, есть запас, который может быть исчерпан слабым рублем и ростом цен на импортные товары. Поэтому ЦБ спешить не будет, а это и не нужно сейчас»
«ЦБ НЕ БУДЕТ СТАВКУ ПОДНИМАТЬ, ПОТОМУ ЧТО НЕТ УГРОЗЫ ПРЕВЗОЙТИ ТАРГЕТ 4 ПРОЦЕНТА»
— Стоит ли удерживать курс рубля? Может, стоило отпустить, учитывая, что ЦБ придерживается стратегии плавающего курса?
— Никто от этой стратегии не отказывается, речь идет о выполнении бюджетного правила. Единственное, что ЦБ начал делать это досрочно, что не запрещено.
— Надо ли ожидать роста ключевой ставки, как это было в 2014 году?
— Думаю, ЦБ все-таки не будет ставку поднимать, потому что нет угрозы превзойти таргет 4 процента. В среднесрочной перспективе это возможно. Если цена на нефть будет оставаться весь год низкой, то теоретически инфляционная угроза может быть, потому что слабый рубль транслируется в цену импортных товаров. Российские так или иначе, из-за того, что в конечном продукте есть импортная составляющая, также вырастут в цене. Но пока такого давления нет, инфляция ниже таргета, поэтому ЦБ с вероятностью 99,99 процента не будет ставку поднимать.
— На днях в ассоциации российских автомобильных дилеров говорили, что стоимость машин увеличится.
— Конечно. Но я говорю про таргет 4 процента, тогда как инфляция сейчас 2,5, значит, есть запас, который может быть исчерпан слабым рублем и ростом цен на импортные товары. Поэтому ЦБ спешить не будет, а это и не нужно сейчас.
— Возможен ли курс 100 рублей за доллар?
— Нет. Это из серии, если 15 долларов за баррель на годы вперед.
— При нынешней цене на нефть сколько должен стоить рубль? Его цена сейчас справедлива?
— Не знаю, есть разные оценки. Но сейчас еще и наложилась ситуация с коронавирусом. В принципе, выручка от отечественного экспорта падает, профицит платежного баланса стремится к нулю, поэтому это сигналы для ослабления рубля. Эксперты называют интервал от 70 до 80 рублей за доллар, никто не берется сказать более точно. Мне кажется, что если не будет бегства иностранных инвесторов от ОФЗ, то от 70 до 75 рублей за доллар точно уложимся.
— Кстати, о панике. Если в 2014 году, когда рубль стремительно слабел, все атаковали обменники, скупали импортную технику. Сейчас такого не наблюдается.
— Даже наоборот. В ЦБ есть статистика, что люди продают доллары. Надеются, что рубль все равно укрепится, и потом они откупят доллары по более выгодному курсу и заработают на этом. Видимо, положение дел другое. В 2014 году была ситуация «Все пропало!», потому что были санкции и сокращение цены на нефть. Санкции для рубля страшнее нефти. Никто же не знал, какими будут меры, могли бы отключить банковскую систему от международных платежей, а госбанки могли вообще оказаться в изоляции. Поэтому все было очень страшно. Плюс компании тогда имели много обязательств в долларах. Сейчас эти обязательства существенно меньше. Поэтому сейчас не так нужны доллары, как в 2014 году. Причина этого рыночная — упали цены на активы, а тогда были санкции, в этом разница.
— То есть санкции страшнее коронавируса?
— Если исходить из того, что коронавирус пройдет, а санкции надолго, то да. Если, конечно, они по иранскому сценарию.
— При низкой цене на нефть хватит ли нам денег на расширение мер социальной помощи, например маткапитал уже за первого ребенка?
— Раз социальные обязательства взяли, то они, надеюсь, будут в приоритете.
— Еще и в Конституции многое решили прописать.
— Не надо быть наивным: многое написано и в действующей Конституции, но исполняется то, что нужно. Поэтому это неважно. Но формально это обязательства президента, который пообещал усилить социальную помощь. В принципе, приоритет будет этому отдан. А нацпроекты можно подкорректировать. Как я понимаю, некоторые уже запущены.
— От ВСМ до Казани, например, уже отказались.
— Да, но из-за экономических соображений, что это слишком дорого, а эффект до конца не ясен.
— Столько лет изучали этот эффект.
— Видимо, там были еще составляющие интересов, которые пытались к проекту подтолкнуть. Но, видимо, нашли в себе силы проект пока отложить или вовсе отменить.
Так что какие-то нацпроекты будут идти, какие-то — нет. По ним нет таких эксплицитных обязательств, как по социальным. Там есть проекты, которые министерства рассмотрели, одобрили, составили план, а планы можно корректировать — никто не заметит. Политический уровень ответственности тут ниже. Конечно, хотелось бы побольше реализовывать, потому что это повысит спрос, деньги пойдут в экономику, но не может прийти денег больше, чем есть.
— Про рост экономики тоже можем забыть?
— В этом году да, скорее всего, прогнозы не сбудутся по причине тех обстоятельств, которые мы с вами обсуждаем.
«По России мы уже в январе – феврале видим существенное сокращение экспорта из-за коронавируса. «Сила Сибири» по просьбе Китая перестала поставлять газ на днях»
«СЕЙЧАС РЕГУЛЯТОРЫ ЗАЙМУТСЯ РАЗБРАСЫВАНИЕМ ДЕНЕГ, БУДУТ СМЯГЧАТЬ ПОЛИТИКУ»
— Если бы не падение цен на нефть, то как сильно сказался бы коронавирус на мировой экономике, в частности на российской?
— Он серьезно затронет экономику, потому что сократился спрос, в первую очередь Китай прекратил многие производства. Глобальный экономический рост прогнозировался в нормальных условиях где-то 2,5 процента как минимум. Реально будет легкая рецессия, все зависит от того, как сейчас будет ситуация развиваться. Она до конца непредсказуема, хотя многие надеются, что коронавирус, к лету выйдя на пик, начнет уходить.
По России мы уже в январе – феврале видим существенное сокращение экспорта из-за коронавируса. «Сила Сибири» по просьбе Китая перестала поставлять газ на днях. Из Казахстана Китай тоже отказался брать газ. Это же экспортная выручка, значит, и российская экономика тоже будет ниже. Так что прогнозы, которые строило минэкономразвития, тоже не сбудутся.
— А каков ваш прогноз по году?
— Дай бог, чтобы ноль был. У нас же коронавирус и нефть — все вместе это существенный удар по экономике.
— Мировой экономике грозит рецессия или кризис?
— В современной глобальной экономике важно, чтобы финансовый сектор не создал экономического кризиса. Если бы не было финансового сектора, то было бы просто производство и натуральный обмен. Карантин приводит к тому, что производство сокращается, а если отменили, то оно выросло — ничего страшного. Но финансовый сектор способен мультиплицировать сокращение производства многократно, поэтому сейчас и Америка, и Европа борются с этим. Китай уже все сделал, они снизили требования к банкам, увеличили ликвидность, кредитование. То же делает Америка: 1 500 миллиардов долларов ликвидности, выкуп активов, 50 миллиардов на помощь штатам в рамках чрезвычайного положения. То же самое делает ЕЦБ. Они пытаются предотвратить обесценение активов.
Как действует механизм финансового рынка на экономику? Он обесценивает активы, то есть стоимость компаний, а это для современной экономики очень страшная вещь, потому что все теряют деньги. Из-за этого перестают покупать и потреблять. Если люди покупают меньше, то ты не можешь ничего продать, значит, вынужден увольнять людей. Ты увольняешь людей, они теряют доходы и ничего не могут купить. В итоге это раскручивается, и случается великая депрессия. Поэтому сейчас регуляторы займутся разбрасыванием денег, будут смягчать политику.
— Еще снижать ставки?
— Теперь это выкуп активов. ЕЦБ уже некуда снижать ставки.
— О том и речь.
— У ФРС еще есть запас (в ночь на понедельник 16 марта ФРС снизила ставку до 0–0,25% — прим. ред.), но и они предпочитают скупку активов (также 16 марта ФРС объявила о выкупе с рынка дополнительно бумаг на $700 млрд в ближайшие месяцы — прим. ред.). ФРС покупает облигации федерального займа и выкидывает доллары в систему. Российский ЦБ тоже может это делать, если понадобится: скупать ОФЗ, тогда появится больше рублей. Пока ЦБ, как я понял, не видит в этом необходимости.
— А вы?
— Надо держать руку на пульсе. Если побегут нерезиденты — а это 35 процентов тех, кто держит ОФЗ, — то придется скупать.
— Почему нам тогда ставку не понизить? Ведь есть запас.
— Тогда ослабится национальная валюта, а это тоже плохо. У нас говорят, что бюджету выгоден слабый рубль, но есть же предел. Куда денется потребительский спрос? Поэтому нужен баланс.
— На прошлой неделе фондовые рынки падали, причем не особо помогла остановить падение ни пауза на американском рынке, ни объявленные ФРС меры поддержки. В итоге индекс Доу – Джонса 12 марта закрылся крупнейшим за 33 года падением на 10 процентов. В чем причина?
— Если говорить про фондовый рынок Америки, то он тянул все остальные. Он, конечно, был перегрет. Был 11-летний тренд на рост. По законам рациональной логики это не может продолжаться вечно, должна быть коррекция. Рынок несколько раз пытался корректироваться. Например, в конце 2018 года была мощная коррекция на глобальном рынке. Потом снова начался рост. Коррекция нужна. Но она происходит тогда, когда есть серьезный повод.
В этом году повод очень серьезный — вирус, который явно свидетельствует о том, что многие компании получат меньшую прибыль. Цена на нефть тоже сыграла свою роль. В принципе, рынки нашли повод, чтобы скорректироваться. А дальше начинается дурной цикл. Немало инвестиций сделали под залоги, а они обесцениваются. Значит, нужно восполнять стоимость залогов, у многих нет такой возможности, значит, они начинают все продавать, сработали stop loss, и рынок начинает рушиться. Нормальные инвесторы начинают смотреть: мы теряем деньги — и они тоже начинают продавать. Поэтому рынок должен катиться вниз до какого-то уровня, когда почему-то многие инвесторы решают, что уже можно покупать активы, поскольку они дешевые. Плюс нужны позитивные сигналы. В данном случае позитивным сигналом может быть прохождение пика заражения коронавирусом. Тогда вернется ограниченный оптимизм, рынок стабилизируется, волатильность снизится и начнется маленький рост.
«С гриппом все просто: кто-то на вас чихнул, и есть шансы заболеть. А при коронавирусе даже чихать не надо, достаточно просто потрогать то место, которого коснулся больной»
«ЕСЛИ СЕЙЧАС БУДУТ ПРИНИМАТЬ ПРАВИЛЬНЫЕ РЕШЕНИЯ, ТО ГЛУБОКОГО КРИЗИСА НЕ БУДЕТ»
— То есть кризис неизбежен?
— Не факт. В 2008–2009 годах многое зависело от того, что будут делать регуляторы. Они сначала наделали ошибок, что привело к провалу экономики, но потом быстро сообразили и стали делать программы выкупа, и все дольно быстро восстановилось. Если сейчас будут принимать правильные решения, то глубокого кризиса не будет.
— Наш ЦБ тоже пока предпринимает правильные шаги?
— Да. Был вопрос, надо ли скупать ОФЗ, но пока решили, что нет необходимости, но есть готовность. Просто сейчас еще рано. Это окажет серьезную поддержку ситуации. Плюс продажа валюты — тоже механизм, который поддерживает финансовые рынки от полного коллапса.
— А вам не кажется, что значение коронавируса, его влияние на людей и экономику сильно преувеличены? Ведь даже от гриппа умирает людей больше, чем от коронавируса.
— Да, это правда, от пневмонии даже больше умирают. Вот в чем дело: страхи возникли из-за механизма распространения. С гриппом все просто: кто-то на вас чихнул, и есть шансы заболеть. А при коронавирусе даже чихать не надо, достаточно просто потрогать то место, которого коснулся больной. Он распространяется очень агрессивно, как, например, в Италии, куда прилетели несколько зараженных человек из Китая. Плюс страх, что нет вакцины. Правда, против гриппа тоже нет эффективной вакцины. Поэтому у властей страх настолько силен, что они начинают ограничивать все и вся, чтобы локализовать эпидемию. Представьте себе, что было бы, если бы в Китае не ограничивали распространение коронавируса и не поставили на карантин некоторые крупные города, особенно Ухань. Был бы взрыв этого вируса. Поэтому, мне кажется, правильно делают. Есть два варианта. Первый — пусть вирус идет вперед и, как «испанка», миллиард человек по всему миру заразятся, кто-то умрет, а потом болезнь сойдет на нет. Тогда ведь ничего не делали, даже не было серьезных антибиотиков, люди выживали только потому, что иммунная система естественным путем приспособилась. А сейчас все-таки мы в другом состоянии развития, поэтому вариант карантина может сработать.
Да, есть ущерб экономике. Но он краткосрочный и может быть восполнен через какое-то время.
— Эксперты часто спорили о том, нужно ли складывать деньги в ФНБ, вместо того, чтобы направлять их на разные проекты. Значит, не зря копили подушку безопасности?
— Да, не зря. Поскольку цена на нефть подвержена колебаниям, которыми мы не управляем, то какую-то систему бюджетного правила иметь полезно. Бюджет набирает обязательства, которые имеют бесконечную срочность или длительную. Если ты набрал обязательств при одной цене на нефть, то при более низкой ты должен их сокращать, а это очень болезненный процесс. Поэтому механизм демпфирования должен быть.
— Согласны ли вы с теми экспертами, которые утверждают, что у нас среди других развивающихся стран идеальные макроэкономические показатели, которые позволят пережить кризис?
— Да, шансы пережить есть, главное, не наделать ошибок в макроэкономическом управлении. Если цена на нефть для России существенно ниже, чем была, то это вычет из богатства, потому что одно дело, когда ты получаешь 50 долларов за баррель, и другое, когда 25 — в два раза меньше. Тогда твое богатство уменьшилось, значит, и экономика будет ниже. Поэтому надо смягчить переход к новому ценовому режиму. А то, что мы обеднели, раз цена на нефть упала, — это факт, ничем это не восполнить.
— Что делать обычным людям? Какова должна быть стратегия?
— Если речь идет про доллар и рубль, то каждый сам выбирает стратегию. Кто-то пытается заработать на движении курсов. В нашей стране для обычных людей главное иметь работу и получать стабильную зарплату. А для предприимчивых людей любая ситуация рождает возможности.
Вьюгин Олег Вячеславович родился 29 июля 1952 года в городе Уфе. Выпускник механико-математического факультета МГУ им. Ломоносова. Кандидат физико-математических наук. Автор более 20 научных работ и публикаций по теории вероятности и макроэкономическому моделированию. Имеет почетное звание «Заслуженный экономист Российской Федерации».
В настоящее время является председателем совета директоров ПАО «САФМАР Финансовые инвестиции», председателем наблюдательного совета, независимым директором ПАО «Московская биржа», членом совета директоров, независимым директором ПАО «НК „Роснефть“», профессором Школы финансов факультета экономических наук НИУ ВШЭ.
Состоит в коллегиальных органах управления других юридических лиц: НАУФОР (председатель совета директоров), НКО ЗАО «НРД» (член наблюдательного совета), ООО «Сколково – Венчурные инвестиции» (член совета директоров), ПАО «Юнипро» (член совета директоров, независимый директор), фонд «Центр стратегических разработок» (член совета фонда), национальный совет по корпоративному управлению (член президиума).
В разные периоды деятельности занимал посты первого заместителя министра финансов Российской Федерации, первого заместителя председателя Центрального Банка Российской Федерации, руководителя федеральной службы по финансовым рынкам, являлся внештатным советником председателя правительства Российской Федерации, а также исполнительным вице-президентом ЗАО «Инвестиционная компания «Тройка-Диалог», старшим советником по России и СНГ ООО «Морган Стэнли Банк», председателем совета директоров ПАО «МДМ Банк», членом совета директоров ПАО «Бинбанк».
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 18
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.