О герое

Наш инсайдер — студент из Казани. Он давно задумывался о волонтерской поездке в новые регионы России. Но еще он признался, что ему не хватало эмоций, а рутина надоела. Поэтому летом он решил отправиться с волонтерской ротой в ЛНР. Сначала наш герой не знал, что его ждет, но в итоге оказался в военном госпитале Луганска, где помогал в операционной. Дадим слово собеседнику «БИЗНЕС Online».

Луганск Луганск

У нас в Луганске по сравнению с остальными были лакшери-условия

  • Большинство людей думают, что мы едем на фронт таскать снаряды. На самом деле мы занимались не этим. Вообще, можно поехать в Лисичанск, Донецк, Северодонецк, Мариуполь.
  • Мы поехали из Казани до Москвы, где собираются все волонтеры смены. Из родных городов волонтеры в столицу добираются от региональных организаций. Потом все садятся в автобусы и через Ростов-на-Дону выезжают на точки. Обратно мы возвращались без объезда, по опасной зоне.
  • Изначально волонтеры сами выбирают, куда хотят поехать, но в штабе могут распределить по-другому. Из нашей группы в Северодонецк записались только четверо ребят, включая меня, а в Мариуполь — 38 человек. В итоге нас направили в Луганск с ребятами из группы Мариуполя, кого-то — в Северодонецк. Девушек не пускали никуда, кроме Мариуполя. Там они работают в администрации или госпитале. В администрации, например, они помогают с оформлением документов на получение российского гражданства.
  • Я ожидал увидеть разрушенные дома. Но на самом деле в Донецке и Луганске все достаточно цивильно, работают торговые центры. Есть места в домах, где были отреставрированы отдельные блоки. Единственное, что в Луганске напоминало о боевых действиях, — это большое количество людей в камуфляже и военторги на каждом шагу, как у нас вейп-шопы. Военная техника периодически проезжала.
  • В Луганске по сравнению с остальными были практически лакшери-условия. У нас был свой Wi-Fi, который ловил в комнате. Мы жили в палате госпиталя, кормили нас там же, была хорошая столовая. При отъезде дали благодарственные письма, характеристики. В других городах, слышал, были небольшие проблемы с питанием. Кому-то не дали справки. В Северодонецке не было связи.

Северодонецк Северодонецк

Каждый день уезжало по 6–10 автобусов до 20 человек

  • Я работал в военном госпитале. Об обязанностях нам рассказали, когда мы уже приехали на место. Нас встретила главная по больнице. Она рассказала, что есть аптека, которая на самом деле просто склад медикаментов. Есть стойка регистрации. Когда приезжает партия раненых, ты регистрируешь людей, собираешь краткий анамнез. Еще люди со стойки регистрации 2 раза в день ездили на эвакуацию.
  • Я сначала попал на регистрацию, на эвакуации мы помогали транспортировать лежачих раненых из Луганска на вертолеты до Ростова-на-Дону. Каждый день уезжали автобусы, которые маркировались цифрами 500, 300 и 200.
  • Ты бежишь с лежачим на носилках до вертолета, пилоты кричат: «Быстрее, быстрее», — и все это как будто в замедленных кадрах из фильма под музыку. Только в реальности. Но потом врачи сказали, что им не хватает помощи в операционной, и я стал помогать там. Еще один волонтер работал в реанимации.
  • Во время операции работают два хирурга и хирургическая сестра. У них все должно быть абсолютно стерильно. Когда вызывали по рации и сообщали об операции, я должен был подняться в операционную, подготовить место, провести дезинфекцию и подготовить инструменты. Сестра говорила мне, какие инструменты понадобятся, я их брал. Сами упаковки не считаются стерильными, поэтому их открывал я, а врачи уже брали стерильные инструменты из них. Врачам я еще завязывал халаты, иногда они просили принести какие-то вещи из кабинета, поправлял свет. Сам я не мог прикасаться к операционному столу, пациенту и столу для инструментов.
  • У нас все операции были довольно простые, базовые, часто — по удалению геморроя, на почках. Один раз провели офтальмологическую операцию, самую сложную. Она длилась 9 часов. У бойца было осколочное ранение в глаз навылет, а на черепе — прямо вмятина в районе виска.
  • У нас был случай, что привезли раненого. У него лопнули капилляры на глазу, он контуженный. Его спрашивали, сколько ему лет. Он сказал, что 47. Когда он пытался продиктовать номер жены, то вспомнил только три цифры, а сам сидел в шоке и извинялся, потому что всю жизнь номер помнил.
  • В госпиталь кого попало не пускают. Была даже история, что эфэсбэшника не пустили. Решение о том, кто может заходить в госпиталь, может принимать только начальник части. Там все огорожено, вокруг минные поля. Был КПП (контрольно-пропускной пункт — прим. ред.) с военными.

Лес перед Северодонецком Лес перед Северодонецком

На СВО реально очень много патриотов

  • С врачами я особо не общался, потому что они мое руководство. А вот военным было скучно, мы с ними болтали. Один боец ЧВК Вагнера приходил к нам в комнату, потому что скрывался от вечернего обхода врачей, он от них устал. Некоторые военные, когда попадали в госпиталь, оставались там работать. Этот боец был одним из таких.
  • С виду самый обыкновенный русский мужик, такой веселый, немного пузатенький, низкий. У него интересная история. Он служил вместе с братом-близнецом, были под Бахмутом. Пока он был в армии, его уже бывшая жена с кем-то тусовалась, у нее случился выкидыш, а сейчас они разводятся и жена пытается стрясти с него шиномонтажку. Он сказал, что попал в армию, служил в военной полиции, а потом сам пошел на СВО.
  • На СВО реально очень много патриотов. Кто-то, конечно, идет ради эмоций, кто-то — ради денег, а кто-то именно патриот. Но ни один человек не скажет, что эти деньги стоят того, чтобы там находиться. Был один боец из части ВДВ, у которого в отряде было 100 человек, а осталось всего 12 живых. Он был «человеком войны», но из всех, с кем я общался, он один такой, мобилизованный.
  • Когда я спросил, зачем он пошел, ведь можно «бегать», он ответил: «Призвали — надо отдать долг Родине». И это не звучало пафосно. Он не был веселым. Обычно он был очень спокойным, редко улыбался. Остальные военные были бодрыми. Просто так и не скажешь, что люди вернулись с фронта.
  • Еще я удивился тому, что на нашей стороне были военные из Сербии, с Кубы, одного сирийца видели. Я не знаю, в качестве кого они воюют, но в госпитале находились.

Луганск Луганск

Со стороны украинцев воевала снайперша. Ей было 16 лет

  • Военный рассказывал, что, допустим, «вагнеры» сейчас не берут пленных, а вообще они считаются довольно «отбитыми». Мы спрашивали, сколько максимум в плен сдавалось человек. Ответ: целая рота.
  • Однажды было столкновение. Со стороны украинцев воевала снайперша, ей было 16 лет, она чемпионка по биатлону. Ее прикрывал штурмовик, которого уничтожили, а девушку взяли в плен. Военные спросили у командира, будут ли ее насиловать. Командир ответил: «Нет».
  • Мне после возвращения «реабилитация» не понадобилась, но это смотря на каком посту ты был. У нас в госпитале не было морга, нам повезло. А когда мы ехали назад, пересеклись с волонтерами из Донецка, они работали в госпитале, где находился морг. Причем госпиталь был не военный, а гражданский. Туда могли привезти бомжей, «спидозных», бабушку, которая разлагалась несколько месяцев.
  • В Мариуполе остались те, кто за Украину. Нашим волонтерам прокалывали шины в машинах, разбивали стекла. Но при этом там абсолютно все ненавидят «азовцев» (участники запрещенной в России террористической организации — прим. ред.), потому что они издевались и над гражданскими. Другим военным, даже своим, они могли люки в танках заварить, чтобы люди не выбрались.
  • Я очень рад, что поехал работать волонтером. Не в смысле, что это так классно, потому что я патриот, а потому, что дома сидишь, тут все мирно, спокойно, занимаешься своими делами, а там ты помогаешь людям.