Юрий Суворов, союз десантников РТ: «Не все вернутся в нормальном состоянии. Кто-то ударится в пьянку»

Юрий Суворов: «Мы работаем точечно, не ради галочки, именно на результат» Фото: Андрей Титов

«В 90-е годы очень многое было запущено, приходится дорабатывать»

— Что из себя сейчас представляет союз десантников?

— Это общество ребят, которые живут согласно своему внутреннему уставу. В 2003 году в Татарстане стали появляться первые районные отделения. И уже в 2017-м открылся союз десантников Республики Татарстан — организация, которая курирует деятельность местных отделений, находящихся в районах и городах. Работаем слаженно по всему Татарстану. Причем у нас не только десантники: есть и морпехи, и пограничники, а также неравнодушные люди, готовые нести знамя ВДВ и работать в патриотическом воспитании и ветеранском движении.

— Вы говорите, что в 2003 году стали появляться районные отделения. В каких именно районах возникли братства?

— Самые первые — Челны и Казань, затем потихонечку это стало распространяться и на другие города. Надо отметить Бугульму и Альметьевск — они одни из первых последователей. При создании союза десантников Республики Татарстан стали создаваться отделения в районах, например в Пестречинском. Многие открываются без образования юридического лица, так как непринципиально регистрироваться в минюсте, иметь счета. Достаточно того, что люди кипят работой и готовы трудиться.

— Сколько сейчас человек в союзе десантников Татарстана?

— Если смотреть по РТ, то это порядка 2,5–3 тысяч. Но нужно учитывать, что многие из ребят ушли в добровольцы, кого-то мобилизовали. Естественно, сейчас людей поменьше. Именно действующих.

— Какие главные направления деятельности союза?

— В первую очередь это патриотическое воспитание детей, мы готовим себе смену. Ввиду того что в конце 80-х и 90-е годы очень многое было запущено и разрушено в моральном плане, сейчас приходится это дорабатывать, готовить людей, которые любят свою Родину, Отечество.

— Что именно было запущено?

— Многие родители разглагольствовали на тему, что если бы фашисты-немцы выиграли Великую Отечественную, то мы бы пили «баварское». И это разглагольствование до сих пор есть в некоторых умах. В 90-е годы вседозволенность и вседопущенность вырастили этих монстров, чьими детьми мы и занимаемся.

— Какова вообще роль воинских братств в идеологическом воспитании молодежи?

— Это защита Родины, интересов своего государства. Надо быть гражданином своей страны в первую очередь.

— Почему эту роль берут на себя воинские братства?

— Потому что больше некому. Родители требовали от учителей, чтобы именно они занимались их детьми. Как такового воспитания в семье не проводится до сих пор.

— Воспитанием занимаются только воинские братства?

— В основном да. Очень тяжело «пробивать» многие школы, потому что их руководители не понимают сущности. Приходится обращать внимание на то, что, например, в Великую Отечественную войну захватчики кого в первую очередь расстреливали? Учителей-коммунистов, которые несли идеологию. В данный момент многие учителя и педагоги не поддерживают идеологию, наоборот, настроены антиидеологически.

— Когда произошло это упущение?

— В 90-е годы. С учетом перестройки, наверное, даже конец 80-х. Во-первых, появились «люди-оборотни». То есть они сегодня были в Коммунистической партии, завтра в ЛДПР перешли, а послезавтра стали в правящей партии «Единая Россия». Для них нет приоритетов, для них нет Родины, нет флага.

Фото предоставлено Юрием Суворовым

«В «Алга» приходилось «пробивать» людей»

— Сколько десантников республики ушло в добровольцы?

— Очень много, даже не посчитаешь. Все шли в разных направлениях, кто-то — в «Б.А.Р.С.» (боевой армейский резерв специальный — прим. ред.), кто-то добровольцем ушел в «Алга» и «Тимер», кто-то ждал мобилизации, кто-то не дождался и ушел в ГРУ. О многих людях мы и не знали, что они десантники. Нам звонят, говорят: вот ваш десантник, в 31-й бригаде. Жизнь такая штука, что постоянно узнаешь что-то новое.

— Какова судьба этих десантников? Вы их отслеживаете?

— Пытаемся отследить, но в зоне боевых действий это не всегда реально. Не каждый человек выходит на связь. Иногда те, кто постоянно на связи, не появляются по 3–4 недели, то есть когда идут боевые действия. Взять батальон «Алга»: ребята, которые постоянно периодически выходили на связь, вдруг хлоп — и пропадают, три-четыре недели их нет. Потом появляются, начинают рассказывать о 300-х, 200-х, живых.

— Как создавались «Алга» и «Тимер»? Я знаю, что там есть боевая 3-я рота десантников. Как шел набор, вы им занимались?

— К «Тимеру» мы просто не успели, потому что он очень быстро, скоропалительно набрался, был более завуалированным, набирался в Нижегородской области. А с июня, когда пошли первые добровольцы в «Алга», мы присутствовали полностью, от начала до конца. Привозили [вещи], обеспечивали помощью. Даже при комплектации, когда приходили ребята, помогали им «пробить», узнать характеристики того человека, который приходит в роту, чтобы они знали и были уверены, кто с ними находится. Подноготную человека приходилось узнавать.

— Сколько человек в третьей роте?

— Она набиралась длительно, более щепетильно. Поэтому она зашла [на СВО] самая последняя. Те, кто не приживался в третьей роте, уходили в первую и вторую. Естественно, в третьей нашей роте был недостаток, и она зашла последняя, это сентябрь.

«Сказал, что он русский и должен помочь ребятам»: как в Казани хоронили сержанта «Алги»

— Как поддерживаете связь с «Алга»?

— Ребята берут новые симки, то есть местные. При возможности какого-то Wi-Fi, когда они выходят с передовой, у них появляется связь. Они дают знать, какие у них потребности.

— От кого получаете запросы?

— От командиров взводов и рот.

«Отвозили ребятам «Ниву»-пятидверку и две машины «УАЗ», полностью набитые продовольствием, одеждой и обувью, скобами, гвоздями, полиэтиленовыми пленками для землянок. Плюс еда и медицина. Все, что необходимо для работы на передовой и ведении боя» Фото предоставлено Юрием Суворовым

— Что такое шефская помощь? Почему она называется шефская, а не гуманитарная?

— Гуманитарная помощь, наверное, больше подходит для гражданского населения. Шефская — нашим ребятам, за которых мы болеем, которые находятся на передовой. Мы говорили о конкретно третьей роте, но мы болеем за весь батальон, как за «Тимер», так и за «Алга». Буквально на днях Тимур вернулся оттуда. Они отвозили ребятам «Ниву»-пятидверку и две машины «УАЗ», полностью набитые продовольствием, одеждой и обувью, скобами, гвоздями, полиэтиленовыми пленками для землянок. Плюс еда и медицина. Все, что необходимо для работы на передовой и ведении боя. Связь была именно с третьей роты. Но у нас просьба была: «Дайте „размерку“ обуви», — однако нам сказали: берите средние размеры и присылайте.

— В чем нуждаются бойцы?

— Ребята в основном неприхотливые. Основное требование — это поесть, а также тепловизоры и квадрокоптеры. С оружием и боекомплектами все нормально. Конечно, хотелось, чтобы снайперы нормально были [укомплектованы] и работали. Ну и техника нужна, а главное — бензин. Солярка там есть, а с бензином большие проблемы.

— Как устроен механизм шефской помощи? Как помочь бойцам, куда обращаться?

— Как правило, к нам обращаются. С нами бойцы выходят на связь, даже мобилизованные, которые пока здесь находятся. По возможности мы привозим им нужные вещи. Если что-то громоздкое нужно, то мы им говорим, мол, ребят, когда вы будете там, на точке соприкосновения, дадите нам координаты, и тогда мы уже будем работать непосредственно под ваши заказы и заявки.

— Как все-таки помочь фронту?

— Мы предоставляем счет на оплату от той организации, которая продает. Это самое простейшее. То есть к нам обращается организация, говорит, что готова спонсировать. А есть фирма, которая готова продать. Он (заказчик — прим. ред.) покупает, передает шефскую помощь нам, и мы уже отвозим за ленточку.

Фото предоставлено Юрием Суворовым

— Как еще можно помочь? Какие еще способы есть?

— Люди собирают деньги, скидывают в наше общество. У нас есть кассир, все деньги аккумулируются. Опять же по запросам и потребностям мы совершаем закупки. Один завод нам скинул 1,7 миллиона рублей. Но он просил не говорить его название, так как это и санкции, и угроза теракта… Они скинули на квадрокоптер, который стоит 1,7 миллиона. Мы сразу предупредили, что в целях экономии мы такой же квадрокоптер найдем дешевле. Можем ли мы на остальные деньги купить дополнительную технику? Мы на 1,2 миллиона оплатили два квадрокоптера и закупили комплектующие к ним. Наши ребята в постоянном поиске, ищут ходы, где можно купить дешевле, сэкономить.

— Сколько уже отправили?

— Очень трудно говорить. У нас существует альметьевское подразделение, где есть позывной «Бульдозер». Он ездит за ленточку чуть ли не каждые полторы-две недели, с ним отправляем. Первая своя ходка, когда наши ребята ездили, — это был июнь. Через Джанкой мы передавали минометному дивизиону гуманитарку. Участвовало все воинское братство. За ленточку у нас не получилось зайти, а в Джанкое на таможне ребята подъехали на своем «Урале», загрузились, пообнимались. Причем дивизион был многонациональным, не только наши татарстанские добровольцы. Ребята были в шоке, столько радости: голодные необеспеченные люди получили все — и одежду, и обувь, и снаряжение.

Фото предоставлено Юрием Суворовым

— Сейчас везете сразу за ленту?

— Сегодня ребята проходят таможню. В ту сторону она «полупрозрачная», а в обратную посложнее выходить. Ведь вполне возможно, что кто-то пытается вывозить оружие.

— Как вообще собираете шефскую помощь?

— К нам обращаются целые семьи. Например, семья Манаповых привезла полный внедорожник. Там и плащи были, и маскхалаты, и пленки. Производственная фирма «Мелита-К» предоставила ножи боевые. Причем для батальона «Алга», но у них было все обеспечено, потому этими ножами мы снабжаем мобилизованных. Есть такой Игорь Молдавский, он очень много привез для наших ребят. Есть производственник Алмаз Оморов, который делает супы. Есть пороховой завод: профсоюз собрал денежку, все закупил. Причем они так интересно распределили: батальон «Алга» состоит из трех рот, а они собрали на четыре. Они закупили чайный набор, медицину — огромные коробки. Они все распределили, расписали. Получился очень большой набор на каждую роту. А в тот момент к нам пришла заявка от танкового батальона, который стоит под Лисичанском, то есть от ребят, которые ни разу не получали ни гуманитарную помощь, ни другую. Наступает зима, а они необуты, неодеты. Вот лишний набор на 4-ю роту мы направили непосредственно им.

Очень много людей откликаются. Например, воспитатели одного юдинского детского садика из Казани купили теплые перчатки, лапшу быстрого приготовления, носки. Ребята ехали с «буханкой» для мобилизованных наших, которые в Сватово, я туда загрузил эти «Роллтоны».

— Есть ли крупные бизнесмены и чиновники Татарстана, которые вносят вклад?

— Есть бизнесмен Игорь Алексеев. Они с женой и ее братом очень много помогли гуманитаркой, обеспечивали и екатеринбургский госпиталь для наших ребят, закупают сигареты, лекарства. Теплые вещи ушли в начале октября в «Тимер» и «Алга», которые мы отправляли через Эдуарда Шарафеева. Он после той гуманитарки ушел добровольцем. Огромная благодарность всем этим людям.

— Куда обращаться, чтобы помочь фронту?

— К нам. Мы работаем точечно, не ради галочки, именно на результат.

— Есть ли мошенники, которые обманывают людей под видом шефской помощи?

— Мы пока не сталкивались с такими.

Фото предоставлено Юрием Суворовым

«Мобилизованные — ребята неприхотливые»

— Как выстроена работа с мобилизованными? Сколько десантников мобилизовано?

— Из казанского отделения союза десантников ушли минимум 70 человек, а в целом их очень много. В каждом полку мобилизованных организуется рота разведки, в состав которой входят военнослужащие, проходившие службу в воздушно-десантных войсках, морской пехоте и спецназе ГРУ. В каждом полку две роты разведки. Сами представляете масштаб: каждая рота — это 110 человек.

От «Тимера» и «Ахмата» до спецназа Росгвардии и ЧВК: куда идти, если я хочу на СВО?

— Как с ними работаете?

— Плотно. Во-первых, сами ребята неприхотливые. На все вопросы отвечают, что все есть, все нормально. Тем не менее мы прекрасно знаем, что после слаживания им дадут «плитник», каску, и все. Обеспечиваем их воротниковой частью из кевлара, наплечниками, паховой защитой. Плюс обвесная система — тактический пояс, а также обвесы под автоматы. Так называемые фастмаги, куда укладывается боекомплект от автомата АК, ПКМ. Медицинская сумка, под «радейку».

— Где все найти? Это же дефицит.

— У нас в свое время была возможность в сентябре все приобрести с помощью наших спонсоров и ребят. Мы скомплектовали ребят из 26-го отряда, часть ушла на мобилизованных, которые первыми зашли в конце октября, и часть распределяется на тех ребят, которые находятся в «Казань Экспо», на танковом полигоне.

— В чем еще нуждаются мобилизованные?

— Средства БПЛА, сейчас боевые действия ведутся с помощью них. Это сражение интеллектов. А вообще, нет предела совершенству, есть вещи за тысячу рублей, а есть за 10 тысяч. Качество костюмов тоже играет роль. Та же обувь: дешевая быстрее рвется. Хочется, чтобы наши бойцы не думали об этих вещах. Если есть возможность, решить по максимуму бытовые моменты, то необходимо это делать. Лучше общими усилиями купить самое хорошее. Есть помощь, оказываемая районами республики, она лучшая. Но есть казанские парни, которые, глядя на тех ребят с районов, чувствуют себя обделенными. Нужно поддерживать. Каждый помогает землякам, друзьям, оставаться равнодушными нельзя.

Есть парень из Мензелинска Эдуард. Он везет помощь не только своим землякам, но и отделению. Если есть заявка, то он везет всему подразделению.

— Как помочь мобилизованным?

— Если хотят помочь, то нужно обращаться централизованно в воинские братства. Мы работаем слаженно и с пограничниками, и с танкистами, и с морскими пехотинцами. Все, что делается, — это не только по нашему желанию, но и по общему согласованию. В последнюю командировку ездили и десантники, и пограничник, и афганец.

По «Тимеру» хотел сообщить. Машины уже уехали, а нам звонит женщина, говорит, что проблема у ее мужа, надо отправить лекарства. Чуть-чуть пораньше бы сообщила… Но контактами обменялись, в следующую ходку отправим необходимое.

Очень понравился танковый батальон. Замкомбата вышел на связь: молодой парень, офицер. Сделали небольшую заявочку, сказали, что будут очень благодарны, если привезем сапоги, белье, поесть. Я спросил: а может, что-то личное нужно от родственников? Он сказал, что нет: «У меня все делится ровно на каждого бойца. „Индивидуалки“ никакой не надо. У нас все по чесноку».

Фото предоставлено Юрием Суворовым

«Адаптация не у всех легко проходит…»

— Сколько десантников вернулось с СВО?

— Несколько человек вернулись и опять зашли.

— Есть раненые, которые все равно возвращаются?

— Как правило, ребята после выздоровления возвращаются на СВО, очень мало тех, кто здесь остается. У нас есть чеченец из Осиново. Он одним из первых добровольцев зашел в марте, был контужен и ранен (осколочное в ногу), вернулся, какое-то время тут побыл, ушел в «Тимер», снова получил контузию и осколочное, подлечился. Осколки ему, кстати, не стали вытаскивать, были сложности определенные. И буквально в субботу он мне звонит: «Дядя Юра, здравствуй! Узнал?» Конечно, узнал. Он опять в «Тимере», сказал, что у него все хорошо, просил не переживать. А поехал в штаб 72-й бригады, чтобы получить предписание по ранению. И снова на передовой.

— Есть у бойцов посттравма?

— Пока у ребят такого не видели. Те, которые с первого захода, — тяжелого нет. Да, адаптация не у всех легко проходит. Кто-то пришел к нам, мы берем их в лагеря, присматриваем за ними. Дети ведь не просто требуют к себе внимания, они еще дают хорошую энергетику. Допустим, есть Руслан из 31-й бригады, он один из первых заходил. Он адаптировался именно в наших лагерях.

— Допустим, что СВО закончилась. Какой у вас будет фронт работы? Как возвращать людей к нормальной жизни?

— Фронт работы будет большим. Во-первых, это юридическая помощь. У нас есть юристы, они будут помогать. Вы прекрасно знаете, что не все ребята получили по финансовой части, потому что с документами не все в порядке. Во-вторых, это адаптация. Не все ребята придут в нормальном состоянии. Кто-то может удариться в пьянку, но она же не бесконечная. Он выйдет из этой пьянки, будет думать что делать, куда податься.

— Как адаптировать?

— Это работа с детьми. Дети лечат. Основная задача, чтобы ребята не чувствовали себя брошенными, ощущали, что в них нуждаются, что они сделали свое благое дело. Их надо встречать должным образом, давать знать, что они и тогда нужны были, и сейчас.

У нас даже сегодня в обществе идет разделение, пытаются разделить добровольцев и мобилизованных. Но все они делают одно дело. Однако об одних говорят, что они сами пошли, а этих призвали, что тем надо, а этим нет. Но и те и другие воюют.

— Еще какие направления?

— Психологическая помощь. Это большая работа, не каждый на нее согласится, она должна функционировать массово. Также, наверное, гуманитарная и финансовая поддержка, ну и, конечно, помощь семьям погибших.

Фото предоставлено Юрием Суворовым

«Если бы в стране все было замечательно, то братств бы не существовало»

— Юрий Андреевич, как вы возглавили союз десантников?

— В свое время мы были рядовыми членами союзов, я в нем с 2013 года. Первое знакомство состоялось на уроке мужества в затонской школе-интернате [в Камско-Устьинском районе]. Я посмотрел, как работает союз, ребята. Я был в казанском союзе и рядовым, и зампредседателя. Когда межрегиональная организация России запросила о создании регионального отделения, меня выдвинули на эту должность и на конференции в Москве выбрали. В Казани отделение возглавляет Тимур Габутдинов, он также начал активно работать в 2016–2017 годах. Участвовал во всех лагерях, старался по максимуму присутствовать на уроках мужества, проявлял активную работу. В 2021-м по инициативе членов общества его кандидатуру выдвинули на пост председателя казанского отделения.

— Конкуренция большая была на должность председателя союза десантников РТ?

— В Татарстане все решается отделениями республики. Они единогласно выдвинули мою кандидатуру.

— Чем зарабатываете?

— У меня есть коммерческая деятельность, я занимаюсь нержавеющим металлопрокатом, покупкой-продажей. Это трубы, листы и так далее для химиков, пищевиков.

— В союзе нет заработка?

— Нет.

— В чем заключается работа председателя союза?

— Координировать. Но, как правило, приходится самим участвовать и работать. Я себя считаю членом городского отделения, если я вышел оттуда и работал там. Участвую в работе лагерей, уроков мужества.

— Есть подводные камни?

— Всегда, но если хочешь, то добьешься. Однако у нас случилась не очень хорошая тема в Пестречинском районе. Зампредседателя исполкома почему-то неровно дышит к десантникам, может, его чем-то обидели. Он ставит крест на работе союза десантников в Пестречинском районе. Но тем не менее мы работаем.

Так же в школах. Но опять же зависит от руководителя, желает он или нет видеть определенную структуру. Есть псевдопатриотические организации: при небольшом своем количестве их руководители могут гадить, но их единицы.

— Расскажите об истории появления воинских союзов. Какое событие предшествовало возникновению братств? Это с Афгана пошло или раньше?

— Насколько помню, когда я был маленький, к нам приходили ветераны на 9 Мая, 1 сентября, другие праздники. Ветераны Великой Отечественной войны появлялись у нас периодически. Потом, в конце 80-х, вместе с ними стали приходить афганцы, рассказывающие о войне, которая в то время шла. Родоначальниками воинских братств являются именно афганцы.

— В Татарстане они также есть?

— У нас одно из первых — это «Боевое братство». Потом стали появляться более мелкие, где-то присутствовал криминал, но со временем это опало и осело, остались идейные люди, которые хотели работать. Но есть возрастное. «Боевое братство» уже пожилые люди, они не привлекают молодежь в руководство своими рядами. После Афгана у нас была и Абхазия, и Карабах, и две Чечни, и Сирия, и Грузия. Боевых ребят очень много, в том числе и офицеров. Но пока в «Боевом братстве» почему-то застой.

— Почему все-таки Афган повлиял на создание воинских братств?

— Вернемся в 80-е годы, когда уже пошел разгул преступности, а образование начало притупляться. Тогда и появились эти объединения. Во-первых, для сплочения. Опять же ветеранская помощь своим же ребятам, взаимоподдержка. Если бы все замечательно было в стране на всех уровнях, то, наверное, этого бы и не существовало. Каждый бы жил сам по себе. Когда не совсем хорошо становится, люди начинают сплачиваться ради одной идеи. А у нас идея благая.

— А как стали появляться братства десантников, пограничников? У меня почему-то с десантниками ассоциация — Афган.

— У нас человек может состоять и в «Боевом братстве», и в «Союзе десантников», и в других организациях. Это не возбраняется, ничего страшного в подобном нет. Мы одни из более молодых организаций. Союз десантников России создал Владислав Алексеевич Ачалов — наш земляк, окончил танковое училище, был командующим воздушно-десантными войсками, заместителем министра обороны.

— В каких районах республики у нас больше всего десантников?

— В Челнах, Казани. В Челнах, во-первых, делали двигатели для БМД-1, 2. Почему-то из Челнов очень много призывалось десантников в 90-е. Даже считали, что дивизия подшефна челнинскому моторостроительному заводу.

— Я знаю, что в Татарстане есть целые деревни, где живут очень много десантников. Почему есть целые населенные пункты с десантниками?

— Наверное, потому, что в свое время в десантуру призывали людей с физической силой и выносливостью, а ребята-то деревенские. Может, военком направлял. Когда меня отправляли [в армию], я учился в Альметьевском спортивном техникуме. Мне пришла повестка, военком вызвал и спросил: «Где хочешь служить?» А я молодой, сказал, что в ВВС. «Может быть, в ВДВ?» — «А, да, в ВДВ!» Никто не препятствовал. Были, наверное, свои шовинисты. Я знаю, что из Пестречинского района шло много пограничников, в каком-то районе так же в десантуру.

— С кем сотрудничает союз десантников Татарстана? Власти, органы? Был создан фонд «Ярдем Янеше», который планировал объединить инициативы воинских союзов. Какая-то работа с такими структурами идет?

— На нас никто не выходил, мы сами по себе. Нас за правдолюбие и открытость не везде любят.

— Откуда идет финансирование организации?

— Все за счет собственных средств. Каждый парень, состоящий в сообществе, раз в месяц-полтора выкладывает определенную сумму по мере возможностей. Кто-то 100 рублей, кто-то 500, кто-то 1,5–2 тысячи, это не регламентируется. Естественно, деньги тратятся на благодарственные письма, грамоты детям. Мы же не только проводим уроки мужества и лагеря. Мы организуем фестивали в честь Владислава Ачалова, каждое лето у нас проходит борьба за Кубок союза десантников РТ, в которой участвуют кадетские отделения. Также мы проводим фестивали в честь вывода советских войск из Афганистана, Василия Маргелова. Очень много мероприятий. Многие удивляются, мол, как мы при маленьком бюджете смогли провести все это? Но голь на выдумки хитра, так и работаем.

— Средств хватает?

— Расходов очень много, мы поджимаемся.

«Есть помощь, оказываемая районами республики, она лучшая. Но есть казанские парни, которые, глядя на тех ребят с районов, чувствуют себя обделенными. Нужно поддерживать. Каждый помогает землякам, друзьям, оставаться равнодушными нельзя» Фото: «БИЗНЕС Online»

О начальной военной подготовке в школах: «Закон приняли, но платформы нет»

— Как сейчас проходит работа с детьми?

— Во-первых, проводим уроки мужества. Во-вторых, это постоянные лагеря. В летнее время они работают с июня по август. Плюс стационарные [лагеря] на базе центрального аэроклуба «Куркачи» — весна, зимние и осенние каникулы.

— Сколько детей проходит через лагеря?

— Летний палаточный лагерь вмещает 135 человек, осенняя, зимняя и весенняя смены проходят в казармах, которые вмещают 85 человек. Арифметика такая: если за лето проведено порядка 6 смен, то получается примерно 840 детей. За остальной промежуток времени еще порядка 300–400 человек.

«Я слышал возгласы: «Зачем это быдло воспитывать?» Как живут и чем занимаются воинские братства Татарстана

— Кто эти дети?

— Абсолютно разные. Раньше у нас была прерогатива работы с кадетскими классами и школами. К нынешнему году ситуация немного поменялась. Дети-кадеты и так получают достаточную информационную и физическую подготовку. Надо брать больший охват, мы начали разносить информационную программу по районам. На данный момент у нас дети из всех районов Татарстана, включая школьников из обычных муниципальных учреждений. Причем составы в основном не меняются: дети, которые у нас один раз побывали, обрывают инструкторам телефоны, мол, когда будет следующая смена. Порядка 20 процентов смены — новые дети, но 80 процентов — это постоянный костяк, семья, которая друг друга знает и слаженно работает.

— Есть ведь кадетские классы, которые курируют воинские союзы.

— Не сказать что их много. Очень многое зависит от родителей. То есть директор школы не может против воли родителей создать этот класс. Он должен собрать большинство голосов. Сказать твердо, что есть кадетский класс — это, например, 149-я школа Казани, которая находится под эгидой содружества пограничников. Плюс учитель, который ведет этот класс, сам пограничник. У них в этом плане все замечательно идет. Благо что директор школы за такое движение. В 41-й школе существует кадетский класс, в 78-й. Есть школы, которые этим занимаются, но нужны увлеченные люди. Преподаватели и педагоги берутся от начала и до конца, проводят целый день с детьми.

— Какие перспективы идеологического воспитания молодежи?

— Во-первых, ребенок дисциплинируется. Дисциплинированный человек — успешный человек. Может быть, он не станет военным, но, по крайней мере, он растет в среде дисциплины. У него не будет отклонений в плане «я хочу уехать за границу, мне здесь все плохо». То есть он вырван в свое время из зоны комфорта, ему показали, что такое поля, палаточные лагеря. А если он еще и с парашютом прыгнет, то он может загореться и пойти в воздушно-десантные войска, войска быстрого реагирования, морскую пехоту. Сейчас срочной службы нет в погранвойсках, но он может пойти учиться в высшее учебное заведение на пограничника или таможенника.

— Как это будет развиваться в дальнейшем? В школы планируют вернуть начальную военную подготовку.

— Пока мы не видим этого. Если раньше НВП занимались кадровые военные, то сейчас общество у нас не готово. Кадровые военные в школах были пенсионерами. А на данный момент мы не видим военных пенсионеров, готовых работать.

— Почему они не готовы работать?

— Например, у нас в военных комиссарах сидят некадровые военные. Поэтому всех ли будут допускать? Если гражданские люди будут заниматься НВП, то от этого ни толку, ни проку. Таким должны заниматься военные в запасе.

— Что мешает кадровым военным этим заниматься?

— Скорее всего, допуски. У человека должно быть педагогическое образование. Раньше этого не было. У него есть военное образование, он приходил в школы, а педагогическое образование не требуется. Сейчас, чтобы человеку зайти в школу, нужно второе высшее, дополнительные курсы и так далее. Пока не видим структуру, которая может подготовить военного к работе в школах. Закон приняли, но платформы нет.

— Что нужно, чтобы построить платформу?

— Нужен обучающий курс для офицеров. От полугода и выше. Как это будет происходить, пока не видно.