«Мы все это время наступали, не думая об обороне»: военкор Коц об уроках поражения под Харьковом

Александр Коц — один из заслуженных военных корреспондентов России. Почти четверть века (с 1999 года!) он приезжает во все горячие точки, которыми так щедро одарена наша планета Фото: «БИЗНЕС Online»

Почти 25 лет в горячих точках

Любые военные действия состоят из двух вещей. Первое — военная наука, правила, практические решения, а также все то, что познается на военных учениях. Все это делает из гражданского человека военного. Но есть и та составляющая, которая превращает простого военного в полководца, — военное искусство. Это умение решать нестандартные задачи, которые возникают всегда, когда речь идет об активных боевых действиях. Всегда есть негласное соревнование науки и хитрости, практики и холодного расчета, а также непоколебимой воли мужчин, которые с звероподобным рвением раз за разом роют оборонительные сооружения, ремонтируют в полевых условиях технику и наступают, несмотря на превосходящие силы противника. 

Александр Коц — один из заслуженных военных корреспондентов России. Почти четверть века (с 1999 года!) он приезжает во все горячие точки, которыми так щедро одарена наша планета. Он был на второй чеченской войне, в Сирии, в 2008-м в Грузии, ездил на майдан в 2014 году. А теперь украинские националисты объявили на Коца охоту и пообещали награду за его голову.

Его репортажи всегда остры и наполнены важнейшими деталями, он видит не эмоции, а практику. В тот момент, когда обычные люди пугаются, Александр отмечает очевидное: «Работать наше ПВО умеет. Я лично был в полном восторге, когда сам видел, как над моей головой за сутки сбили 8 „Точек-У“, и только 9-я к нам во двор попала, потому что тогда были запущены сразу две ракеты одновременно, и ПВО их распознало как одну цель. В итоге одну сбили, вторая прорвалась». 

Разговор с Коцом в итоге прошел в два раунда. Когда текст уже готовился к публикации, отступление под Харьковом фактически изменило всю повестку специальной военной операции. Практика показала, что в старом формате ее продолжать нельзя. Что же привело в к столь печальным последствиям и каким будет ответ России, выяснили у нашего собеседника. 

«Мобилизация… Мы же понимаем, как она скажется на настроении в обществе, поэтому вряд ли нужно» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Нужно менять формат со специальной военной операции на что-то другое»

— Александр, были готовы к тому, что наша армия так быстро оставит Харьковскую область?

— Я не думаю, что кто-то вообще предполагал, что наша армия оставит Харьковскую область. Поэтому, конечно, мы оказались к этому не готовы и психологически, и информационно. Я напомню, пока шли события, вокруг Балаклеи, Изюма, Купянска официальной информации практически не было, все информационное поле заполняли украинские паблики. Единственное, что как-то их перебивало, — это «Телеграм», где доводилась актуальная информация. Впрочем, ее точность оставляла желать лучшего.

— Что стало главным секретом успеха Украины в этой операции?

— Во-первых, это новая тактика. Она в корне отличалась от того, что мы видели на херсонском направлении. На Херсонщине они шли цепью, кучно двигались колонны техники, танки лезли… Здесь, в первом эшелоне атакующих, всего этого не было. Была применена тактика летучих отрядов, когда авангард шел на Humvee с пулеметами. Судя по видео, там были в том числе и иностранцы, есть ролики, где пулеметчик стреляет по первой линии домов одной из деревень и кричит по-английски: «Дай мне боеприпасы». Когда эти отряды на Humvee сталкивались с сопротивлением, они не ввязывались бой, а просто обходили узел обороны и шли дальше, вклиниваясь в наш тыл.

Очевидно, что враг, располагая разведданными о том, что дальше никакого сопротивления не будет, потому что никаких гарнизонов в поселках просто нет, спокойно занимал территорию. С узлом обороны разбирался второй эшелон наступления, в котором шла тяжелая техника, танки, БТР и прочие. Он мог подойти через 12 часов, через сутки, на некоторых участках так и было, но узел обороны уже находился за авангардом наступающих и ему некуда было деваться. Эта новая тактика дала свои плоды.

Рвется там, где тонко. Соответственно, логично предположить, что при планировании этой операции у украинского командования была информация о наших слабых местах, которыми они и воспользовались. Естественно, учитывалась натовская развединформация, участвовали большое количество иностранных наемников. Надо четко осознавать, что это не пропаганда, а данность. Более того, есть информация об участии самой известной в мире ЧВК Academi (бывшая Blackwater). Это ЧВК, 95 процентов заказов которой — подряды Пентагона и правительства США. Однако все это, разумеется, не снимает ответственности за организацию обороны. Судя по тому, как быстро продвигался противник, она была недостаточно хорошо обустроена.

— Я слышал оценку, что украинские части имели преимущество в 8 раз. Это так?

— Эту цифру озвучил глава военно-гражданской администрации Харьковской области. Я не знаю, откуда у него эти данные, полагаю, что они завышены. Но то, что количество нападавших было больше наших в разы, абсолютно так.

— Насколько потеря Харьковской области в целом осложнит проведение спецоперации?

— Уже осложнила! Все-таки именно с Харьковской области, изюмским гарнизоном мы с севера пытались наступать в сторону Славянско-Краматорской агломерации. Сейчас об этом можно не думать. Мы открыли пути логистики украинской армии фактически до границ Луганской Народной Республики, которая сейчас освобождена полностью. Сегодня украинские военные пытаются атаковать Красный Лиман, чтобы выйти на Кременную, перерезать трассу снабжения нашего гарнизона, который сейчас встал по левому берегу Оскола, и продолжает давить. Мы получили проблемы, которых раньше не было, мы все это время наступали, не думая об обороне. Теперь, видимо, нужно учиться обороняться.

— Есть мнение, что России пора перестать цацкаться, а начать полноценно разносить инфраструктуру. Согласны?

— Я давно призываю это делать. Украина не считается ни с какими издержками для гражданского населения уже 8 лет, бьет по объектам критически важной инфраструктуры, чтобы затруднить жизнь нашим военным, нашей военной машине. Поэтому надо бить по объектам энергетики Украины, дорожным объектам, подстанциям, пытаться долбить мосты. Мы ежедневно слышим, что высокоточным оружием разбит то склад, то казарма, но эти удары не приносят стратегического успеха. Может быть, отказаться от 10 ударов по 10 казармам и 10 калибрами нанести удар по одному мосту, скажем, в Затоке Одесской? Это было бы стратегическим решением. Да, мы не убьем ни одного военнослужащего, но у Украины мобилизационный ресурс неисчерпаемый. Если мы уничтожим 100 или 200 человек, то много не выиграем, а если обрушим мост Затоки, то уже будет серьезное нарушение логистики между Западом и Украиной.

— По некоторым оценкам, Украина потеряла до 100 тысяч человек. Почему Украина сражается отчаянно и некритично относится к столь высоким потерям?

— Потому что у Украины другого выбора нет. Хотя на самом деле геополитически Запад руками Украины пытается разрушить Россию. Для нас СВО давно вошла в экзистенциальную фазу, сейчас идет борьба за выживание: либо мы победим, либо нас не станет. У Украины в известном смысле все то же самое. Поэтому они не считаются с потерями, мобилизацию перестали объявлять, просто четвертая волна продлевается и продлевается, а ресурс очень серьезный. У нас такого ресурса нет, поэтому приходится совершать такие «маневры», как мы увидели в Харьковской области.

Но Украине не дадут закончить эти военные действия или считаться с потерями, потому что она не самостоятельный субъект, за ней стоят ее натовские кураторы, в генштабе присутствуют генералитет НАТО, который участвует в планировании операций. Это не Украина сама по себе, а уже давным-давно натовские «друзья». Это не значит, что раз натовцы, то надо посыпать голову пеплом и ползти на кладбище, нет, они такие же люди. И если в порядках украинских войск присутствуют натовские военные или наемники, это не значит, что они на голову нас превосходят. Да, есть преимущество в оперативном планировании, разведке, спутниковых данных, там, над Украиной, целая орбитальная группировка. Но нам надо использовать наше преимущество, которого нет у Украины: это стратегическая авиация, крылатые ракеты — все, что пока не было пущено. Пока это серьезно о себе не заявляло. Да, они работали немного над «Азовсталью», да, по слухам, били по ТЭЦ, но чтобы серьезно и стратегически начали дубасить по Украине, пока этого не было.

— После Харькова стало очевидным, что нужна военная мобилизация или еще нет?

— Это сложный вопрос. Стало очевидно, что нужно менять формат со специальной военной операции на что-то другое. Если не объявлять войну, то объявить хотя бы контртеррористическую операцию. Тут привлечение различных сил и средств по закону оговаривается, чего нет в формате СВО, потому что законодательного формата спецоперации нет.

Мобилизация… Мы же понимаем, как она скажется на настроении в обществе, поэтому вряд ли нужно. Но то, что нам надо готовить новые силы, чтобы, по крайней мере, на этом этапе сдержать то, что у нас есть, — это очевидно.

«Да, есть ощущение, что мы некоторым образом недооценили противника, как минимум рассчитывали на народную поддержку, по крайней мере на Харьковщине» Фото: Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Я думал, что будет какая-то локальная военная операция по освобождению Донбасса»

— Насколько для вас стала неожиданным спецоперация, о начале которой Владимир Путин объявил 24 февраля?

— Чувствовалось, что что-то назревает. Я в профессии давно и успел нажить очень много приятелей и знакомых в силовых структурах, в том числе в министерстве обороны. Поэтому о каких-то движениях по линии фронта знал, но до конца не был уверен. Даже у тех, кто служил в батальонно-тактических группах и стоял вдоль границы, было ощущение, что все это игра мышцами, что мы их в очередной раз напугаем и снова начнем переговоры. Но, с другой стороны, это вполне ожидаемо. Не ясно было, что все будет так масштабно, что уже в ночь, под утро, полетят десятки крылатых ракет по военным объектам по всей Украине! Что наступление пойдет и в Киевской области, и под Харьковом, и на Херсонщине, и, естественно, в Донбассе.

Я думал, что будет какая-то локальная военная операция по освобождению Донбасса. Тогда было ясно, что Киев готовит свою наступательную операцию по оккупации Донбасса, а ответом на это будет ввод войск ограниченного контингента, по сценарию югоосетинского конфликта, то есть мы должны были бы освободить Луганскую и Донецкую народные республики в их официальных границах, которые соответствовали границам областей на весну 2014 года. Значит, мы должны были освободить Славянск, Мариуполь, Лисичанск и все остальные города, которые находились под украинской оккупацией.

Если помните, сразу после признания республик главе МИД РФ Сергею Лаврову перед началом спецоперации задали вопрос, в каких границах мы их признаем. Он сказал, что в границах, которые они сами признали, провозглашая независимость в 2014 году. Исходя из этого, я повторюсь, подумал, что это будет ограниченная операция по освобождению Донбасса. А что это будет на самом деле, я даже не представлял.

— Прекрасно помню, как первую неделю спецоперации не мог отлипнуть от телеграм-каналов. Казалось, это что-то невероятное: то сожженные автозаки, то колонна снабжения без прикрытия. Как вы считаете, наша армия ожидала, что киевский режим будет так отчаянно сопротивляться?

— Да, есть ощущение, что мы некоторым образом недооценили противника, как минимум рассчитывали на народную поддержку, по крайней мере на Харьковщине. Я полагаю, что людям, планирующим операцию, была неправильно донесена информация о народных настроениях на Украине, а также об уровне вероятной поддержки. Тут надо оговориться: поддержка России среди местных жителей есть, и она достаточно большая, просто за прошедшие 8 лет она была загнана под плинтус. Мне на протяжении всех этих 6 месяцев спецоперации пишут огромное количество людей с той стороны, и они комплементарно относятся к России. Они говорят, что хотели, чтобы спецоперация завершилась как можно более безболезненно. Даже несмотря на постоянные ракетные удары по военным объектам на Украине, они все еще ждут прихода России, но высказать свое мнение вслух не могут — все это «кухонные разговоры».

— Имеется в виду советский эвфемизм?

— Да, раньше на кухнях разговаривали о потаенных темах, а сейчас пишут в телеграм-каналы анонимно, через боты. Пишут, как правило, то, что люди не могут по какой-то причине произносить вслух. Так вот, пророссийские люди есть на Украине, и они готовы встречать наши войска с цветами и пирогами, но прошедшие 8 лет сделали свое дело. Политика террора, оголтелая пропаганда и оболванивание населения дали свой результат. Разумеется, те, кто был пророссийски настроен, запуганы и не вышли встречать наши войска.

Скажем, я не уверен, что мы изначально планировали на Киевщине зайти и выйти. Много было поставлено на кон, слишком много людей мы положили. Поэтому я сомневаюсь, что в рамках военной спецоперации мы задумывали высадку в Гостомеле, чтобы потом просто уйти. Скорее всего, была переоценена поддержка, которую мы могли там получить. Также думаю, что мы рассчитывали на людей внутри украинского политикума, которые должны были оказать поддержку изнутри, но ее не последовало тоже. Собственно, поэтому, наверное, там все закончилось не так, как хотелось. Нет подрывной работы внутри, нет диверсионных групп, раскачивающих киевский режим, агентурная сеть была полностью уничтожена украинскими спецслужбами при содействии западных партнеров. Стремительного блицкрига, в общем, не получилось. Сейчас декларируемая задача — освобождение Донбасса, а дальше «будем посмотреть».

— Конспирологический вопрос о десанте в Гостомеле. Была крайне экстравагантная версия о том, что там якобы англичане затаили нечто, напоминающее ядерную бомбу. Насколько это могло быть правдой?

— Полагаю, что это вымысел чистейшей воды. Почему там, в Гостомеле, должны были найти атомную бомбу? Там был аэродром подскока, который нужно было занять и через который мы могли в дальнейшем перебрасывать силы военно-транспортной авиации ВКС России. Откуда бомба на аэродроме, который приписан к авиапромышленности? Мне это непонятно. Единственное, что напоминало там о советском ядерном прошлом, — подземные бункеры. Там, кстати, наши десантники укрывались, пока шел обстрел. Я был у них в гостях, укрепления там никакой бомбой не взять, но никаких ядерных объектов у них там не было

«Я думаю, что за счет пропаганды был нарисован образ врага в лице Российской Федерации» Фото: Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«Насколько реальны изнасилования с моим участием, настолько и с российскими военнослужащими»

— Вы были в Буче. Насколько правдива версия, что наши солдаты там учинили резню? Есть хоть что-то, похожее на правду?

— Согласно заголовкам украинской прессы, которые я встречал, то в массовых изнасилованиях участвовал даже я. Насколько реальны изнасилования с моим участием, настолько и с российскими военнослужащими. Я был на окраинах Бучи, не могу судить обо всем, что происходило в этом городе, но он полностью никогда не контролировался российскими войсками. Часть всегда оставалась подконтрольной киевским силам, и артиллерия била по городу с обеих сторон круглосуточно. Это город, над которым постоянно поднимались дымы пожарищ. А те люди, которые на фотографиях беспорядочно валяются на земле, я полагаю (лично не видел), скорее всего, погибли в результате как раз артиллерийского огня. Судя по тому, что они разбросаны по территории, которая была подконтрольна российским войскам, то погибли они от выстрелов со стороны позиций киевского режима, который, разумеется, бил, не щадя, по нашим позициям, в том числе уничтожая мирных жителей.

Но вместе с тем я обратил внимание еще тогда на расстрелянных людей, которых нашли в подвале со связанными руками. У них на рукавах были белые повязки, а это опознавательный знак российских войск. Я как человек, который работал на Киевщине более месяца, смело могу утверждать, что мирные жители надевали эти повязки. Они позиционировались как свои, но это не значило, что как те, кто активно поддерживает приход наших войск. Они просто показывали, что не враги и не надо по ним стрелять, это был своего рода опознавательный знак. Я думаю, что они были расстреляны именно за эти повязки, их воспринимали как коллаборантов, которые сотрудничали с «оккупационными» властями, поэтому приговорили к расстрелу.

Кроме того, было примечательное видео украинских нацистов, которые идут по Буче, и один спрашивает: «Можно ли стрелять по людям с белыми повязками?» А второй говорит: «Можно». Все это произошло после того, как наше подразделение уже вышло с территории Киевской области.

— Если я правильно помню, это был Сергей Коротких, он же «Малюта» и «Боцман».

— Да, именно он. Беглый неонацист из банды Тесака.

— Вы были и на майдане, и в Донбассе в 2014 году. Насколько сильно изменилось отношение этих людей к тем событиям, этого ли они хотели?

— Я готовил материал на пятилетие майдана о героях этого мероприятия, которые тогда гремели в новостях, а их фотографии появились во всех мировых СМИ, в том числе девушки с кружевными трусиками (Ольга Значкова вышла с плакатам «Хочу кружевные трусики и в ЕС», став символом требований майдана, — прим. ред.). Уже тогда, спустя пять лет, было ясно, что они разочаровались в майдане, так и не были претворены в жизнь заявленные лозунги. Не случилось деолигархизации, богаче жить не стали, более того, количество свобод, наоборот, заметно уменьшилось, особенно за последние годы правления Петра Порошенко и Владимира Зеленского. Последний, кстати, возвел работу по ущемлению свобод в какой-то апогей. Того, что творится при нем, даже Порошенко себе не позволял. 

Я думаю, что при этом за счет пропаганды был нарисован образ врага в лице Российской Федерации. Поэтому все забыли о своих внутренних хотелках, власть попыталась сплотить украинскую нацию перед лицом внешнего агрессора, и, мне кажется, им эта работа хорошо удалась. «Достижения» майдана в этом смысле отошли на второй или даже третий план. Основная задача — сохранить свою государственность. Я не думаю, что сейчас многие из тех, кто выходил на майдан, вспоминают, за что именно они выходили.

«Сегодня в распоряжении у Украины не только западное вооружение, но и вся натовская разведка, орбитальная группировка спутников» Фото: AFLO / www.globallookpress.com

«На Украине очень хорошая артиллерийская школа»

— Есть мнение, что взятие Песок произошло из-за того, что Украина оттянула часть артиллерии для наступления под Херсоном, а этим наши воспользовались. В итоге продавили. Насколько в целом украинская артиллерия мешает нам наступать?

— Это единственный сдерживающий фактор, который мешает наступать. На Украине вообще очень хорошая артиллерийская школа, у них целых два училища, а у нас только одно осталось на всю страну. Надо понимать, что за 8 лет украинские артиллеристы практически все прошли обкатку в зоне боевых действий, у них все точки, которые находятся на нашей территории, пристреляны. Они психологически привыкли к взрывам, одно дело — учения, которые проводит наша артиллерия на одних и тех же полигонах, со стрельбой по одним и тем же целям, другое — реальная практика. Я сам сталкивался с тем, что некоторые командиры расчетов учились считать уже в бою, Украина же к этому априори была готова. Кроме того, у нее было достаточно много как советских артиллерийских систем, так и многое поставили из-за рубежа. Системы M777, HIMARS, особенно с высокоточными боеприпасами, безусловно, доставляют нам очень большие неприятности. 

Уничтожение складов, попытки бить по штабам, естественно, с сопутствующими жертвами мирного населения. Но тем не менее «высокоточка» серьезно мешает, и у Украины очень высококлассно поставлена контрбатарейная борьба. Их позиции насыщены различными американскими, западными системами. Те же AN/TPQ-50, у которых скорость реагирования на наш огонь — четыре минуты. На Киевщине я работал с артиллеристами-десантниками и был поражен, с какой скоростью они выставляются на позиции, отстреливаются и сворачиваются. Пока мы их снимали и шли обратно, они уже свернулись и уехали. С такой скоростью работают люди, которые уже столкнулись с контрбатарейной борьбой.

Конечно, надо сказать о беспилотной авиации, которая поддерживает артиллерию. У Украины, надо отдать должное, она тоже на высоте. Это и западные системы, и собственные, которые у них производятся, те же «Лелеки». Главное, такого очень много, это расходный материал. Мой товарищ, боец одного из подразделений спецназа, рассказывал, что когда у них появился аппарат AeroScope, который засекает коптеры артиллеристов, ведущих огонь, это позволило бить по операторам. Он показывает не только летательный аппарат, но и точку запуска беспилотника. После того как начали бить по операторам, украинская артиллерия «ослепла», и только благодаря этому наши подразделения центрального военного округа сумели наскоком взять Красный Лиман, который не поддавался в течение месяца. Как только сделали пушку «слепой», так все начало получаться, но, к сожалению таких средств у нас мало.

— Есть мнение, что Украина не проиграла только из-за поставок западного оружия. Если бы их не было, то уже к маю основные боевые действия завершились бы. Правда ли это?

— Не знаю, к маю ли, но, безусловно, без западных вооружений было бы намного проще. Сегодня в распоряжении у Украины не только западное вооружение, но и вся натовская разведка, орбитальная группировка спутников. Я видел перехваченные карты со спутника, которые американцы предоставляют Украине. На ней видно, что под густым деревом стоит БПМ, накрытая маскировочной сетью, даже классификация — БМП-2, а также координаты, чтобы бить. С этим там полный порядок.

Мы же сражаемся не просто с украинской армией, а со всей натовской разведывательной структурой, которая есть в распоряжении Украины. Если бы ее не существовало, то, конечно, продвижение было бы намного быстрее, учитывая, что Украина уже испытывает на некоторых участках снарядный голод по советским артиллерийским системам. Я совсем недавно видел сводную таблицу, где было указано, сколько поставили Украине различной техники и вооружения. Внушительный список! Только снарядов 1,5 миллиона. Не было бы таких жертв, в том числе среди мирного населения, если бы этого всего не было.

«Уже в даркнете всплывают такие образцы, как NLAW, Javelin, дроны-камикадзе Switchblade»

— А какое количество доезжает до фронта? Нам очень часто говорят, что мы уничтожили склад с боеприпасами, а они все не кончаются.

— Сложно судить. Могу сказать, что доезжает ровно столько, чтобы сдерживать наше наступление на определенных участках фронта, а на некоторых даже переходить в контрнаступление, что сейчас происходит в Харьковской и Херсонской областях, где ряд населенных пунктов смогли отбить при помощи массированного огня артиллерии. Вопрос даже не столько в том, что мы разбиваем склады с вооружением, мы по ним бьем, но Украина давно не концентрирует большие боеприпасы в одном месте. У них есть кочующие склады, которые возят на гражданских грузовиках. На них же, кстати, они привозят и военную технику. Там вообще часто используют гражданский транспорт, его сложнее отслеживать, а значит, и вероятность нахождения боеприпасов уменьшается.

Другой вопрос, что на Украине, как обычно: кому война, кому мать родна. Там есть те, кто наживается на военных поставках. Был фильм CBS «Вооружая Украину», в котором жаловались, что дикое количество оружия растворяется после того, как пересекает государственную границу с Украиной, а США даже не представляют себе схему перевозок этих вооружений. Более того, уже в даркнете всплывают такие образцы, как NLAW, Javelin, дроны-камикадзе Switchblade — все это можно купить. Я проводил эксперимент: связался с продавцом, который под видом французского перекупщика был готов привезти хоть в Париж целых два Javelin. Наши ребята из Луганска тоже связывались с продавцами и пытались организовать доставку Javelin на территорию, подконтрольную России. Им сказали, что такой опции у них пока нет, но если их это устроит, они могут прикопать недалеко от линии разграничения. А когда Россия будет наступать и займет указанные места, то они смогут забрать товар. Но это опыт скорее из спортивного интереса. Трофейные NLAW и Javelin у нас лежат целыми складами.

— Какая клиентоориентированность!

— При этом продавец — украинец! Более того, на этих сайтах целые ганшопы (магазины по продаже оружия — прим. ред.) появились, чего раньше не было. Специалисты отмечают появление нового картеля, который локализован на Украине. Что самое интересное, у этих продавцов есть положительные отзывы от покупателей. А там устроено так, что ты можешь оставить отзыв только в одном случае — если приобрел товар. Все сделки проводятся через депозит на сайте, и если кто-то оставил такой отзыв, это значит, что он гарантированно у этого продавца что-то купил, и, скорее всего, продавец его не обманул.

— А перезаклады бывают?

— Конкретно этого не видел, но похоже все к тому идет!

«Чем мы можем сравняться с высокоточными снарядами для HIMARS, я пока не знаю» Фото: Komsomolskaya Pravda / Global Look Press / www.globallookpress.com

«NLAW и Javelin рассчитаны на рабоче-крестьянскую армию»

— Западное оружие хуже или лучше нашего?

— Если мы говорим о противотанковых комплексах NLAW, Javelin, то они хороши тем, что рассчитаны, скажем так, на рабоче-крестьянскую армию. Обучение идет три минуты: посмотрел видеоролик, и уже все умеешь, можешь оперировать этими системами. Однако я лично знаю случай, когда наш танк Т-72 получил четыре удара из Javelin, но своим ходом сумел покинуть поле боя. В общем, когда район перенасыщен этим видом вооружения, то это становится очень неприятным. Особенно это было заметно на раннем этапе, когда в первые два месяца спецоперации нашу технику активно жгли и уничтожали и в Киевской, и в Харьковской областях. Но при этом наши системы вооружений в этом смысле вполне могут конкурировать с американскими или британско-шведскими. Другой вопрос, скажем, что наш Т-72 украинские снайперы научились ослеплять фактически одним выстрелом, уничтожая прицельную линзу, а ее в полевых условиях не поменять, тогда как украинские танки такую возможность имеют.

При этом в украинских танках очень серьезная авионика, система навигации, наведения западных снарядов. Мы в этом деле тоже уступаем. Те же М777 с «Экскалибуром». У нас есть нечто подобное — высокоточные боеприпасы «Краснополь», которые наводятся по лазерному лучу с беспилотника «Орлан-30». К сожалению, я могу отметить, что мы испытываем некоторый недостаток в таких системах. Но там, где мы можем его применять, вполне способны конкурировать с тем же «Экскалибуром». А вот чем мы можем сравняться с высокоточными снарядами для HIMARS, я пока не знаю. Не вижу, что мы можем противопоставить на этом этапе. По идее, должны быть у нас «Торнадо» с высокоточными реактивными снарядами, но я их не видел, хотя, может, они используются. При этом у Украины нет «Калибров», «Кинжалов», «Искандеров», которыми мы можем наносить удары со своей территории, не входя в зону активных боевых действий.

— Я слышал, что HIMARS примерно сопоставим с нашим «Смерчем».

— У «Смерча» нет высокоточных боеприпасов, которые били бы в одну точку. Мне показывали пример одного из объектов, который неделю назад покинули люди, интересующие украинскую разведку, американскую в том числе. Они находились в подвале, и HIMARS пробил дом до подвала пятью ракетами. Сначала крышу, потом непосредственно дом, а потом дошла очередь и до подвала. Били в одну и ту же точку. Я не знаю, может ли «Смерч» бить в одну точку. Если это обычные боеприпасы, то HIMARS — тот же самый «Смерч». Но когда речь о реактивном и высокоточном оружии, то это уже совсем другое дело. Мы видим, как они бьют этим типом вооружения по Антоновскому мосту, кладут практически в одно и тоже место. «Смерч» обычными снарядами так сделать не может. Это тоже грозное оружие, я его на себе испытал, когда жил 1,5 месяца в Изюме. Утром и вечером, когда были обстрелы города, наши системы ПВО его сбивали, как и HIMARS. Но HIMARS все-таки прошибают нашу ПВО, не все удается остановить на подлете, наша оборонка работает с этой проблемой. Более того, было несколько неразорвавшихся реактивных снарядов от HIMARS, которые мы прибрали к рукам и изучаем, что в них интересного, и как они обходят наши противоракеты.

В том числе ВСУ пользуются тактикой массированных ударов, когда сначала выпускается несколько «Смерчей», потом пара «Точек-У», и ПВО их отрабатывает, а после уходит на перезарядку. После этого летят HIMARS. Тут выход — только насыщать ПВО сильнее. Я лично был в полном восторге, когда видел, как над моей головой за сутки сбили 8 «Точек-У», и только 9-я к нам во двор попала, потому что тогда были запущены две ракеты одновременно, и ПВО их распознало как одну цель. В итоге одну сбили, вторая прорвалась.

«Мы приобретаем опыт малых котлов, когда штурмуем не в лоб, а с охватами»

— Все военные конфликты нас чему-то учат. Скажем, Олимпийская война показала, что у нас проблемы со связью.

— Там не только со связью были проблемы.

— Какие слабые места покажет специальная военная операция?

— Любой конфликт учит вести военные действия. Все-таки в феврале в бой пошли люди, которые до этого никогда в подобном не участвовали — ни офицерский состав, ни контрактники. Поэтому, конечно, многое на начальном этапе не получалось, потому что подобных сражений не было с 1945 года. Поэтому у многих были шапкозакидательские настроения относительно украинской армии. Мы почему-то думали, что там пнешь — и развалится. А между тем ее 8 лет готовили, тренировали, оснащали. Это не те люди, которых гоняло ополчение в 2014–2015 годах, устраивая котлы под Иловайском и Дебальцево. Это совершенно другая армия — профессиональная, по крайней мере на 24 февраля.

Сейчас, конечно, профессиональный костяк сильно выбит. Но у них были и обучение, и мотивация, особенно у национальных батальонов. Поэтому мы учились сражаться на ходу, вспоминали, что нельзя в города входить колонной, чтобы не было, как в Грозном, когда майкопскую бригаду и другие подразделения разбили и сожгли. Учились наступать малыми силами. По военной науке, наступающая сила должна иметь преимущество в 3, а лучше в 5 раз по численности относительно обороняющихся. А у нас во время спецоперации мы либо в паритете по живой силе, либо сильно отстаем. У нас меньше людей, чем у обороняющейся стороны, и это тоже интересный опыт.

Также мы приобретаем опыт малых котлов, когда штурмуем не в лоб, а с охватами. Побеждаем логистически, когда окружается тот или иной населенный пункт. Рубежное, Северодонецк по такой схеме брали. Лисичанск — почти по такой схеме, там вообще военную хитрость проявили, если бы не она, то он до сих пор бы штурмовался. Что именно за хитрость, рассказывать не буду, но взяли город очень смешными силами. Да что там говорить: сидельцы в «Азовстали», военнослужащие и нацисты составляли 2,5 тысячи человек, а снаружи их окружало в несколько раз меньше человек (в прессе назывались цифры в 700–800 человек — прим. ред.). Это интересный опыт, которого у нас раньше не было. В общем, учимся сражаться, как говорится, «маємо те, шо маємо».

Ах да, еще забыл сказать — мы же учимся также методам современных боевых действий с применением беспилотной авиации, тех же коптеров, которые показали свою состоятельность именно в ходе этого военного конфликта. Они сейчас применяются активно для корректировки артиллерии, а также для штурмовых действий и разведки. В Донецке открылась школа беспилотной авиации, есть центры по перепрошивке летательных аппаратов. С одной стороны, это, конечно, показывает неготовность нашего военно-промышленного комплекса к производству этих важнейших для сегодняшнего военного конфликта систем типа коптеров. С другой стороны, все-таки мы смогли наладить поставки их в войска, пусть и через гуманитарные каналы.

— Что, на ваш взгляд, во время спецоперации нам удалось лучше всего?

— У меня в голове только один пример — высадка десанта в Гостомель. Это историческая операция, которая, я думаю, войдет в анналы военной науки и практики. Не помню, чтобы где-то проводили подобную операцию. Можно вспомнить приштинский десант в Боснии в 1999 году, но нет аналогов такой операции, чтобы люди высадились на аэродром, взяли его под контроль и ждали подхода основных сил по земле, которые должны были прийти через несколько часов, а добрались через двое-трое суток. При этом они оборонялись от сил превосходящего противника. В общем, десантники 45-й бригады и Ульяновска проявили себя безукоризненно.

«Если бы на освобожденных территориях люди точно знали, что Россия навсегда, думаю, многие бы встречали с цветами» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Мы потерпим, вы только на полпути не останавливайтесь»

— Вы бываете на освобожденных территориях. Скажите, как вас встречают местные жители, насколько они рады российским военным и смотрят ли на них как на захватчиков?

— Как на захватчиков никто не смотрит. У людей все-таки есть инстинкт самосохранения. Даже если они не рады приходу российских войск, показывать этого не будут. Но вообще скажу, что люди не выходят с пирогами на улицу. Это во многом результаты пропаганды, люди искренне боятся. И самое главное, чего они боятся, в чем признаются в разговорах со мной, — того, что мы уйдем. Говорят: «Вы вышли из Киевской области, а они устроили Бучу. Вы уйдете отсюда, и тут тоже будет вторая Буча». Это главный страх, который присутствует у людей на освобожденных территориях. Они на меня смотрят и говорят: «Вы можете твердо сказать, что никуда не уйдете?» Если бы там люди точно знали, что Россия навсегда, думаю, многие бы встречали с цветами. При этом чем ближе к границе с Российской Федерацией, тем этого страха меньше. У самой границы с Белгородщиной люди с российскими флагами встречают, дети колоннам руками машут, отдают воинское приветствие. А чем дальше, тем страх выше. Тем не менее я встретил как-то подписчиков из Рубежного. Из разрушенного дома вылез мужчина и говорит: «Мы потерпим, вы только на полпути не останавливайтесь. Пока у Украины есть хотя бы клочок земли, она продолжит терроризировать Донбасс. Вы уж доведите до конца, а мы как-нибудь сдюжим».

— Мы часто видим «наследие» полка «Азов» (террористическая организация, запрещенная в России, — прим. ред.): нацистские книжки для детей, праздники, свастика, трезубцы и прочая дрянь. Насколько, на ваш взгляд, неонацистская идеология вплелась в сегодняшнюю Украину? 

— Мне, кстати, этот уклон российской официальной пропаганды не нравится. Я в данном случае без негативной коннотации говорю, ничего плохого в слово «пропаганда» не вкладываю. Но называть все украинские войска националистами, как это принято в брифингах минобороны, не верно. Понятно, что националисты — это агрессивное меньшинство, которое поставило раком всю страну. Конечно, есть и эта идеология, есть и географические центры. Кстати, самое интересное, что очень сильно это развито как раз не на Западе Украины, а тут, в Харьковщине. Очень многое детям вкладывают в голову по поводу Второй мировой войны, Бандеры и украинской повстанческой армии, об их героическом прошлом.

Но то, что большинство жителей Украины исповедуют фашизм и нацизм, — это, конечно, неправда. Идейных нацистов тут процентов 10. Они, повторюсь, держали в страхе всю страну. Наверное, сегодня нацизм становится модной субкультурной идеей, когда на стадионах орут «батько наш Бандера», противопоставляют себя «клятым москалям». Но если мы посмотрим школьные программы, то конкретной культивации именно нацизма там нет, есть извращенное понимание истории Второй мировой войны, но это еще не нацизм.

— Можно ли было решить проблему Донбасса мирным образом?

—  Невозможно, это тот конфликт, который решается исключительно силой. Один должен победить, а другой проиграть, иначе конфликт не решится.

— У меня есть товарищ, чьи родственники живут на Украине. Он активно выступает против спецоперации, его аргументация в том, что раньше мы были с украинцами друзьями, хоть и поссорившимися, а теперь враги навсегда. Как вы считаете, это так?

— Разве мы навсегда стали врагами с жителями Германии? После всех перипетий у нас же сейчас нет вражеских отношений с этой страной. Нет, на определенном этапе у нас даже, можно сказать, были дружеские отношения с жителями Германии, и никого не смущал ужас 1941–1945 годов. Но есть и более яркий пример — Чеченская Республика. Я там работал с 1999-го, объездил весь Северный Кавказ. Мне тогда казалось, что у нас с чеченцами зияющая рана, которая не зарубцуется никогда. А теперь посмотрите: Рамзан Кадыров — патриот всея Руси, чеченцы в одном строю с русскими, бурятами и другими народами нашей огромной страны сражаются за Донбасс, проявляют себя и не вспоминают о том, что происходило в их республике в 1990-е и 2000-е годы. Прошло не так много времени, по историческим меркам 20 лет — это миг, а уже ситуация изменилась в корне. И нет никакой недосказанности, нет обид. Я работал с подразделением «Хамат», которым командовал Апти Алаудинов. Они как раз на северодонецком направлении действовали. Они такие же патриоты своей страны, как и другие жители.