Рамиль Ахметгалиев: «Я бы не назвал создание нового бюро попыткой начать «с нуля». Для меня это логичное продолжение моей юридической практики и очередной этап профессионального развития» Рамиль Ахметгалиев: «Я бы не назвал создание нового бюро попыткой начать с нуля. Для меня это логичное продолжение моей юридической практики и очередной этап профессионального развития»

«Работать всегда нужно на профилактику»

— Рамиль, в Казани, казалось бы, хватает адвокатских кабинетов и бюро. Но вы запускаете новый бренд «А2К». Как решились на этот проект?

— Идея нового бюро витала в воздухе с момента процесса в Конституционном суде РФ по закону «О прокуратуре». Тогда как раз началось давление на некоммерческие организации со стороны прокуратуры и мы в суде доказывали, что в законе не было процессуальных правил проверки юридических лиц. Он позволял прокурорам проводить проверки юридических лиц в любое время и неограниченное количество раз. А ведь проверяют и коммерсантов, которые также испытывали давления и проблемы. И решенный частный вопрос для некоммерческих организаций повлиял и на российский бизнес, который теперь может вздохнуть свободно.

В прошлом году активно работал с Ильдаром Хабибуллиным, который показал себя профессионалом в корпоративных спорах и арбитражных делах. Удалось удачно для клиентов совместить мои навыки в уголовном праве и его знания арбитражного процесса. Это стало толчком для решения создать единую команду для отстаивания интересов бизнеса.

— Вы практикуете уже с 1999 года и несколько лет проработали в органах прокуратуры, а после ушли в «Агору». Не тяжело будет начинать сейчас все с нуля?

— Я бы не назвал создание нового бюро попыткой начать с нуля. Для меня это логичное продолжение моей юридической практики и очередной этап профессионального развития, на котором можно будет применить весь ранее накопленный опыт. До этого мне удалось довести до победного результата ряд значительных дел в Конституционном суде РФ, есть богатый опыт организации и ведения стратегических тяжб. Сейчас речь идет о применении этих способов защиты прав граждан в предпринимательской сфере. Обратите внимание на последние два месяца, когда были введены ограничительные меры. Сейчас все говорят о необходимости поддержки не только слабозащищенных слоев общества, но и о защите интересов бизнеса. Развитое общество не может быть без развитой экономики. А значит, интересы бизнеса нужно защищать.

— А как начали работать с Хабибуллиным?

— С Ильдаром мы познакомились в 2017 году. Он являлся руководителем одной из казанских юридических фирм. Хорошо был известен в кругах юристов и адвокатов, специализирующихся на арбитражных процессах. По одному из дел мне понадобилась помощь в налоговых вопросах, решили привлечь Ильдара. Любой адвокат в хорошем смысле слова эгоист, но у нас удачно прошла сработка в паре. Потом было еще несколько совместных судебных дел. Например, к уголовной ответственности хотели привлечь генерального директора акционерного общества, который провел ряд сделок. Следствие считало, что они нанесли ущерб акционерам. Ильдар помог со знаниями корпоративного законодательства, с учетом которых я выстроил позицию защиты в уголовном деле. В итоге оно было прекращено.

— Как, по-вашему, часто в России уголовное право соприкасается с арбитражным процессом?

— «Очень часто», — ответили бы на вопрос представители коммерческих структур. Когда возникает спор с конкурентами, нередко недобросовестные предприниматели злоупотребляют правом, необоснованно обращаясь в правоохранительные органы, что приводит к проверкам, осмотрам, выемкам и так далее. Любые налоговые проверки, как правило, сопровождаются оперативными сотрудниками УБЭП и следователями. Буквально сегодня была встреча с доверителями по вопросу, связанному с НДС и запросом от оперативных органов.

Интересы и права бизнеса нужно защищать, и обращений в суды общей юрисдикции или арбитражные не всегда достаточно. Иногда необходимо подать заявление о преступлении там, где бизнес выступает в качестве потерпевшей стороны.

— Когда предпринимателям обращаться к вам? Когда уже есть иск в суде и все горит или на ранних стадиях коммерческого спора? 

— Я велосипед не изобретаю, сказав, что работать всегда нужно на профилактику. Не надо решать проблемы, необходимо делать так, чтобы их не возникало. Сейчас ведем одно из дел, которое представляет собой в чистом виде корпоративный спор. Два учредителя не сошлись характерами и в какой-то момент решили разделить бизнес, но поделить его не могут. Посыпались иски, в результате оба втянулись в затяжной конфликт. Когда начали изучать документы, то оказалось, что с ними полный бардак: «Руки не доходили», «Оформили не так», «Забыли», «На потом оставили», «Мы были друзьями и на документы не обращали внимание». Из-за такого отношения возникла большая проблема. Понадобилось довольно длительное сопровождение. 

В связи с этим есть еще одно наблюдение. У нас имеются доверители, у которых работают юридические департаменты, отделы и целые управления. Дело в том, что юридический отдел, когда находится в штате той или иной организации, решает проблемы, которые есть здесь и сейчас, и занимается текущей работой. На первом этапе ощущается некая конкуренция с инхаус-юристами, которые поначалу считают, что мы вторгаемся на их территорию. Но у нас свои задачи, конкретная цель, которая поставлена менеджментом. Нам нужно быстро во всем разобраться, максимально быстро и качественно отработать. В этом юристы компании-доверителя и другие службы — наши лучшие друзья. И, как правило, вскоре юротдел это понимает, и на время мы становимся одной командой, работающей на общий результат.

— Получается, что «А2К» будет взаимодействовать только с юридическими лицами?

— Нет, у нас открыты двери и для физических лиц. Когда занимаешься проблемами организации, так или иначе, попадаешься на глаза сотрудникам, у которых часто возникает множество различных житейских проблем. Кто-то попал в ДТП, что-то там со страховкой не срослось; семейные сложности — развод, раздел имущества; проблемы с кредитом; покупка квартиры или дома. Нередко получается, что, обслуживая организацию, начинаешь помогать и ее сотрудникам: от них поступают, от их родственников или друзей с житейскими вопросами. В нашем бюро работают специалисты из разных сфер — такую задачу мы ставили изначально. В том числе те, которые специализируются на трудовом и налоговом праве, разбирается в недвижимости и так далее. Чтобы, например, мы всегда смогли защитить интересы не только обслуживаемой нами организации, но и любого ее сотрудника, если он к нам обратится за помощью.

— Сколько у вас адвокатов в «А2К»?

— На сегодняшний день в бюро уже 6 адвокатов, планируем расширение до 10. Наша цель — предложить бизнесу защиту в любых отраслях права, развиваем различные направления, специализации. Мы гибкие, мобильные, умеем оперативно решать вопросы. И мы не одиночки: при необходимости привлекаем сторонних специалистов, когда нужны дополнительные компетенции.

«У нас встреча двух коммерсантов, заключение договора может рассматриваться как элемент, подтверждающий наличие организованной преступной группы» «У нас встреча двух коммерсантов, заключение договора могут рассматриваться как элемент, подтверждающий наличие организованной преступной группы»

«Любые взаимоотношения с коммерсантами рассматриваются через призму УК РФ»

— Ваше бюро предоставляет услуги в разных регионах страны. Многие обыватели говорят о различии правосудия в субъектах РФ. Так ли это?

— Специфика есть, но она субъективная. Например, количество, объемы, сложность дел в том же арбитражном суде Москвы накладывают отпечаток на то, как идет процесс, как ведет себя судья или стороны. Понятно, что в Татарстане заседания проходят с другой спецификой. Но о нашем регионе от коллег я слышал больше положительных моментов, чем негативных.

— Еще до пандемии в российском бизнес-сообществе многие предприниматели жаловались на то, что по экономическим преступлениям им часто вменяют создание преступного сообщества. Как сейчас обстоят дела? 

— Положительной динамики в этом вопросе пока нет. В нормальном развитом цивилизованном обществе Уголовный кодекс как один из нормативных актов должен быть на последнем месте в применении. А основным законом, регламентирующим коммерческие отношения, должен быть Гражданский кодекс. Ощущение такое, что у нас с точностью до наоборот, когда любые взаимоотношения с коммерсантами рассматриваются через призму УК РФ.

У нас встреча двух коммерсантов и заключение договора могут рассматриваться как элемент, подтверждающий наличие преступной группы. Возьмите для примера дело о пожаре в «Адмирале». Роберт Хайруллин был признан членом преступной группы, потому что подписал с руководителем юридического лица договор об аренде. Материалами судебного дела установлено, что они встречались один раз при подписании договора, — и вот вам группа, действующая по предварительному сговору! Обоим вменили квалифицирующий признак.

Вменение организованной преступной группы чаще всего говорит об отсутствии доказательств. Очень часто следствию хочется, чтобы по определенному эпизоду сел не только фигурант, но и коммерсант, с которым было сотрудничество. Если на второго нет доказательств, то проще всего сказать, что тот был осведомлен о действиях фигуранта. Поэтому к таким уголовным делам нужно присматриваться очень внимательно.

— Почему российские следователи так активно просят для предпринимателей меру пресечения в виде заключения под стражу или домашний арест?

— Защитой по уголовным делам занимаюсь давно и могу сказать, что это классический прием давления на участника уголовного процесса. Человек, впервые попавший в следственный изолятор, готов дать «признательные» показания взамен на домашний арест или подписку о невыезде. Это также может быть способом дезорганизовать бизнес для рейдерского захвата по просьбе недобросовестных конкурентов.

В судах зачастую никакого обоснования меры пресечения не происходит. Если взять судебные акты, то они до формулировок будут дублировать друг друга у разных судей и следователей. Плюс российский менталитет, когда основная масса людей обыски или вызов на допрос воспринимают как факт того, что человек занимался нечистыми делами. Почему мера пресечения в виде заключения под стражу в западных странах избирается довольно редко? Презумпция невиновности у них стоит во главе угла. Строгая мера пресечения действительно избирается в тех случаях, когда есть доказанные основания полагать, что человек может скрыться от следствия и суда. У нас же обыденное восприятие сводится к тому, что возбуждение дело равносильно обвинительному приговору.

— Насколько эффективна мера пресечения в виде денежного залога? Как часто подобное происходило в вашей практике?

— Залог у нас существует давно как мера обеспечения, но применяется судами очень редко и неохотно. Это очень хороший институт по мере пресечения. Я бы даже сказал, что подобное лучше, чем домашний арест. Если из-под него фигурант сбежал, то потом приходится его искать на средства государства. А залог в таких случаях обращается в доход государства, и такой возможный исход срабатывает как превентивная мера. 

— Как оцениваете институт судебного штрафа? Как одну из мер наказания?

— В судебной практике мне удавалось применять эту меру взыскания, работая со следствием и судом. Но некоторые судьи до сих пор побаиваются назначать судебный штраф. Это своеобразный эксперимент, который предлагает разделить систему привлечения к ответственности на несколько ступеней. О чем, кстати, давно говорят правоведы и практикующие юристы. Если проще сказать, то такие статьи, как убийство, изнасилование, всегда будут в Уголовном кодексе. Но, говоря о нарушениях в сфере экономики, вполне можно применять какую-то двухступенчатую систему наказания. Например, если человек первый раз совершил проступок, то необязательно на него вешать ярлык в виде судимости. Взыскание в виде судебного штрафа не порождает таких последствий.

— Что нужно сделать, чтобы вернуть в российские суды принцип состязательности?

— Вопрос, с одной стороны, сложный, но с другой — простой. Буквально сегодня с коллегами вспоминали Высший арбитражный суд и его председателя Антона Иванова. У него за относительно короткий период получилось довести судебную реформу до тех пределов, до которых никому еще никогда не удавалось. Арбитражные суды эффективно показали себя в 2010–2014 годах. И какое-то время шло по накатанной, а потом Высший арбитражный суд соединили с Верховным и началась масштабная перенастройка. 

Я сторонник того, что не нужно реформировать полицию, прокуратуру, следственные или налоговые органы. Основная проблема в судебной системе в том (если обратиться к истории нашего государства и права, то можно увидеть), что еще никому и никогда в России не удавалось довести начатую судебную реформу до конца. Если у кого-то это получится, его смело можно будет назвать человеком века. Он сделает то, что не удавалось до того никому.

Нет смысла перевоспитывать следователя. Он так и будет оставаться следователем. Например, идешь к нему и объясняешь, что эпизоды не доказаны, а само дело состоит из гражданских правоотношений и должно быть рассмотрено в арбитражном суде. Он отвечает: «Подумаешь, все равно в суде пройдет». И в 99 процентах случаев уголовное дело все равно проходит в суде. Как только он перестанет закрывать глаза на нарушения и недостатки в уголовном процессе, все начнет меняться в сторону состязательности, когда обе стороны будут равны в своем праве доказывать свою позицию.