Почему так популярны сериалы? На этот вопрос попытались ответить лекторы центра современной культуры «Смена». В минувшие выходные преподаватели Высшей школы экономики дискутировали на тему «Как и почему интеллектуалы полюбили массовую культуру». О том, как сериалы могут изменить современную социокультурную ситуацию и при чем здесь «публичная сфера» Хабермаса, узнавал корреспондент «БИЗНЕС Online».
Александра Талавер |
СЕРИАЛ КАК НОВЫЙ СЛОМ МОДЕРНОСТИ
Преподаватели ВШЭ рассказали казанцам о феномене современного сериала — как на фоне кризиса большого кино телевидение меняет наше представление о нарративе и становится искусством будущего. Мероприятие прошло в рамках совместного проекта центра современной культуры «Смена», философского журнала «Логос» и телеком-провайдера «Дом.ru». Эксперты вместе с аудиторией рассуждали, зачем нам прошлое и что такое труд и досуг в постиндустриальном мегаполисе, рассматривая поставленные вопросы в разрезе популярности современных сериалов. В частности, на поставленные вопросы ученые отвечали, отсылая к таким сериалам, как «Во все тяжкие», «Оттепель», «Бригада», «Улица разбитых фонарей», «Безумцы», «Черное зеркало», «Как я встретил вашу маму», «Прослушка», «Девчонки», «Как преуспеть в Америке», «Теория большого взрыва».
Первый день начался с лекции «Лихорадка чтения XVIII века и сериальная лихорадка XXI века» культуролога, преподавателя факультета дизайна Высшей школы экономики Александры Талавер. В своей лекции она рассказала о параллелях между современной ситуацией повального увлечения сериалами и популярностью чтения в XVIII веке, «которая оказалась одним из ключевых моментов для развития культуры модерна». По мнению Талавер, появление такого нового массового продукта потребления, как сериалы, «нуждается в исторических отсылках для осмысления новой ситуации и нового слома модерности».
Лекция началась с краткого экскурса в историю появления романа как продукта массового потребления. «Роман как новый жанр формировался и набирал огромную популярность в XVIII веке. Путешественники, оказавшиеся в то время в Германии, писали: «Здесь людей перекармливают чтением, как гусей лапшой». В XVIII веке происходит формирование буржуазии как независимого, противостоящего аристократии класса, который начинает осознавать себя через чтение. Именно через чтение в общественную жизнь приходят женщины и другие социальные группы, находившиеся от нее в стороне до появления беллетристического романа», — рассказала Талавер.
По словам лектора, «тогда же формируется мелодраматическое воображение как определенный вариант оформления собственного опыта». Мелодраматическое воображение предполагает, во-первых, четкое представление о добре и зле, во-вторых, особый акцент на деталях повседневности. Роман в XVIII столетии становится средством социализации, он содержит в себе определенные наборы социальных норм. «Важно понимать, что романы приходят на смену священным текстам. Роман становится первым жанром светской литературы, который обретает такое широкое распространение, вытесняя Библию».
Здесь лектор подчеркивает аналогию истории романа и современных сериалов. «Дискуссия по окончании сериала Breaking Bad была связана с возможностью рая, ада и искупления в современном мире. Таким образом, современные сериалы переходят границу светской религиозности». Чтение романов, по словам Александры, способствует появлению у читателя частного, индивидуального переживания.
ДОСУГА СТАНОВИТСЯ СЛИШКОМ МНОГО
— Сериалы, по формальной организации отсылая к романам, которые породили создание и развитие публичной сферы, потенциально имеют возможность стать независимыми агентами в поле такой разорванной и неоформленной публичной сферы, как интернет, — считает Талавер. Она выделяет четыре пункта, позволяющих сравнивать сериальную лихорадку и лихорадку чтения XVIII века.
Во-первых, сериалы выпускаются частными компаниями, которые борются за рейтинг и конкурируют между собой. Коммерческий интерес заставляет производителя работать над повышением качества продукта и, соответственно, над повышением рейтинга. В контексте подобного сравнения можно провести аналогию с романами, которые издавались независимыми книгопечатниками, а не церковью и не государством. Во-вторых, «важным моментом, объединяющим сериалы и романы, является возможность идентификации зрителя с героем, чувство эмоциональной связи с ним». Третий тезис основан на социальной критике, присущей роману и современному сериалу. Последний пункт связан с досуговой практикой, то есть к сериалам точно так же, как и к романам обращаются в моменты свободного времени. «Если говорить о современности, то мы видим, что досуга становится слишком много, а работаем мы слишком мало, культурных продуктов тоже слишком много».
Говоря о популярности американских сериалов в России, Талавер отмечает, что социально-критический момент, важный для отстранения американского зрителя от собственного контекста, в России выступает как средство эстетизации чужой культуры. Резюмируя свое выступление Талавер сообщает, что «сериалы как романная форма отсылают к XVIII веку, к ситуации формирования жанра, который, в свою очередь, формирует публичную сферу. Публичная сфера сейчас находится в разорванном состоянии. Сериалы, обладая характером романной формы, являются тем самым, что способно организовать публичную сферу и задать в ней определенный вектор критики, который никто кроме них задать не способен. Для создание подобного вектора когда-то и нужна была лихорадка чтения XVIII века», — заключает Александра.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 16
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.