Владимир Семенов: «Если мы посмотрим на среднегодовую температуру на территории нашей страны, то скачки от года к году составляют от 1,5 до 2 градусов» Владимир Семенов: «Если мы посмотрим на среднегодовую температуру на территории нашей страны, то скачки от года к году составляют от 1,5 до 2 градусов» Фото: © Владимир Трефилов, РИА «Новости»

«Сказать, что татарстанская аномалия в нынешнем мае является следствием именно глобального потепления, мы не можем»

— Владимир Анатольевич, на этой неделе в Татарстане введен режим ЧС из-за экстремальной засухи и нехватки дождей. Конец мая в республике ознаменовался жарой под 30 градусов, что превысило климатическую норму на 6 градусов, в начале месяца температура поднималась еще выше и побила столетний рекорд. В июле тоже ожидается аномальная жара. Эти аномалии — проявления глобального потепления, о котором постоянно говорят климатологи?

— Погода очень изменчива. Климат на территории России тоже сильно изменчив. Если мы посмотрим на среднегодовую температуру на территории нашей страны, то скачки от года к году составляют от 1,5 до 2 градусов. Изменения температуры за последние 100 лет составили примерно 2,2 градуса, а за последние 50 лет — примерно 1,5 градуса. Получается, что скачки температуры от года к году сравнимы с тем трендом, который мы имеем за 50 и 100 лет, для которого характерна очень сильная изменчивость.

Но температурные скачки независимы от того, меняется климат или нет. То есть если погода очень жаркая или очень холодная, то это не значит, что у нас изменился климат. Это просто скачет погода. Однако такие скачки происходят на фоне медленного, монотонного потепления. В итоге аномально жаркие температуры начала XX века сейчас считаются средними. А аномально холодные температуры считались вполне себе средними век назад. То есть климат изменился. И он накладывает отпечаток на сезонные или месячные экстремальные значения температуры, что является следствием сильной погодной изменчивости.

Владимир Анатольевич Семенов — российский климатолог, специалист в области диагностики и моделирования климатических изменений, заместитель директора по науке Института физики атмосферы им. Обухова РАН, заведующий лабораторией климатологии Института географии РАН. Академик РАН.

 Родился 23 сентября 1972 года 

 В 1995 году окончил Московский физико-технический институт, факультет проблем физики и энергетики, кафедра физико-математических проблем волновых процессов.

Доктор физико-математических наук (2010, тема диссертации: «Долгопериодные климатические колебания в Арктике и их связь с глобальными изменениями климата»).

С 1996 года работает в Институте физики атмосферы им. Обухова РАН (заместитель директора по науке).

С 2015 года по совместительству в Институте географии РАН, где заведует лабораторией климатологии Института географии.

2 июня 2022 года избран академиком РАН по отделению наук о Земле.

Но сказать, что татарстанские аномалии является следствием именно глобального потепления, мы не можем. В данном случае можно говорить о случайном скачке погоды. Но таких аномальных скачков с каждым десятилетием становится все больше, и они все более интенсивные. В положительную сторону они становятся все более жаркими, в отрицательную — все менее холодными вследствие того, что климат в целом теплеет.

— В прошлом году генсек ООН Антониу Гутерриш заявил, что человечество мчится в климатический ад. Что происходит с климатом в целом на планете и в России в частности?

— За последние 100 лет климат на Земле потеплел на 1–1,2 градуса в зависимости от того, какой период брать — с 1870-го или с 1900-го. А на территории нашей страны с начала XX века потеплело, как я сказал, на 2,2–2,3 градуса. То есть в России температура растет более чем в 2 раза быстрее, чем в среднем по планете. Это связано с тем, что страна у нас северная, а одной из характеристик потепления является так называемое арктическое усиление. То есть чем ближе мы к Северному полюсу, тем сильнее меняется температура при глобальном потеплении.

Скажем, в тропиках и субтропиках теплеет медленнее, чем в среднем по планете. А в средних и высоких широтах теплеет быстрее. Например, в Арктике за последние 50 лет температура выросла более чем на 3 градуса, там вообще изменения очень сильные. Это происходит на 80–85 процентов благодаря увеличению выбросов парниковых газов в атмосферу, то есть за счет парникового эффекта, так как человек все больше и больше сжигает ископаемого топлива. Сегодня человек выбрасывает в атмосферу 10 мегатонн углерода в год, или почти 40 гигатонн, если пересчитывать на углекислый газ. Это очень много, так как соотношение естественных потоков между океанами и атмосферой составляет порядка 100 гигатонн, и этот баланс нарушается. Примерно 5 гигатонн парниковых газов в пересчете на углерод поглощает океан, но остальные 5 гигатонн продолжают накапливаться в атмосфере, их концентрация увеличивается. В результате с начала XX века рост парниковых газов в атмосфере составил 50 процентов. И это приводит ко все более сильному парниковому эффекту. Больше радиации, уходящей от Земли, поглощается парниковыми газами и возвращается обратно к Земле, разогревая ее еще сильнее.

Если говорить о том, что нас ждет, то, учитывая, что экономика все-таки растет, население увеличивается и выбросы углекислого газа в атмосферу тоже растут, можно оценить и будущие увеличения температуры. Согласно моделям, которые выстраивают специалисты, к концу XXI века глобальная температура может повыситься еще на 3 градуса.

Соответственно, в России потеплеет более чем в 2 раза — где-то на 6–7–8 градусов. Будет ли это адом, трудно сказать, потому что человечество способно выживать даже в очень сложных условиях. Мы знаем, что люди живут в Дубае, в Северной Африке, Египте, Саудовской Аравии, где очень жарко. С другой стороны, люди живут на Аляске, в Якутске, на Тикси.

Конечно, изменения климата будут приводить к существенным рискам негативных последствий. Тем более сегодня люди живут в основном в мегаполисах при большой скученности, что создает дополнительные проблемы, поскольку в городах очень плотная и хрупкая инфраструктура, не как раньше, когда стояла простая изба с печкой. Сейчас же куча коммуникаций: электричество, водопровод, другие системы — все это очень восприимчиво к изменениям погоды, как и сама современная архитектура. Риски негативных последствий возрастают еще и потому, что изменения климата происходят быстрее, чем мы успеваем к ним приспосабливаться. Поэтому сегодня надо беспокоиться не только о снижении выбросов в атмосферу, но и о том, как можно быстрее адаптироваться к изменениям климата, чтобы избежать серьезных негативных последствий.

«Люди привыкли к тому, что летом температура поднимается до 40 градусов. Они выстраивают свой рабочий ритм так, чтобы меньше находиться на жаре» «Люди привыкли к тому, что летом температура поднимается до 40 градусов. Они выстраивают свой рабочий ритм так, чтобы меньше находиться на жаре» Фото: «БИЗНЕС Online»

«В Москву краснодарский климат придет лет через 50 или 70. Но готовиться к этой перспективе надо уже сейчас»

— А как вообще адаптироваться к температурным изменениям?

— Это довольно просто. То, что к жаре можно адаптироваться, любой человек может понять, посмотрев, например, на Мадрид. Там очень жарко. Или на наш Краснодар, там тоже очень жарко. Но люди живут, на каждом пяточке идет строительство. Люди привыкли к тому, что летом температура поднимается до 40 градусов. Они выстраивают свой рабочий ритм так, чтобы меньше находиться на жаре. Знают, где можно отдохнуть. По возможности стараются работать в кондиционированных местах. Другое дело, если так же жарко, как в Краснодаре, лет через 10 станет в Москве. Но в ближайшее время нам это не грозит. В Москву краснодарский климат придет лет через 50 или 70. Но готовиться к этой перспективе надо уже сейчас. Нужно лучше кондиционировать здания, увеличивать количество зеленых насаждений, потому что зелень — это всегда тень и источник влаги, что более важно. Даже если у поверхности земли влаги нет, дерево берет ее из более глубоких слоев почвы и испаряет. А влага при испарении охлаждает воздух. То есть создается оазис, как в пустыне, где температуры на 5, а то и 10–15 градусов ниже, чем среди песков. Такой микроклимат можно создавать в городских парках, возле водоемов. В магазинах, административных зданиях, в общественном транспорте человек тоже может найти комфортное, прохладное место. Нужно оценивать, что нас ждет, и создавать необходимые условия.

Другой пример — это вечная мерзлота, которая создает большую проблему уже сейчас. Все видят, как увеличивается глубина сезонного протаивания, как ослабляются сваи домов, построенных на вечной мерзлоте. Соответственно, принимаются меры, охлаждаются сваи, во время зимы к ним подводится холодный воздух, чтобы они замораживались и летом медленнее оттаивали. Эти технологии обширно применяются в той же Якутии. Но, опять же, мы должны знать, что произойдет в будущем, чтобы знать, где, как и какие технологии применять, чтобы защитить инфраструктуру, построенную на мерзлоте.

— Кстати, ваш коллега, климатолог Серей Гулев, в интервью нашей газете говорил о том, что использование кондиционеров — это палка о двух концах, так как охладить воздух на 1 градус в 2 раза дороже, чем на 1 градус нагреть.

— Это так. Технологии охлаждения менее эффективны, чем нагрева. Но, с другой стороны, нам не надо так сильно охлаждать воздух летом, как нагревать его зимой. Как говорится, жар костей не ломит. Если температуру понизить градусов на 10, то уже становится гораздо легче. А если стоит мороз минус 20, то для комфортной температуры, чтобы получить плюс 20, надо разогреть на 40 градусов. Это проблема не симметричная.  

«России, к счастью, дефицит воды не грозит, по крайней мере, в средних и высоких широках. Там реки у нас будут более полноводными» «России, к счастью, дефицит воды не грозит, по крайней мере, в средних и высоких широках. Там реки у нас будут более полноводными» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Главная наша проблема — это адаптация к изменениям климата»

— Выходит, что для России глобальное потепление, несмотря на то, что оно происходит быстрее, не катастрофично?

— С моей точки зрения, для России потепление климата не катастрофа. Даже несмотря на то, что у нас оно происходит быстрее. Главная наша проблема — это адаптация к изменениям климата, как я уже сказал, с учетом того, какими темпами будет изменятся климат. Скажем, в Москве лет через 20 лет температура может стать как в Воронеже, лет через 40 — как в Ростове, а через 80 — как в Краснодаре. Но если мы будем адекватно реагировать на такие перспективы, для нас это не катастрофично. А вот для развивающихся, бедных стран, например Юго-Восточной Азии, это может стать катастрофой, потому что помимо жары им грозит еще и дефицит воды.

России, к счастью, дефицит воды не грозит, по крайней мере, в средних и высоких широках. Там реки у нас будут более полноводными. Хотя на российском юге (в Краснодарском и Ставропольском краях, в Причерноморье) дефицит воды станет увеличиваться. Но эту проблему можно как-то решить. Например, с помощью перераспределения водных ресурсов, учитывая то, что в Сибири воды будет больше.

А в Юго-Восточной Азии восполнить дефицит воды будет очень трудно. Тем более там очень сильно, в разы, выросло население. За последние 200 лет оно увеличилось не в 2, не в 3, а кое-где даже в 5 раз. И чем беднее страна, тем она больше пострадает от глобального потепления.

— На днях еще один ваш коллега Алексей Кокорин заявил, что когда среднегодовые температуры в Москве увеличатся на 5 градусов, то жить в ней будет невозможно и столицу России могут перенести в Сибирь. Например, в Красноярск или Новосибирск. Правда, позднее, после того как ему подсказали, что там летом тоже жарко, он предложил перенести столицу в Великий Устюг или Вологду. Как вам такие прожекты?

— Я знаком с Алексеем Кокориным. Он грамотный специалист. На самом деле он не сказал, что столица будет перенесена. Только предположил, что такое возможно гипотетически. Это не значит, что так и будет. Просто это фигура речи. Конечно, ни о каком переносе столицы по климатическим причинам речи не пойдет, потому что, как вы правильно сказали, в Сибири летом еще жарче, чем в Москве. А зимой — холоднее. Поэтому в климатическом плане никакого смысла переносить столицу в Сибирь нет. Я не думаю, что изменения климата как-то повлияют на наши города и на миграцию населения, по крайней мере, в ближайшие десятилетия.

— А можно ли сказать, что России даже выгодно глобальное потепление? Возможно, в будущем получится снимать по два урожая на большей территории страны?

— Так сказать нельзя. Мы говорим по-другому. Глобальное потепление несет для России как положительные, так и негативные последствия. В числе положительных факторов — уменьшение холодового стресса, смягчение температурного градиента «зима — лето», когда климат становится менее континентальным. То есть погода становится почти как в Западной Европе, где чувствуется влияние океана и зимой не очень холодно, а летом не очень жарко. А у нас где-нибудь в Сибири летом очень жарко, а зимой очень холодно. Этот контраст с потеплением будет снижаться, что тоже является позитивным последствием.

С потеплением возрастают и возможности использования Северного морского пути, который может стать альтернативой морской трассы через Суэцкий канал. Уже сейчас период безледной навигации в Арктике увеличился на месяц. А к концу века он может вырасти еще на четыре месяца. Грузы станет провозить гораздо легче и безопаснее. Это тоже большое преимущество.

Что касается сельского хозяйства, то тут вопрос не такой однозначный. С одной стороны, увеличение углекислого газа для растений хорошо. Чем его больше, тем продуктивнее сельское хозяйство. С другой стороны, в наших южных краях с увеличением температуры станет уменьшаться количество влаги, и наши житницы будут больше нуждаться в воде. Но если уже сейчас заняться разработкой системы орошения и подводом воды из более увлажненных регионов, то и здесь потепление окажется в плюс, потому что для сельского хозяйства хорошо, когда много солнца, воды и углекислого газа. Но, по оценкам специалистов, рост сельхозпродукции в первую очередь зависит от технологий, механизации, удобрений. Природные факторы составляют, может быть, 20 процентов из 100.

К негативным факторам глобального потепления можно отнести и сами волны жары, и рост количества природных пожаров, и увеличение экстремальных осадков во многих регионах. Плюс к этому геополитический вопрос. Как я сказал, глобальное потепление однозначно несет больше негативных последствий для развивающихся стран. И если мы сейчас громогласно заявим: «Да нам плевать, потому что нам хорошо, и гори все синим пламенем, нас это не касается», — то мы, конечно, рассоримся с развивающимся странами, среди которых у нас было и сейчас остается много союзников. Надо учитывать, что мы не одни на планете и думать следует не только о себе.

«Если говорить фактически, то в России, конечно, сырьевая экономика. По сравнению с высокоразвитыми странами, продуктов с большой прибавочной стоимостью наша страна производит очень мало» «Если говорить фактически, то в России, конечно, сырьевая экономика. По сравнению с высокоразвитыми странами, продуктов с большой прибавочной стоимостью наша страна производит очень мало» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Россия выбрасывает в атмосферу всего 5 процентов от мирового объема. Это мизер»

— Кстати, в Европе обвиняют российские власти в том, что они не заинтересованы в борьбе с глобальным потеплением, очевидно, намекая на нашу нефтегазовую экономику.

— На самом деле Россия выбрасывает в атмосферу всего 5 процентов от мирового объема. Это мизер. Главный вклад в это вносят Китай, Индия, США, объединенная Европа. Россия в этом списке далеко не первая. Наши выбросы не определяют общую картину.

Вообще парниковые газы быстро (за несколько месяцев) перемешиваются в общей атмосфере, и неважно, где и кем они выбрасываются. Но западные страны лукавят еще и потому, что свои производства, которые выбрасывают много парниковых газов, они в свое время перенесли в развивающиеся страны, так как это дешевле. Тот же металл больше не льют в Германии или во Франции. Его льют в Китае, Корее. Это касается и производства цемента.

Если говорить фактически, то в России, конечно, сырьевая экономика. По сравнению с высокоразвитыми странами, продуктов с большой прибавочной стоимостью наша страна производит очень мало. Нам нужно развивать технологии, самим создавать и продавать высокотехнологичную продукцию. И, конечно, лучше получать энергию, не сжигая природные ископаемые. Даже если отойти от проблемы парниковых газов, то это все очень загрязняет атмосферу. Загрязнений огромное количество, и мы ими дышим. Это тоже большая проблема. Взять, например, Иркутскую область или Красноярск, где развернуты алюминиевые производства. Они накрывают воздух огромными шлейфами ядовитых газов. От этого всего надо отходить. Конечно, лучше, когда течет речка, ее запрудил и энергию переводишь в электричество, а река дальше течет. Или солнечная энергия, или ветровая, или геотермальная, как на Камчатке. Прекрасная идея получать энергию из горячей земли. Все эти технологии надо развивать. Но это уже вопрос к специалистам.

— Вы говорите, что Россия выбрасывает в атмосферу только 5 процентов парниковых газов от мировых. Вы имеете в виду только то, что мы сжигаем у себя? Но ведь мы же еще, несмотря на санкции, осуществляем зарубежные поставки.

— Это уже, как говорится, не наши проблемы. Хоть мы и продаем нефть и газ за рубеж, выбросы в атмосферу при их сжигании идут на счет тех, кто их использует.

«По данным Росгидромета, у нас с конца 1990-х годов в 2–2,5 раза увеличилось количество опасных погодных явлений с ущербом. Но к этой статистике много вопросов, потому что она касается зарегистрированных случаев» «По данным Росгидромета, у нас с конца 1990-х годов в 2–2,5 раза увеличилось количество опасных погодных явлений с ущербом. Но к этой статистике много вопросов, потому что она касается зарегистрированных случаев» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Даже хорошо, что потепление климата нас мотивирует и ускоряет процесс поиска переходов к другой энергетике»

— С негативными проявлениями глобального потепления можно бороться, только снижая использование углеводородов?

— Единственный реальный способ бороться с потеплением — снижать использование угля, нефти и газа как источников энергии. Можно, конечно, улавливать углерод из атмосферы и захоранивать его обратно. Но это сложные технологии, которые пока только тестируются. Вряд ли они заработают на полную мощь в ближайшие десятилетия, потому что для этого нужны сложная химия, катализаторы, энергия, прокачивание воздуха, сжижение, надо осуществлять захоронение в каких-то шахтах и так далее. Все-таки снижение выбросов — это более достижимая цель.

Снижения выбросов можно добиваться, не только отказываясь от потребления энергии. Можно и просто экономить энергию. Например, в последние десятилетие дома потребляют раза в 2 раза меньше электроэнергии за счет того, что они лучше теплоизолированы. В любом случае источники ископаемой энергии — нефть, газ, уголь — не бесконечны. По оценкам экспертов, в ближайшие если не 50, то 100 лет, в крайнем случае 150, они будут исчерпаны. Добыча углеводородов становится все сложнее и дороже. И запасы исчерпываются просто физически. Через 100 лет встанет вопрос, что от них надо отказываться не потому, что идет глобальное потепление, а потому, что их просто не будет. Потребуются другие источники энергии. Их поиском надо заниматься уже сегодня. И, возможно, даже хорошо, что потепление климата нас мотивирует и ускоряет процесс поиска переходов к другой энергетике, необязательно возобновляемой. Может быть, ядерной или термоядерной.

— Получается, что призывы Гутерриша ко всем странам сократить выбросы для того, чтобы сохранить уровень глобального потепления на отметке в 1,5 градуса, уже нереальны?

— Сохранить уровень потепления на отметке в 1,5 градуса нереально, потому что уже потеплело более чем на градус. Это всеми признается. Вторая планка установлена на 2 градусах. Но на самом деле научно обоснованной оценки именно такого температурного порога нет. Как говорится, ни два, ни полтора. Просто для того, чтобы всю эту международную машину привести в движение, нужно поставить цель. Вот и поставили, потому что если не сказать чего-то конкретного, то все расслабятся. Хотя, с моей точки зрения, говорить о каком-то температурном пороге не имеет смысла. Это большой научный вопрос.

— В последние годы по всему миру все больше происходит природных катаклизмов — потопы, ураганы, цунами и так далее. Но стоит ли ждать, что и у нас такой турбулентности будет все больше? 

— По данным Росгидромета, у нас с конца 1990-х годов в 2–2,5 раза увеличилось количество опасных погодных явлений с ущербом. Но к этой статистике много вопросов, потому что она касается зарегистрированных случаев. В последние годы растет количество средств регистрации. У людей больше возможностей сообщать о природных катаклизмах. Опять же инфраструктура становится более плотной, хрупкой.

Волн жары объективно становится больше. Они приводят к пожарам, засухам. Но связь между потеплением и количеством опасных природных явлений нелинейна. Если у нас температура растет в 2 раза быстрее, то это не значит, что будет в 2 раза больше и катаклизмов. Возможно, экстремальных осадков станет меньше, а волн жары будет больше в 4 раза.

При этом в последние 40 лет на территории России отмечается рост ливневых осадков. С другой стороны, наблюдается уменьшение количества экстремально холодных зимних температур. Это положительное следствие происходящих изменений для нас, потому что наша страна находится в зоне холодового стресса. Будет теплее, станет меньше холодового стресса. Даже в северных регионах люди отвыкают от аномальных морозов. Например, в Иркутске нет такого холодового экстрима, как 50–60 лет назад, когда температуры опускались до более чем 40 градусов ниже нуля. А теперь стало заметно теплее, температуры зимой опускаются максимум до минус 35 градусов.

— А можно ли сказать, что экстремальные климатические события станут главным вызовом человечества в ближайшие десятилетия?

— Конечно, нельзя, потому что у нас сегодня совершенно другие вызовы. Мы балансируем на пороге очередной мировой войны. На этом фоне говорить о том, что климат станет главным вызовом, конечно, нельзя. С другой стороны, проблема климата тоже очень серьезная и актуальная. Ей нужно заниматься, учитывая знания ученых и результаты, которые они получают, и это уже происходит на всех уровнях — и правительства, и президента.