Екатерина Мечетина: «Сделать карьеру в России гораздо сложнее, чем на Западе»

Екатерина Мечетина: «Белая сирень» — хорошо известный в культурных кругах страны фестиваль, посвященный Рахманинову. Сначала мне предложили сыграть Рапсодию на тему Паганини, но потом заменили ее на Третий концерт» Фото предоставлены пресс-службой ГАСО РТ

«Я всегда хотела играть на Родине»

— Екатерина, в Казани на фестивале «Белая сирень» вы вместе с ГАСО РТ исполнили Третий Концерт Рахманинова. Почему для открытия форума был выбран этот хрестоматийно известный опус?

— «Белая сирень» — хорошо известный в культурных кругах страны фестиваль, посвященный Рахманинову. Сначала мне предложили сыграть Рапсодию на тему Паганини, но потом заменили ее на Третий концерт. Слава богу, была такая возможность. Я очень обрадовалась, так как обожаю Третий концерт, играю его почти всю сознательную жизнь (как и остальные концерты Рахманинова) и считаю большой привилегией исполнять эту великую музыку. Не каждая женщина за нее берется…

— В чем изюминка вашей интерпретации? В одном из интервью вы говорили, что женщина за роялем — это ужасно.

— Иногда — действительно ужасно, а иногда нет. (Смеется.) На мою интерпретацию влияет только музыка, написанная Сергеем Васильевичем Рахманиновым. В программе вечера стояла его Вторая симфония, но я отвечала лишь за свой выход на сцену.

— Коллектив Александра Сладковского в последние годы был ориентирован во многом на зарубежные гастроли, вы же предпочитали больше выступать на Родине. Не возникало ли у вас разногласий на этой почве?

— Нет, что вы. С Александром мы знакомы с 2000 года, и впервые выступили вместе в Концертном зале имени Чайковского. С тех пор дружим, хотя нерегулярно встречаемся. Когда у Сладковского появился симфонический оркестр Республики Татарстан, совместных концертов стало больше. Мы много выступали в Москве и Казани, исполняли концерт Равеля, Второй концерт Рахманинова. В столицу РТ последний раз я приезжала в 2018 году — играть дуэтом с Филиппом Копачевским. Затем планы нарушила пандемия. У оркестра блестящая репутация. Я рада за его успехи и полностью разделяю восторги публики, критиков, артистов. Из регионального коллектива оркестр превратился в визитную карточку Татарстана на мировом уровне. Хотя с мировым уровнем у нас сейчас есть некие сложности.

Впрочем, я продолжаю работать без выходных и отпусков. Я всегда хотела играть на Родине. Главные сцены в моей жизни — московские. Ко мне нигде не будут так требовательны, как в залах столичной консерватории или филармонии. Для меня это самые ответственные и волнующие концерты. Конечно, в других городах я играю с не меньшим чувством ответственности. Но выступать в зале, где сидят твои сокурсники и педагоги, — невероятное ощущение. Когда на концерт приходит твой учитель из начальной школы или преподаватель по сольфеджио, хочется плакать.

В России много дорогих мне людей. Мои родители, для которых я всегда играю. Мои педагоги, которые в тяжелые 1990-е решили не уезжать из страны. В благодарность мне хочется быть с ними и исповедовать их принципы. Выступления в крупных российских залах — всегда некий знак качества. Учитывая уровень нашей фортепианной школы, сделать карьеру в России гораздо сложнее, чем на Западе. Вспомним знаменитый инцидент с Ростроповичем. Когда его в очередной раз сделали невыездным, он ответил: «Вот уж не думал, что играть на Родине — это наказание». Сегодня я радуюсь насыщенности своего гастрольного графика: Казань, Альметьевск, Сургут, Киров, Воронеж, Петрозаводск, Курск… Где только не была в последние месяцы, и везде получаю удивительные впечатления. Разве это не счастье?

— Разумеется. Однако в России есть музыканты, которые зависят от западных контрактов больше, чем вы. Как будут формироваться русско-европейские и русско-американские культурные связи в ближайшее время?

— Контакты возможны на разных уровнях. Есть официальные связи, думаю, их ждут не самые простые времена. Но есть также многолетние горизонтальные связи между друзьями и коллегами. На них сейчас вся надежда. Я убеждена, что профессионалы по-прежнему будут уважать друг друга, смогут договориться и поддерживать контакты во всех возможных ныне форматах.

Гораздо больше мы беспокоились о себе и своих семьях в 2020 году. Тогда залы либо пустовали, либо заполнялись на четверть, в лучшем случае наполовину. Никто не знал, когда это закончится. Сейчас мы уже привыкли к ограничениям. Да, есть потери, но, повторюсь, я очень рада, что всегда делала акцент на российской карьере. Для меня она важнее, интереснее и, видимо, не так уж я была неправа. Кроме того, в России у меня есть личные фестивали. Один из них — «Притяжение музыки Екатерины Мечетиной» — проходит в Альметьевске. Другой — «Зеленый шум» для молодых артистов — в Сургуте.

«На мою интерпретацию влияет только музыка, написанная Сергеем Васильевичем Рахманиновым. В программе вечера стояла его Вторая симфония, но я отвечала лишь за свой выход на сцену» Фото предоставлены пресс-службой ГАСО РТ

«Многие европейские артисты хотят выступать в России, но боятся»

— Ваш коллега Борис Березовский в интервью «БИЗНЕС Online» говорил, что некоторые российские пианисты уже гастролировали в Европе с момента начала спецоперации на Украине. Планируете ли вы скоро выступить за рубежом?

— Рада, что коллеги уже выступают в Европе. Мои западные гастроли отменились по разным причинам. В одной стране спонсоры конкретно сказали: «Никаких русских». В другой деликатно объяснили, что не могут пригласить меня из-за проблем с логистикой. Честно говоря, нам не привыкать. Пандемия научила нас существовать в системе ограничений. Но меня они не пугают, ведь я всегда концентрировалась на выступлениях в России. Так уж складывалась моя жизнь. У меня нет дополнительных гражданств. Я не училась за рубежом столько, чтобы ментально зависеть от Запада. Обычно музыканты остаются в Европе после стажировки или обучения в аспирантуре, у меня же были только разовые мастер-классы от фонда Ростроповича.

Моя карьера сложилась во многом благодаря Московской филармонии. Как ведущая концертная организация страны, она активно продвигала свою молодежь именно в России. Филармония формировала новое поколение талантливых артистов, и ей это удалось. Никита Борисоглебский, Сергей Антонов, Александр Рамм, Гайк Казазян, Александр Гиндин, Алексей Володин — все это потрясающие художники. Я не говорю уже о Денисе Мацуеве, стоящем особняком на музыкальном небосклоне. Его юношеские конкурсы и фонд «Новые имена» — крупное подспорье молодым солистам. Для меня большая привилегия — играть для родной публики, которая тебя любит и воспринимает как своего артиста. После пандемии я стала выступать в России еще больше, и очень рада этому.

— Сейчас мы потеряли возможность не только отправлять наших пианистов за границу, но и приглашать западных виртуозов в Россию. Есть ли подвижки в этом направлении и чей неприезд вас особенно огорчает?

— Многие европейские артисты хотят выступать в России, но боятся из-за глупейшей ситуации, созданной их менеджментом и СМИ. Конкретных имен не назову, однако пианисты, решившие приехать в Россию, рискуют карьерой на родине. Это удивительный маразм. Мы же открыты для всех. Любой западный артист, способный помочь нашей публике приблизиться к художественным истинам, — на вес золота. Безумно обидно, что мы лишаемся этого горизонта. Но, как концертирующий пианист, скажу, что у меня не две жизни и из-за работы нет времени побыть простым зрителем. Как говорится, я не читатель, я писатель.

— Изменятся ли гонорары музыкантов в нынешних условиях?

— Думаю, это не очень корректный вопрос.

«Если бы обстоятельства вынудили меня покинуть страну, для меня это бы стало глубочайшей трагедией»

— В последние месяцы многие музыканты и артисты покинули страну. Как вы оцениваете их выбор и решились бы на переезд?

— На коллег я смотрю прежде всего как на профессионалов, и мое отношение к ним не изменилось. Из-за переезда они не стали ни лучше, ни хуже играть. Смена места жительства — очень личностный момент. У каждого человека своя жизнь, и его нельзя судить за личный выбор. Всем желаю успеха. Однако мне комфортно жить в русскоязычной среде. Я люблю разговаривать на родном языке, хотя свободно говорю по-английски и по-французски, прилично — по-итальянски, понимаю испанскую речь и немного японскую. Если бы тяжелые обстоятельства (как у Рахманинова, например) вынудили меня покинуть страну, для меня это бы стало глубочайшей трагедией.

— На днях Березовский и другие известные пианисты отправили письма в правительство и филармонию с просьбой поддержать молодых российских солистов. Подписали ли вы эти документы и как сейчас можно поддерживать наших музыкантов?

— Я не слышала об таком письме. Сейчас в правительство, президенту и друг другу направляют столько разных посланий, не успеваешь за всеми следить. Но, если среди наших юных солистов действительно есть сокровища, они не останутся скрытыми. Наша филармония разработала замечательную многоступенчатую систему продвижения одаренных артистов. Студентам в рамках программы «Дебют» дают право несколько раз выступить в камерном зале Московской филармонии, где их слушают меломаны и внутренние критики. После успеха артист выступает уже с оркестром в рамках программы «Молодые таланты». И так далее.

Также сейчас есть столько фортепианных конкурсов — Grand Piano Дениса Мацуева, международный юношеский конкурс имени Чайковского. Скоро стартует конкурс имени Рахманинова с участием сильнейших молодых российских пианистов. Если честно, я им не завидую — конкуренция бешеная даже внутри страны. Не говоря уже о других участниках.

— То есть сейчас с молодыми талантами у нас все в порядке?

— Именно с молодыми пианистами проблем нет. Главное, чтобы они правильно развивались и крепли как личности. Игра на инструменте — это не только беглые пальцы и яркий темперамент. В юности, как правило, проявляются эти стороны таланта, но музыкант еще не раскрывается полностью. Мастеровитым детям предстоит долгий путь взросления. Надеюсь, каждый из них станет зрелым и многогранным человеком.

«Педагогика — сложная вещь, особенно детская. Ей нужно отдаваться полностью. Сейчас у меня 6 студентов в консерватории и одна старшеклассница в школе. Возможно, в будущем баланс сместится, но я твердо для себя решила — никаких младшеклассников» Фото: pexels.com

«Конкурсу имени Чайковского ни холодно ни жарко от решения федерации»

— Победители юношеских конкурсов получают карт-бланш на выступления. Они чуть ли не ежедневно выходят на сцену, исполняя сложнейшие сочинения. Не мешает ли столь активная концертная деятельность естественному развитию детей?

— Только помогает. Можно сколько угодно заниматься в классе, сдавать зачеты и экзамены, но это не то, что нужно артисту. Артисту необходимо быть на сцене. Чем раньше он начнет концертную деятельность, тем лучше. Конечно, мудрый педагог не позволит 7–8-летнему ребенку выступать по 150 раз в год, но для подростков или студентов это благотворная почва. Они смогут освоить новый репертуар, что очень важно в молодом возрасте. Опусы, выученные в студенчестве, на всю жизнь остаются любимыми.

— Конкурс имени Чайковского недавно исключили из федерации международных конкурсов. Что наш легендарный смотр потерял от этого и какой будет его дальнейшая судьба?

— Все это абсолютно неважно. Конкурс имени Чайковского однажды уже исключали из федерации за неуплату взносов: в середине нулевых его плохо финансировали. Также не совсем ясно, для чего сегодня существует это федерация. До появления интернета музыканты направляли туда бумажные письма с просьбой выслать буклет конкурсов на ближайший год. В ответ федерация присылала большую книгу с адресами и телефонами состязаний. Сейчас это имеет смысл? Думаю, нет, тем более есть альтернативный сайт, где один голландский энтузиаст размещает информацию обо всех музыкальных конкурсах, даже тех, которые не вносили взнос в организацию. Так что конкурсу Чайковского ни холодно ни жарко от решения федерации.

— Помимо того, что выступаете, вы преподаете в Московской консерватории и Центральной музыкальной школе. Два года назад признавались, что педагогика дается вам непросто. Как сейчас с ней обстоят дела?

— По-прежнему непросто из-за большой занятости. Педагогика — сложная вещь, особенно детская. Ей нужно отдаваться полностью. Сейчас у меня 6 студентов в консерватории и одна старшеклассница в школе. Возможно, в будущем баланс сместится, но я твердо для себя решила — никаких младшеклассников. Заниматься с малышом — это совершенно другая профессия. И почти нет преподавателей, которые бы провели музыканта от 7-летнего возраста до окончания вуза. Я знаю потрясающих детских педагогов, которые могли бы работать со взрослыми, но сама ориентируюсь на вуз, так как студенты — уже осознанные люди. Я не мотиватор и не знаю, как заставить ребенка заниматься. Если он не хочет учиться, это не моя проблема, хотя в такой ситуации всегда сочувствую. Я могу замотивировать своей личностью и, да простится мне необходимая в этом случае нескромность, своими достижениями. Но я не в силах искоренить лень 13-летнего подростка.

— И все же вы педагог со стажем. Какие технические и художественные ценности вы закладываете студентам?

— Уважение к авторскому тексту и индивидуальное профессиональное осмысление музыки. Также даже опытным студентам есть что подсказать в плане звукоизвлечения, аппликатуры и прочих моментов, связанных с технологией игры на рояле. Я передаю ученикам ценности, которые вложили в меня педагоги и свой личный сценический опыт.

Очень тонкий момент — взаимоотношения педагога и ученика. Кто-то стремится к более тесному эмоциональному контакту с преподавателем, кто-то, наоборот, очень закрыт. Педагог должен быть интуитом и находить индивидуальный подход к подопечному, но лишь ради профессионального обучения, контролируя субординацию. Отношения учителя и ученика — это не в первую очередь дружба, хотя, если она складывается, это прекрасно.