Где корни современной исламофобии в России, в чем суть конфликта советских имамов и молодого поколения религиозных деятелей, как себя проявляли мусульмане-пуритане? Известный историк, ассистент-профессор Амстердамского университета Альфрид Бустанов продолжает начатый неделю назад разговор о российском исламе 1990-х и следе, который он оставил.
«Современная исламофобия в российском обществе, безусловно, имеет свои корни в традициях миссионерства эпохи империи, а затем в антирелигиозной политике большевиков»
ИСЛАМОФОБИЯ И ВАХХАБИЗМ
Современная исламофобия в российском обществе, безусловно, имеет свои корни в традициях миссионерства эпохи империи, а затем в антирелигиозной политике большевиков. Свою роль сыграла война в Афганистане (1979–1989), а затем две чеченские кампании (1994–1996, 1999–2000). Этот опыт послужил формированию устойчивого негативного отношения к исламу в российском обществе. Исламофобский дискурс достаточно консервативен. Он по определению отказывает мусульманам в опыте модернизации, маргинализирует и отчуждает их, воспроизводит стереотипный визуальный ряд (бесконечные толпы молящихся на улице мигрантов). В то же время сценарий исламофобии подразумевает активное участие самих мусульман, которые либо тщетно стараются убедить общественность в том, что «ислам — религия добра и мира», либо берут на вооружение исламофобскую риторику в борьбе со своими конкурентами на исламском поле, будь то мигранты или получившие образование за рубежом молодые имамы.
Исламофобская риторика в 1990-е активно развивалась вокруг ярлыка ваххабизма: титулом ваххабита мог быть награжден любой конкурент в политической или финансовой борьбе, так или иначе выходивший за рамки «хорошего ислама». С середины 90-х особенно активно эта риторика использовалась в межпоколенческом конфликте между старшим поколением имамов, в лучшем случае обучавшемся в советских медресе в Узбекистане, и молодыми людьми, отправившимися искать знания на Ближний Восток. Помимо очевидной борьбы за ресурсы, этот конфликт имел в своей основе мировоззренческий спор о роли ислама в современном обществе и легитимных формах его существования. Было бы наивно полагать, что советская политика в отношении ислама сузила его идеологическое разнообразие, однако открытие границ в 90-е годы сопровождалось настоящим бумом различных течений и толков ислама как в виде зарубежных проповедников, так и через студентов, возвращавшихся домой на каникулы, а потом становившихся имамами и преподавателями местных медресе. При этом ритуальные аспекты (как держать руки в молитве, произносить слово «аминь» после чтения «Аль-Фатихи» во время молитвы про себя или в голос) превратились в основные маркеры для выявления ваххабитов.
Мне известно два текста, в которых данный вопрос обсуждался в советское время. В 1947 году имам из Оренбургской области Каляметдин Шангареев (1905–1986) получил фетву от одного из своих учителей о том, что мнение ханафитских ученых о тихом «амине» неверно и нужно следовать практике Пророка, который произносил эту формулу громко. О том же Шангареев говорил с минбара мечети в Перми в 1970-х. В постсоветское же время громкое «аминь» стало ассоциироваться не с расхождениями между сторонниками мазхаба и иджтихада, а с вредным влиянием из-за границы и признаком ваххабизма.
В 90-х годах среди мусульман еще не было атмосферы ненависти и соперничества. Практически поголовное невежество в религии оставляло незаметными идеологические различия. Как вспоминает один из имамов, то было время «всеобщей любви среди мусульман».
«Некоторые студенты проводили за рубежом по 10 лет, а то и больше, но по возвращении многих из них ждало разочарование: российские реалии сильно отличались от того, к чему они привыкли в арабских странах»
ИСЛАМСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ
Развитие исламского образования в 90-е годы характеризовалось сочетанием сразу нескольких факторов. Во-первых, несмотря на все гонения советской поры вплоть до начала 1990-х годов, еще были живы последние выпускники дореволюционных и раннесоветских медресе. В то же время особенно в Дагестане продолжало существовать традиционное исламское образование на дому. Во-вторых, важную роль в это время играют выпускники советских медресе, получившие исламское образование, адаптированное под требования реалий позднего СССР. В-третьих, с начала 90-х годов и вплоть до конца десятых мусульманская молодежь из России массово получала образование в университетах Ближнего Востока, особенно популярны были Саудовская Аравия, Египет, Турция и Сирия. Некоторые студенты проводили за рубежом по 10 лет, а то и больше, но по возвращении многих из них ждало разочарование: российские реалии сильно отличались от того, к чему они привыкли в арабских странах, да и мусульманское сообщество не готово было их всех принять в качестве квалифицированных имамов, преподавателей и менеджеров. В результате мусульмане с хорошим зарубежным образованием были вынуждены работать переводчиками, таксистами, а то и вовсе искать себя на новом поприще. Наконец, в-четвертых, 90-е годы оказались временем становления исламского образования внутри России. В советское время легальных медресе на территории РСФСР не существовало, поэтому открытие исламских университетов в Махачкале (1992), Казани (1998), Москве и Уфе (1999) стало важной вехой в формировании местных образовательных кадров.
Помимо университетов, в течение 90-х годов по всей стране раскинулась сеть небольших медресе, которые внесли серьезную лепту в распространение ислама. В появлении этой инфраструктуры большую роль сыграли турецкие и арабские деньги частных фондов и благотворителей, хлынувшие в страну на волне «реисламизации». Начиная с 2000-х многие из тех медресе были закрыты под предлогом борьбы с терроризмом, а фокус оставшихся учебных заведений оказался сосредоточен на шафиитской (на Кавказе) и ханафитской (в остальной России) правовых школах, оставляя «за бортом» другие традиции, даже если они имели хождение в нашей стране в прошлом.
«Вячеслав Полосин, принявший имя Али, регулярно выступает в печати со статьями, критикующими христианство и риторически защищающими ислам»
ЛИЧНОСТЬ МУСУЛЬМАНИНА: ДУХОВНЫЙ ПОИСК
Постсоветская ситуация расширила существовавшие возможности для индивидуального развития и поиска в религиозной сфере. В известной мере можно утверждать, что за последние 30 лет практически все мусульмане России прошли через ту или иную степень «обращения» (conversion). Кто-то обрел для себя религиозную практику, кто-то внутренне перестроился из национально ориентированной формы религии в более открытую, интернациональную, но главным образом русскоязычную. Одним из примеров такого обращения является биография Рафаэля Валишина (1956–2012), обращавшегося ко многим религиозным группам, пока не выбрал суфизм в форме дагестанской Шазилийа. Важным феноменом стало и принятие ислама представителями народов, не имеющих исламской традиции, в первую очередь этническими русскими. Сегодня обращение русских в ислам практически остановилось ввиду политики государства, установок РПЦ и роста исламофобии, а в 90-е годы это был символически важный процесс: пусть и немногочисленные группы неофитов претендовали на особый статус и по-особому воспринимались среди единоверцев.
Сфера межконфессионального и межнационального взаимодействия вообще породила массу интересных явлений. В частности, в середине 1990-х в ислам пришел православный священник и политический деятель Вячеслав Полосин (родился в 1956-м), ставший последователем дагестанского шейха Саида-афанди ал-Чиркави (1937–2012): по его словам, он нашел в исламе и особенно в новом переводе Корана под редакцией Иман Валерии Пороховой ответы на вопросы, которые не мог для себя разрешить, будучи христианином. С тех пор и вплоть до настоящего времени Полосин, принявший имя Али, регулярно выступает в печати со статьями, критикующими христианство и риторически защищающими ислам.
Приходившие в ислам русские в своем выборе идеологий, практик и смыслов были столь же свободны, как и этнические мусульмане, ведь и те и другие разделяли ценности секуляризированного общества. Поэтому в 90-е годы мы видим динамично изменяющуюся картину распространения ислама. Например, в постсоветское время наметилась экспансия суфийского братства Накшбандийа Шазилийа за пределы Дагестана. Некогда малочисленная группа суфиев в течение советского периода активно укрепляла свои позиции, а в 1990-е распространила влияние как среди мигрантов на севере, так и в регионах России, включая татарские деревни Западной Сибири. Многие мусульмане находили в суфизме ту истинную форму религии, что была предметом их духовных исканий. Этому способствовал ореол романтики, созданный востоковедами вокруг суфизма как «мистической формы ислама», и наводнившие книжный рынок популярные публикации, представлявшие суфизм в качестве индивидуального духовного поиска.
Несмотря на трансрегиональный успех суфизма, особую популярность на постсоветском пространстве получили различные формы религиозного пуританства, обычно за пределами традиционных богословских школ (мазхабов). Приверженцы этого направления скептически относятся к суфизму и видят идеальную модель мусульманского мироустройства в общине самого Пророка, а позднейшие традиции отрицают как недостоверные. Здесь надо сказать, что, вопреки распространенному мнению об «импортном» характере исламского пуританизма, его идеи имели хождение в регионах Российской империи как минимум с конца XIX века, а в советское время и вовсе поддерживались на уровне муфтиятов: достаточно вспомнить официальные фетвы советских муфтиятов, запрещавшие мусульманам посещать могилы святых, и исполнять другие специфически суфийские ритуалы. Несмотря на длительную полемику, у российских суфиев и пуритан от ислама (часто их называют салафитами) можно найти много общего: это и вера в собственную исключительность, и общий сленг, и надежда на формирование влиятельных религиозных институтов под своей эгидой. Надо сказать, что такие мечты сбылись в современных Татарстане и Дагестане, где муфтияты фактически контролируются суфийскими группами.
Какой след оставили после себя 90-е в истории современного ислама в России? Это было время романтики и воодушевления, энергичного строительства исламской инфраструктуры и получения знаний. На первых порах серьезного исламского образования не было почти ни у кого, поэтому даже мало-мальски сведущие люди становились в глазах верующих «шейхами». В просвещении большую роль сыграло появление мусульманских средств информации в виде газет и передач на ТВ. Значительным явлением в мусульманском книгоиздании стало издательство «Иман» в Казани, основанное в 1990 году: оно распространяло широкий ассортимент литературы по минимальным ценам. Как выразился один мой респондент: «В 90-е на улицах Казани было много книжных магазинов, а сейчас кругом лишь платья. Мусульмане тогда стремились к знаниям, но со временем их интересы изменились». По воспоминаниям других свидетелей тех событий, немало имелось и упущенных возможностей: можно было много что организовать, но недостаток опыта и консервативное мышление не позволили уйти дальше строительства религиозных учреждений. В условиях усилившегося в 2000-е контроля государства над религиозной сферой те, кто застал 90-е уже в активном возрасте, нередко вспоминают их с ностальгией по прежним временам и порой сожалеют о нереализованном потенциале.
Читайте также: «Триумф городского ислама стал главной особенностью постсоветского времени» Часть 1-я
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 44
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.