Анатолий Альтштейн: «Нам придется иметь дело с COVID-19 еще год-два, а может, и три»

Анатолий Альтштейн: «Нет сомнения, что эпидемия нарастает. Можно считать это второй волной, но, боюсь, таких волн у нас еще будет немало»

«ЭТА ЭПИДЕМИЯ НЕ СОВСЕМ ОБЫЧНАЯ: ОНА НЕ ОБРАЩАЕТ ТАКОГО БОЛЬШОГО ВНИМАНИЯ НА СЕЗОНЫ»

— Анатолий Давидович, сейчас снова начался рост заболеваемости COVID-19. Что это, вторая волна или продолжение первой? Для вас это было ожидаемо?

— Да, это было ожидаемо, но немного раньше началось, чем я предполагал. Я все-таки думал, что будет в октябре – ноябре, а рост заболеваемости случился уже в сентябре. Вторая или первая волна — вопрос совершенно не принципиальный. Если хотите, считайте второй — разницы нет. У нас эпидемия держалась на довольно высоком уровне все лето, хотя, конечно, произошло снижение заболеваемости. Лично я считал, что снижение окажется до десятков случаев, а такого и близко не было: фиксировались сотни зараженных в Москве, а по стране — порядка 5 тысяч. Сейчас кривая пошла вверх. Нет сомнения, что эпидемия нарастает. Можно считать это второй волной, но, боюсь, таких волн у нас еще будет немало.

— Вы хотите сказать, что мы вечно будем сидеть дома?

— Нет, вечно сидеть не будем. Но, боюсь, нам придется иметь дело с COVID-19 еще год-два, а может, и три. Я надеюсь, что принципиальное слово скажут вакцины, которые разрабатываются. Сейчас идут третьи фазы испытаний. Когда вакцины войдут в строй, все станет, может быть, лучше.

— Про вакцины я вам еще задам вопросы. А сейчас чем обусловлен рост заболеваемости? Вы говорите, что это было ожидаемо. Получается, рост пошел со сменой погоды?

— Да, смена сезона, конечно, оказывает влияние. Известно, что заболевания респираторных путей связаны с осенне-зимним периодом в большой степени. Правда, эта эпидемия не совсем обычная: она не обращает такого большого внимания на сезоны. Уже почти год мы видим коронавирус в обоих полушариях, несмотря на противоположные сезоны, эпидемия была на высоком уровне и не снижалась в целом.

— Как-то на этом сказывается (или еще скажется) традиционное повышение заболеваемости гриппом и ОРВИ в осенне-зимний сезон?

— Я думаю, что грипп и ОРВИ присоединятся, скажут свое слово. Это, конечно, неблагоприятно. Людям надо обязательно вакцинироваться против гриппа. Что касается ОРВИ, то мероприятия, которые мы направляем против коронавируса, заодно будут использоваться для других респираторных заболеваний: они станут снижаться, если мы продолжим выполнять противоэпидемические мероприятия против COVID-19.

«Надо разорвать контакты между людьми. Речь идет о социальном дистанцировании, масках, гигиенических процедурах, таких как мытье рук, влажная уборка помещений»

«ПОСМОТРИТЕ НА ЕВРОПУ, ГДЕ БЫЛО 10–17 ПРОЦЕНТОВ ЛЕТАЛЬНЫХ СЛУЧАЕВ, А СЕЙЧАС УЖЕ 0,5 ПРОЦЕНТА»

— Какие? Ношение масок и перчаток?

— Это простые мероприятия. Носитель является источником инфекции. Значит, надо разорвать контакты между людьми. Речь идет о социальном дистанцировании, масках, гигиенических процедурах, таких как мытье рук, влажная уборка помещений. Что касается разрыва связей, то это работа на «удаленке», самоизоляция для пожилых и других категорий из группы риска. Других мер медицина не придумала за сотни лет. Однако она создала новые способы лечения, и их эффективность будет возрастать. Кроме того, с моей точки зрения, вирус, как я уже говорил, постепенно должен аттенуироваться (от лат. attenuatio (уменьшение), ослабление вирулентности патогенных микроорганизмов при сохранении ими способности к формированию иммунитета — прим. ред.). Очень возможно, что в каких-то местах это уже происходит. Например, мы видим резкое снижение летальности во многих странах. Посмотрите на Европу, где было 10–17 процентов летальных случаев, а сейчас уже 0,5 процента. Было бы здорово, если бы это оказалось связано с аттенуацией вируса, но пока мы не можем твердо это утверждать. И методы лечения улучшаются. Так что снижение летальности с 15 процентов до 0,5 процента — это очень хорошо.

— Однако некоторые вирусологи утверждают, что раньше просто считали иначе и смертность в 17 процентов получалась из-за того, что учитывались только умершие из тяжело больных.

— А сейчас считаем процент от всех, кого можем выловить. Однако в большом количестве случаев заболевание может протекать скрыто, мы его не выявляем никакими методами, если человек не обращался и не проходил тестирование. В понятие 100 процентов попадают только те, кто обращается за помощью и у кого выявляется COVID-19.

— Если болезнь у человека протекает в легкой форме или вообще без симптомов, то почему он должен обращаться за диагностикой?

— Да, конечно, не станет обращаться. Поэтому вы правы, что есть относительность, когда мы говорим о процентах. Что принимать за 100 процентов? Но тут мы исходим из официальной статистики, которая не может быть абсолютно точной. Однако только за счет некоторого отклонения в статистике летальность с 17 процентов до 0,5 процента не упадет.

«Я думал, что и по количеству случаев будет не такой тяжелой, а особенно по качеству. Я предполагал, что мы выйдем на те же цифры, что весной. Но, видимо, все-таки показатели окажутся выше»

«Я НАДЕЯЛСЯ, ЧТО У НАС СНИЗИТСЯ ЛЕТАЛЬНОСТЬ, НО ЭТОГО ТОЖЕ НЕТ»

— Каков ваш прогноз по дальнейшему развитию ситуации с коронавирусом? Например, сегодня (5 октября) выявили 10 888 случаев.

— У нас весной на пике насчитывали около 11,5 тысячи случаев. Если сейчас получим столько же, то это будет то же, что происходило в апреле и мае.

— Так что думаете, получим 20–30 тысяч?

— Не делайте из меня предсказателя, не могу точно сказать.

— Но вы в одном из комментариев говорили, что вторая волна коронавируса не должна быть такой же тяжелой, как первая. Вы имели в виду количество зараженных или протекание заболевания?

— Я думал, что и по количеству случаев будет не такой тяжелой, а особенно по качеству. Я предполагал, что мы выйдем на те же цифры, что весной. Но, видимо, все-таки показатели окажутся выше. А самое главное, я надеялся, что у нас снизится летальность, но этого тоже нет.

— Какая сейчас летальность в России?

— Порядка 1,5–1,8 процента — это не ниже, чем было в первую волну.

— С чем это связано? Лечат плохо?

— Заявить, что лечат плохо, я не могу. Но мы отстаем от Западной Европы. Связано ли это с тем, что у нас неодинаковые вирусы и тот вирус заместился сейчас на менее вирулентный, сказать трудно. Говорить, что у нас хуже лечат, тоже больших оснований нет, потому что методики лечения достаточно близкие у нас и на Западе.

— А что скажете насчет препаратов, которые допущены для использования минздравом и которые, по сути, на основе одного и тоже же вещества — фавипиравира?

— К большому сожалению, я это оцениваю плохо. В Японии препарат проверяли двойным слепым методом, и он дал отрицательный результат. А у нас провели испытание обычным методом (опыт и контроль) и получили якобы положительный результат. Я в такой подход не верю, это не научное исследование лекарства, особенно при респираторных заболеваниях, когда более 95 процентов заболевших выздоравливают без применения таких лекарств. Поэтому я склонен полагать, что эти препараты у нас недостаточно эффективные и недостаточно надежные, применять их так широко не следовало бы. Но раз есть указание министерства, вот их и используют. У нас огромное количество лекарств, которые по указанию минздрава применяются, но по-настоящему не испытаны и не имеют международного признания.

«Сказать, что лечат плохо, я не могу. Но мы отстаем от Западной Европы»

— Почему же так происходит, что минздрав рекомендует непроверенные лекарства?

— Проверять достаточно сложно и хлопотно, а просто разрешать иногда выгодно, потому что все эти препараты дают огромный, бесспорный… коммерческий эффект.

— Еще и по такой цене… Видели, сколько стоит «Коронавир» и прочие?

— Меня уже много раз об этом спрашивали. Я говорю, что не цена имеет значение, а то, что такие препараты не исследованы, что непонятно, насколько они эффективны, но, скорее всего, они неэффективны.

— Но ведь появлялась также информация о серьезных побочных эффектах от данных лекарств. И на сердечно-сосудистую систему оказывают негативное влияние, и беременным нельзя применять, потому что есть риск разных уродств у плода.

— Да, беременным категорически нельзя применять, особенно в первый триместр, потому что могут быть уродства. Поэтому данный препарат с негодованием когда-то отбросила американская медицина. Потом его подхватили японцы, приспосабливали для лечения гриппа, эболы, но нигде хороших результатов не получили. Против COVID-19 его японцы тоже проверили. Правда, я должен сказать, что исследование было на небольшом количестве людей (менее 100 человек), но применение двойного слепого метода дало отрицательный результат.

— Почему тогда у нас не используется этот двойной слепой метод? У нас главное — коммерческая составляющая?

— Позвольте мне не отвечать. Вы сами в этом разберетесь легко. Я знаю об одном из препаратов против простудных заболеваний вот что: там доход 5 миллиардов рублей в год. Эффективность его не доказана. Так чего же вы хотите?

— В таком случае есть ли вообще эффективное лечение против коронавируса?

— Есть, оно не специфическое. Борются с симптомами. Например, парацетамол снижает температуру, лекарства, которые препятствуют свертываемости крови, а также кортикостероиды уменьшают возможность осложнений. Хотя есть одно противовирусное средство, которое проверено двойным слепым методом и дало положительные результаты, — ремдесивир — американский препарат. Он дорогой и труднодоступный, у нас его практически нет.

«Человек едет в машине — разве он кому-то угрожает? Нет»

«Я ДУМАЮ, ЧТО СЕЙЧАС НЕ БУДЕТ ТАКИХ ЖЕСТКИХ ОГРАНИЧЕНИЙ, КАК В ПЕРВУЮ ВОЛНУ»

— На ваш взгляд, нужно ли вводить снова жесткий карантин, самоизоляцию для всех? Или можно ограничиться на этот раз рекомендациями?

— Вы знаете, как эти рекомендации действуют? Всем людям вежливо и мягко рекомендуют дистанцирование, ношение масок, мытье рук, работу на «удаленке» и самоизоляцию. А вот что касается руководителей предприятий, то им очень жестко рекомендуют 30 процентов сотрудников отправить на «удаленку». Например, в нашем институте четко отреагировали на призыв работать в удаленном доступе: 50 процентам сотрудников запрещается приходить на работу. Их не выгнали, не лишили зарплаты. Кого-то переведут на больничный, кто-то действительно будет работать из дома.

— Но вы сторонник жестких ограничений, чтобы снова закрыть все кафе, рестораны, театры?

— Я не сторонник. Это нужно делать разумно. Например, люди, которые сидят на самоизоляции, конечно, должны иметь возможность гулять, дышать свежим воздухом, заниматься физкультурой на улице. Я думаю, что сейчас не будет таких жестких ограничений, как в первую волну, когда доходило до малоосмысленных вещей.

— Типа пропусков.

— Да, типа пропусков, и когда полицейский с маской на подбородке останавливал автомобили и начинал с водителями обсуждать, куда и почему они едут. Человек едет в машине — разве он кому-то угрожает? Нет.

— Но уже появилась информация в СМИ, что в мэрии снова обсуждают введение массовой самоизоляции, пропусков. Как думаете, тут дело больше политическое или власти так озабочены здоровьем москвичей?

— Если начнут разговаривать, то это будет иметь политическое значение, а если действовать, то уже не только. С одной стороны, люди будут недовольны, с другой — это приведет к сильному разрушению экономики. А медицинское действие может оказаться при этом положительным.

— Мы сидели на карантине, но рост заболеваемости все равно оставался.

— Было снижение, да и все лето мы прошли на более низких цифрах.

— Так все лето мы гуляли.

— Поэтому и цифры оказались не такими маленькими, как могли бы быть.

«Если вакцина будет производиться миллионами доз, то большого влияния не окажет. Нужно, чтобы появились десятки миллионов доз. А это непросто!»

«ЕСТЬ ОБЩЕЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ, ЧТО ЭФФЕКТ ОТ ВАКЦИНЫ БУДЕТ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ОТ ПЕРЕНЕСЕННОЙ ИНФЕКЦИИ»

— В начале нашей беседы вы отметили важность вакцин. Значит, создание вакцины может все-таки решить проблему с коронавирусом?

— Это зависит от эффективности вакцины. Но в любом случае, даже если эффективность будет не 100-процентной (таких вакцин практически не бывает), то окажет заметное положительно влияние. Сейчас над этим активно работают. Сначала чуть ли не 200 предложений было по созданию вакцин. Сейчас до финиша добегают единичные препараты, но их достаточно много, даже в России несколько. Например, испытывается вакцина НИЦ эпидемиологии и микробиологии имени Гамалеи на аденовирусном векторе (третья фаза клинических испытаний). К той же фазе сейчас приступает НИЦ «Вектор» (пептидная вакцина) и НИЦ имени Чумакова (инактивированная цельновирионная вакцина). Начата очень сложная деятельность по масштабированию производства вакцин, которой надо заниматься, пока идет третья фаза испытаний. Если вакцина будет производиться миллионами доз, то большого влияния не окажет. Нужно, чтобы появились десятки миллионов доз. А это непросто!

— Чем отличаются друг от друга перечисленные вами варианты препаратов?

— Например, Китай уже давно разработал и применяет на военных вакцину. У них аденовирусная вакцина, она похожа на ту, что разрабатывают в НИЦ имени Гамалеи. Разница в том, что у китайцев используется аденовирус пятого типа, а у нас два аденовируса — две последовательных инъекции: одна на основе аденовируса 5-го типа, вторая на основе аденовируса 26-гo типа. К аденовирусу 26-го типа в популяции населения меньше всего антител. Кроме того, начинают всегда с аденовируса 26-го, а потом с помощью аденовируса 5-го типа проводят вторую инъекцию. В Китае используют один аденовирус. Помимо этого, я не знаю точно, может быть, они хотят проводить одну инъекцию, но тогда эффект будет хуже. Скорее всего, они тоже идут на две инъекции.

— В НИЦ имени Гамалеи говорили, что иммунитет после вакцинации будет сохраняться в течение двух лет. Почему сделаны такие выводы, если еще не прошло два года с момента создания вакцины?

— Есть общее предположение, что эффект от вакцины будет лучше, чем от перенесенной инфекции, когда у вируса есть возможность подавлять иммунитет. Когда вводится генно-инженерная вакцина, она к коронавирусу имеет очень маленькое отношение, только то, что там один ген данной инфекции включен. Потому она начнет не подавлять, а вызывать иммунитет. Но это предположение.

— Почему надо было так спешить с регистрацией вакцины, если к тому моменту даже не была завершена третья фаза испытаний? Получается, те, кто сейчас прививается, и есть подопытные.

— Как говорят в политических делах, без комментариев.

— Очень жаль!

— А что тут комментировать? Регистрация вакцины была политическим актом. Вы и сами без меня все понимаете, а я не специалист в политике. Мои слова, относящиеся к политике, не имеют веса. А когда я говорю о вирусологии, с этим можно считаться в той или иной мере.

— Что скажете тогда о побочных эффектах от вакцины? Например, Владимир Путин говорил, что у его дочери была температура, Маргарита Симоньян рассказывала о таком же симптоме у себя.

— Температура поднимается часто. Ничего страшного в этом нет. Если сильно поднялась, то примите парацетамол. У меня, например, не повышалась температура.

— А вы получили прививку от коронавируса?

— Да, еще в августе-сентябре прошел вакцинацию. Сейчас у меня уже замерили титр антител, он высокий. Так что я, надеюсь, невосприимчив к вирусу.

— Значит, можете не соблюдать требования по самоизоляции?

— Нет, это не так. Хотел бы обратиться к тем, кто вакцинировался или собирается. Я бы не советовал им особенно испытывать судьбу и считать себя полностью защищенными.

— Почему? Не лучше ли пойти и проверить, как она работает?

— Наша обычная жизнь и есть испытание. Если вы на самоизоляции, то все равно же общаетесь с людьми, ходите на улицу, в магазин, театр. Я недавно был в театре, на днях снова пойду.

— Если вы ходите в театр, то это уже не самоизоляция.

— Нет, это самоизоляция. Большей частью я дома и почти не общаюсь с посторонними. В театрах в Москве принимают жесткие меры. Например, в «Табакерке» все зрители в масках, а между ними — манекены. Так что есть резкое давление на магазины, театры, офисы: не будешь соблюдать — закроем. Давят не на народ, а на руководящее звено.

«Люди, которых вакцинируют, не знают, ввели им вакцину или плацебо. Врач и медсестра тоже не знают»

«В АДЕКВАТНОМ ПЛАЦЕБО ДОЛЖЕН БЫТЬ АДЕНОВИРУС БЕЗ ВСТАВКИ»

— Тогда продолжим разговор про вакцины. Так чем же они отличаются друг от друга?

— Вакцина, которую выпускает институт имени Чумакова, — цельновирионная инактивированная вакцина. Она производится именно из вируса SARS-CoV2 — возбудителя COVID-19. Вирус выращивают в клеточной культуре, очищают, концентрируют, добавляют формалин, чтобы его инактивировать, и получают вакцину. Тут нет открытия, это обычный способ изготовления вакцины, так же была сделана вакцина Солка против полиомиелита, и она оказалась эффективной. Китайцы давно уже сделали такую же вакцину и применяют ее. В «Векторе», кроме такой же, сделали пептидную вакцину. Пептиды — это фрагменты белка, в данном случае белка «короны», изготовляемые химическим путем. В такой вакцине будут представлены все антигенные группы, которые вызывают образование нейтрализующих антител к коронавирусу. Такую вакцину станут применять, вводя ее в нос. Дело это довольно новое. Окажется ли подобная вакцина эффективной, сказать сложно, испытание покажет.

— У нас так много говорили об эффективности вакцины «Спутник-V», но зачем нам создавать столько разных препаратов? Они будут предусмотрены для разных категорий граждан?

— Нет, конечно. На сегодняшний день нам нужен спектр вакцин и спектр производителей, потому что нам необходима удачная вакцина. В процессе разработок и проверок выяснят, что одна из них лучше, чем другая, а если они одинаковые по возможностям, тогда начнут сравнивать, какую легче произвести в большем количестве, какая дешевле. В первую очередь важен критерий эффективности. Если вакцина неэффективна, то зачем ее применять? А если эффективна, то насколько безопасна, сколько будет стоить и как ее произвести в нужном количестве. Еще один критерий — удобство применения. Одно дело — в виде инъекции, а другое — в виде капель в нос. Поэтому сейчас, как говорил Мао Цзэдун, пусть расцветают все цветы, а дальше посмотрим, какие из них пойдут в рост, а какие будут подрезаны.

— Когда можно уже подводить итоги, какая из вакцин наиболее эффективная?

— К весне.

— На основании чего будут делаться выводы?

— Третья фаза проводится рандомизированным двойным слепым методом. Это значит, что люди, которых вакцинируют, не знают, ввели им вакцину или плацебо. Врач и медсестра тоже не знают. В итоге, когда набирается достаточное количество заболевших людей, открывается запечатанный конверт и результаты расшифровываются: в какой группе заразилось наибольшее число. По полученным результатам можно судить об эффективности. К сожалению, если в качестве плацебо используется физраствор, то заранее ясно, что будет разница в реактогенности.

— А какую реакцию вы ожидаете? Она обязательно должна появиться?

— Чаще всего повышается температура. В качестве плацебо должны были бы использовать аденовирус — точно такой же, но в который не включен ген коронавируса. Я не уверен, что так сделано.

— Разве нельзя после вакцинации проверить уровень антител?

— Антитела у всех проверят. Но тут речь о том, что основа вакцины не у всех одинаковая. Ведь побочная реакция в основном именно на аденовирус, потому что его вводится много, а та часть, где вставлен коронавирус, маленькая, на нее особой реакции не появится, хотя именно она главная — от нее зависит образование антител. Побочные эффекты же от аденовирусной части. Поэтому в адекватном плацебо должен быть аденовирус без вставки.

«COVID-19 присоединится к человечеству так же, как четыре других низкопатогенных коронавируса. Он будет с нами постоянно»

«С COVID-19, СКОРЕЕ ВСЕГО, БУДЕТ ТАК ЖЕ, КАК С КОРЬЮ, — ВПОЛНЕ ОПРЕДЕЛЕННЫЙ СЕРОТИП»

— Есть версия, что если переболеть коронавирусом, то антитела сохраняются в течение полугода. Согласны?

— Я не проверял. Подобное испытывается опытным путем. Но вполне вероятно, что когда вакцина сделана из вируса, который не размножается, то титр антител может снижаться через какое-то время. Но это не значит, что человек становится чувствительным к заболеванию. Есть еще клеточный иммунитет, который трудно измерять. Возможно, антител нет, но есть готовность организма их быстро выработать.

— Если переболеть коронавирусом, антитела долго все-таки будут сохраняться?

— Скорее всего, какое-то число месяцев, нельзя сказать, что иммунитет пожизненный.

— Значит, коронавирус с нами навсегда? Нельзя сказать, что мы его когда-нибудь победим?

— Да, не сомневайтесь, он с нами навсегда. Он присоединится к человечеству так же, как четыре других низкопатогенных коронавируса. Он будет с нами постоянно. Но для нас важно, чтобы со временем он превратился в такой же мирный вирус, как остальные четыре коронавируса. Есть предположение, что один из них (ОС43) уже дал пандемию в 1890 году, а потом стал мирным, ручным и живет с нами. И этот тоже через какое-то время станет ручным и будет с нами жить, скорее всего.

— В СМИ писали, что гонконгские ученые описали первый подтвержденный случай повторного заражения COVID-19. Получается, вирус изменчив?

— Все вирусы изменчивы, это не вызывает сомнений. Но тут важный вопрос о том, что у него меняется. Очень похоже, что у коронавируса антигенные свойства (то, от чего зависит действие вакцины, повторное заражение) достаточно стабильны. Мы не можем пока твердо сказать, но похоже, что так. Возьмите вирус кори, который с нами испокон веков: один серотип, который не меняется, изменения касаются других компонентов. Вирус гриппа устроен по-другому: там антигенные свойства легко изменяются. Поэтому каждый год против гриппа делают разные вакцины, штаммы заранее пытаются предсказать. А против кори это не нужно. С COVID-19, скорее всего, будет так же, как с корью, — вполне определенный серотип.

— Но есть вероятность, что и как с гриппом?

— Вряд ли.

— Почему? Ведь есть случай повторного заболевания.

— Это единичные случаи. Среди людей изредка попадаются такие, которые дают совершенно неожиданные реакции на вирус или показывают неспособность с ним справиться. Есть вирусы, которые находятся в организме до месяца, а есть и те (обычно с иммунодефицитом), у кого вирус, например, полиомиелита в организме чуть ли не пожизненно. Это большая проблема для ликвидации полиомиелита. Есть ли такие случаи с коронавирусом, мы не знаем. Я не исключаю, что такое может быть.

— Допустим, вакцина даст иммунитет на два года, если переболеть коронавирусом, то антитела сохраняются несколько месяцев. Значит, я потом снова могу заболеть.

— Значит, надо снова провакцинироваться. Пожилые люди против гриппа должны прививаться каждый год. Что в этом сложного?

— Но вы сами говорите, что вирус гриппа меняется. Почему нельзя создать вакцину от коронавируса, чтобы иммунитет был на всю жизнь?

— Если окажется, что иммунитет не на всю жизнь (так, скорее всего, и случится), инфекция будет развиваться, а вирус не станет ослабленным, то придется каждый год вакцинироваться. Никакого ужаса для человечества в этом нет.

— Почему же нельзя тогда расслабиться, ждать, пока переболеешь, или же просто сделать прививку?

— Если все вакцинируются, заболеваемость резко упадет, а вирус не изменится по своим иммунологическим свойствами и станет более мягким, не так часто будет убивать, то так и случится, спокойно продолжим с ним жить, заниматься тем, чем привыкли, общаться и веселиться. Но придется некоторое время подождать.

«Я вообще не большой энтузиаст перчаток, а маски — да, это надолго»

«СИТУАЦИЯ С COVID-19 ТАКОВА, ЧТО ПОБЕДУ МЫ МОЖЕМ ОЖИДАТЬ ЧЕРЕЗ ДВА-ТРИ ГОДА»

— А есть какие-то противопоказания против вакцинации? Например, вы привились, а ведь власти говорили, что на пожилых не будут испытывать.

— Пожилые люди в большей степени нуждаются в такой вакцинации. Поэтому я привился, мой коллега, которому 90 лет, — тоже, и все прошло благополучно. Если нам вакцина не повредила, то почему бы и молодым не сделать ее? Конечно, противопоказания есть. Во-первых, если у человека температура, он болен, то не надо. Если заражен COVID-19, то это ему не поможет, а сделает только хуже. Если болеет гриппом или другой инфекцией, то тоже не стоит вакцинировать. Во-вторых, хронических больных, у которых общее тяжелое состояние, тоже не надо прививать. С сильным иммунным дефицитом тоже не нужно. Если ситуация спорная, человек не может разобраться, можно ли вакцинироваться, то лучше посоветоваться с врачом.

— А что насчет детей и беременных?

— Детей пока вакцинировать не собираются. К счастью, они от этой инфекции страдают мало, но могут быть переносчиками. Так что вопрос о том, нужно ли прививать детей, встанет. Беременным в первом триместре запрещено, а позже это может стать отводом. Если вокруг окажется много привитых, то отдельные люди могут не вакцинироваться, но все равно будут в безопасности.

— Какое количество привитых надо иметь в окружении?

— Если будет 70 процентов, то можете позволить себе не вакцинироваться. Но я бы советовал провакцинироваться и присоединиться к 70 процентам.

— Как думаете, когда может быть одержана победа над коронавирусом и как она будет выглядеть? Можно ли свести число заболевших до нуля?

— Я думаю, что победа случится нескоро. Время будет измеряться не месяцами. Наверное, ситуация с COVID-19 такова, что победу мы можем ожидать через два-три года. Она будет заключаться в том, что количество умерших от числа заболевших составит 0,01 процента. На такую убыль мы сможем пойти. Кроме того, вирус не будет вызывать большого количества тяжелобольных. Думаю, мы этого дождемся, но подобное займет время.

— Маски, перчатки, социальное дистанцирование помогут победе?

— Я думаю, что это постепенно сойдет на нет по мере убывания инфекции. Мы добьемся стабильного уменьшения числа инфицированных, применяя вакцину, сам вирус станет менее опасным. Менее заразным он, наверное, не будет, поэтому частота заболеваний останется довольно высокой. Но, скорее всего, смертельная опасность заметно уменьшится. Сейчас мы видим такую ситуацию в Сингапуре, где COVID-19 заболели 57 тысяч человек, а умерли всего 27 (это 0,05 процента). Когда имеете такие цифры, то уже можно как-то думать о расслаблении.

— Значит, маски и перчатки с нами еще на два-три года?

— Перчатки… Не знаю, я вообще не большой энтузиаст перчаток, а маски — да, это надолго.