«Современная мечеть не может быть банальной репликой какой-то чужеземной мечети (неважно, стародавней либо недавно построенной), пусть даже самой распрекрасной, но перенесенной на другую территорию, имеющую свои историко-культурные традиции», — уверен создатель известного научно-издательского центра «Ладомир» Юрий Михайлов, автор выдержавшей несколько изданий книги «Пора понимать Коран». Михайлов, уже много лет исследующий мусульманскую культуру, уверен, что мечеть может быть важна и интересна не только тем, кто исповедует ислам. Однако сегодня, с сожалением констатирует руководитель «Ладомира», «в России не существует других архитектурных стилей, кроме турецкого», хотя наша страна никогда не была покорена Османской империей.
Юрий Михайлов: «Естественное желание любого верующего состоит в том, чтобы уже при жизни в этом мире приблизиться к Богу»
«Естественное желание любого верующего состоит в том, чтобы уже при жизни в этом мире приблизиться к Богу»
Для раскрытия темы первым делом констатируем, что человеку (как верующему, так и неверующему) Богом дана потрясающая способность — приобщаться к Нему, Вседержителю, иными словами способность воспринимать сакральное и выражать отношение к сакральному, то есть к тому, что существует, но не доступно пяти органам чувств.
Популярен хадис кудси, в котором Бог объясняет причины сотворения Им нашего мира и человека в нем: «Я был Скрытым Сокровищем, но Я хотел быть познанным. Вот почему Я создал этот мир». Богопознание в отсутствие способности вступать в те или иные отношения с сакральным (невидимым и неслышимым, тактильно не ощущаемым) очевидным образом невозможно.
Михайлов Юрий Анатольевич — ученый, издатель. Родился в 1961 году в Запорожье. В 1984-м окончил с отличием Московский институт электронной техники (МИЭТ).
1984–1990 — работа на одной их кафедр МИЭТ, занимался разработкой бортовой электроники для танка Т-90.
В 1990 году создал научно-издательский центр «Ладомир», в котором работает по настоящее время в должности главного редактора (ladomirbook.ru).
В 2007 году опубликовал книгу «Пора понимать Коран», которая выдержала четыре издания (последнее — в 2023-м); презентация первого издания была проведена в центре международной торговли (Москва) по распоряжению академика Евгения Примакова, в то время председателя Торгово-промышленной палаты; в 2023 году опубликована в Катаре в переводе на арабский язык.
В 2024-м опубликовал сборник своих статей «Избранное», посвященных, в частности, вопросам социализации российского ислама.
Научно-издательский центр «Ладомир» — одно из ведущих научных издательств России, получившее в 1992 году от руководства Российской академии наук право вести научную разработку и публиковать тома серии «Литературные памятники» (основана в 1948 году С. И. Вавиловым) — главной книжной серии гуманитарной части РАН.
Как известно, первая половина исламского Символа веры (шахада) говорит о том, что, помимо Бога, иного божества нет и быть не может. А потому нет и не может существовать иной реальности, кроме реальности самого Бога. Отсюда вытекает, что именно мир Всевышнего является действительно подлинным. Мы же живем в пространстве, условно говоря, иллюзорном — том, что сотворено Богом и явлено нам в ощущениях исключительно благодаря всепроникающему действию Его правящей воли. Покровами (завесами) этой сотворенной реальности скрыта (заслонена) от нас Реальность потусторонняя, то есть Реальность истинная, средоточие сакрального.
Естественное желание любого верующего состоит в том, чтобы уже при жизни в этом мире приблизиться к Богу. Приближение к Нему выполнимо лишь путем постепенного снятия (преодоления) завес материального мира. Способность снимать (совлекать) их — тоже дар Творца. Сила этого дара у разных людей неодинаковая. Облегчить процесс приобщения к сакральному, восхождения с земли в занебесный мир призвана, в частности, мечеть. Одно из ее базовых качеств состоит в трансформации формируемого ею пространства, благодаря чему потаенную, сокрытую (батин) от нас часть Божественного Творения удается прозревать сквозь его явленную (захир) часть, то есть ту часть, которая доступна органам чувств человека, — зыбкую, преходящую, переменчивую, тленную. В свете сказанного предельно зримо звучит кораническое: «<…> куда бы вы ни обратились, там — Лик Божий» (2: 115). Иными словами, если окинуть незамутненными очами то, что окружает нас, внешняя (тварная) «мишура» рассеется, словно туман на рассвете, и откроется нетленный мир Истинного.
Избежать преображающего влияния мечети не дано ни верующему, ни — за редчайшими исключениями — неверующему.
«Как известно, первая половина исламского Символа веры (шахада) говорит о том, что, помимо Бога, иного божества нет и быть не может»
«Почему талантливо спроектированная мечеть не может оставить равнодушным немусульманина?»
Почему талантливо спроектированная мечеть не может оставить равнодушным немусульманина? Почему душа каждого человека — независимо от его вероисповедания — непременно возрадуется даже от простого соприкосновения незашоренным взглядом с таким изумительным проявлением архитектурной мысли, как прекрасная мечеть? Почему даже у неверующего всегда сохраняется возможность восприятия сакрального — вселенной Всевышнего, и почему в связи с этим возведения достойны прежде всего такие мечети, которые самóй своей архитектоникой и присущим ей сгущением пространства и времени способствуют указанному восприятию?
В поиске ответов обратимся к Корану и сунне Пророка.
Сотворив Адама и вызвав к жизни его отпрысков во всех поколениях (путем извлечения потомков первого человека, нашего праотца, непосредственно из его чресел), Бог вопросил их: «Не я ли Господь ваш?» «Так и есть! Свидетельствуем мы [о сем]» — рекли они (7: 172). Тем самым род людской признал исконное владычество Творца, заключил с Ним бессрочный неотменяемый Договор (Завет), приняв на себя обет поклоняться лишь Ему одному-единственному, иначе говоря, во всем исповедовать единобожие — таухид.
Судя по кораническому контексту, это великое собрание происходило в Раю и должно было раз и навсегда запечатлеться в памяти людей, то есть единобожие призвано было стать одним из так называемых врожденных качеств, присущих каждому с момента появления на свет, как, например, изначальная предрасположенность ребенка к усвоению языка, без чего человеческое общение было бы невозможным. Но человек оказался слаб памятью и ненадежен. «Прежде Мы уже заключили Завет с Адамом, — рассказал Бог, — но он забыл [о нашем Договоре], и не нашли Мы в нем стойкости» (20: 115). Будучи милосердным и прозорливым, наш Создатель — ради закрепления в людской природе таухида — предусмотрел, чтобы стержнем натуры каждого человека стала фитра. Коран дает ей объяснение: «Обрати же свой лик к религии, единой с истинной верой [, ибо вера эта] — фитра Бога, [естество,] с которым Он сотворил людей. Сотворенное Богом перемене не подлежит — такова прямая религия <…>» (30: 30). «Каждый рождается в соответствии с фитрой, — уточняется в одном из хадисов, — а уж родители превращают его в христианина, иудея или зороастрийца».
«Мы приходим к парадоксальному выводу: мечеть нужна и немусульманам, даже если они этого не сознают»
Из сказанного прямо следует, что врожденная способность воспринимать сакральное есть важнейшее свойство натуры каждого человека, пусть даже натуры, покрывшейся коростой религиозного невежества. Фитра не позволяет подавляющему большинству людей утратить собственное достоинство. Тому, кто запамятовал о Договоре с Богом, достаточно помочь очнуться от отупляющей забывчивости, а также пробудить далекое воспоминание о Рае — месте, где судьбоносный обет был дан.
Так вот не последнюю роль в указанных пробуждении и воспоминании призвана сыграть мечеть. Понимать это особенно важно в случае исламского храмового зодчества на территориях, где правоверные пребывают в численном меньшинстве, сталкиваясь порой с решительным неприятием местными жителями и ретивыми, «сверхбдительными» чиновниками проектов возведения учреждений исламского культа, прежде всего мечетей. Как правило, стороны демонстрируют полное отсутствие взаимопонимания, а то и подспудную конфронтационность. И это при том, что фитра подавляющего большинства противников строительства мечетей не отличается по существу от фитры их мусульманских оппонентов. Но фитра первых затемнена и подавлена.
Мы приходим к парадоксальному выводу: мечеть нужна и немусульманам, даже если они этого не сознают (речь конечно же не идет о мечети как о культовом здании, навязываемом инаковерующим и атеистам, мечети в принципе не могут нести в себе идею прозелитизма, поскольку в исламе «нет принуждения в религии» (2: 256)). Косвенным подтверждением правоты данного вывода служит «паломничество» к великим мечетям мира (и не только старинным) миллионов туристов со всех концов света (примечательно, что ничего подобного нельзя сказать ни об одной из российских мечетей, о причинах будет сказано далее). Налицо грандиозная притягательная сила выдающихся творений гения зодчих Исламского мира. А в случае единобожников, к которым, помимо мусульман, относятся также иудеи и христиане, этому вообще не следует удивляться.
«Пророк сказал: «Земля была сотворена, дабы быть мечетью и местом [ритуальной] чистоты, и, где бы ни оказался человек из моей общины, ему дозволено отправить [там] молитву»
«Налицо единство в многообразии и многообразие в единстве — важнейшая черта исламского искусства в целом»
Каким требованиям должен отвечать архитектурный ансамбль мечети, чтобы к ней потянулись не только правоверные?
Для начала обратимся к главной книге ислама — Корану. В нем нет прямых высказываний об искусстве или художественном творчестве. В отличие от Библии, Священное Писание мусульман практически не поддается лобовой визуальной интерпретации. Не существует традиции иллюстрирования Корана, и не случайно в исламском искусстве отсутствует такое понятие, как «коранический стиль». Отсюда — колоссальная вариативность построения культовых зданий мусульман, ведь их архитекторы никогда не были связаны каким-то изначальным раз и навсегда установленным шаблоном, моделью или каноном. Вместе с тем у этого широчайшего многообразия есть определяющая черта — все сооружения едины в стремлении выразить таухид, причем выразить так, чтобы его мог ощутить каждый. Пластическое искусство ислама есть не что иное, как отражение Корана и Сунны, пропущенное через душу, сердце и руки конкретного мастера (художника, архитектора, дизайнера, каллиграфа), стремящегося дать зримое выражение таухида, воплотить в земном пространстве свое вúдение образа горнего, сверхчувственного мира, «пробудить» память о Договоре с Единым Богом у тех, кто закоснел в беспамятстве, а в определенном смысле и взглянуть на себя, очнувшегося от забытья, вспомнить о себе — о том, зачем Всевышнему понадобилось явить в этот мир род людской.
Налицо единство в многообразии и многообразие в единстве — важнейшая черта исламского искусства в целом. Напомним, что и у Бога — множество имен, и у Корана признанным считается далеко не один вариант чтения.
Пророк сказал: «Земля была сотворена, дабы быть мечетью и местом [ритуальной] чистоты, и, где бы ни оказался человек из моей общины, ему дозволено отправить [там] молитву». Итак, если мечетью для человека служит вся земля, то ее архитектурное оформление является пространственным сгущением со строгой ориентацией на Каабу. Занимая во время молитвы аналогично ориентированную позицию, мусульманин не просто обращается в сторону главной святыни своей религии, но оказывается на ее сакральной оси. Происходит как бы сжатие пространства и времени, благодаря чему устанавливается непосредственная внепространственная и вневременная духовная и мыслимая связь с Богом.
Если мечетью для человека служит вся земля, то ее архитектурное оформление является пространственным сгущением со строгой ориентацией на Каабу
Первичную архитектурную композицию мечети ввел в обиход сам Пророк: ее прообразом послужил его дом в Медине. Это строение стало тем архетипическим конструктом, который — наряду с кубической Каабой — нашел то или иное отражение во всех последующих мечетях.
Возникнув как место молитвенного поклонения Богу и сбора общины, мечеть очень скоро обрела множество функций: в ней не только молились, но и предавались размышлениям, учились и учили других; сюда приходили, чтобы послушать философа или набожного странника, принять участие в богословском споре; писцы копировали в мечети книги (не только богословские), формируя обширные библиотеки; суфии обретали в ней ночлег, воду, а порой и пищу, а гонимые — убежище; в стенах мечети устраивались спортивные состязания и интеллектуальные диспуты по широкому кругу вопросов.
Архитектура есть высочайшее искусство упорядочения пространства, священная же архитектура нацелена прежде всего на то, чтобы путем сакрализации упорядоченного пространства поместить человека в Божье присутствие.
С развитием общества и социальной практики, с преобразованием в духе времени городского и сельского пространства, жизненного уклада населения эволюционировала и теология исламского зодчества, модифицировалась смыслоформа мечети, совершенствовался ее храмовый язык, все более изощренной становилась архитектурная ткань культовых сооружений мусульман. Мечети воспевали гимн таухиду, но каждая — на свой лад, в меру одаренности ее зодчего. Источником одаренности, естественно, является Бог, одно из имен которого — Аль-Мусаввир, означающее «[дарующий (придающий)] облик (форму)» (3: 6; 7: 11; 40: 64; 59: 24; 64: 3; 82: 8; 95: 4).
«Мечети, отстроенные в стиле современной архитектуры, вовсе не обязательно должны походить на мечети исторического прошлого»
«Надо решительно отмежевываться от слепого, бездумного, механистического копирования форм храмовой теологии прошлого»
Из сказанного выше должно быть понятно, что сводить мечеть лишь к архитектурно оформленному направлению на Мекку было бы опрометчиво. Это путь примитивизации сакральной архитектуры, низведения высокого к низкому, утилитарному. Мечеть есть не только здание, в интерьере которого предусмотрены минбар и михраб, она — в определенном смысле — еще и своего рода собеседник, камертон, позволяющий настроиться на правильный душевный лад. Собеседник она и по отношению к тем, кто лишь видят ее издалека, не бывая в ней. А это прежде всего немусульмане. В этом случае диалог ведется на расстоянии (в осмысление этого феномена отдельные богословы говорят о мечети как о некоем фокусирующем проводнике Божественной благодати, барака (букв.: благословение), разлитой во Вселенной).
Исламской нормой диалога является речь на понятном собеседнику языке (14: 4). «К каждому народу — свой посланник», — утверждает Коран (10: 47). Этот пассаж можно переосмыслить в том ключе, что каждая община вправе иметь ту архитектонику мечети, которая ей ближе, язык которой более понятен.
А потому современная мечеть не может быть банальной репликой какой-то чужеземной мечети (неважно, стародавней либо недавно построенной), пусть даже самой распрекрасной, но перенесенной на другую территорию, имеющую свои историко-культурные традиции. Надо решительно отмежевываться от слепого, бездумного, механистического копирования форм храмовой теологии прошлого, тем более форм иноземных. Косность формы является следствием догматизма архитектора (в искусстве это равнозначно творческой несостоятельности), его невежественного заказчика и, в определенном плане, всей общины, которая безмолвно смиряется с навязываемом ей отжившим архитектурным мышлением. «Клонирование» архитектурных образцов прошлого сложно толковать иначе, как прямое неуважение к Богу, который наполнил этот мир кипучей жизнью, мир, устремленный в будущее, к встрече с Ним. Среди человеческих созданий Всевышнего всегда найдутся мастера, способные спроектировать оригинальные мечети высочайших достоинств.
Другое дело, что поиск таких незаурядных умельцев надо всякий раз ставить во главу угла, а не сосредотачиваться на освоении (друзьями, родственниками, «надежными и преданными людьми») средств, выделенных спонсором. Отметим, что некоторые меценаты, впечатленные хадисом: «Тому, кто построит мечеть, желая благодаря этому узреть Лик Божий, Бог возведет нечто подобное в раю», — выделяют огромные средства на строительство мечетей, будучи одержимы страстным желанием еще при жизни запастись благоустроенным местечком в занебесных чертогах, тем самым предопределив свою судьбу, по сути, навязав себя Богу «в сотоварищи» (точнее — в соработники), а фактически — прямо соперничая с Ним. В связи с этим напомним два айата: «А о тех, кто устроили мечети из соперничества, из неверия, для разделения и для засады [, которая — в помощь] тем, кто раньше воевал с Богом и Его посланником (клясться они, конечно, будут: „Мы желали только благого!“), о них Бог свидетельствует, что они — лжецы» (9: 107); «Местá поклонения — только для Бога» (72: 18).
«Коран есть живоговорящая Книга. У каждого, кто обращается к ней, всякий раз складывается свой собственный диалог»
Короче говоря, мечети, отстроенные в стиле современной архитектуры, вовсе не обязательно должны походить на мечети исторического прошлого, будь то дворовые арабские мечети либо мечети иранского или турецкого типа.
Настоящий зодчий, зодчий не по должности, а по призванию, должен задействовать свой талант, данный ему от Бога, чтобы создать мечеть, отвечающую вызовам времени и органичную для местной среды, которая формируется не только ландшафтом, но неотделима и от социокультурного контекста.
Архитектурное цитирование в рамках традиции, разумеется, не возбраняется, но оно всегда должно оставаться творческим шагом по освоению нового пространства и в нем — нового инструментария: форм, конструкций, стилей.
Вместе с тем проектирование мечети — это и не повод дать разгуляться безудержным фантазиям зодчего. Обращение креативного мусульманского взгляда на разработку современной культовой архитектуры подпадает под представление о совершении иджтихада и, само собой разумеется, не должно выходить за границы приемлемого, когда новация оказывается недозволенным новшеством, плодом заблуждения (бид’a).
Действительно талантливый архитектор будет стремиться к выработке собственного языка. И это неудивительно, ведь Коран есть живоговорящая Книга. У каждого, кто обращается к ней, всякий раз складывается свой собственный диалог, отличающийся от тех, какие этим же человеком велись с Кораном ранее или какие ведутся с Книгой другими людьми. Соответственно, у каждого архитектора формируется свое личностно окрашенное представление о Высшей Реальности (В частности, о Свете, троне Всевышнего, подножии этого трона, о Рае — том мире, где умолкают страсти, его (Рае) саде вечной весны, его животворящей водной системе, царящих в нем покое и умиротворении, атмосфере созерцания — и всё это как отражении Единства), а потому и способ ее архитектурной интерпретации всегда будет так или иначе персонализированным. Духовное вúдение обязательно находит свое выражение в особом формальном языке, окрашенном творческой индивидуальностью того, кто изъясняется на нем. Важно, чтобы этот язык был понятен и просвещенным современникам зодчего.
«Создание выдающейся мечети — а только такие и должны бы строиться — по силам лишь гениальному художнику, который, предавшись Воле Божьей, словно бы становится каламом (пером) Всевышнего»
«Кто откажется побывать в раю, пусть и ненастоящем, рукотворном»
Выше уже было отмечено, сколь широким со временем стал функционал мечети. Поэтому мы должны вести речь не просто об отдельном здании с молельным залом, минбаром, михрабом и минаретом, а о мечети как об архитектурном ансамбле (квартале, городке), образованном собственно мечетью, учебными заведениями всех уровней, библиотекой, лекториями и иными центрами просвещения, прекрасным ухоженным парком с развитой системой водоемов, каналов и многим другим. Нет никаких сомнений, что приходить сюда захотят не только мусульмане. Да и кто откажется побывать в раю, пусть и ненастоящем, рукотворном, являющемся лишь слабой тенью вечных садов благодати, но выстроенном с любовью, с безмерной преданностью и благодарностью нашему Создателю?
Так какими познаниями и умениями должен в идеале обладать тот, кто отваживается браться за проектирование современной мечети? Назовем их:
— глубоко знать Коран, Сунну, многовековые традиции толкования священных текстов ислама; историю исламской архитектуры в динамике развития не только форм, но и — что главное — стоящих за ними идей, а также символику (геометрическую, числовую, зеркальную, света и тени), орнамент (геометрический и растительный), искусство каллиграфии, в целом логику исламской абстракции — инструмента земной кристаллизации духа исламского Откровения, отражения в нашем мире несотворенной Реальности;
— душой ощущать таухид, испытывать внутреннюю потребность выразить его земными средствами, устремлять помыслы к поиску архитектурного воплощения истинной (а не иллюзорной), духовной (а не материальной), вечной (а не преходящей), абстрактной (а не конкретной) красоты вышнего мира, ведь, согласно знаменитому хадису, «Бог прекрасен и любит красоту»;
— обладать ярко выраженным талантом, быть способным облекать коранические высказывания и ритм жизни Вселенной, задаваемый ее Создателем, в архитектурную форму, иметь немалый опыт участия в проектировании высокохудожественных оригинальных мечетей (а не светских либо иноконфессиональных зданий).
Создание выдающейся мечети — а только такие и должны бы строиться — по силам лишь гениальному художнику, который, предавшись Воле Божьей, словно бы становится каламом (пером) Всевышнего. При этом реализуется коранический императив: «Божья рука — над их руками» (48: 10). На архитектора тогда нисходит благодать (барака) Всевышнего, ведь только исходящее от Единого может вести обратно к Единому. Тому, кто взваливает на себя тяжелейший груз проектирования мечети (как правило, по должности это руководитель архитектурного бюро с единомышленниками), впору воззвать: «Господи! Введи меня входом истины, выведи выходом истины и дай мне от Тебя власть в помощь» (17: 80).
«Удачным проектом мечети следует считать лишь тот проект, который позволяет выйти за пределы земной реальности»
«Последовала резкая и непримиримая реакция татарских архитекторов и историков архитектуры»
Чтобы осознать, сколь многопланова и сколь сложна проблематика мусульманского храмового зодчества, приведем показательный пассаж из замечательного труда Сейида Хусейна Насра «Исламское искусство и духовность»:
«Исламская космология, основанная на таких космологических стихах, как айат аль-курси (2: 225) и айат аль-нур (24: 35) и на множестве хадисов Пророка, помещает Дух (аль-рух) в высшей точке и центре космического существования и относит его к миру Божественного Произволения („Дух — от веления Владыки моего“ (17: 85)). Ниже стоят архангельские субстанции, отождествляемые с „периметром“ Господня Трона (аль-арш), который они поддерживают, затем идет Господень Престол (аль-курси) и низшие ангельские порядки, понижающиеся в иерархии к невидимому миру. Существует множество архитектурных форм мечети. Однако, взять ли классическую купольную мечеть, где высшая точка купола символизирует Единого, сам купол есть символ Духа, символом ангельского чина является восьмеричный пояс, обыкновенно служащий опорой куполу, а символом земли (материального мира) — четырехсторонний фундамент; или рассмотреть одну из ранних мечетей, где не все элементы духовной вселенной ислама отражены в визуальной символике, — везде обнаруживается внутренняя связь между исламской архитектурой, исламской космологией и ангелологией. Исламский космос зиждется на утверждении: (1) Бога как Единственного Начала всего сущего, (2) иерархии существования, зависящей от Единого и упорядоченной Его Произволением, (3) уровней существования, соединяющих материальный мир с тонким миром, тонкий мир — с ангельским, ангельский — с архангельским, архангельский — с Духом (аль-рух), а Дух — с Божьим актом сотворения. Этот космос построен на порядке и гармонии, которые представляют собой нечто большее, нежели простой результат непосредственного проявления Одного во множествах. Он (космос) демонстрирует спокойствие и безмятежность, преобладающие в его явно динамическом характере, поскольку изменчивость в природе отражает, тем не менее, неизменные архетипы, которые принадлежат высшим состояниям универсального существования и, в конечном счете, являются возможностями в Божественной природе. Эти черты исламской космологии наряду с рядом других отражены в исламской архитектуре, особенно в священной архитектуре мечети, основанной на науке, которая может исходить только из внутреннего мира исламского Откровения и других форм мудрости, включенных в мировоззрение исламской эзотерики сообразно ее собственной природе и интегрирующей силе ислама».
Согласно исламскому миропониманию, функция искусства заключается в облагораживании материи и пространства. Удачным проектом мечети следует считать лишь тот проект, который позволяет выйти за пределы земной реальности. Получается это, к сожалению, далеко не во всех случаях.
Практика исламского зодчества в России оставляет желать много лучшего. Процитирую крупнейшего отечественного специалиста по архитектуре мечетей Шарифа Шукурова:
«Мечети во всем мире, кроме России, строят хорошие архитекторы, понимающие различие между формой и содержанием. А потому правомочен вопрос: возможно ли строительство высокохудожественных, попросту красивых и технологичных мечетей в России? Ответ будет отрицательным. Я вспоминаю конференцию по культовой архитектуре в Казани (сентябрь 2001 г.). На мои призывы строить „умные“ мечети и рассказ о том, что происходит в мусульманском мире в этой области, последовала резкая и непримиримая реакция татарских архитекторов и историков архитектуры. Они заговорили от имени татарского народа, настаивая на его неуемном желании строить традиционные мечети. Говорилось и о том, что мировой опыт <…> им не указ. Характерно, что вторили им специалисты в области православной архитектуры. Многие работы по современной архитектуре мечети отчетливо показывают, что состояние архитектуры во многом зависит от заказчика: есть заказчик — есть и архитектура, нет заказчика… У современной архитектуры мечети в России нет образованного и понимающего заказчика, ищущего классного мастера пусть даже за границей, а самое главное — доверяющего ему. Потому и не вошли российские образцы современной мечети в <…> [авторитетные] обзорные издания по современной архитектуре мечети».
«Складывается такое впечатление, что для современной архитектуры России не существует других архитектурных стилей, кроме турецкого»
«Необходимо сформировать сильную национальную школу исламского зодчества»
Пример современной России характерен: отсутствие интернациональных форм высокой архитектуры мечети и отсутствие приглашений для ведущих архитекторов делает архитектурный облик мечети непроработанным, иконографически унылым, как правило, повторяющим стиль турецкой мечети. Складывается такое впечатление, что для современной архитектуры России не существует других архитектурных стилей, кроме турецкого. Когда во многих странах Ближнего Востока мы видим отчетливые следы этого архитектурного стиля, в этом нет ничего странного, ведь Османская империя внедряла свой стиль. Россия никогда не была покорена Турцией, но тем не менее османский архитектурный стиль твердо закреплен в появляющихся мечетях.
Не правда ли, позорная для нашего отечества картина. Ясно, что так продолжаться до бесконечности не может. Демографические прогнозы предсказывают, что в России исламское меньшинство в какой-то момент может оказаться большинством. Архитектурная архаика, догматизм мышления, отсутствие должной эрудиции и кругозора, непонимание спонсорами и заказчиками строительства мечетей того, каким требованиям должно отвечать сегодня храмовое зодчество мусульман в «неисламских» российских регионах — в этом кроятся причины «неразрешимости» давнего острого конфликта между сторонниками и противниками возведения мечетей, конфликта, грозящего перерасти в межнациональное противостояние. Рассматриваемая здесь проблема является совсем небольшой частью проблемы куда более серьезной — так и не разработанной социальной доктрины отечественного ислама, хотя необходимости создания таковой Владимир Путин уделил в «Уфимских тезисах» особое внимание.
Обязательным в нашей стране должен стать отбор проектов строительства культовых объектов мусульман на открытых региональных конкурсах с профессиональным жюри, включающим признанных зарубежных экспертов, и предварительным широким общественным обсуждением предложенных концепций и макетов.
Необходимо сформировать сильную национальную школу исламского зодчества, для чего в профильных вузах создать специализированные кафедры, а также проводить на регулярной основе международные конкурсы и фестивали (в том числе молодежные) архитектурных идей и проектов, что позволит не только проблематизировать храмовую теологию в отечественной интеллектуальной среде, совершенствовать приемы архитектурного выражения катафатической (позитивной) составляющей исламского богословия, стимулировать генерацию актуальных архитектурных идей, но и организовывать отбор талантливой молодежи для подключения к выполнению реальных проектов сегодняшнего дня.
Будем надеяться, что высказанные здесь идеи когда-нибудь окажутся востребованы.
Юрий Михайлов
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 11
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.