Наши кварталы красных фонарей: где сто с лишним лет назад гуляли казанские мастеровые и солдаты

Светлана Малышева презентует свою книгу

«ЛОГОВИЩА МОКРЫХ УЛИЦ»

В Казани было два места, где традиционно локализировалось большинство дешевых публичных домов и притонов. Это так называемые «логовища Мокрых улиц» (Мокрые улицы — Первая, Вторая, Задняя, Передняя, Поперечная в Мокрой слободе во 2-й городской части, в районе современного железнодорожного вокзала) и улица Пески в Суконной слободе в 4-й городской части, практически на границе 4-й и 1-й частей.

Хотя в некоторых официальных документах утверждалось, что публичные дома на улице Пески в 4-й части города существовали с 1860-х годов [1] , на самом деле история этих заведений намного более давняя. Во всяком случае, существование «веселых домов» на Песках и в Мокрой слободе источники фиксируют уже в 1840-х годах [2]. Вероятно, не регистрируемые официально бордели и притоны существовали там и раньше.

Традиционную локализацию злачных мест подтверждают и сведения о проживании публичных женщин. Так, в официальных списках публичных женщин 1859 года с указанием места их жительства (и, нередко, «места работы») эти данные обозначены у 183 проституток из 274. Из 183 проституток 71 проживала во 2-й части и 67 — в 4-й (в общей сложности во 2-й и 4-й части проживали, 75,4% проституток). Кстати, 5 проституток указали в качества места проживания 5-ю часть (Татарские слободы), одна — 3-ю и 39 — 1-ю, «дворянскую» часть [3], то естть специфический национальный и «аристократический» районы города. Но в татарских слободах девушки, скорее всего, только жили, но не «работали» (об этом см. ниже). В одном из списков казанских публичных домов 1882 года было четко заявлено, что в 1-й и 3-й части Казани домов терпимости нет [4] , 5-я и 6-я части в документе даже не упоминались [5].

Что же касается аристократического центра, то «разврат» осуществлялся здесь скрыто, на частных квартирах. Например, высокооплачиваемые и чаще всего тайные (незарегистрированные) проститутки (а были и такие, что получали от 90 до 120 рублей в месяц [6], что было сопоставимо тогда с жалованьем врача, доцента университета [7]) снимали нередко весьма дорогие квартиры, где и принимали «гостей». Но заметнее жителям этого района были дешевые проститутки-одиночки, приходившие на промысел и в «аристократическую» часть города. Так, горожане из образованных слоев неоднократно сетовали в газетах, что они промышляли по вечерам на аллеях городского Черноозерского сада и на Большой Проломной улице [8]. Как писал Н. Порошин, «на Проломной улице, на Черном озере можно встретить много, может быть, и раскаявшихся, но все же не исправившихся грешниц (...) Жертвами случайных встреч с ними делаются мелкие мастеровые, приказчики, а подчас и несовершеннолетние (...)»[9]. Одиночки промышляли и в других садах городского центра, например, в саду «Эрмитаж» и саду Панаева в 3-й городской части. Так, в августе 1909 года одна из казанских газет сообщала о краже проститутками денег у крестьянина Лаишевского уезда Сергея Захарова, владевшего рядом пивных лавок. Захаров, гуляя ночью по садам Панаева и «Эрмитаж», познакомился с двумя девицами (газета именует их «певичками», речь идет о так называемых «хористках», см. ниже), с которыми затем отправился в бани Данилова. После такого времяпрепровождения владелец пивных лавок обнаружил пропажу 500 рублей [10]. Обилие «секретно промышляющих» в 1-й части проституток-одиночек даже побудило Проституционный комитет в 1882 году открыть здесь место медицинских осмотров проституток наряду с двумя местами осмотров в 2-й и 4-й частях, традиционных территорий локализации борделей и притонов [11].

Услуги официально существовавших публичных домов на Песках находили широкий спрос как среди мастерового и студенческого населения, так и среди солдат располагавшихся неподалеку казарм. Официально разрешенных публичных домов в Казани существовало в конце 1850-х — конце 1890-х годов от 11 до 35. В списках проституток 1858 - 1859 годов упоминается по крайней мере 11 публичных домов (в основном во 2-й части Казани) [12]. В 1879 году домов терпимости было 18, в конце года возник еще один [13], в 1882 году их было 20, а к концу года — 23 [14], в 1895 году — 23, в 1896 году — 25, в 1897 году — 27, в 1898 году — 35 [15]. И большинство их в 1870 - 1890 годах находилось именно здесь, на Песках. Это были в основном дешевые публичные дома, так называемые «дешевки». Так, в 1889 году из 23 официально разрешенных публичных домов Казанской губернии (17 из них находились в Казани) только один дом относился к высшей категории, 8 — к средней, а большинство — 14 борделей — были отнесены к низшему разряду [16]. «Дома терпимости в Казани, — подчеркивал врач Н.Н. Порошин, — за исключением восьми, с очень скромными средствами и обстановкой, некоторые даже прямо жалки, и это именно те, где наибольший процент заражаемости и заболеваемости проституток, где посещение оплачивается 25 копеек» [17].

В мужском сифилитическом отделении Казанской городской земской больницы в 1883 году на амбулаторном излечении находились ежемесячно порядка 30 - 35 человек, большинство из которых были крестьянами и мещанами (по 10 - 15 человек), но по 1 - 2 в списках представлены чиновники и дети чиновников, дворяне, представители духовного сословия, почетные граждане, цеховые, студенты, рядовые и запасные. И большинство свидетельствовали, что заразились на Песках или в Мокрой слободе [18]. А за 1909 год в Казани врачами и фельдшерами было зарегистрировано в общей сложности 3685 пациентов с сифилитическими заболеваниями [19], что составляло до 2 и более процентов населения.

В Мокрой слободе также были наиболее плотно сосредоточены публичные дома и подпольные бордели, здесь особенно процветала и одиночная проституция, всегда находившая спрос среди «гулявших» мастеровых и солдат расположенных вблизи казарм. В Мокрой слободе круглосуточно торговали вином, занимались ростовщичеством и скупкой вещей, этот район был довольно криминален, здесь обитали многочисленные представители городского «дна».

Городские власти сознательно поддерживали существование злачных мест в указанных Мокрой и Суконной слободах, предпочитая, чтобы, с одной стороны, «дома» самого низкого пошиба находились в стороне от городского центра, а с другой стороны, были сосредоточены как можно компактней и находились «под рукой», что облегчало контроль над ними. Недаром в 1886 году в ходе полицейской переписки по поводу просьбы жителей Песков о выселении публичных домов с их улицы пристав 4-й части Казани подчеркивал, что «улица Пески, исключительно, назначена для публичных заведений» [20]. А казанская городская управа, рассматривая эти просьбы четырьмя месяцами ранее, отмечала, что она сочувствует жителям, но считает вывод публичных домов на отдаленные улицы нецелесообразным, так как их будет неудобно контролировать [21].

«ГДЕ ВСЮ НОЧЬ НАПРОЛЕТ ПЬЮТ, ДЕРУТСЯ»

Однако если расположение домов терпимости в торгово-ремесленных и мещанских частях было «удобно» как полиции, так и потенциальным посетителям, то жильцы соседних домов и улиц, действительно, были достойны сочувствия. «Развеселая» жизнь публичных домов и скандалы и дебоши, сопровождавшие досуговую жизнь их посетителей, оказывались частью невеселой повседневности жителей улиц, на которых располагались бордели. Ф.И. Шаляпин вспоминал знаменитые казанские Пески, как место, «где всю ночь напролет пьют, дерутся» [22]. Согласно правилам, бордели должны были быть удалены от церквей, училищ, школ и тому подобных учреждений не менее чем на 150 саженей [23]. В провинции это расстояние легко «сокращали». Так, в казанских документах 1880-х годв речь вообще шла о «положенных» 40 саженях [24].

Впрочем, и эти правила легко обходились и нарушались. А полиция и городские власти часто оставались безучастными к жалобам возмущенных жителей соседних с борделями домов и улиц. Так, жители Песков обращались к казанскому полицмейстеру в 1879 году с жалобами на поведение обитательниц двух десятков расположенных на их улице «веселых домов», после чего в окнах этих домов появились плотные шторы. Но «порядок» продержался недолго. И в 1885 году около 30 домовладельцев Песков вновь обратились в городскую управу, жалуясь на то, что «из публичных больших домов, находящихся по лицу улицы, постоянно днем и во всю ночь видны всякие безобразия, в особенности летом, то есть на открытых окнах сидят или высовываются в полунагом состоянии, ругаются с проходящими всякими сквернейшими словами и вообще кроме безобразия ничего нельзя видеть, почему нам с семействами и никак невозможно жить. По ночам часто бывают скандалы, крик, шум, кричат «караул» и т.п.» [25]. В ответ на это, как уже упоминалось, казанская городская управа посочувствовала жителям, но закрыть публичные дома не сочла возможным. А полиция легко аргументировала законность нахождения питейных заведений и домов терпимости в 13 и 39 саженях от приходской Георгиевской школы казанского купца А.А. Аметевского тем, что ограничения касаются учебных заведений, помещенных в постоянных помещениях — казенных или собственных этих заведений. А школа Аметевского находилась в его частном доме. В непосредственной близости к ней — ближе, чем 40 сажень! — находилось аж 9 публичных домов: Раковской, Исаевой, Масарской 2-й (Масарская владела двумя домами терпимости), Засухиной, Ладоновой, Бессмертных, Петровой, Бровкиной, Меселевич.

Трагикомизм ситуации усугублялся рапортом пристава 4-й части Казани Евдокимова в Казанское городовое полицейское управление от 31 марта 1886 года, в котором, в частности, сообщалось, что «находя открытие Аметевским школы на Песках при существовании публичных и других заведений неуместным, содержательницы тех заведений лично мне заявили, что в видах нравственности для учащейся молодежи, они готовы нанять на свой счет помещение под школу в другом месте, лишь бы не было ее на Песках» [26]!

Только в 1896 году, когда для Георгиевской церковно-приходской школы было выстроено специальное здание, полиция, отмерив установленное законом расстояние в 150 метров, закрыла публичные дома, находившиеся ближе положенного расстояния. Впрочем, закрытые дома вскоре вновь заработали поблизости от привычного места [27]. Только к 1900 году дома терпимости на Песках были закрыты и перенесены на самую окраину 4-й части.

Жаловались на беспокойное соседство борделей и жители Мокрой слободы. В 1893 году прихожане Ильинской церкви при Первой и Второй Мокрых улицах обратились к губернатору с просьбой искоренить безобразия на 2-й Мокрой улице, где действовало множество домов терпимости и винных лавок, торговавших круглосуточно — «в будни и праздник день и ночь». Казанский полицмейстер и чиновник особых поручений специально и весьма внимательно занялись проверкой этой жалобы. Дело в том, что у жителей Мокрой слободы было преимущество перед несчастными обитателями Песков: расследование показало, что лишь один бордель в этой слободе — дом терпимости Башарина — имел статус официально разрешенного публичного дома. А остальные (например, дома Шпакштейн, Казановской, Галиакберова и другие) квалифицировались, как менее «легитимные» «притоны тайного разврата».

ШКАЛИК ВОДКИ И ЛУК НА ЗАКУСКУ

Хотя «тайные притоны для распутства» были лишь одной из официальных категорий публичных домов: их содержательницам дозволялось иметь квартиры, на которых происходили свидания. Обозначение «тайные» было весьма условным — полиция прекрасно знала об этих притонах и контролировала их. Этот полулегальный статус был придан «тайным притонам» новыми редакциями правил МВД от 28 июля 1861 года [28]. В 1861 году наряду с «Правилами для содержательниц домов терпимости» вышли и «Правила для содержательниц тайных притонов для распутства». Во 2-м параграфе этого документа заявлялось, что «тайный разврат терпится только в притонах, с ведома Комитета (Врачебно-полицейского комитета в Санкт-Петербурге — С.М.) содержимых, и в секретных квартирах (maisons de passé), которые посещаются мужчинами с их женщинами», а 5-й параграф добавлял, что также «в некоторых частях города разврат, вкоренившийся в гостиницах, терпится, но гостиницы эти должны быть известны Комитету и Полиции (...)», а «развратные» номера должны были быть отделены от гостиничных номеров, используемых по прямому назначению [29].

Помимо существования там «тайных притонов» Мокрая слобода была известна и как место массового проживания проституток-одиночек. Хотя правила 1844 года позволяли проституткам-одиночкам жить на квартирах, но не более как по одной, а правила 1861 года — не более чем по одной-две, реально в квартирках Мокрой слободы ютилось по нескольку проституток, снимавших комнаты и углы. Некоторые из мокринских «одиночек» не имели и своего угла, бродяжничали, зарабатывая свой кусок хлеба. Причем «кусок хлеба» нередко в буквальном смысле слова: многие из них были выброшены из публичных домов за «старостью» и «ненадобностью». Казанский врач Н.Н. Порошин называл их «самыми жалкими и несчастными — перебегающие из трактира в трактир, летом живущие на бакалдинских лугах, а зимою ночующие по ночлежным дешевкам, оборванные и большею частью уже удрученные годами» [30]. Их услуги были востребованы только представителями городского «дна» и обитателями ночлежек, расплачивавшимися с этими самыми дешевыми «девушками для радости» просто «шкаликом водки и луком на закуску» [31].

Дом терпимости Башарина был в результате расследования 1893 года закрыт, проститутки выселены из квартир и домов. Однако после расследования все вернулось на круги своя: дома Мокрой слободы снова наполнились публичными женщинами. Как признавал казанский полицмейстер в рапорте губернатору, «чтобы таковые совсем не появлялись в Мокрых улицах (...) сделать не представляется возможным, потому что проститутки все-таки приходят из других улиц в Мокрые, где имеются дешевые столовые, трактиры, баня и вблизи помещаются солдатские казармы» [32].

Проституток-одиночек и ранее неоднократно пытались выселить из Мокрой слободы, в том числе в связи со строительством железной дороги. Однако они возвращались на привычное место работы и жительства. И даже обращались к властям с просьбой разрешить им жить в Мокрых улицах. Так, в феврале 1890 года четыре казанские проститутки — Е.П. Боярскова, А.М. Семенова, П.М. Богданова, А. Демидова обратились к губернатору, обосновывая свое право жительства традицией: «с давних пор, как мы, так еще и до нас, всегда проститутки, по дешевизне квартир, вообще проживали в Задне-Мокрой улице, а также и по самой обстановке этой улицы». Женщины жаловались, что их выселяют, и им приходится ночевать на улицах, так как их выгоняет полиция из пивных и трактиров, а ночлежки и приюты переполнены. Переход в публичные дома на Пески, по их словам, был невозможен ввиду конкуренции: «идти и поступить в публичные заведения на Пески тоже вовсе немыслимо, так как там чересчур уже переполнено, причем, большая часть девушек живет там, вследствие безвыходного своего положения, даром, лишь из-за куска насущного хлеба» [33]. На самом деле утверждения о «переполненности» публичных домов, как будет показано ниже, были весьма преувеличены. Этим аргументом проститутки-одиночки лишь прикрывали невозможность ввиду различных причин или нежелание официально поступать под власть содержательниц.

ТАТАРСКИЕ ДОМА ТЕРПИМОСТИ

В жалобе прихожан Ильинской церкви весьма примечателен и интересен один момент — упоминание о «большом безобразии и столкновении татарского и русского народа» около домов терпимости и упоминание о «татарском доме терпимости» в доме Башарина. Речь шла об официально разрешенном доме терпимости, открытом содержательницей-татаркой, имевшей, по словам жителей Мокрой слободы, «своих два дома в Плетенях и Татарской (слободе — С.М.), но жителя ея татары ей там не дозволяют открывать дома терпимости» [34].

Как справедливо отметил уфимский исследователь Д.Д. Азаматов, «утверждение Исмаила-бея Гаспринского, что «по всей России вы не найдете мусульманина, торгующего в кабаке и содержащего дом терпимости», высказанное в известном сочинении «Русское мусульманство» (1881), не совсем соответствовало действительности» [35]. Язва проституции проникала во все слои российского общества, невзирая на национальности и конфессии. Более того, создавались и «веселые дома», нацеленные на обслуживание определенных групп городского общества, в частности, национально-конфессиональных.

В театре им. Камала была поставлена пьеса «Кукольная свадьба», рассказывающая о судьбе татарок, ищущих заработок в публичных домах (фото: kamalteatr.ru)

Таковыми в Казани являлись татарские публичные дома. Специальные татарские публичные дома с татарским персоналом и с содержательницами-татарками размещались до начала XX века ввиду противодействия татарской общины во 2-й, русской части города, в Мокрой слободе. Представители татарского населения отправлялись в русские части города в поисках развлекательных заведений, запрещенных в татарских слободах. Архивные документы свидетельствуют, что такие дома существовали здесь уже в 1850-х годах. Так, содержательница Гайни Раимова в 1855 году держала в доме Гуткова четырех проституток-татарок, а в 1858 и 1859 годах за ней числились уже 10 «девушек»-татарок. Содержательница Бадига Зямал в 1855 году командовала в своем заведении одной, в 1858 году — тремя, а в следующем году — уже пятью проститутками-соплеменницами. В документах 1859 гоода упоминается и имя содержательницы Фатимы [36]. Возможно, «девушек» в их заведениях было и больше, ведь далеко не все проститутки являлись к освидетельствованию, а некоторые проститутки-татарки не указывали место жительства. В списке публичных домов Казани 1882 года числятся два татарских публичных дома, локализованных во 2-й части города — это заведение с десятью проститутками-татарками казанской мещанки Махуб-Зямалы Муталаповой Сыромятниковой на Задне-Ямской улице в доме Дерябиной и заведение с шестью проститутками крестьянки Казанского уезда Биби-Асмы Вахрутдиновой Аблаковой на той же улице в доме Столбова [37].

«Расползание» борделей и притонов по территории города беспокоило городские власти. Так, Казанский губернский врачебный инспектор Кривошапкин в записке 1880 года, поданной в губернское правление, настаивал, что «необходимо немедленно очистить от борделей и даже от одиночек или живущих мелкими товариществами вне борделей — все части города, за исключением Песков, Суконной, Мокрой; равно в 5-й части города не допускать жительства проституток на центральных и лучших улицах этих слобод; кроме того, следить, чтобы проститутки не жили, особенно борделями или просто маленькими артелями, около церквей, монастырей, присутственных мест, учебных заведений, ни казенных, ни частных, казарм и больших гостиниц, и таких же номеров для приезжающих» [38].

Читайте также:

Где нынче поезда ходят, там раньше бордели гудели

«Уход в публичный дом они воспринимали как освобождение от невыносимой домашней несвободы»