Статья помощника президента РФ о фактической победе матриархата в современном мире стала предметом для обсуждения на этой неделе. Подключился к нему и политолог Руслан Айсин. Он анализирует позицию Владислава Суркова, прекрасно вписавшегося «в мозаичный мир постмодерна», и размышляет об отечественном менталитете. Государство как ложное мужское начало, родина-мать и редкий путь открытого вызова диктату тирана-отца — об этом в материале автора «БИЗНЕС Online».
Руслан Айсин
ТИПИЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ПОСТМОДЕРНА
Помощник президента России Владислав Сурков написал колонку в журнале «Пионер» о фактической победе матриархата в современном мире. Местами мысль Суркова, до недавнего времени бывшим главным демиургом российской внутренней политики, кажется правильной, словно прозрение находит на него, испускается отрезвляющим эфиром, а потом волнами уносит в привычное ему смешение всего и вся, в «прозрачное опьянение» дионисийских практик.
Сурков говорит о тотальном феминизме и вроде как пытается спорить с могучим ходом времени, но потом внезапно осекается и пускается в пространные рассуждения о цифровой экономике, которую породило женское сознание. А ведь Сурков, когда-то трудившийся в должности вице-премьера, сам отвечал за инновационное содержание российской экономики. Вот в этом весь наш герой. Он — типичный представитель постмодерна — клянет современное время, но в то же время преклоняется пред ним, он обвиняет женщин в развале великих империй прошлого и почему-то обвиняет «бабий» XVIII век российской истории в дискредитации абсолютизма. Екатерина Великая для него — носительница чуждого понимания монархизма.
Ведь Сурков сам соткан из двух противоречивых матриц. По отцу он — чеченец. Мои знакомые чеченцы говорят, что его отец был офицером ГРУ, он заложил ему генетический фундамент мужского видения мира, агрессии и воли к преодолению, что дало ему возможность пробраться на самый верх политического олимпа. Но по матери — еврей, значит, по этой линии у него доминирует женская гармоника и особый гештальт, присущий этому древнему народу. Кстати, известный австрийский исследователь Отто Вейнингер на изломе XIX века в 23-летнем возрасте написал докторскую диссертацию по теме мужского и женского сознания. Но самая его нашумевшая работа называлась «Пол и характер», где он описывал эти два начала с очень, скажем так, нетривиальных позиций. По его мнению, мужскому полюсу присущи высокий уровень развития сознания, созидание и аскеза. Женское же выступает носителем одномерной модели сознания, непродуктивности и чувственности. Носителями «женского» начала выступают помимо женщин также и мужчины из числа евреев и чернокожих. Стоит оговориться, что Вейнингер сам был евреем и от собственных выводов пришел в ужас, покончив в итоге жизнь самоубийством.
Владислав Юрьевич, конечно, такие острые и экстремальные выводы не делает. Он набрасывается на феминизм, упрекая его в тоталитарности и всех прочих бедах. Бесспорно, есть вина в эпохе и нет истины в вине (скаламбурим в сурковском духе). Но тут важно то, что Сурков сам хорошо вписался в мозаичный мир постмодерна. Он ваял политические сосуды, выкачивая оттуда содержание и смыслы, создавал симулякры и мир искусственного счастья. Его время — это бесконечный «день Суркова» с бесцельным повторением одного и тоже. «Вечное повторение равного», — в свое время написал великий Ницше и от этой мысли впал в безумие. В свое время Владислав Юрьевич написал роман «Околоноля» и подписал его псевдонимом Натан Дубовицкий. Дубовицкая — девичья фамилия его супруги. Вопрос читателям: какое же начало — женское-материнское или мужское-отцовское — взяло верх в этом случае у Суркова?
В РОССИИ ВСЕ ПАРАДОКСАЛЬНО ПЕРЕВЕРНУТО
В России все парадоксально перевернуто. Здесь политические правые — это левые, а правые — это либералы. Здесь «бьет — значит любит», а временное — самая постоянная величина. Это настоящий мир Суркова, где белое спокойно может стать черным, если вдруг об этом объявят по центральному телевидению. Правды нет, есть ее частицы, растворенные в потоке никчемной информации.
Попробуем разобраться, на каком полюсе Россия в этом нескончаемом противостоянии мужского и женского.
Специфика нашего менталитета такова, что в нем коренится глубокая неспособность к рефлексии; мы видим отсутствие воли к тому, чтобы брать ответственность за свою судьбу, судьбу страны в собственные руки. Патернализм выдается за некую «особенность духа», инаковость, отличие от остальных «неправильных». Инфантилизм восприятия проецируется на все стороны жизни. Любое изменение, даже в лучшую сторону, воспринимается как слом «традиционных устоев», как покушение на сакральное.
Население всецело уверено в том, что оно есть порождение родины, ее сынóвья ипостась, а государство выступает как ложное мужское начало. Это восприятие себя как «маменькиного сына», вечно опекаемого, капризного, но всегда стремящегося под ее теплое крылышко. Инфантилизм проявляется в чрезмерной эмоциональности, нежелании брать ответственность, перекладывании ее на отца — государство, «а мать все поймет, простит». Она же мать.
Поэтому у нас родина — это мать, отсюда «Родина-мать зовет», «блудные сыны Родины» и т. д. Родина содержит в себе образ природы, женского, прекрасного — березы, как символа вечно молодой и красивой девы-матери.
Эта мифология, как ничто иное, точно и хлестко указывает на природу российского менталитета, так как изначальное, аутентичное скрыто в глубинах бессознательного, куда оно выталкивалось поколениями. Тираническое правление оттого и приживалось тут, что оно занимало третью недостающую позицию — мужского. Но только — псевдомужского. Государство, чьим воплощением и был государь, выступало в роли строгого отца, которого так не хватало «маменькиному сынку».
Иногда сын, чувствуя сильную строгость отца, уходил в себя, сближался с матерью, грезил о природе, идеальной Софии. Соловьев, Блок и другие интеллектуалы Серебряного века ждали Софию, чистую Русь, девственную. Здесь пробуждался эдипов комплекс, ревность к отцу, который занимал слишком много пространства в их бытии, не давал выхода «духовной энергии», под которой понималась женская энергетика.
Это наглядно проявилось в массовом сектантском движении скопцев, вышедших из хлыстов, кастрированных по собственной воле искателей духовного пути. Они считали, что мужское, которое у них ассоциировалось с материальностью, мешает подлинному преображению. Они были настроены против официальных властей и церкви. Особо почиталась у них Богоматерь, которая воплощалась в девушках в каждой общине.
Конечно, можно вывести их генезис к раннехристианским ересям богомилов, катаров и даже иудейской общине ессеев. Но сути это не меняет. Женская ипостась особо проявилась на этой почве. В крестьянской России, которая в трехчастной системе Дюмезиля и в интерпретации древних кастовых определениях однозначно принадлежит к третьему сословию, выше — жрецы и воины; сословию, где наиболее плотно представлен именно женский аспект.
ЯЗЫЧЕСКИЙ РИМ — КАК МУЖСКАЯ НАСТУПАТЕЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ, ЭТО ПЕРЕВЕРТЫШ
В матричной системе женского начала главные элементы — это стабильность, очаг, земля, семья. В мужской же — воля, риск, воинская доблесть. Государство берет на себя эти функции, как бы лишает их возможности для подлинного проявления. Оно покрывает саму потенциальную вероятность «мужского бунта», заменяя ее собой как симулякром.
Он воплощен в обожаемом Сурковым имперском Риме, как в теневой стороне мужского, его внутреннего демона, темного двойника, берущего верх над светлой стороной. Это агрессивный языческий принцип. Языческий Рим — как мужская наступательная сущность, это перевертыш. Он заглушает истинно мужское, подавляет его, а потом сам вырождается в женское, уступает давлению Великой Матери. Поздний Рим — тому яркое свидетельство.
В России государство, позируя как мужское, «прихватывало» родину-мать с ее сыном-народом, который, по своей сути, ее хтоническая, безрассудная сторона, — и устанавливал порядки. Сын-народ покорялся: он боялся и восхищался, и ненавидел своего отца одновременно. В этом амбивалентность чувств россиян к государству. Любят и проклинают в одном порыве. Ругают власть на кухнях и млеют перед его величием и монументальной статью в кабинетах и площадях.
Часть, как было показано выше, не в силах совладать с этим, добровольно оскопляла себя, «уходила в духовной мир», сбегая от отцовского кнута внутрь себя, заплатив при этом высокую цену. Кто-то избирал путь открытого вызова диктату тирана-отца.
А что Сурков? А он создавал химеры, симулякры и находил утешение там. В отличии от Вейнингера его судьба сложилась более успешно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 53
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.