Марсель Салихов: «Решая проблему с дизелем, усугубляем проблему с бензином»

Марсель Салихов: «Основное топливо — бензин и дизель. Потребление дизеля растет вместе с ростом экономики, плюс все, что связано со СВО, тоже на дизеле. Поэтому есть прямая зависимость, почему стали потреблять больше дизеля» Фото: Вячеслав Прокофьев/ТАСС

«Сокращение выплат по демпферу все равно будет транслироваться в розничные цены»

— Марсель Робертович, чем нынешний топливный кризис в России отличается от предыдущих?

— Мне кажется, в принципе, все плюс-минус так же. Если говорить о причинах того, что произошло, есть две основные. Первая связана с внешней ситуацией, внешними рынками. С начала года мировые цены на нефть сильно выросли. А рубль за это время очень ослабился. Это означает, что цена, по которой компании продают нефтепродукты на экспорт, увеличилась. При этом, с одной стороны, мы говорим о том, что эмбарго, потолок цен компании преодолели, и это хорошо. С другой — это как раз приводило к тому, что компании смогли переориентировать потоки бензина, дизельного топлива на внешние рынки, и они стали еще более выгодными по сравнению с поставками на внутренний рынок. Это первая глобальная причина: при существующих ценах на нефть, нефтепродукты и курсе рубля экспортировать выгоднее. При этом компании смогли решить все проблемы с логистикой, доставкой и так далее.

Вторая причина в том, что правительство еще весной приняло решение сократить выплаты по демпферу. Демпфер — это, по сути, некий платеж, который уравнивает условия, то есть мировые цены растут, а правительство доплачивает нефтяным компаниям за то, чтобы они поставляли на внутренний рынок. Демпфер ввели после кризисного 2018-го. До сих пор эта история существует, ее каждый год подкручивают и так далее. Но тем не менее приняли решение сократить демпфер, так как были опасения по доходам бюджета. По сути, демфпер — это расходы для минфина, поэтому решили с 1 сентября сократить выплаты в 2 раза. Если взять эти выплаты и поделить на общий объем, то есть сколько в цене за литр бензина или дизельного топлива приходится этих выплат, то, условно говоря, можно считать, что до снижения были 12 рублей в литре бензина и 16 рублей в литре дизельного топлива. Эти выплаты сократились в 2 раза с 1 сентября. Все об этом знали и к такому готовились. И это сразу стало учитываться в планах и ценах. Вместе с тем внутренний спрос растет по множеству причин: рост экономики, основные потребляющие сектора тоже растут.

— Но у нас же половина дизеля шла на экспорт. Почему вдруг на него вырос спрос внутри страны?

— Мы до сих пор продолжаем экспортировать. Если взять три основных типа нефтепродуктов — дизель, бензин, мазут, они все отличаются по доле экспорта. Бензин практически весь потребляется внутри, экспортируется всего 10–15 процентов. Половина дизеля экспортируется, половина потребляется. Почти весь мазут экспортируется.

Основное топливо — бензин и дизель. Потребление дизеля растет вместе с ростом экономики, плюс все, что связано со СВО, тоже на дизеле. Поэтому есть прямая зависимость, почему стали потреблять больше дизеля. Может, потребление выросло на 15–20 процентов по сравнению с 2021 годом, но все равно по дизелю большой профицит, его должно хватать.

Если сейчас экспортировать дизель выгоднее, чем поставлять на внутренний рынок, то, естественно, компании будут стремиться так делать. Это неизбежно. Можно проводить совещания, говорить, как важно сельское хозяйство, а с сельхозпроизводителями надо что-то делать, но это так не работает. Если экспортировать гораздо выгоднее, то в первую очередь топливо будет поставляться на экспорт.

— Получается, само правительство спровоцировало кризис, сокращая демпфер?

— С одной стороны, можно сказать, что дураки сами все спровоцировали. Но, с другой — нужно понимать, что решения принимаются заранее, а правительство не знает, что будет дальше. Они принимали решение о сокращении выплат по демпферу весной, в марте, когда не было понятно, насколько быстро проблемы с экспортом будут преодолены, что станет с мировыми ценами на нефть. Того, что они сильно пойдут вверх, а рубль начнет ослабляться, в прогнозах правительства не было. Я думаю, они такого не ожидали, это стало сюрпризом. Они же не могут принять решение и сказать: «Завтра сократим выплаты по демпферу». Решение было принято заранее. Но так совпало за лето, что мировые цены на нефть выросли, рубль упал, а тут еще и выплата по демпферу сыграла.

Я уже говорил, что сокращение выплат по демпферу все равно будет транслироваться в розничные цены. Было сразу понятно, что цены вырастут. Об этом прямо не говорится, министр финансов не скажет: «Коллеги, мы приняли решение сократить выплаты по демпферу, поэтому бензин вырастет на 10 процентов». Он такого не скажет, но это так работает, по-другому быть не может.

Если внутренние поставки становятся менее выгодными по сравнению с экспортом, то, естественно, так и будет происходить. Не надо быть гением, чтобы это понимать.

— Какова тогда роль тех трейдеров, которые скупали топливо на бирже и продавали за границу?

— Это нормально: люди хотят заработать. С одной стороны, все говорят, как хорошо, что параллельный импорт заработал, товары не пропали. Дело в том, что кто-то берет и завозит через Казахстан и Грузию те же автомобили. Да, они дороже, но зато есть. Поэтому говорится, как хорошо, что есть этот бизнес, трейдеры, которые крутятся.

А тут те же самые люди, которые пытаются заработать на разнице внутренних и внешних цен. Это стандартная история. В Казахстане та же ситуация, там тоже все жалуются, что вывозят нефтепродукты, потому что у них цены ниже, чем в России.

Если цены сильно отличаются, то выгодность таких операций возрастает и этим будут заниматься. Если вы хотите, чтобы такого не было, нужно принимать решения. Либо повышать цены, чтобы они выровнялись, и тогда экспорт становится бессмысленным с учетом дополнительных расходов на транспортировку и так далее.

«Проблема заключается в том, что возникает физический дефицит и на заправках нет топлива. Такого быть не должно» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Если вводится полный запрет на экспорт, то цены в оптовом сегменте снизятся»

— Кто закупал наши нефтепродукты в последнее время?

— Турция, Северная Африка, в Бразилию много возят.

— Я так понимаю, что наши нефтепродукты все равно попадали в Европу через Турцию.

— Видимо, есть всякие схемы, и это тоже нормально.

— Правительство ввело запрет на экспорт бензина и дизеля. Это поможет стабилизировать цены внутри страны и решить вопрос с дефицитом?

— На мой взгляд, в самом росте цен проблемы нет. Она заключается в том, что возникает физический дефицит и на заправках нет топлива. Такого быть не должно. А то, что цены вырастут на 10–15 процентов, с точки зрения обещаний, плохо, но само по себе нормально, когда на другие товары тоже растут цены.

— Но всех же удивляет, что дизель стоит, как 98-й бензин.

— Так оно и будет, потому что спрос внутри большой, дизеля много экспортируют. А бензин почти не экспортируют, вся логистика настроена на экспорт дизеля. Нельзя сказать, что это нормально. Но в целом ожидаемо.

Запрет на экспорт — супержесткая мера. Но это палка о двух концах. С одной стороны, если вводится полный запрет на экспорт, то цены в оптовом сегменте снизятся, на бирже уже снизились процентов на 20. Я не уверен, что в рознице будет так же, максимум снизятся на 5 процентов. И это вроде бы хорошо.

С другой стороны, нужно понимать, что если дизельное топливо не экспортируется, то нефтяные компании не получают дополнительную прибыль, правительство не получает дополнительные налоги от этого. Условно, можно вообще ничего не экспортировать, все внутри потреблять, но ведь на экспорте идут заработки. То, что цены на внешнем рынке выше, приводит к тому, что прибыли как нефтяных компаний, так и правительства, которое собирает налоги, выше.

Также будут возникать такие проблемы. Технологические процессы на НПЗ связаны. Условно говоря, чтобы производить бензин, одновременно производят дизель. Но столько дизеля, сколько производится, на внутреннем рынке все равно не нужно. Тогда компании начнут сокращать производство дизеля. Нельзя сократить выпуск одного продукта, не затрагивая другие. Соответственно, компании будут производить меньше дизеля и бензина. Тогда ситуация усугубляется, потому что бензин в основном потребляется на внутреннем рынке и мало экспортируется. Для него запрет большого значения не имеет. Но, решая проблему с дизелем, усугубляем проблему с бензином.

Пока решение по запрету экспорта бессрочное, непонятно, когда его отменят. Замминистра энергетики Павел Сорокин говорил: когда насытится рынок, тогда и будут отменять.

— На ваш взгляд, сколько времени потребуется? Есть версия, что за неделю-две образуется избыток дизеля на рынке.

— Наверное, месяц или два максимум. После этого начнутся проблемы, о которых я говорил. Месяц еще можно пережить на запасах. А когда компании начнут реально сокращать выпуск дизеля, потом бензин потянется вниз, то цены так же пойдут вверх.

Обсуждались разные варианты с нефтяниками. Например, ввести экспортную пошлину, еще что-то дополнительно сделать. Видимо, договориться не удалось, поэтому правительство приняло такую меру, чтобы показать нефтяникам свою решимость принимать такие жесткие меры, которые сильно бьют по отрасли. Значит, будут договариваться дальше.

На мой взгляд, есть механизм неформальных переговоров, когда собирают крупных игроков и говорят: «Коллеги, на внутренний рынок отправляйте побольше, а то у нас посевная и так далее. Надо помочь стране». А все скажут: «Да, конечно». Но это так не работает. Непонятно, как проверять, все равно должны быть системные меры. Скорее всего, введут дополнительную экспортную пошлину, снова скажут о том, что увеличат выплаты по демпферу и найдут новый баланс.

— Кстати, есть версия, что нефтяники таким образом сейчас шантажируют правительство, заставляя его вернуть выплаты по демпферу.

— Когда происходит изменение налогов, то нефтяная компания должна взять на себя за счет прибыли это повышение. Но, по сути, изменение налогообложения переносится в цены для потребителя, он в конечном счете за все платит. Тут то же самое. Допустим, цены выросли на 10 процентов, нефтяники будут так же зарабатывать, но это не потому, что они хотят нажиться, спекулянты. Так везде работает, это рыночная экономика. В этом нет никакого злого умысла.

«Я не думаю, что будет глобальный кризис, когда не хватает нефти. Сейчас нефти хватает. Но крупнейшие производители нефти в лице ОПЕК+, Саудовской Аравии, России пытаются увеличить цены. Политика оказалась успешной» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Падения на 10–20 процентов не будет для потребителей в рознице»

— Ваш прогноз: как ситуация будет дальше развиваться, что будет с ценами?

— Думаю, месяца через полтора запрет снимут, введут экспортную пошлину, с которой боролись долгое время. Возможно, увеличат выплаты по демпферу, но не до тех уровней, какие были. А цены на внутреннем рынке, может, снизятся на несколько процентов, но падения на 10–20 процентов не будет для потребителей в рознице.

— От запрета экспортировать нефтепродукты какие компании больше всего пострадают?

— Наверное, самым пострадавшим будет «Сургутнефтегаз», потому что у них единственный экспортный НПЗ в Киришах. Там есть объемы, которые идут на северо-западный регион, но в основном он экспортирует. «Газпромнефть» и ТАНЕКО больше на внутренний рынок ориентированы. «Роснефть», наверное, тоже пострадает, как самая крупная компания.

— Но топливный кризис случился не только в России, а в целом в мире. На этом фоне Китай увеличил у нас закупки легкой нефти, потому что из нее проще всего производить дизель. Также говорят, что в связи с этим скидка на нашу нефть уменьшается. Так ли это?

— Да. Легкая нефть ESPO торгуется на азиатском рынке уже без дисконта. Была скидка в районе 10 долларов за баррель в начале года, сейчас торгуется без скидки. Возможно, даже с небольшой премией. В целом у всех сейчас возникла проблема с дизелем, в том числе из-за мер по эмбарго, ограничений российского экспорта, плюс ОПЕК, Россия и Саудовская Аравия сокращают добычу нефти. Все это влияет. По сути, есть спред, связанный с дополнительными затратами на транспортировку, но он чисто санкционный и минимальный за все время. При поставках Urals в Индию он сохраняется, а при поставках ESPO в Китай его практически нет, может, даже премия есть.

— Значит, плюсы для нас тоже есть.

— Все взаимосвязано. Россия тоже проводит политику по тому, чтобы увеличивать цену на нефть. Все эти добровольные сокращения добычи вместе с ОПЕК, Саудовской Аравией, их цель — увеличить цены на нефть. Эта политика сработала. Но увеличение цен на нефть все равно будет приводить к тому, что внутренние цены тоже начнут расти. Поэтому если делается одно, то последствия будут и для внутреннего рынка. Цены на нефть в виде нефтепродуктов на внутреннем рынке тоже должны расти, если увеличиваются мировые цены на нефть. Или надо платить субсидии, чтобы оставлять цены низкими на внутреннем рынке. Но политика последних 10 лет была связана с тем, чтобы отказаться от субсидий. И большой налоговый маневр, и все прочее — это как раз попытка отказаться занижать цены на внутреннем рынке. Но сейчас получается очередной разворот.

— Тогда ваш глобальный прогноз по ценам на нефть и мировому топливному кризису.

— Я не думаю, что будет глобальный кризис, когда не хватает нефти. Сейчас ее хватает. Но крупнейшие производители нефти в лице ОПЕК+, Саудовской Аравии, России пытаются увеличить цены. Политика оказалась успешной. Но это будет приводить к тому, что другие производители тоже начнут увеличивать свою добычу и экспорт, потому что это становится выгодным.

Скорее всего, в следующем году цены на нефть будут оставаться высокими в диапазоне 90–100 долларов за баррель Brent. Нет причин, чтобы цены снижались. Единственная причина, которая может обвалить цены, — если будет рецессия, спад мировой экономики и кризис. Тогда цены на нефть упадут. Если не будет, то останутся на высоком уровне. Но, по рыночной логике, они мотивируют производителей тоже больше добывать и продавать. Все это будет постепенно балансироваться.