«Капитуляция оптимистов!»: трезвое интервью экономиста Евгения Надоршина о причинах обвала рубля

Евгений Надоршин: «Часть людей опасались девальвации. Видя, что происходит с валютными инструментами и валютным рынком, часть денег выплеснулась и на валютный рынок тоже» Фото: Олег Дьяченко / ТАСС

«Атака на национальную валюту силами внутренних инвесторов»

— Евгений Равхатович, что происходит с рублем, почему он так стремительно обваливается в последние дни?

— В моем понимании это спекулятивная активность, в том числе атака, если хотите, на национальную валюту силами внутренних инвесторов. А причины — это даже не столько желание заработать, сколько панические настроения, опасения и, похоже, определенное бегство из рубля.

Факторов, создавших это приличное напряжение, я вижу три. Первый — это бюджет. У нас в конце сентября – начале октября бюджет на 2025–2027 годы вносится в Думу, а вместе с ним поправки в бюджет 2024 года. И выясняется, что вместо около 2 триллионов рублей дефицита, который, как оказалось, уже и так вырос в 2 раза по сравнению с тем, что заложено в законе, дефицит на этот год обещают в размере 3,3 триллиона. Но и на этом процесс увеличения дефицита и роста расходов почему-то не останавливается. В октябре, то есть прямо вслед за внесенными правками в бюджет исполняемого 2024 года, выступает министр финансов, а потом президент подписывает закон, который позволяет игнорировать верхний порог заимствований и позволяет игнорировать предел долга, установленный в законе о бюджете на 2024 год, и увеличить расходы по усмотрению правительства еще до полутора триллионов рублей.

Министр финансов чуть ранее поясняет, что это льготная ипотека, обслуживание долга и потребности министерства обороны. В итоге у нас получается, что дефицит на конец года уже 5 триллионов! То есть год начинался с дефицитом, который обещали на уровне 1 триллиона, к концу года, причем за один месяц, он вырос пятикратно по отношению к тому, что заложено в законе, и в 2–2,5 раза по сравнению с тем, как это предполагалось до внесения бюджета на 2025 год. Таким образом основной сюрприз 2025-го оказался в году 2024-м.

Более того, сейчас расходы 2024 года выходят всего лишь на 1,5 триллиона меньше, чем расходы 2025-го. У всех, естественно, возникают вопросы, как будет с бюджетом следующего года, и, можете не сомневаться, рисуются очевидные ответы. Цифра в 5 триллионов, разумеется, никому не понравилась. Особенно когда она возникла вот так на ровном месте из ничего. Уровень планирования, который демонстрируют правительство и министерство финансов, тоже, думаю, многих расстроил.

— Почему?

— Вроде с доходами ничего такого не происходит. Откуда этот дефицит прорисовывается в таком размере? У людей возникают резонные вопросы. Понятно, что народ напрягся. Я думаю, что уровень бюджетного планирования в рамках этого действия, а также аппетиты, которые наблюдаются и которые прослеживаются на следующие годы, многих расстроили и заставили напрягаться по поводу перспектив рубля.

Второй фактор я бы назвал капитуляцией оптимистов. Те, кто, не слишком глубоко задумываясь, по каким-то причинам считал, что рост российской экономики возможен вопреки всему, неважно, что происходит, какие к этому есть препятствия, вдруг начали осознавать происходящее. Они наконец начали замечать множество сигналов о том, что к дальнейшему развитию есть различные препятствия и проблемы. Это «прозрение» стало сказываться на пересмотрах ожиданий рынков со стороны людей, которые были совершенно в отрыве от понимания происходящего в экономике, тех проблем, которые последние два года собирались и так или иначе должны были сказаться на дальнейшем росте. Даже не развитии, а росте. Развития в структуре нашего роста во многих случаях просто нет.

Это привело к тому, что у нас на внутреннем рынке акций пошли распродажи. Инвесторы стали нервничать. И, обратите внимание, у нас по сравнению с началом ноября поменялся настрой. Например, на публичных рынках. То есть из рискованных и рублевых активов и, похоже, депозитов часть средств понесли в другие инструменты. В инструменты валютные. Например, в валютные облигации. Там было восстановление, был рост, что говорит о том, что к этому проявили определенный весьма значительный интерес. В октябре и даже ноябре был определенный всплеск спроса на недвижимость. Причем никакой ипотеки. Люди приходят со своими деньгами, что тоже свидетельствует о бегстве из рубля. Похоже, часть людей опасались роста инфляции, увидев, что происходит с бюджетом.

Часть людей опасались девальвации. Видя, что происходит с валютными инструментами и валютным рынком, часть денег выплеснулась и на валютный рынок тоже. Спекулятивно, конечно. Это не какой-то экспорт-импорт. Они здесь выступают скорее фоном. Экспорт просто не смог предоставить должное количество валюты, чтобы удовлетворить этот всплеск спекулятивного спроса. А импорт оказался недостаточно мал, чтобы доходов, поступающих от экспорта, хватило на спекулятивный спрос. Вот роль экспорта – импорта в моем понимании.

И был третий фактор, который сильно повлиял на капитуляцию оптимистов. У многих, похоже, была совершенно нереалистичная надежда, что у Трампа есть какая-то магическая палочка, и он, как рассказывал в своих предвыборных выступлениях, за 24 часа что-то там сможет урегулировать в рамках специальной военной операции. Как видите, никакой волшебной палочки у него не оказалось. Он обманул. Причем в очередной раз, не первый. Более того, предложения, которые стали звучать из США, показали, что очевидных интересных инициатив на самом деле там нет. Заготовки если какие и были, то они не выглядят как подходящие решения для сторон конфликта. Обе стороны отвергли возможность договориться на тех условиях, которые озвучивались со стороны представителей будущей администрации. А других оттуда не последовало, кроме разговоров о том, что надо снизить цены на нефть, чтобы сделать Россию более договороспособной. То есть предложения пошли совсем не в позитивном ключе. Неудивительно, что это расстроило. На фоне этого еще и уходящие демократы решили, так сказать, доделать свою работу по части санкций. И у нас посыпались санкции, которые, видимо, были в заготовках. А поскольку до 20 января времени еще достаточно, то их стали вываливать на рынок. Похоже, то, что мы видели, еще не все. Там, судя по обсуждениям, еще некоторые запасы имеются.

Собирайте все три фактора вместе — и вот вам, пожалуйста, шикарный коктейль того, что происходит. Люди сейчас обсуждают валютный рынок, а правильнее было бы обсуждать рынок финансовый, поскольку у нас на рынке акций, рынке облигаций и рынке валюты происходят взаимосвязанные процессы, и все они говорят о том, что инвесторы бегут из рублей, из риска в валюту, в какие-то инструменты и сильно нервничают.

«У многих, похоже, была совершенно нереалистичная надежда, что у Трампа есть какая-то магическая палочка, и он, как рассказывал в своих предвыборных выступлениях, за 24 часа что-то там сможет урегулировать в рамках специальной военной операции» Фото: © Allison Robbert — Pool via CNP / Keystone Press Agency / www.globallookpress.com

«Устойчивость в 2023–2024 годах — это, по сути дела, неустойчивость где-то там дальше»

— Теперь к более общим вопросам. Еще месяц назад глава ЦБ Эльвира Набиуллина заявила о беспрецедентной ситуации в российской экономике. В чем беспрецедентность?

— В моем понимании речь идет, скажем так, о кредитном поведении. Если смотреть на внешние факторы, то в инфляции показатели менее 10 процентов с замедляющимися прогнозами. По факту по итогам октября динамика грозит стабилизироваться. Так что в происходящем ничего прямо уникального нет. У нас не первый раз повышенная инфляция даже после перехода к инфляционному таргетированию. И значения я бы тоже какими-то уникальными не назвал. Буквально на рубеже 2022–2023 годов у нас инфляция была гораздо выше этих значений. Да и сразу после перехода в 2014–2015 годах инфляция тоже оказалась выше этих значений.

Уникальность ситуации скорее заключается в мотивах экономического поведения. Как мне кажется, в первую очередь на инфляцию давит кредитование, которое, несмотря на многочисленные усилия и сдерживающие меры ЦБ, устояло и продолжает расти. Именно мотивы людей, а не инфляционные показатели сейчас существенно отличаются от предыдущих периодов. И пусть мы пока в полной мере не видим резкого роста инфляции при всей сложности ситуации, у меня есть ощущение, что это в значительной степени происходит благодаря поставкам из Китая.

То есть ситуация такая, что, если бы не активное присутствие китайских поставщиков на рынке, мы могли бы уже давно иметь двухзначные темпы. Сейчас у нас довольно высокую степень нагрева внутреннего рынка демонстрирует лишь инфляция в услугах. То, что происходит в продовольствии, как мне кажется, в большей степени связано с неурожаем, а вот в непродовольственном сегменте инфляция сдерживалась поставками из Китая. Поэтому мы не в полной мере наблюдали переливание избыточного спроса в инфляционные процессы.

И вот я полагаю, что как раз поведение тех, кто берет кредиты, причем по неадекватным в моем представлении ставкам, играет здесь ключевую роль. Не то чтобы мы никогда не видели двадцатых, двадцать пятых, тридцатых ставок. Нет, видели. И даже в 2022 году некоторое время такие ставки по кредитам у нас были, однако быстро закончились. Но тот факт, что эти ставки довольно давно уже на рынке, а процесс кредитования сейчас гораздо интенсивнее, чем когда бы то ни было в иные периоды, наводит на неприятные мысли даже совершенно постороннего наблюдателя, не говоря о тех, кто в теме, как в ЦБ.

Поэтому полагаю, что уникальность и беспрецедентность ситуации — это мотивы того бума кредитования, который мы, по сути дела, переживаем и который в корпоративном сегменте даже притормаживать пока не хочет, несмотря на все усилия ЦБ. Это раз. И второй момент заключается в пониженном влиянии Центрального банка на процессы, протекающие в финансовом секторе, которые являются ключевыми в частности для финансовой стабильности в экономике. Это, собственно, то, что создает угрозу на кредитном рынке. Если бы было иначе, то никаких двадцать первых ставок у нас, конечно же, не было.

— А с чем связано такое пониженное влияние Центробанка на ситуацию?

— Если совсем кратко и общо, то причина в крайней неопределенности в экономике. Она очень высока, причем давит как на поведение домохозяйств, так и на поведение бизнеса. Такое впечатление, что очень большое количество экономических агентов (домохозяйств, компаний, представителей бизнеса) переключились в режим жизни сегодняшним днем. То есть очень мало придают значения будущему. У многих почему-то доминирует ощущение, что на год прогнозировать бесполезно, поскольку ничего не понятно. Если эта неопределенность немного и снизилась по сравнению с пиками первой половины 2022 года, то, скажем так, эти изменения непринципиальные. Похоже, что очень многие реализуют в российской экономике стратегию стрекозы из известной басни Крылова «Стрекоза и муравей». Если помните, басня закончилась для стрекозы печально. Муравей не стал ей помогать.

— Из-за такого стрекозиного поведения ЦБ не хочет или не может влиять на экономику?

— ЦБ хочет, но, похоже, что у него не выходит. Если вы думаете, что на следующий год бесполезно планировать, потому что ничего не понятно, столько всего неопределенного, столько много факторов, то, как вы думаете, какая для вас подойдет вмененная процентная ставка? Деньги сегодня против денег завтра. Если вы не видите, не представляете себе, как завтра вообще все будет протекать, то, сколько вам ни предложи в этой процентной ставке завтра, вы все равно выберете деньги сегодня. Потому что сегодня вы понимаете, что можно с этими деньгами сделать, исходя из их стоимости, машину купить, в ресторан сходить, дела как-то поделать, а что будет завтра, вы нередко даже думать отказываетесь.

Как в этих условиях сравнить деньги сегодня и деньги завтра? Именно за это отвечает процентная ставка. То есть процентная ставка — это то, насколько вы цените деньги сегодня по сравнению с деньгами завтра. И вот у таких людей, которые отказываются думать, что будет завтра, цена денег сегодня очень велика. И 20 процентов, и 30 и даже 50 как мы видим по микрофинансовым организациям, их не останавливает. Обратите внимание, и в бизнесе похожая картина — 25–30-процентная ставка по кредиту не останавливает от взятия кредита.

Такой подход стрекозы существенно осложняет работу Центрального банка. Почему? Потому что ЦБ вводит ограничения по кредиту, ставка по кредиту растет, разные нормативы ужесточаются, а люди все равно берут. И нащупать ту саму границу, на которой заемщики станут чувствительнее к стоимости кредита, возможно, еще предстоит. В этом основная проблема. Умеренные, разумные, здоровые уровни ключевой ставки и ограничения на кредитование в этих условиях, похоже, работают очень слабо.

Тут еще вопрос: как же так получилось, ведь кредиты выдают банки? Они-то что, не понимают, что происходит? У кредита же две стороны, кто-то его дает, и кто-то его берет. Так вот, штука заключается в том, что в банковском секторе — это на мой взгляд ошибка ЦБ — долгие годы формировалась конкуренция за размер. 2008–2009 годы довольно четко показали участникам рынка, что чем больше конкретный игрок, тем выше шансы, что ему окажут поддержку формальную и неформальную. Спасут в случае чего. Когда неопределенность в экономике столь высока, как сейчас, то и в банковском секторе, в том числе руководители, выбрали установку сконцентрироваться на сегодняшнем дне и в первую очередь на текущих задачах. Не слишком заморачиваясь размышлениями о будущем. Банки здесь не исключение. Вы понимаете, что есть спрос, есть кредиты, можно выдать эти кредиты, получить прибыль, получить бонусы. Какие последствия будут у этой ситуации, если заемщики в большом количестве в какой-то момент перестанут исправно платить, об этом думать тяжело, потому что много факторов. Это я уже объяснил.

А денег у государства кажется пока достаточно: бюджет с низкими дефицитами, низкий уровень долга, ЦБ виртуально может напечатать большое количество денег. В этих условиях многим стратегия максимизации вероятности поддержки представляется наиболее рациональной. А чем можно максимизировать вероятность поддержки, если ты знаешь, что чем больше банк, тем выше шансы его спасти? Правильно, становиться еще и еще больше. В идеале стать не просто социально значимым, а оказаться достаточно большим в группе социально значимых. Потому что по поддержке именно так делался выбор в 2008–2009 годах, и в этом плане ничего принципиально не поменялось.

Так что у нас нездоровая конкуренция с двух сторон. С одной стороны, приходят недальновидные заемщики, которые отказываются хорошо смотреть в будущее и слишком высоко ценят деньги сегодня, готовые платить даже неадекватные ставки, а с другой стороны банки, в которых сидят такие же люди, как и заемщики.

К сожалению, с обретением большого количества тех, кто живет сегодняшним днем, мы получили крайне неприятные последствия — очень большое количество крайне недальновидных шагов предпринимается со всех сторон. И, как результат, довольно скорый в моем понимании разрушительный процесс, безудержный процесс выдачи кредитов, не глядя на те сдерживающие меры, которые сейчас предпринимает ЦБ.

В других обстоятельствах, с другими подходами и моделями поведения людей в целом, как руководителей, так и домохозяйств, не потребовалось бы ни такого уровня ужесточения по части нормативов кредитования, ни такого уровня ставки, до которого мы уже дошли, и который по сообщениям ЦБ совершенно четко пределом не станет. Центральный Банк повысит ставку как минимум еще раз, а возможно, 2 и больше.

Обобщу. Этот кредитный рост столь значителен, в частности в потреблении, что фактически ведет к тому, что у нас практически весь рост экономики в прошлом и даже в большей степени в этом году сложился вовсе не за счет какой-то структурной перестройки, не за счет инвестиций, а за счет конечного потребления. Иными словами, все то, что называли с разных сторон удивительной устойчивостью российской экономики к санкциям, фактически является агрессивным заимствованием из нашего будущего ради того, чтобы потратить в настоящем. Устойчивость в 2023–2024 годах — это, по сути дела, неустойчивость где-то там дальше. Вопрос только в том, какого масштаба. Собственно, это природа кредита. Обратите внимание, любой кредит — это когда вы берете и тратите деньги сегодня, а завтра за них надо платить. Иначе это не кредит, а что-то другое. И в тот момент, когда по этим кредитам надо будет платить, возникнет приличная угроза устойчивости.

«Аппетиты, которые наблюдаются и которые прослеживаются на следующие годы, многих расстроили и заставили напрягаться по поводу перспектив рубля» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Этот рост почти неизбежно должен закончиться кризисом неплатежей и плохих долгов»

— Октябрьские показатели демонстрировали, что никакого импульса экономического роста уже нет и тут как бы удержаться в темпах ближе к 1–1,5 процента годовых. Пока потребительские расходы — единственное светлое пятно (плюс ВПК в обработке) на в целом довольно мрачной макроэкономической статистике.

— Все то, что я уже сказал, свидетельствует о том, что я очень отрицательно отношусь к этому росту, к подавляющей его части. В статистике мы видим, помимо роста потребления, еще и рост инвестиций, но есть важный нюанс. Дело в том, что, согласно методологии системы национальных счетов, принятой основными статистическими службами мира и одобренной ВМФ и Всемирным банком, оборонные расходы включаются в инвестиции. Снаряды и патроны фактически идут в складские запасы, а вот всяческая техника, строения, сооружения — это в основной капитал. Соответственно, у нас каждый год растет закрытая часть федерального бюджета, и она в существенной степени похоже питает рост инвестиций. В тех материалах, что я вижу и могу оценить, в существенной части гражданских секторов я роста инвестиций в принципе не вижу или он очень ограничен. Считаные единицы секторов действительно агрессивно инвестируют по меркам российской экономики. Например, IT. В частности, они замещают программное обеспечение. С сентября ведь иностранным компаниям запретили в рамках санкций оказывать услуги в этом деле российским контрагентам, и там замещение идет. Я вижу какие-то заметные объемы в номинальном выражении, которые могут указывать на ускорение инвестиций совершенно четко. А вот во многих других секторах я этого не вижу.

Если вам нужно подтверждение, одно из простых лежит на поверхности. Вы в курсе, что у Росгеологии в конце сентября случился дефолт?

— В публичном поле это активно не звучало.

— Это не очень афишировали, тем не менее. Компания со стопроцентным государственным участием занимается геологоразведкой и сопутствующей деятельностью. Вам ли в Татарстане не понимать, насколько сырье важно для российской экономики. И если госкомпания, которая занимается разведкой и прочими работами в рамках сырья, объявляет дефолт, наверное, что-то не так у нас в очень важном секторе экономики. По крайней мере с разведкой в будущем, если не с текущей добычей. И вот эти проблемы с Росгеологией четко намекают на проблемы с инвестициями во многих важнейших секторах. В зависимости от того, как мы берем, сырьевой сектор в целом или дробим его на нефтянку, уголь и так далее. Иначе у Росгеологии не было бы отбоя от заказов, а не дефолт они по облигациям объявляли.

Очень близкие похожие процессы я вижу в грузоперевозках. Если мы смотрим на грузоперевозки, то видим, что уже с прошлого года падают перевозки черных металлов, строительных грузов и так далее. То есть по большому счету есть все основания полагать, что капиталосоздающие секторы в российской экономике работают неинтенсивно. И в статистике строительства я это тоже вижу. По-моему, уже четыре месяца выпуск в строительстве около нуля год к году. То есть рост там прекратился вообще.

И таких сигналов довольно много. Есть проблемы в производстве в машиностроительных секторах. Даже оживление со сборкой, которое было в автомобилестроении, фактически прекратилось. И по итогам этого года тех же автомобилей будет собрано 700 тысяч. Это если все будет неплохо. В 2 раза меньше, чем было в каком-нибудь 2021 году, когда все жаловались, как у них не хватает компонентов, чтобы выпускать автомобили.

Таким образом, во многих сегментах, связанных с производством инвестиционных товаров, товаров длительного пользования, видно, что жизнь не похожа на бьющую ключом совершенно. Это все очень четко иллюстрирует то, что я думаю по поводу экономического роста. Я не в восторге от того, какая структура у нашего экономического роста. Не вижу структурной перестройки экономики. Не видел ее в 2023-м, не вижу ее сейчас. Небольшие изменения есть, но если вы посмотрите на структуру роста, то увидите, что в числе лидеров, например, по производству различных товаров и услуг вовсе не обрабатывающая промышленность. В разы быстрее ее растет какой-нибудь банковский сектор. Это вопрос о кредитовании. И не только он. Еще много таких же сегментов, которые вообще не сходятся с тем, какие цели и задачи я ставятся и озвучиваются чиновниками. И по ресурсам, которые сама власть готова на это затрачивать, в том числе и в федеральном бюджете, я хорошо понимаю, что, к сожалению, эти задачи больше декларируется, нежели чем в реальности ставятся и делаются попытки их решать. Ну и получаем то, что получаем.

А получаем фактически потребительский рост, в значительной степени базирующийся на кредитах, причем в 2024 году больше зависящий от них, чем в 2023-м. Ну и с таким ставками он обречен на то, чтобы быть краткосрочным. Я не верю, что такой рост может продолжаться в российской экономике хотя бы год. Почему? Этот рост почти неизбежно должен закончиться кризисом неплатежей и плохих долгов. Это будут дефолты, банкротства и в корпоративном секторе, и в домохозяйствах. И вот чем дольше этот рост продолжался бы, тем глубже был бы последующей за ним кризис.

В отчетностях компаний, которые продолжают отчитываться, можно увидеть, что там нет существенного роста инвестиций. К аналогичным отчетам за прошлые периоды его просто нет. И как результат разрыв выпуска (когда спрос превышает предложение), который накоплен за 2023–2024 годы, составляет немалый показатель. По приблизительной грубой оценке, это порядка 4–5 процентов ВВП легко. Его весь фактически нужно будет отдать. Представляете?! То есть глубина потенциальной рецессии в российской экономике, если она пройдет быстро, вот сейчас по итогам 2024 года может быть до 5 процентов. Если дальше продолжится такой рост, то глубина этой рецессии будет нарастать.

Поэтому ЦБ пытается сдуть или лопнуть этот пузырь, этот дутый рост, пораньше. Соответственно, я полагаю, что он попытается как-то проконтролировать процесс, чтобы смягчить его негативные последствия. Но я искренне полагаю, что рецессии в российской экономике уже не избежать. Настолько далеко зашли негативные процессы. Мы образовали у себя в будущем приличную слабину, для реализации которой нам вообще не нужны внешние шоки. На том уровне, куда зашел процесс, это уже неизбежно. Мы получим там кризис.

Вот ЦБ и пытается сделать пораньше и помягче. И будет пытаться, я думаю, смягчать и контролировать, чтобы это оставалось управляемым, чтобы не потерялась финансовая стабильность. То, о чем я говорю, — это явная угроза стабильности в российской экономике. Если вы помните, российские власти на протяжении как минимум 10 лет твердили нам, что стабильность — это самое большое достижение в российской экономике. Ценовая стабильность — это, конечно, тоже потеря определенной стабильности, связанная с инфляцией, но это совсем не так критично и не так страшно, как нестабильность финансовая.

— А что такая финансовая нестабильность?

— Я думаю, что вы это легко вспомните по 1998 году, когда попадала куча банков. Вот существенная финансовая нестабильность выглядит как кризис 1998 года, в более мягком виде, как кризис 2008–2009-х, а ценовую нестабильность мы видели неоднократно. И ничего, пережили без катастроф.

— Мы получим в ближайшие год-два кризис, подобный 1998-му?

— Не спешите. Я искренне рассчитываю, что нет, и точно не 1998-й. Это просто пример финансовой нестабильности, реализовавшийся в явном виде в российской экономике и нашей истории. 1998 год спровоцировал дефолт российских властей по долгу. Такого в обозримой перспективе не будет. У федерального бюджета с финансами все нормально. Я с этого начинал наш разговор. Если политика будет проводиться в том же духе, что и раньше, то в принципе о федеральных финансах я стал бы переживать в последнюю очередь. Несмотря на то что там могут быть и будут растущие дефициты, безусловно могут быть сложности, но у многих других агентов или у регионов проблем гораздо больше уже давно и будет еще больше. В общем, я за федеральный бюджет переживаю в гораздо меньшей степени, чем за остальную часть экономики, можно так сказать. Дефолта 1998 года не случится, потому что все будет по-другому. Это первое. И  второе: Центральный банк работает над тем, чтобы не случилось ничего похожего.

Да, рост замедляется. Это видно в статистике. Данные июля, августа и сентября, то есть III квартала показывают, что экономика замедляется, и довольно резко. Слава богу, мы видим, что сентябрьские данные не поддержали негативный импульс августа и, наверное, можно рассчитывать, что это проседание не будет слишком стремительным. Но я не могу сказать вам определенно, в конце уходящего года будет еще сохраняться рост или его уже не будет окончательно.

Я здесь пессимистичнее: не исключаю, что где-нибудь в конце декабря российская экономика может оказаться близкой к зоне спада или уже в зоне спада. Многие другие оптимистичнее. Тот же ЦБ. Он ждет от 2 до 3 процентов в IV квартале. Это означает положительные темпы роста в декабре. Никто уже, по-моему, ускорения в российской экономике не ждет, и даже официальный прогноз минэкономразвития, который предполагает то ли 3,9 процента или даже больше 4 процентов роста они пытались озвучить по итогам этого года. По 2025-му они уже ждут не больше 2,5 процента. То есть они тоже ждут существенного замедления с нынешних темпов роста.

Поэтому можно утверждать, что российская экономика замедляется. Это видно по статистике, это отражено во всех прогнозах, и к этому ведут все те процессы, что я описал. Рост стоимости кредитов, видно, что хотя бы на домохозяйства это воздействует. Идет урезание льготных программ — тоже большое, хорошее дело. Пусть еще недоделанное, много еще осталось льгот, которые совершенно неадекватны в моем понимании. К сожалению, они изначально были прокризисными, если о безадресной ипотеке, то прямо в момент запуска в 2020 году и таковыми остаются. Вот прямо сейчас они вредны в моем представлении. Особенно учитывая, что власти похоже явно не в состоянии контролировать правильность предоставления этих льгот. В СМИ было очень много историй. Была, например, такая, что человек вообще не имевший право на льготную ипотеку, оформил 30 льготных кредитов.

«Условно, помидоры и огурцы по 700 рублей за килограмм, по крайней мере, я уже морально готовлюсь увидеть» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Борьба с инфляцией — это приоритетная задача»

— Сейчас инфляция колеблется на уровне 8,5–9 процентов. ЦБ устами Эльвиры Сахипзадовны говорит, что не намерен делать никаких скидок для достижения цели по инфляции в 4 процента, несмотря на ухудшающиеся обстоятельства. Когда мы можем выйти на уровень 4 процентов инфляции и вообще возможно ли это?

— Да, это реально. Вопрос цены. Тут есть большие сложности. У нас есть проблемы с индексацией тарифов, в том числе ЖКХ, грузовые перевозки и так далее. Мы видим, что они в последнее время опережают инфляцию. Это большая и плохая проблема, потому что создается дополнительное инфляционное давление, потому что это в подавляющем большинстве случаев естественные монополии и не заплатить им не выходит. Значит, обойти их инфраструктуру крайне затруднительно и это рост издержек. ЦБ не может управлять этими индексациями. Когда РЖД одобряют 13,8 процента или минэкономразвития обещает в следующем году двухзначные (у них в прогнозе) индексации ЖКХ, то ЦБ в прямом виде это неподвластно. Наверное, на внутренних совещаниях они могут говорить, что так не надо поступать, это опасно для инфляции, но если они даже это и говорили, то явно не были услышаны. Это важный фактор, который осложняет выполнение инфляционного норматива, поскольку оказывает давление, увеличивая рост издержек, и осложняет задачу регулятору.

Второй момент — урожай. Второй год подряд у нас неудачные урожаи. Вопрос лишь масштаба этой неудачи. Масштаб неудачи этого года мы пока до конца не знаем. Ноябрь закончится, и подавляющая его часть будет вырисована, останется только понять, что там в личных подсобных хозяйствах. По косвенным признакам видно, что урожай там даже похуже, чем в том, что умеют считать минсельхоз и Росстат. Официальная статистика плохо видит, что происходит в малых формах хозяйствования на селе, на всяких дачах и прочее. Поэтому данный момент мы скорее прочувствуем на себе в январе. Условно, помидоры и огурцы по 700 рублей за килограмм, по крайней мере, я уже морально готовлюсь увидеть. После 2014 года где-то разумным пределом было 500 рублей. До 2014 года к нам завозили сельхозпродукцию из-за рубежа и обычные помидоры и огурцы были по 150–200 рублей под Новый год, и не напрягало это никого. Но сейчас у нас появилась эта нездоровая сезонность (связанная с нашими сельхозсезонами) и повышенным спросом как раз под январские праздники. Она никуда не исчезает, и я полагаю, что в этом году она будет еще острее, чем обычно. Потому что урожай такой вышел.

Та продовольственная инфляция, которую мы наблюдаем, как раз в значительной степени связана с неудачными урожаями последних двух лет и бороться с ней денежно-кредитной политикой очень затруднительно. Бороться с ней надо нормальной посевной и нормальной уборкой урожая. Бороться с ней надо обеспечивая условия, при которых у нас в августе не было бы топливного кризиса, как это происходит второй год подряд. В прошлом году он был прямо острый, и в этом году он похоже тоже на урожай повлиял. В августе хуже относительная динамика у нас была только в 2010 году, когда горели торфяники и засуха по стране была. А все остальные августы были лучше, чем август 2024-го, по крайней мере, по данным, которые предоставляет нам Росстат. За хорошие урожаи надо бороться. Но что-то у нас не получается бороться так, как надо.

Поэтому денежно-кредитной политикой очень тяжело бороться с двумя очень важными факторами, которые инфляцию очень здорово подогревают, это тарифы естественных монополий и ситуация с урожаем. Но даже с оговоркой на эти два момента я искренне полагаю, что остальную часть российской инфляции можно задавить, чтобы получить что-то близкое к официальным показателям. Особенно в сценарии с моими ожиданиями рецессии. Я жду спада в 2025 году на 1 процент. Это не очень много. Это заметно пессимистичнее, чем консенсус из моих коллег или ожидания самого ЦБ. У ЦБ в октябрьском прогнозе обозначен рост от 0,5 процента до 1,5. Если мы попробуем раскидать по кварталам нижнюю границу прогноза ЦБ (0,5 процента), то в большинстве разумных сценариев получится, что сам Центральный Банк не исключает рецессии в I–II квартале. Один или два квартала — это вполне реалистичная ситуация.

Именно поэтому я так смело говорю, что регулятор готов и пытается лопнуть пузырь даже ценой некоторого спада в экономике, чтобы избежать большего зла. Я его в этом поддерживаю. Я не вижу других путей разрешения той неприятной ситуации, которую описал. Если рост в российской экономике сохранится, то он будет связан с довольно динамичным кредитованием. В этом случае Центробанку по-хорошему надо продолжать с ним бороться, то есть дальше повышать ставку. У меня сценариев роста не получается в этих условиях в принципе. И я считаю себя оптимистом, потому что утверждаю, что прекращение роста в этих условиях будет рационально, разумно и здравомысляще и не будет пиром во время чумы.

Но, что специально хотел бы отметить: даже в сценариях ЦБ возможность побороть инфляцию есть, но, к сожалению, что в моих ожиданиях с рецессией, что в сценариях регулятора, это все пройдет через страдания многих здоровых бизнесов. Нездоровых тем более. Им, может, пострадать будет полезно. В конце концов одумаются, будут действовать разумнее. Если не они, то, может, кто-то, кто придет на их место после банкротств, дефолтов и прочих манипуляций.

Но мое общее понимание, чтобы ЦБ добился своих целей, экономика и гражданский ее сектор в первую очередь должны принять определенные страдания. Это мне сейчас видится как неизбежность. По-другому похоже никак. Процесс зашел слишком далеко. Страдание будет масштабным. Будут банкротства, будут дефолты. Причем я полагаю, что с банкротствами столкнутся не только малый и средний бизнес как это было для нас типично в последние годы, но и в крупном бизнесе мы увидим сложности. Опасаюсь, что с девелоперами все будет очень плохо.

— А что думает об этом минфин? Силуанов вроде бы не согласен с действиями Набиуллиной, но непонятно, в чем именно не согласен и какие видит пути в исправлении ситуации.

— Я полагаю, что никакой дискуссии по поводу того, что делает ЦБ не только в кулуарах власти, но и за их пределами между чиновниками и остальными экономическими агентами, нет и, видимо, быть не может. Попалось мне два выступления президента, одно было в начале сентября, другое было относительно недавно. Так вот, он в своих выступлениях совершенно четко высказывает поддержку действиям ЦБ. В сентябре он прямо сказал, что нужно помогать в достижении задач ЦБ, а в недавнем выступлении сказал, что борьба с инфляцией — это приоритетная задача и Центральный банк все делает правильно. Соответственно в российских условиях на этом дискуссия на данную тему заканчивается. Поскольку все остальные уровни ниже, никакой дискуссии там не будет.

Поэтому столь невразумителен минфин, и минэкономразвития, которое некоторое время назад было недовольно и позволяло себе порой довольно резко высказываться в отношении ЦБ, тоже затихло. При этом прогноз минэкономразвития резко отличается от прогноза ЦБ. По части роста однозначно. Я не верю, что этот прогноз может реализоваться. А для бюджета это проблема, потому что бюджет сделан на прогнозе министерства экономического развития. Но полемики в публичном пространстве на этот счет никакой нет. Отдельные ремарки вскользь — это максимум.

— И как вы видите в этом контексте ситуацию?

— Все достаточно просто. У минфина есть кое-какие инструменты. В бюджете 2025 года их стало меньше, чем было раньше. Льготные кредиты и какие-то еще возможности расходов. Что касается экономического развития, в бюджете 2025 года почти все урезано. Это не растущие расходы. Выбор сделан. Бюджет 2025 года нам совершенно четко говорит, что государство в первую очередь будет концентрироваться на решении важных геополитических задач. Остальное, видимо, по остаточному принципу. Если с доходами все будет складываться хорошо, в чем я сильно сомневаюсь, то полагаю, что гражданские расходы на протяжении исполнения бюджета 2025 года подрастут. Возможно, будут какие-то меры, чтобы компенсировать сдерживающее негативное влияние на экономическую активность решений ЦБ. Но я в этом не уверен, это раз.

И второе, я не уверен, что это хорошо. Почему? Потому что увеличение льготных программ на фоне попыток Центрального банка сдерживать негативные процессы в кредитовании и прочем не помогают решать задачи. Они скорее позволяют, причем некоторому количеству экономических агентов, совсем нерационально использующих денежные средства, избежать необходимости одуматься, принять верные решения, и начать оптимально использовать имеющиеся ресурсы. Я здесь как раз полагаю, что со стороны минфина было бы правильнее позволить ЦБ добиться своих целей, а уже потом пытаться приоритезировать цели расходов, наращивать расходы, льготы и поддержку именно на те направления, которые готовы развиваться. А не тем, кто под оборотку, под замещение своих средств или что-то еще берет. Это все не цель льготных программ. Кредитование оборотных кредитов не то, что должно происходить по льготным программам и чего-то похожего.

Цели развития, четкий мониторинг, по-хорошему контроль, понимание, убедиться в том, что тот, кто взял, использует деньги куда надо. Это то, в чем российское государство регулярно хромало и по результатам последних двух лет продолжает хромать уже на обе ноги. К сожалению, это наше слабое место. Поэтому я существенной пользы в этих льготных программах для корпоративного сектора не наблюдаю. Это скорее позволяет сохранять многим экономическим агентам в корпоративном секторе поведение стрекозы. А оно чревато. Если вы берете кредиты, не очень понимая, как, из каких ресурсов, за счет чего вы будете их гасить, не так важно, по какой ставке вы их взяли, важно, что вы будете их гасить и платить вам придется больше, чем вы взяли. Просто если ставка выше, то проблемы наступят раньше, а если ставка ниже, то проблемы наступят позже. Оттягивать конец — не самая лучшая стратегия, если мы говорим о масштабах российской экономики, потому что если его оттягивать, то кризис станет только жестче и затронет большее число домохозяйств и бизнесов.

— Почему?

— Разрыв выпуска, превышение спроса над предложением за это время еще больше вырастет и к сожалению, придется все уразмерить до объема невыросшего предложения. Поэтому, если берешь кредит несоразмерно и не на развитие его используешь, а, например, на замещение средств собственника, поскольку собственник заопасался, что актива может лишиться, то почти неразрешимые проблемы неминуемы. А многие ведь берут именно на это.

Посмотрите, как у нас активна Генеральная прокуратура. Посмотрите, сколько разных оснований появилось для изъятия активов у собственников. У нас тут уже и пересмотр итогов приватизации, и у нас коррупционные доходы, и временное управление разное. Ну, как вы понимаете, многие собственники могут нервничать, потому что, надо сказать, не так много новых активов было создано в российской экономике за почти 35 постсоветских лет. А даже если и было создано, то очень часто новое создавалось на базе старого, и если от старого по итогам приватизации осталась хотя бы только земля, то итоги приватизации могут быть пересмотрены. Советский Союз же не был неразвитым государством, и многие территории, на которых сейчас существуют новые активы, в советское время были освоены, принадлежали государству и были получены новыми собственниками в процессе приватизации. Возможно, ничего ценного на этих территориях не было, но она была близка к транспортным путям, к чему-то еще, где появился новый актив. Так вот, пересмотр итогов приватизации в рамках этого почти с нуля созданного актива, но не совсем с нуля, а просто по основанию, что земля была приватизирована с ошибкой, может лишить собственника всего.

А много вы таких мест найдете, где можно было, не приватизировав и не купив у государства ничего, что-то получить в постсоветское время? Государство же являлось собственником всего, и основной процесс перехода собственности как раз и происходил через приватизацию. И еще один очень важный момент, если вы купили у того, кто приватизировал, то есть вы вообще добросовестный приобретатель, не вы приватизировали, не вы нарушали, то все равно ваши права на этот актив не определены. Точнее, даже так — у вас их нет! Идите разбирайтесь с бывшим собственником, который нарушил закон о приватизации.

«Рост нагрузки налогового и околоналогового характера только за счет пересмотров налогов и утильсбора — это 3,6 триллиона рублей на следующий год, а дальше — больше» Фото: «БИЗНЕС Online»

«Налоги будут расти на всех, на кого можно»

— Ряд экономистов считает, что для поддержки бюджета будут повышаться налоги. Повышением налогов — и для физлиц, и для компаний — планируют ликвидировать часть дефицита бюджета. Это действительно так? Что и насколько увеличат?

— Да, налоги будут расти на всех, на кого можно. К сожалению, это, наверное, одна из немногих четких и понятных стратегий государства в отношении экономической политики. В следующем году у нас вступает в силу налоговая реформа, и в рамках этой реформы мы получим рост налогообложения как физических, так и юридических лиц. Налоги на прибыль, ряд других специальных налогов, НДПИ, вырастут акцизы, кое-что еще. Перекручиваются и подкручиваются налоговые инструменты с тем, чтобы увеличить нагрузку на наиболее крупные объекты упрощенки. Налоги по ожиданиям минфина должны обеспечить прирост доходов бюджета на 2,6 триллиона рублей, что немало.

Обратите внимание также на утилизационный сбор. Сейчас же у нас ввели утильсбор, который касается не только автомобилей, но и спецтехники разной. А с 1 января свежевведенный утильсбор еще и вырастет. Причем на величину, по многим позициям сопоставимую с тем приростом, который получили с 1 октября. Вот настолько они торопятся. Автомобили в рознице уже начали дорожать и будут дорожать дальше. Денежно-кредитной политикой остановить этот процесс очень тяжело. Можно задушить потребительский спрос на автомобили так, что производитель и даже импортер примет все, в том числе весь утильсбор на свой баланс. Но я подозреваю, учитывая масштаб этого утильсбора, что в таком случае мы будем иметь дело с банкротствами импортеров, а возможно, и кого-то из производителей. Вот этого, конечно, хотелось бы избежать. Но аппетиты у государства в отношении утильсбора немаленькие — 1 триллион в следующем году.

То есть, рост нагрузки налогового и околоналогового характера только за счет пересмотров налогов и утильсбора — это 3,6 триллиона рублей на следующий год, а дальше — больше. Судя по тем дискуссиям, которые я слышу весь последний год, а реально и больше, что все, кто может, ищут дополнительные источники доходов для бюджета. Поэтому я не буду удивлен, если мы увидим дальнейший рост налоговой нагрузки, просто вопрос в каких формах. В виде налоговой или квазиналоговой, прямой или косвенной.

— Глава российского правительства Мишустин говорит, что произойдет дальнейшее сокращение ненефтегазового дефицита и возвращение к бюджетному правилу, что должно оказать сдерживающее влияние на инфляцию. Вы согласны с такой оценкой? Бюджетное правило будет работать с юанем?

— Мне кажется, что премьер-министр у нас оптимист. Полноценно вернуться к бюджетному правилу сейчас не представляется возможным. Я полагаю, что в следующем году, несмотря на налоговую реформу, на утильсбор, на рост налоговой нагрузки на экономику, не получится с доходами у бюджета так, как ожидают в правительстве.

Я просто боюсь, что не по карману российской экономике возврат к бюджетному правилу. Минфин, конечно, может какое-то время продолжать имитировать работу в рамках бюджетного правила, хотя уже несколько раз от него отходили. В моем понимании развитие ситуации не позволяет рассчитывать на полноценный возврат, разве только ценой еще более существенного усугубления ситуации в экономике за счет того, что приличная часть гражданских расходов будет урезана и вообще за счет того, что расходы бюджета на развитие сократятся до неприлично низких значений.

А по поводу юаня, где и что покупать, это мелочь. В моем понимании главное — это выйдет или не выйдет вернуться к правилу, по сути. А пока будет возможность, то да, операции будут проводить с юанем. На евро и доллар никто переходить не станет. Для это нет ни возможностей, ни основания.

— С приходом к власти в США Дональда Трампа возникает некоторая неопределенность с дальнейшим развитием санкционного режима в отношении России? Уходящие демократы сейчас пытаются его усилить, а что дальше?

— Как поведет себя новая команда Белого дома по отношению к России, пока неясно. Но из того, что можно сказать уже наверняка, ясно одно — мировая экономика замедляется, и те меры, которые предпринимали для поддержания роста те же США, Китай, похоже, довольно скромно воздействуют на экономическую активность. Как результат, это ведет к падению спроса на различное сырье. А мы поставщик приличного количества различного сырья на мировые рынки. И, как результат, это создает неблагоприятную конъюнктуру для экспортеров, когда дорогая транспортировка на дальние расстояния делает невыгодными поставки тех или иных товаров, и упрощает введение санкций. В такой среде вводить санкции против России становится проще по многим сырьевым позициям.

Я ожидаю, что экспорт будет продолжать снижаться под воздействием этих двух факторов — сокращающегося спроса на сырье и увеличения санкционной нагрузки. Но из-за рецессии в следующем году снизится и импорт.

Все разговоры о том, что санкции неэффективны, каждый здравомыслящий человек должен оставить хотя бы по итогам этого года и кризиса с неплатежами, про которые только ленивый не написал. Понятно, что санкции работают. Вопрос, какой ценой удается их обходить. Я вам хочу сказать так: чем дешевле товар, который ты продаешь, тем более тяжелее и затратнее для тебя становится обходить санкции в относительном выражении. Когда, условно говоря, тонна угля стоила 200 долларов, гораздо проще было обходить санкции, чем когда она стоит 100 долларов. А если у вас Китай с начала этого года берет и вводит пошлины на импорт угля, то вот вам пожалуйста, мы видим существенные сложности в нашем угольном секторе. Очень может быть, что здесь тоже будут жертвы, как и у девелоперов. То, что нас ждет впереди, будет гораздо шире, чем проблема с ипотекой, девелоперами, потребительскими компаниями и чем-то еще.

— А с нефтью что будет?

— Я пессимист по нефти. Я жду 45 долларов за Urals (российская марка экспортной нефтяной смеси) и где-то 55–60 долларов по Brent уже в следующем году. Я полагаю, что темпы роста мировой экономики будут столь низки, что энергетическое сырье еще подешевеет.

— А рентабельно будет работать нашим нефтяникам при такой цене и дополнительном транспортном плече для обхода санкций?

— Надеюсь, что да. Но, подчеркиваю, надеюсь. Это большой открытый для меня вопрос. Тут, наверное, самое главное, чтобы судоходство по Суэцкому каналу не прекратилось из-за резкого обострения ситуации на Ближнем Востоке. Нефть-то может и подорожать в ответ на это, но этого все равно может не хватить, чтобы отправить танкеры вокруг Африки. А на ближайших плечах много покупателей уже не найдешь. Для нас важно, чтобы возможность отправлять грузы, и как можно более короткими маршрутами, сохранилась. Опять же время получения денег. Вокруг Африки — это плюс пара месяцев к сроку поступления средств к экспортеру. Тоже отдельная большая сложность.

Поэтому да, угроза есть, но при 45 долларах за баррель экспорт нефти, в том числе, из портов Балтики и Азово-Причерноморского бассейна в Индию и Китай все еще рентабельное мероприятие. При этом я не жду, что какие-то хорошие показатели по прибыли будут у нефтянки. Удешевление рубля в полной мере не компенсирует сокращение цен на нефть. Но будет просадка импорта, будет меньше спрос на иностранную валюту из российской экономики и это рубль поддержит. Но для сырьевого сектора, для многих нефтяных компаний, это сложно.

— Что у нас с оттоком капитала? Он продолжается или деньги крупного бизнеса начали работать в России? Пишут, что даже некоторые крупные капиталы начали возвращаться. Это правда?

— Отчасти. Действительно, в 2022-м и частично в 2023 году был возврат капиталов, в том числе из-за санкций. Но в текущем году таких новостей мне уже не попадалось. Я полагаю, что все, кто хотел вернуть капиталы, их вернули. Может быть, есть какие-то небольшие локальные потоки, но это очень скромно. Отток, к сожалению, все равно преобладает. Это видно по данным Центрального банка. То есть он никуда не исчез, но в масштабах радикально сократился.

— Западные аналитики продолжают с упорством ждать и надеяться, что российская экономика все-таки пойдет вразнос и посыплется.

— Противостояние между Россией и теми странами, что вводят санкции, — это борьба неравных сил. С той стороны против нас действуют экономические тяжеловесы. Но ограничительные меры даются им достаточно непросто, поскольку оказывают и на них негативное влияние. Даже если не прямое экономическое, то косвенное через репутацию. Многие из них перегружены долгом, у них много своих проблем. И санкции против России эти проблемы увеличивают. И, в принципе, те сложности с которыми сталкиваются крупнейшие из стран, вводящих против России санкции, их лидеры, оставляют нашему государству шанс устоять при грамотной политике. Вместе с тем в среднесрочном горизонте мы не можем говорить о своей экономике, исходя из посылов про рост и развитие. Это важный момент.

Дальнейшие перспективы я бы оценил так: за радость этих двух лет придется заплатить. Кредиты не бесплатны. Ставка по ним сейчас высока, и за них придется расплатиться. Ближайшая рецессия, которую я ожидаю, может смениться небыстрым ростом. Никаких 3–4 процентов и даже среднемировых темпов, конечно, не будет. Хотя посмотрим еще, какие будут среднемировые.

У мира тоже наступают нелегкие времена. Рост сейчас не гарантирован ни Европе, ни Соединенным Штатам, ни даже Китаю. Даже вероятность рецессии в КНР сейчас гораздо выше, чем несколько лет назад. И долговой кризис, который может случиться и про который много говорят, — в значительной степени про США и Китай. Любая из этих стран, если не справится с проблемами, может породить очень тяжелый мировой кризис. И в этом смысле крах может ждать очень приличное количество экономик мира, помимо России. Давить экономическими санкциями на нашу страну в этой ситуации будет не всегда просто.

Что касается нашего обрушения, то я его в свои базовые сценарии не закладываю.