Джагфар Мубарак: «Сейчас люди гонятся за деньгами, а тогда на первом месте был Аллах»

Джагфар Мубарак: «В этом году, я к сожалению, не смог держать уразу из-за проблем со здоровьем, но очень было обидно, что нельзя ходить в мечеть»

 «ИФТАРОВ В МЕЧЕТЯХ НЕ БЫЛО, А ТАРАВИХИ ПРОХОДИЛИ, ТУДА ВСЯ КАЗАНЬ СЪЕЗЖАЛАСЬ»

— Джагфар-абый, в этом году мы провели уразу в необычных условиях — при закрытых мечетях, с мерами предосторожности. Как она прошла для вас?

— В этом году, я к сожалению, не смог держать уразу из-за проблем со здоровьем, но очень было обидно, что нельзя ходить в мечеть. Тем более что сейчас я живу недалеко от мечети «Бишбалта», в которой имамом служит Гусман хазрат Исхаков — это второй муфтий Татарстана, с которым мы работали вместе. В духовном управлении мусульман я проверял религиозную литературу, а он был муфтием, и так повезло, что сейчас Гусман хазрат является имамом, причем недалеко от меня. Но коронавирус сослужил очень плохую службу: не можем ходить в мечеть и посещать таравих-намазы, вынуждены дома молиться…

— Но в советские годы, наверное, было не легче?

— Ифтаров в мечетях не было, а таравихи проходили, туда вся Казань съезжалась. Мечеть ведь была единственная на весь город — Аль-Марджани. В первых рядах сидели бабаи в чалмах и чапанах, они в свое время окончили медресе, имели очень сильные знания, прошли лагеря, войну, ссылки, многое видели в своей жизни. Но они все были запуганы, категорически не хотели учить других. Хотя были и те, кто не боялся, например Ахмадзаки Сафиуллин (первый наставник верховного муфтия России Талгата хазрата Таджуддина), он тоже был вынужден бежать с родных мест, скитался по Средней Азии, но потом вернулся в Казань. Габдулхак Садыков тоже преподавал, но все это делалось дома, скрытно. Хазратам же запрещено было передавать знания. Обо всем я написал в своих книгах.

— Значит, Талгата Таджуддина вы хорошо знали уже в те времена.

— Да, он тоже ходил в мечеть, потом уехал в Бухарское медресе, учился там вместе с Габдулхаком Саматовым. По окончании медресе он уезжает учиться в исламский Университет аль-Азхар, заканчивает его, возвращается в Казань. В 1980 году его ставят муфтием ДУМЕС. Власти посчитали его лояльным к ним деятелем, поэтому он и был поставлен на этот пост. У нас с Талгатом разница в возрасте 8 лет, он младше меня. Он жил, как и я, в «Юнгородке», женился, мы часто общались. После того как Талгат хазрат стал муфтием, он своего наставника Ахмадзаки Сафиуллина сделал вторым имамом мечети Аль-Марджани. Долгие годы после этого Заки хазрат работал вместе с первым имамом — Габдельхабиром Яруллиным.

«Коронавирус сослужил очень плохую службу: не можем ходить в мечеть и посещать таравих-намазы, вынуждены дома молиться» Фото: «БИЗНЕС Online»

«ПРЕЖНИЕ РУКОВОДИТЕЛИ — ТАТАРЫ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, — ОТКАЗЫВАЛИ, КОГДА ГОВОРИЛ, ЧТО СОВЕРШАЮ НАМАЗ»

— Вы, как я понял, намазы читали с самого детства? 

— Да, сам я родился в 1940 году на Донбассе, в Луганской области, куда, спасаясь от голода, из Татарстана переехали  мои родители. Отец работал на шахте. Началась война, папу забрали на фронт, он погиб под Сталинградом в 1942 году, после оккупации мама с детьми вернулась в родную деревню Балтаси. Совершать намаз и читать по-арабски меня научила моя бабушка Галиябану, уразу тоже держал с детства вместе с мамой и бабушкой.

В 1959 году забрали в армию, довелось служить на полигоне Капустин Яр, там подорвал здоровье, и меня через три года и два месяца комиссовали домой. Вернувшись в Казань, окончил ПТУ, где освоил профессию фрезеровщика, потом трудился на заводе. В свободное время посещал ИЗО студию в ДК имени Ленина, там преподавателями были такие именитые художники  как Рустем Киндебеков, Ильдар Зарипов. Параллельно я поступил учиться в Московский университет имени Крупской на заочное отделение, каждый месяц посылал туда по 10 своих рисунков, через пять лет окончил вуз, получил диплом, работал художником в «Казаньстройтрансе». Увлекался Востоком, посещал библиотеки, ездил в Самарканд, Бухару, даже проживал там некоторое время, все время искал старинные книги. К сожалению, посещать мечеть по пятницам не получалась, такая возможность возникла только в 1972 году, когда поступил на работу в ЖБИ «Татколхозстрой».

— Почему именно там?

— Эта организация была рядом с моим домом. Я пытался устроится туда два раза, но прежние руководители — татары между прочим, — отказывали, когда говорил, что совершаю намаз, а по пятницам мне обязательно надо ходить в мечеть. На мое счастье «Татколхозстрой» возглавил Александр Федорович Максимов, я ему тоже все сказал, что всю пятничную работу готов сделать в субботу или воскресенье. Он, не задумываясь, согласился, сказал: «Ладно, договорились, завтра же приступай к работе». В итоге я там проработал около 20 лет. Меня очень уважали там, даже до смешного доходило. Тогда ведь 1 мая и 7 ноября проходили демонстрации трудящихся и было принято сильно выпивать. Ну время было такое. Мне давали рюкзак, клали туда несколько бутылок, знали, что я не пью, не украду водку. Тогда ведь колонна шла и останавливалась на 5–10 минут, в это время все начинали пить. Потом опять идут и вновь останавливаются и также «поддают». Пока колонна дойдет до площади Свободы, рюкзак остается пустым.

С Александром Федоровичем мы до сих пор общаемся. Я ведь выполнял все, что скажут, посылали оформлять пионерлагеря, делать плакаты, раскрашивать детские сады подшефные.

«Совершать намаз и читать по-арабски меня научила моя бабушка Галиябану, уразу тоже держал с детства вместе с мамой и бабушкой»

КУЗНЕЦ, БОРОДА, ЭШЛЯПА, САМАТ: ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ДАВАЛИ ПЕРВЫЕ ЗНАНИЯ

— Значит, более глубокие знания в исламе вы стали брать, как только стали ходить в Аль-Марджани — единственную тогда в Казани.

— Да, она никогда не закрывалась. Как уже говорил, стал ходить туда с 1972 года, моими наставниками, которые обучали основам ислама, были прихожане мечети. Это Габдулхак Хафизов, вторым наставником стал Габдулхак Садыков, он трудился кузнецом, поэтому у него было прозвище Тимерче, то есть Кузнец, Хафизова же мы называли Сакал (Борода), из-за того, что носил окладистую бороду. Всего было четыре Габдулхака, двоих я назвал, а еще Габдулхак Каюмов, его называли Габдулхак эшләпә — из-за того, что любил ходить в шляпе. Четвертым был Габдулхак Саматов, его прозвище — Самат. Уроки давали только дома, в мечети было категорически запрещено это делать. Я все допытывал у Саматова, почему он не хочет дома преподавать, на что он отвечал, что для этого нужен документ от государства. Сам он трудился водителем, подрабатывал еще кочегаром.

— Наверное, когда ходили в мечеть, все знали друг друга, особенно молодежь.

— Да, тогда были молоды все, тот Саматов был старше меня только на 10 лет… Тогда к молодежи подозрительно относились. Спрашивали: «Зачем в мечеть ходишь?» Я отвечал: «Хожу для того, чтобы сохранить татарский язык, культуру, узнать древних ученых богословов — это же наше наследие». А так отношения между собой были разные, в том числе и с сотрудниками мечети. Они следили, сколько дали хазрату садака, сколько он сдал в мечеть. 

— Но при желании можно было учиться…

— Но скрытно, настоящие возможности появились лишь с началом перестройки. В 1987 году в Казани, в Доме работников просвещения — это здание, где сейчас расположена синагога, — открылись трехгодичные курсы арабского языка. Те, кто их окончил, получали официальный документ. Там преподавали профессора из КГУ по учебнику Щербатова, Сегаля. А в 1990-е годы открылись первые татарские гимназии. Первая была на базе школы №35, вторая — имени Марджани на улице Шамиля Усманова, третья открылась на улице Мавлютова, вот туда я и поступил на работу учителем арабского языка. Меня взяли, так как на руках был диплом об окончании курсов арабского языка.

Через год ко мне приехали муфтий духовного управления мусульман Европейской части СССР и Сибири Талгат Таджуддин, будущий первый казый Татарстана Габдулхак Саматов и будущий ректор медресе Исхак Лутфуллин и сказали, что открывают медресе и туда нужны преподаватели, чтобы обучать шакирдов таджвиду (правило орфоэпического чтения Корана и соответствующая кораническая дисциплина (’ильм ат-таджвид), посредством которой достигается правильное чтение Корана, что должно исключить искажения смысла, — прим.ред.). Лутфуллин спросил у меня: «Кто директор»? Я говорю, что Наиль Кадыров, а Исхак хазрат заявляет: «Сейчас зайдем. Поговорю, отпустит»! Он по-русски больше разговаривал, ведь бывший военный — полковник в отставке, он директору заявил с ходу в приказном тоне: «Я открываю первое в Казани медресе, и он будет у меня преподавателем». Директор, узнав, что меня хотят видеть в качестве преподавателя мусульманского учебного заведения, отпустил.

«Валиулла хазрат  пришел к Исхаку Лутфуллину в медресе, нашел меня и предложил издавать газету «Иман»

«УЧЕНИКИ БЫЛИ ИЗ ВСЕХ УГОЛКОВ ВСЕГО СОВЕТСКОГО СОЮЗА»

— Вот так в 50 лет вы резко поменяли свою жизнь — сначала став преподавателем арабского языка в гимназии, а потом и вовсе уйдя в религиозное учебное заведение.

— Да, в итоге я в Казанском высшем мусульманском медресе имени 1000-летия принятия ислама (тогда оно располагалось в Закабанной мечети) проработал 10 лет. Предметы были мне уже знакомые — это «Таджвид», правильное чтение Корана, хадисы пророка Мухаммада, я преподавал основы ислама по книге Ахмадхади Максуди «Гыйбадат уль Исламия». Я отвечал в медресе за начальное образование шакирдов, выпускные курсы вел Габдулхак Саматов. Ученики были из всех уголков Советского Союза: Сибири, Украины, Средней Азии, Мордовии, Чувашии, близлежащих республик, в общем, всех и не перечислишь.

Из стен медресе вышли такие известные сейчас религиозные деятели, как муфтий духовного собрания мусульман России Альбир Крганов, муфтий ХМАО Тагир Саматов, ректор Казанского высшего мусульманского медресе имени 1000-летия принятия ислама Ильяс Зиганшин, великолепный проповедник Рамиль Юнусов и много кто еще, чьи имена сейчас знают по всей стране. Работая в медресе, я познакомился Валиуллой Якуповым. Валиулла хазрат пришел к Исхаку Лутфуллину в медресе, нашел меня и предложил издавать газету «Иман». Первые номера мы выпускали вместе с известным каллиграфом Наджибом Наккашем. Газету я писал в подвале медресе в свободное время, потом мы издавали журнал «Иман»

— А был спрос на газету, написанную арабским шрифтом?

— Огромный, особенно в деревнях, куда выезжали на машинах, распространяли там. Потом у Валиуллы стало все налаживаться, появилась возможность приобрести компьютеры. Потом перешли на кириллицу.

— Валиулла хазрат тогда татарского не знал?

— Очень плохо, он же башкирский мальчик, но потом обучился арабскому шрифту, иногда даже проповеди читал — естественно, не блестяще как, допустим, Талгат Таджуддин или другие. Но сейчас, например, очень мало тех, кто может на хорошем татарском говорить.

— Почему ушли из медресе? 10 лет ведь — немалый срок.

— Меня в ДУМ РТ пригласил муфтий Гусман Исхаков, им нужен был человек, который давал бы рецензии на выпускаемые книги. Гусман хазрат хотел именно меня видеть на этой должности, а Исхак хазрат не хочет категорически отпускать, но тут в Казань приехал выпускник Ташкентского исламского института Нурислам Ибрагимов, я его порекомендовал вместо себя. Лутфуллин подписал мое заявление. Вот так я начал работать в муфтияте — проверял религиозную литературу.

«Когда моей дочери Ляйсян исполнилось 7 лет, пришла пора отдавать ее в школу. Хотелось, чтобы это было учебное заведение с преподаванием предметов на татарском языке» Фото: kzn.ru

«В ДАЛЬНЕЙШЕМ ЕСТЬ ПЛАНЫ ПЕРЕЙТИ НА ПРЕПОДАВАНИЕ ТОЛЬКО НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ»

— Насколько я знаю, вы стояли у истоков возрождения татарских школ в Казани…

— Все началось в 1978 году, когда моей дочери Ляйсян исполнилось 7 лет и пришла пора отдавать ее в школу. Хотелось, чтобы это было учебное заведение с преподаванием предметов на татарском языке. Ребенок ведь должен брать знания на родном языке — это аксиома. Мне сказали, что в Казани есть 35-я и 85-я татарские школы. Пошел туда, сообщили, что сейчас не осталось даже татарского класса, и посоветовали идти в расположенную в Ленинском районе 10-ю школу-интернат. Я обрадовался, пошел туда, но меня ждало разочарование. Директор интерната сообщил: «У нас не стало первого класса, принимаем только со второго, и то учениками являются в основном дети руководителей из районов республики, а в дальнейшем есть планы перейти на преподавание только на русском языке». Не зная, что делать, пошел на прием к министру просвещения ТАССР, тогда этот пост занимал Мирза Махмутов. Но он мне отказал.

— И вы не сдались?

— Нет, конечно. Я узнал, что в Дербышках есть группа таких же неравнодушных людей, которые мечтают дать своим детям образование на родном языке. Например, известный татарский писатель Нурихан Фаттах тоже был озабочен будущим своей дочери Чулпан, сына Булата хотел отдать в татарскую школу и архитектор Малик Мухаметджанов, таких набралось 10 человек. Встал вопрос, где найти учителя, — свое согласие дала живущая в Казани преподаватель татарского языка Нурания Шакировна. Дочь проучилась там три года.

«Рассказываю в книгах о выдающихся татарских богословах, имамах мечетей, с которыми мне пришлось общаться» Фото: Василий Иванов

«ВОТ СЕЙЧАС МЕСТНЫЕ ЖИТЕЛИ ГОВОРЯТ, ЧТО, МОЛ,  ОНИ НЕ ТАТАРЫ, А НОГАИ. НИЧЕГО ПОДОБНОГО»

— Вы автор более 50 книг, о чем они?

 — В основном переводы религиозной литературы со старотатарского на современный язык. Кроме того, я увлекаюсь историей, даже специально уехал жить в Среднюю Азию, чтобы изучить мусульманское культурное наследие. Рассказываю в книгах о выдающихся татарских богословах, имамах мечетей, с которыми мне пришлось общаться. Например, мне довелось слушать проповеди десятого муфтия Шакирджана Хыяледдинова, когда он приезжал в Казань. Несколько раз в Аль-Марджани был 11-й муфтий Ахмаджан Мустафин — наверное, многие не знают, что он добровольно ушел в отставку из-за того, что семья не хотела переезжать из Москвы в Казань. У 12-го муфтия Габделбари Исаева близкие также не желали покидать Ленинград, поэтому он в течение пяти лет метался между двумя столицами — Северной и Башкирии, что не нравилось властям, поэтому они сделали ставку на выпускника Бухарского медресе «Мир-Араб» и Каирского университета «Аль Азхар» Талгата Таджуддина, который стал у татар 13-м муфтием духовного управления, созданного еще Екатериной II.

Есть также книги с моими воспоминаниями. Где бы я ни был, я все время отмечал для себя что-то. Даже проходя службу в армии, например, проезжая через Астрахань, поинтересовался историей Астраханской мечети, кто там был имамом, кто построил. Вот сейчас местные жители говорят, что, мол, оно не татары, а ногаи. Ничего подобного, я все пишу в своей книге.

— Вы говорите, что переписывали старинные татарские книги на современный язык. Где их брали?

— Раньше возле Ленинского садика был рынок, там продавали в том числе и старинные книги. Потом рынок переместился к автовокзалу, там было посвободнее. Еще я записался в Ленинскую библиотеку, там изучал и переводил на современный татарский язык древние книги. Все переписывал от руки. Когда уже пришла свобода, стал издавать, обложку мне делала дочь Ляйсян.

«Сейчас люди гонятся за деньгами, поменялись ценности. А тогда на первом месте был Аллах, они верили» Фото: Василий Иванов

— Издавать на свои деньги?

— Естественно. А кто даст денег? Тогда я работал в медресе, Исхак Лутфуллин платил мне 200 рублей в месяц. Потом я занимался оформлением клубов, мечетей, я же художник. В Балтасинском районе, в селе Бурбаш расписал, в райцентре. Исхак хазрат отпускал, но строго-настрого велел: «Без барана не приезжай». Учеников  медресе ведь надо чем-то кормить. В районе говоришь, что велели привести барана, они давали — ведь знали, что это для учеников.

— Вам скоро исполняется 80 лет, возраст солидный. Осталось ли желание выпускать новые книги?

— Конечно (подводит к изголовью кровати и доставая оттуда большую дорожную сумку, битком набитую  рукописями). Вот посмотрите, сколько тут тетрадей, в каждой очень важная информация, которая, думаю, заинтересует читателей.

— Будете все это издавать?

— Да, постараюсь издать.

— В 90-х годах у татар начался религиозный ренессанс, открывали мечети, был подъем. А как вы оцениваете современную обстановку?

— Тогда было построено очень много мечетей, но народу очень мало ходит, особенно в деревнях. Бывает даже, что и на пятничный намаз никого нет.

— А почему так происходит?

— Сейчас люди гонятся за деньгами, поменялись ценности. А тогда на первом месте был Аллах, они верили.