«Нельзя сказать, что Грозный зависит от Москвы, скорее наоборот»

5 октября глава Чечни Рамзан Кадыров отпраздновал свое 42-летие, в этот же день прошли праздничные мероприятия, приуроченные к более масштабной и значимой дате — 200-летию основания Грозного Фото: skfo.gov.ru

«РОССИЯ — ЭТО ДО СИХ ПОР ЛОСКУТ: РАЗНОМЕНТАЛЬНЫЙ, ПОЛИЭТНИЧЕСКИЙ, ПОЛИКОНФЕССИОНАЛЬНЫЙ»

5 октября глава Чечни Рамзан Кадыров отпраздновал свое 42-летие, в этот же день прошли праздничные мероприятия, приуроченные к более масштабной и значимой дате — 200-летию основания Грозного. В столицу Чеченской Республики слетелись многоженство статусных гостей, по традиции были салют, концерт и чествования. В общем, все как всегда.

Тут интересно другое: Грозный сыграл значительную роль в истории страны, так же как и Казань, взятие которой в октябре 1552 года открыло Московскому княжеству дорогу на восток. После Казани поочередно пали Астраханское и Сибирское ханства. История страны — это сплошные парадоксы и символические синхронизации, если вспомнить теорию Карла Юнга. Вот типичный пример: царь Иван Грозный подчинил Казань, крепость, которой суждено будет стать столицей Чечни, назвали Грозной. А основание крепости было заложено в символический не только для нашей страны день — 22 июня. Эти и другие знаки есть указание на особое нахождение Грозного в пантеоне отечественной истории, а современная история и вовсе закручена в сложный узел, но об этом чуть ниже.

Основание крепости было обусловлено тем, что Российская империя вела войну за покорение Кавказа. Кавказская война — под таким названием она вошла в историческую науку. Кавказ всегда выступал особой территорией, непокорной, гордой, самобытной. Эти мифические места, где был заточен Прометей или где Александр Македонский возвел стену против хтонических народов Гоа и Магога, — краеугольный камень Евразии. Небольшой горный участок земли выступал и выступает центром притяжения и напряжения. За обладание этими горами сходились в бою империи, здесь вдохновлялись и творили Лермонтов и Толстой, отсюда родом Сталин; Кавказ возвеличивал и ломал судьбы. Часто так случалось в истории, что колонизированные народы и пространства начинали оказывать прямое или опосредованное влияние на метрополию. Она, естественно, пыталась сопротивляться, но все же продолжала деформироваться под влиянием колоний. Центр тщательно следил за идеологической и политической доминантой. На остальное у него часто не было сил. Империи отпускали свои колонии — вынуждены были, а сами преобразовывались в национальные государства.

Магия Кавказа очевидна, геополитическая ценность неоспорима. В свое время один из чеченских общественных деятелей выдвинул концепцию «цивилизации гор», куда входила Чечня. Здесь тоже есть определенная разнополюсная синхронизация с Казанью, которая была наследницей «цивилизации степи»: могучие тюрки прошли по Евразии и сшили это пространство в политический проект. Славяне и финно-угры — носители лесного и лесостепного начала. Кумулятивное сочетание этих трех начал и составляет исходный политический код евразийского проекта. Как бы ни старалась Москва свести на нет влияние степного-тюркского и горного кавказского начал на содержание внутренней политики, она не в состоянии всецело исполнить задуманное. Северный Кавказ с юга подпирает страну, а Поволжье, находящееся в орбите татарстанского влияния, скрепляет запад и восток России. Россия — это до сих пор лоскут: разноментальный, полиэтнический, поликонфессиональный, с ярко проявленным противостоянием по линии центр – регионы.

«Если Москва первая столица страны, Питер — вторая, Казань — третья, то Грозный затесался где-то между ними» Фото: skfo.gov.ru

«ЧЕЧНЯ ДАВНО ПЕРЕСТАЛА БЫТЬ СТАТИСТИЧЕСКИМ РЕГИОНОМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ, ОНА НЕЧТО БОЛЬШЕЕ»

Возвращаясь к теме основания Грозного, необходимо обрисовать фон того времени. Российская империя после успешного завершения разгрома наполеоновской армии устремилась на юг, начав новую колониальную экспансию. Закавказье ей виделось новой территорией, которая откроет путь империи дальше и окончательно принудит Османскую империю склонить голову. Начиная с 1817 года входит в практическую фазу реализация масштабного проекта по созданию военных поселений, империя окончательно переходила на казарменный режим. Кавказская война тому способствовала в немалой степени: задумавшаяся как легкая завоевательная кампания, она растянулась на долгих 50 лет. Большая империя с большим трудом и огромными потерями с двух сторон покоряла непокорные народы.

Санкт-Петербург видел военные поселения как колонии на чуждой земле, отгороженные от остальной России. Закавказье ждала участь военных поселений. Только короткий срок советского периода не был ознаменован войнами и стычками на этой земле. Кавказ слишком горяч, чтобы им обладать без разрешения. Хоть и говорят, что метрополия несла цивилизацию на штыках, но это было не всегда так. Достаточно почитать, как чиновники тех лет относились к провинции: министр внутренних дел Виктор Кочубей писал Алексею Аракчееву, что выехать из колонии под Новгородом, переправившись с правого берега Волхова на левый, было для него все равно что претерпеть «какую-то революцию глобуса» и попасть «из области образованной в варварскую страну». Центр часто не понимал колонизированные территории. Он считал их варварами и дикарями, применял к ним особые методы управления.

Две чеченские военные кампании уже в новое время наложили свой отпечаток на облицовку страны, стали определяющим фактором внутренней политики, ее судьбоносным ресурсом. Постсоветская ельцинская Россия вновь была вынуждена покорять Чечню, заключать мир с независимой Ичкерией, принимать в Кремле горцев в папахах, которые взирали на потерянного Бориса Ельцина глазами победителей. При подписании мирного соглашения в Хасавюрте в 1995 году зажглась звезда ныне покойного генерала Александра Лебедя, который стремительно набирал политические очки, и во многом голоса его избирателей на президентских выборах 1996 года предопределили исход голосования в пользу еле живого Ельцина. Хасавюрт развернул страну, начертал ей судьбу. Вторая чеченская кампания, по сути, утвердила Владимира Путина президентом страны, «узаконила» его в деле. Именно Грозный «решал», куда направится Россия и кто будет заседать в Кремле.

Шутка ли, конструктор модели «суверенной демократии», демиург внутренней политики путинской России Владислав Сурков — чеченец по отцу, чья фамилия… Дудаев. Вот еще одна парадоксальная символическая синхронизация: Россия воевала в Чечне с генералом Джохаром Дудаевым, а другой Дудаев выстраивал под Путина идеологические химеры. Россия до сих пор носит в себе травму участия Дудаевых в своей судьбе.

И сегодня фактор чеченского силового и политического присутствия во внутренней и внешней жизни страны едва ли не перевешивает все остальные. Нынешний глава республики Кадыров — это и Сирия, это и «пехота Путина», это и радость, и печаль Владимира Владимировича. Нельзя сказать, что Грозный зависит от Москвы, скорее наоборот. Это Кадыров чуть ли единственный в первом эшелоне элиты смог одержать аппаратную победу над всесильным главой «Роснефти» Игорем Сечиным, это ему фактически отдано на откуп министерство по делам Северного Кавказа. Кстати говоря, в России, как, к примеру в Англии, никогда не было министерства по делам колоний. Рамзан Ахматович по большому счету единственный политик регионального уровня (но по степени влияния он, конечно, федерального масштаба фигура), кому позволено говорить и делать то, о чем другие лидеры и думать боятся. Чечня давно перестала быть статистическим регионом Российской Федерации, она нечто большее. Если Москва — первая столица страны, Питер — вторая, Казань — третья, то Грозный затесался где-то между ними.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции