«ПОПЫТКА ПИСАТЬ НА АКТУАЛЬНЫЕ ТЕМЫ — ЭТО ВСЕГДА СПЕКУЛЯЦИЯ»

— Александр Абрамович, как давно вы выступаете мастером на «Аксенов-фесте»? Что, по-вашему, изменилось за годы его существования?

— Я на «Аксенов-фесте» с самого начала, с 2007 года. Фестиваль эволюционирует, движется в сторону чисто литературного семинарского занятия — мы в основном занимаемся тем, что читаем тексты молодых литераторов, ведем мастер-классы. Наверное, это надо будет менять. Я не решаюсь утверждать, но всякого рода семинаров, съездов очень много. А фестиваль — это все-таки праздник. Я думаю, нужно привозить сюда признанных авторов для выступлений перед людьми.

— Много ли работ было прислано в этом году?

— Немного. Прозаиков — пять человек. Причем трое из них по третьему или четвертому разу. В этом году мы с Поповым (Евгений Попов — известный прозаик, лауреат премии союза писателей Москвы «Венец» — прим. ред.) приняли решение говорить прямо и жестко, не боясь никого обидеть. Уровень работ очень низкий. Это совсем не литература и даже еще не попытка.

— Что сейчас волнует начинающих авторов? Герман Садулаев, к примеру, считает, что молодые писатели интересуются прежде всего собой.

— Я с ним согласен. Но если у Садулаева еще можно спрашивать, что интересует молодых авторов, то зачем об этом спрашивать у меня? Я занимаюсь литературой 40 лет. Я совсем не понимаю, что волнует молодых авторов, но думаю, что это то же, что и всегда. Они хотят публиковаться, хотят славы. А может, и денег. Денег они не получат, потому что литература уже давно не приносит доходов да и никогда особенно не приносила. Хотя смотря какая литература. Книга «40 путей к женскому счастью» вполне может быть доходной. С другой стороны, а чего еще хотеть? Мир изменить? Если человек думает, что литература может изменить мир, то ему нужно заниматься чем-нибудь другим. Литература не меняет мир.

— Есть ли какие-то темы, которые сейчас более всего актуальны в литературе?

— В литературе не бывает актуальных тем. В журналистике бывают, а в литературе — жизнь, любовь, смерть. Они актуальны вчера точно так же, как сегодня. В литературе попытка писать на актуальные темы — это всегда спекуляция, и, как правило, она не награждается успехом.

— Какую литературу вы сейчас предпочитаете?

— Что делать — читать или писать?

— Читать.

— Классику.

— А писать?

— Писать — как пишется. Но я не люблю эксперименты и почти не иду на них. Я пишу обычную бытовую прозу, но всегда с каким-то элементом фантазии — так, на мой взгляд, и устроена жизнь. Все шло как шло, а потом экран, на фоне которого разыгрывалось действие, порвался, и оттуда полезли дьяволы. Например.

— Какой вкус сейчас у читающей публики?

— Плохой.

— Почему?

— Потому что много народа. Чем более массовыми становятся читатель и, соответственно, писатель, тем хуже. Не может быть хорошего вкуса у такого большого количества людей. Я вообще не знаю, что такое читающая публика сегодня. Все читают что-то понемножку. На мой взгляд, читающая публика сегодня — это те, кто слышал про новый роман Прилепина «Обитель» и сейчас прочитает его — если хватит терпения, это 600 страниц. А так — лазают в интернете, что-то прочитают на «Проза.ру», что-то — просто так. Я не знаю, что такое читающая публика. Те, кто знает все слова, все буквы?

— Как вы думаете, кого из современных писателей будут изучать в школах через 20 - 50 лет?

— Вскрытие покажет (улыбается). Это неизвестно никому — кто чего стоит на самом деле и кто останется в истории. Неизвестно, будут ли в школе вообще изучать литературу. Потому что то, что преподают сейчас, — это не литература, это история литературы. Я думаю, через 50 лет это будет часть общей истории как дисциплины. Нет спроса, литература как предмет изучения никому не интересна. Как служебная функция — придумывание сценариев для сериалов — да, это останется.

«ТО, ЧТО МЫ ПРИВЫКЛИ СЧИТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ, — СЕЙЧАС ДРУГОЕ»

— Вы наблюдательный человек?

— Да, наблюдательный. Я через пять лет смогу рассказать, как вы были одеты.

— Что вы наблюдаете сейчас в нашей стране?

— Я много чего вижу. Часто я вижу, что очень сильно меняются некоторые смыслы, которые мы вкладывали в слово «человек». Человек становится другим. Это не особенность нашей страны, это особенность нашего времени. То, что мы привыкли считать человеком, — это другое.

На «Аксенов-фесте»
«Я пишу обычную бытовую прозу, но всегда с каким-то элементом фантазии. Все шло как шло, а потом экран, на фоне которого разыгрывалось действие, порвался, и оттуда полезли дьяволы»

— А что именно изменилось?

— Все. Знаете, несколько лет назад в милиции появилось огромное количество женщин — причем прямо сразу, резко. Вот, пожалуйста — новое явление. Это я так, для примера, первое, что в голову пришло. И это не только потому, что мы подражаем западным странам, где это уже давно. Это некая объективность. Изменения есть в наших обычаях, в способе жить. И эти изменения не лучше и не хуже — они просто другие. Мобильный телефон изменил человечество больше, чем принятие монотеистических религий.

— Вы интересуетесь политикой?

— Примерно как все, не больше. Но больше про нее знаю в силу того, что занимаюсь еще и журналистикой. Конечно, я читаю новости. Конечно, у меня есть определенные соображения по поводу того, что происходит на Украине, и так далее. Но я не могу сказать, что это поглощает меня очень сильно. Во всяком случае мои литературные занятия, моя собственная жизнь и состояние моего организма меня интересуют больше.

— Поделитесь своими соображениями по поводу ситуации на Украине.

— Там война. А кто виноват в этой войне — непосредственно один человек, это Янукович. Он оказался не только вором, но и трусом — это редкое сочетание, потому что воровство требует определенного мужества. Если бы он остановил развитие событий во время первого майдана — все было бы нормально. Это было нетрудно остановить.

— Как вы думаете, как дальше будут развиваться события?

— Не будет ничего хорошего. В самом лучшем случае там возникнет ситуация, как в Абхазии или Приднестровье. Но когда это произойдет — неизвестно.

— Как вы расцениваете действия России в этом конфликте?

— На южной границе страны образовалось враждебное и не скрывающее этой враждебности, стабильное, непрерывно воюющее внутри себя государство — какая большая страна будет это терпеть без реакции? Представьте, что в Мексике к власти пришли коммунисты. Долго бы это терпели США?

— Что вы думаете о современной российской власти?

— Представители правящей партии, как правило, идиоты и уроды. Но есть и конкретные персонажи — есть Путин, есть Медведев, есть Иванов. По-разному я к ним отношусь. У Путина такой же режим, какой был до него — ничего, в сущности, не поменялось. Я считаю, что Путин сделал много ошибок в последнее время, но я не знаю, кто выкрутился бы лучше.

«К власти приходит всегда не самый подходящий. К власти приходит тот, кто сумел ее получить»

— Вы не раз говорили о своей антипатии к коммунистам.

— У меня не антипатия, а глубочайшая ненависть к коммунистическому строю. Это дьявольская ложь, потому что коммунистический строй убил миллионы людей по всему миру. Потому что коммунизм — это нищета и унижение. Коммунизм — это когда туалетной бумаги в магазине нет. Другого коммунизма не было нигде: ни в России, ни в Камбодже. Правда, в России все-таки не убили треть народа, а там треть народа убили.

— Правда ли, что каждый народ имеет ту власть, которую заслуживает?

— Это, в общем, справедливо. Даже в условиях очень нечестных выборов проявляется то, какой народ. Знаете, некоторые склонны винить в росте преступности полицию, но ведь преступность растет сама по себе, а уж то, что полиция плохо работает, — это следующий вопрос.

— Сегодня принято считать, что нынешнего президента невозможно заменить.

— На поверхности политического слоя людей более подходящих я не вижу. Но я не особенно задумывался над этим. К власти приходит всегда не самый подходящий. К власти приходит тот, кто сумел ее получить.

«ПОДДЕРЖИВАТЬ ВЛАСТЬ И НЕ ПОДДЕРЖИВАТЬ ВЛАСТЬ — ЭТО, В СУЩНОСТИ, ОДНО И ТО ЖЕ»

— Как все последние события в мире могут повлиять на литературу?

— События на литературу не влияют. Порой события приводят к тому, что людей хватают и сажают по ночам — да, среди этих людей могут быть писатели. И были.

— Сейчас может дойти до такого?

— Не думаю. Почти уверен, что нет.

— Какова сейчас роль интеллигенции в стране?

— Роль музыканта — играть на скрипке, писателя — писать романы. Какая у них еще может быть роль?

— Многие представители творческой интеллигенции вступают в партии, участвуют в политической жизни....

— Это ужасно. Скрипач должен играть на скрипке, художник — писать картины. А политика — это профессия. Ею должны заниматься люди, специализировавшиеся на политике. У нас есть профессиональный политик — Борис Ефимович Немцов. А есть такой политик, как Артемий Троицкий — музыковед. Они друг друга стоят. Но это, конечно, разные профессии.

— В одном своем интервью вы сказали, что интеллигенция в России делится на два типа: одни поддерживают власть, и их можно понять. Другие власть не поддерживают, но не могут толком объяснить, почему именно.

— Неужели я такую чушь нес?

— И все же к кому вы отнесли бы себя?

— Я не поддерживаю власть и не борюсь с властью. Я живу сам по себе. Я частный человек, сочиняю тексты. Поддерживать власть или не поддерживать власть — это, в сущности, одно и то же. Я просто доволен, что власть ко мне никакого отношения не имеет, и больше мне от нее ничего не нужно.

«В прежние времена писатель был не только информированнее, но и образованнее. Сейчас же писатель, как правило, менее образован, чем его аудитория»

— Вы испытываете гордость за свою страну?

— У меня есть гордость за какие-то исторические события и ситуации в истории страны. В частности, я очень горжусь тем, как мои соотечественники расправились с коммунистами — без единого выстрела, без крови. За это нам должен был благодарен весь мир, а он нас за это сейчас, в сущности, поносит.

— Вы хотели когда-нибудь уехать из России?

— Из России — нет, из СССР — да. Но всегда что-то отвлекало, мешало.

— А куда вы хотели бы уехать?

— В то время никто не уезжал куда-то, все уезжали откуда-то. Из СССР, а там видно будет. Большинство ехало до Италии, а из Италии — в Штаты. Наверное, я бы так поехал, но что-то останавливало. Я не уехал и не жалею.

— Может ли писатель сегодня повлиять на политические настроения людей, как это в свое время сделал, например, Герцен?

— Вы, правда, считаете, что Толстой — зеркало русской революции, а Горький — ее буревестник? Революцию устроили революционеры и уставшие воевать солдаты. Толстой писал — все слушали, читали, на похороны многие пришли. И все. Писатель может повлиять на умонастроения, но он не может повлиять на события. А сейчас он и этого почти не может, потому что доступна любая информация. В прежние времена писатель был не только информированнее, но и образованнее. Сейчас же писатель, как правило, менее образован, чем его аудитория.

— Над чем вы работаете сейчас?

— Над книгой воспоминаний, только не о людях, а о вещах, которые исчезли из моей жизни.

— Например?

— Например, мужские шляпы, которые носили не в холодное время года, а всегда. Или калоши — их носили абсолютно все во всех городах.

— Если молодой человек захотел посвятить себя писательскому делу...

— То лучше пусть передумает. Пусть подумает как следует, и если все-таки упрется, то дело его — я предупреждал. Денег нет, работа тяжелая, жизнь тяжелая, потому что это публичная деятельность, и публичная оценка от тебя не зависит. Она очень часто несправедлива. Организм быстро разрушается. Если есть другое дело, лучше не надо. Можно ли сказать, что что-то заставляет человека дышать? Ничто его не заставляет — только удушье. Человек пишет, потому что пишет — так жизнь сложилась. Пишет, потому что не может не писать. А если может не писать, то лучше пусть не пишет.