Twitter навсегда заблокировал личный аккаунт Трампа из-за риска «подстрекательства к насилию». После этого Трамп заявил, что Twitter — «это не про свободу слова» «Твиттер» навсегда заблокировал личный аккаунт Трампа из-за риска «подстрекательства к насилию». После этого Трамп заявил, что «Твиттер»  — «это не про свободу слова» Фото: © Rüdiger Wölk via www.imago-image/www.imago-images.de/www.globallookpress.com

Никто не спросит: «Чье богатство?
Где взято и какой ценой?»
Война, торговля и пиратство —
Три вида сущности одной.

Иоганн Вольфганг Гёте, «Фауст»

ТОТАЛЬНОЕ ЗАБАНИВАНИЕ ПРЕЗИДЕНТА США

Случившееся на этой неделе тотальное забанивание президента США Дональда Трампа в соцсетях породило изрядной силы волну комментариев.

Было действительно задорно: так, «Твиттер» навсегда заблокировал личный аккаунт главы государства из-за риска «подстрекательства к насилию». После этого Трамп заявил, что «Твиттер» — «это не про свободу слова». Затем аккаунт его штаба опубликовал измененное изображение логотипа компании: на птичке, которая потеряла синюшность и стала красного цвета, появились серп и молот, в ответ на что соцсеть прикрыла и эту учетную запись. Помимо того, Google удалил из своего магазина приложение соцсети Parler, популярное среди сторонников Трампа, аналогично поступил и Apple. Затем YouTube удалил подкаст бывшего помощника Трампа Стива Бэннона «за нарушение условий пользования» сервисом. Кроме того, голосовой мессенджер Discord забанил сервер The Donald, на котором общались сторонники Трампа. На фоне таких банов фотохостинг Pinterest, который ограничил использование хештегов, поддерживающих Трампа, выглядит очень даже скромно и сдержанно.

Комментарии на эти события в основном касались демократии и свободы слова и опять же давали целый спектр мнений — от умилительных рассуждений о том, «почему демократии необходима цензура», до обвинений в двуличности. Они пошли после того, как в Уганде в преддверии выборов были отключены основные соцсети (видимо, «на всякий случай»), после чего тот же «Твиттер» принялся ныть и жаловаться: «Мы жестко против блокировок в сети — они  в наивысшей степени вредны, нарушают базовые права человека и принципы открытой сети. Доступ к информации и свобода выражения мнений, включая публичные обсуждения в „Твиттере“, как никогда важны во время демократических процессов, особенно во время выборов».

Но я бы хотел поговорить немного не об этих казусах, а взять вопрос шире, кратко рассмотрев отношения государств и фирм.

ЛИБО ДОГОВОРИТЬСЯ И ПОМЕНЯТЬСЯ

Мефистофель, т. е. черт с рогами, вообще говоря, неправ — собственно, ровно поэтому Гете и дает эту сентенцию об эквивалентности понятий в уста именно ему. Разница довольно-таки фундаментальна: торговля предусматривает определенную взаимовыгодность сделки и отсутствие насилия при проведении оной, и при несоблюдении этих условий торговля теряет свое гордое имя, обретая взамен иное, зависящее от нюансов каждой конкретной ситуации. Оно может быть различным — в мировых языках, я так подозреваю, выработаны сотни, если не тысячи понятий, отражающих все возможные оттенки и нюансы описываемой сущности, которая фактически сводится к одному — к конфликту с применением насилия.

Из данного суждения проистекает следующее, и заключается оно в том, что в деле добычи ресурсов позиции купца и, говоря по-русски, разбойника, антагонистичны. Либо договориться и поменяться (с рисками невыгодной сделки, т. е. потери в деньгах), либо применить силу и отобрать (с риском пострадать физически или даже внезапно умереть). Отсюда, безусловно, не следует, что они встречаются исключительно в «химически чистом» виде, гибридных и переходных форм здесь может быть полным-полно — здесь можно вспомнить и викингов, которые и торговали, и сражались, и Британскую Ост-Индскую компанию с ее отрядами, и даже службы безопасности современных корпораций. Но базовой концепции о предпочтительности того или иного поведения это никак не отменяет.

Третье суждение заключается в том, что практически (сделаем такую оговорку) все современные государства являются классическими «стационарными бандитами» (stationary bandit) по Мансуру Олсону и Мартину Макгуайру. В упрощенном до предела изложении эта теория возводит возникновение государств к тому моменту, когда некий атаман со своей бандой, пардон, благородный князь с доблестной дружиной, принимают решение закрепиться на некой территории и выдаивать ее богатства на долгосрочном периоде, а не в набеговом формате, подобно «кочующим бандитам» (roving bandits). После этого закрепления идут все процессы «государственного строительства» — от обороны от кочующих бандитов, развития территорий и сбора налогов до экспансии и инкорпорирования в правящую элиту новых членов — и извне, и из местного податного населения, — если оно себя активно проявит на поприще служения этому самому благородному князю или его наследникам.

Проверка государства на соответствие критериям стационарного бандита очень проста, и фактически она сводится к ответу на вопрос: может ли оно, это государство, сделать своим гражданам чего-либо системно нехорошее без того с ними согласования или все же не может? Обычно оно может: к примеру, загнать людей и компании в локдауны («ради вашей же безопасности», конечно же), обнести все и вся камерами, повысить налоги и пенсионный возраст. Вместе с этим генезис государства вполне может быть и в рамках теории «общественного договора» Локка и Гоббса — примером тому ранние США, действовавшие сообразно видению отцов-основателей. Достаточно сказать, что федеральных подоходных налогов в Штатах не было вплоть до гражданской войны, такой налог был введен в 1861 году, а отменен в 1880-м, после чего вновь введен в рамках 16-й поправки к Конституции в 1913 году. Фактически более полувека США как государство (речь не об отдельных штатах) финансировалось в изрядной степени лишь за счет таможенных пошлин. Но даже такое вроде бы «по уму» организованное государство со временем трансформируется в «нормального» стационарного бандита.

БАНДИТ ДОИТ КУПЦА, ПРЕДОСТАВЛЯЯ ВЗАМЕН «КРЫШУ» ТОЙ ИЛИ ИНОЙ ЭФФЕКТИВНОСТИ

Еще раз напомню базовое суждение: купец предпочитает решать дело переговорами, разбойник — насилием. В этом смысле оно никак не меняется с увеличением масштаба, с переходом от формата «ларечник и рэкетир» к формату «корпорация и государство». Недовольный поборами ларечник может взывать к понятиям и положнякам и, возможно, что-то в результате выгадает. Недовольная корпорация может судиться с государством, толкуя законы (напомню, что стационарный бандит вводит и постоянно обновляет кодифицированное право для снижения транзакционных издержек в масштабах всего своего государства), может заниматься лоббированием, может искать и находить серые неопределенные зоны в законодательстве и уютно в них размещаться, делая свой бизнес. Позиции от этого не меняются: бандит доит купца, предоставляя взамен «крышу» той или иной эффективности.

Из этих рассуждений, на мой взгляд, следует простое соображение: никакой «мир корпораций» с ослабевшими государствами не является возможным; здесь можно долго спорить о шансах на жизнь у «национальных государств», но я бы оставил эту тему в стороне. Тот, кто обладает силой, всегда зажмет того, у кого ее нет, а есть только капиталы. Опять же, это не исключает того варианта, когда корпорация выступает как единственный агент освоения фронтира, подобно приведенному выше примеру с Британской Ост-Индской компанией, которой, впрочем, в итоге пришлось передать захваченную Индию в прямое владение короне. Также я не могу не отметить, что это не отменяет гипотетического варианта с криптогосударствами, управляемыми находящимися в тени (т. е. управляемыми на более высоком и тонком уровне) корпорациями; напомню, что, согласно швейцарскому исследованию The Network of Global Corporate Control 2011 года, конгломерат из 147 ТНК управляет почти 40% мировой экономики. Тем не менее именно государства выставляют штрафы корпорациям и те их смиренно платят, а никак не наоборот.

Вернемся к Трампу и соцсетям. Есть у меня предположение, что массовый демарш соцсетей и иных сетевых гигантов приведет к резкому усилению давления на них, вплоть до признания монополиями с последующим разделом. Если же принять предположение, что вся эта история, условно говоря, проплачена и продавлена Демократической партией США, то в будущем из этого следует однозначная потеря независимости этими бизнесами, превращение их в своего рода департаменты управленческого механизма США — опять же, по вполне привычному протоколу инкорпорирования новых членов и структур. Первые ласточки такого давления со слушаниями в Конгрессе уже были в прошлом году, в наступившем стоит ждать продолжения данной истории.

Закончить эту заметку хотелось бы словами Хилэра Беллока, историка и писателя: «На каждый вопрос есть четкий ответ: у нас есть „максим“, у них его нет».